Без воздуха

Просит одинокими ночами, Просит он у неба одного: Чтоб огонь от искры изначальной Разгорелся в сердце у него. Чтобы было сладко, Чтобы было больно, Чтобы каяться потом. Вот и плачет манекен бесполый Кукла с человеческим лицом. Пикник «Кукла с человеческим лицом»

POV Катя Пушкарева       Существует ли дружба между мужчиной и женщиной? Миллионы людей по всему миру ищут ответ на этот вопрос. Иногда споры на эту тему перерастают в нешуточные баталии. Кому-то такая дружба помогает выжить, кому-то губит жизнь, а кто-то даже не задумывается и живет себе припеваючи.       Моя жизнь показала, что дружба между мужчиной и женщиной возможна. Да-да, вы не ослышались, возможна. Но! При условии, что они друг друга не хотят. Вот вообще, никак, ни при каких обстоятельствах. Не могу объяснить, почему так бывает. Будь то какое-то несовпадение феромонов или физическое отторжение по какой-то причине, все это неважно. Главное, чтобы они обоюдно не испытывали друг к другу сексуальных желаний.       В ином случае, а такое случается чаще всего, вся эта хваленая дружба превращается в бомбу замедленного действия. И, казалось бы, она сейчас неопасна, но никто не может угадать, когда рванет. Может быть, вообще никогда, что тоже вполне вероятно. А может так долбануть, что мало не покажется ни этим горе-друзьям, ни окружающим.       Так вот. Представительницам прекрасного пола с Ромой Малиновским дружить было сложно. Причем, не одной мне. Почти все женщины, встречавшиеся на его пути, поголовно его хотели. Я не преувеличиваю, скорее даже преуменьшаю. Про него ходили чуть ли не легенды. В частности, о том, как хорош он в постели, но на деле, он завоевывал сердце каждой из своих поклонниц другим способом. Даже напрягаться ему особо было не нужно, просто он сам по себе был ожившей женской мечтой. Первое, что всегда бросалось в глаза — это его внешность: шатен с приятными чертами лица, глубокими зелеными глазами, высокий, статный, неизменно стильно одетый и ухоженный. Добрая половина барышень растекалась перед ним уже на этой стадии.       Во-вторых, он действительно умел подать себя. Когда он включал обаяние, устоять было почти невозможно. Он вел себя одновременно небрежно и галантно, умел ненавязчиво завязать и поддержать беседу, уместно пошутить, а когда надо, то и приободрить. Это были отличные, я бы даже сказала первостепенные, качества для журналиста и маркетолога, и он, конечно, их бессовестно использовал в работе, но и на женщин они производили неизгладимое впечатление. Вы еще считаете барышень у его ног? Списывайте еще, как минимум, четверть кандидаток, поверженных манерой его поведения.       И, наконец, как вишенка на торте, Рома при всей своей внешней слащавости был мужиком. Он не любил рассусоливать, а любил решать проблемы. Он держал слово, он всегда был готов помочь ближнему, он не боялся говорить то, что думает, и еще много-много мелочей, которые сражали выстрелом в голову остальных, самых стойких, представительниц прекрасного пола. А он просто так жил. Рома снисходительно давал себя очаровывать, самым прозорливым даже предоставлял доступ к телу, но со свободой расставаться не торопился. Впрочем, я не видела, чтобы кто-то из его пассий выглядел обделенной, скорее наоборот.       Не только за все вышеперечисленное, а больше за его активное участие в моей жизни, я готова петь ему дифирамбы почти бесконечно. Чем, собственно, сейчас я и занимаюсь. Но это произошло несколько позже, а пока…       После моего устройства на работу, я осела в небольшом, зато отдельном, кабинете на первом этаже редакции. Первое время приходилось зарываться в бумаги по самые уши, потому что у старой бухгалтерши, как оказалось, там был полный хаос. Я целыми днями старательно сортировала документы, составляла недостающие, проверяла ведомости. В это время Рома совершенно самостоятельно выбрал меня своим другом, что было само по себе удивительно, а мой кабинет надежным пристанищем, и стал периодически прятаться у меня от своих подчиненных. Он тихонько проскальзывал в мой закуток, по-хозяйски ставил чайник, пока я дописывала последние строчки, доставал из кармана шоколадку или еще что-то вкусное, и сам заваривал чай или размешивал растворимый кофе. — Катя, девушке кофе нужно приносить в постель, а не за стол, заваленный бумагами, — ворчал он, протягивая мне кружку, — Оторвись, поговори со мной!       Пару раз ему даже приходилось выпрыгивать в окно, чтобы не раскрывать своего тайного убежища, однако постепенно слухи о нашей близкой дружбе все-таки поползли по редакции, а многочисленные Ромины поклонницы стали смотреть на меня кто с интересом, а кто и с нескрываемой враждебностью. Правда, тему слухов мы между собой не затрагивали, тем более, что никаких надежд на его счет я не питала, прекрасно понимая, что настолько популярный мужчина уж точно никогда не соблазнится такой дурнушкой, как я. Было даже как-то обидно, что все судачат об этом, а на самом деле у нас с ним ничего нет и не будет, но все оказалось куда проще, чем я себе надумала.       С каждым совместным чаепитием мы с Малиновским общались все ближе и ближе. Могли обсуждать все, что угодно, с ним было интересно в любом случае. Начиналось, конечно, все с работы, с новостей, с погоды, плавно перешло к книгам, фильмам, театру и увлечениям. В какой-то момент мы даже перешли на какие-то философские темы, и тогда Рома разливался в своем красноречии, попутно помогая мне в работе, а по факту отвлекая своим присутствием. Но я его не прогоняла, мне было приятно и интересно, я впитывала в себя его жизненную позицию как губка, и готова была поспорить, что это шло на пользу моей низкой самооценке. Тут невольно вспоминается народная мудрость: с кем поведешься, от того и наберешься. Так вот Рома невольно внушал мне уверенность хотя бы тем, что ему, в отличие от многих других, было на меня не наплевать, и в какой-то момент я даже могла с уверенностью назвать нас друзьями.       Одним темным осенним вечером Рома затянул меня после работы к себе домой. К тому времени я уже забросила свои занятия танцами ввиду занятости на работе, но он за день до этого уговорил меня сходить с ним на танго. Студия находилась недалеко от его дома, а времени оставалось не так много, поэтому мы совместно решили, что попьем кофе и вместе отправимся на занятие. Конечно, за кофе завязалась беседа о прошедшем дне, о работе, и о том, что мне не помешал бы помощник хотя бы на пару дней, пока я тягаю коробки в архиве. — Ром, я не обращаюсь никогда сама к Полине за помощью, — отвечала я на его выпады о моей загруженности, — Ну и что, что документов очень много? Зато я теперь знаю точно, что у меня и где лежит. — Но ведь дело не в этом, правда? — лукаво ухмыльнулся Малиновский, — Скажи прямо, что вы с ней не ладите. — Скажу. Мы с ней не ладим, — устало вздохнула я, опустив глаза. — Кать, а ты забавная девушка, — протянул он, всматриваясь в меня прищуренными глазами, — Ты очаровала уже почти всех мужчин в редакции, но не ладишь ни с одной женщиной.       Я удивленно вытаращила на него глаза, и, видимо, это было поистине красноречивым ответом. — Я не прав? — Про «очаровала» ты явно преувеличил. — Я говорю только то, что вижу. О тебе все отзываются очень по-доброму, а это, поверь мне, редкость в нашей среде. — Я просто хороший и ответственный работник. — Кроме того, ты прекрасный человек и интересный собеседник.       Я хмыкнула что-то невнятное и сделала большой глоток кофе. — Интересный привкус… это специи? — Это коньяк, Катя, — засмеялся Рома, а я даже открыла рот от удивления, — Не ругайся только, совсем немного для вкуса. Ну, так рассказывай теперь, чем ты не угодила нашим мегерам?       Я обиженно посмотрела на Малиновского, а потом решила, что нет смысла лукавить. В конце концов, мне с этим мужчиной явно ничего не светило, а значит, можно не строить из себя не пойми кого. Мне всегда претили эти импровизированные брачные игры, которые по обыкновению устраивают девушки, когда видят объект своих грез. Я этого всего не умела, ни томно вздыхать, ни игриво хихикать, ни флиртовать, ни стрелять глазками… А раз уж с ним надеяться не на что, и мы просто друзья, то можно отпустить себя и просто рубить правду, как она есть. — Я думаю, это из-за тебя. — Из-за меня? — удивился он, — Почему это? — Ты слишком часто бегаешь ко мне пить чай, мне кажется, твои пассии ревнуют.       Рома так искренне и заливисто рассмеялся, что я невольно съежилась. Стало так неприятно от осознания того, насколько смешно выглядит даже сплетня о связи со мной, что невольно захотелось встать и уйти. Но я только глотнула еще кофе, закашлявшись от отстоявшегося на дне коньяка. — Кать, Кать, ты что? Обиделась что ли? Я не потому смеюсь. Это же подумать только, насколько особенной они тебя считают!       Он все-таки понимал меня почти с полувзгляда. То ли Рома был настолько опытным и проницательным, то ли у меня на лбу красовалась бегущая строка со всеми моими мыслями и переживаниями, но стоило признать, что он довольно часто отвечал мне на не озвученные мной вопросы. — Они никогда меня не ревновали друг к другу, да и вообще ни к кому никогда не ревновали. Это же нонсенс! Но в некотором смысле они правы, я действительно тебя очень ценю. Общество Полиночки или Машеньки из верстки я бы столько не выдержал, ей-богу, я бы от них сбежал, — он снова засмеялся, а я, еще до конца не осознавая смысла его слов, попыталась немного приободриться. — Я надеюсь, я — не самый плохой друг. — Почему ты так говоришь? У тебя нет друзей? — Ну, почему? У меня есть ты, — со смешком ответила я. — Это понятно, а кроме меня?       Он смотрел мне как будто в душу, лукаво улыбаясь, ждал ответа, а меня вдруг даже в жар бросило от его пронзительного взгляда, напряглись плечи и захотелось закрыть глаза, откинуться на спинку кресла, и чтобы он продолжал смотреть, как будто это была самая настоящая ласка. — Сверстникам от меня всегда что-то было нужно взамен, а я не приемлю дружбу, основанную только на корыстных мотивах. Поэтому я всегда дружила с книгами и с мамой.       Рома удивленно приподнял брови и даже отвел взгляд, задумавшись, а я попыталась сбросить с себя волну ненужного возбуждения. — А как же личная жизнь? — внезапно спросил он, а потом продолжил с еще бОльшим удивлением, — Что, серьезно? У тебя никогда не было мужчины?!       Он даже подвинулся ко мне, пытаясь попристальнее рассмотреть такой удивительный экспонат: почти двадцатитрехлетняя девственница в двадцать первом веке. — Серьезно, Катя? Вообще ни разу? Ни с кем? Никак? — Рома! Что за вопросы? Я не хочу это обсуждать, — я совершенно стушевалась, и если еще минуту назад хотелось томно нежиться в кресле, то сейчас я искренне пожалела, что не могу провалиться сквозь землю. — Да подожди! А как же здоровье? Мне казалось, что такое воздержание… эм… вредно? Ты хоть мастурбируешь?       Тут у меня совсем перехватилось дыхание. — Рома! Что ты говоришь такое?! Нет! — Да что такого-то? Мы взрослые люди. Можно подумать, ты в пятом классе учишься и таких слов не слышала. — Все равно, это не тема для нашего разговора, — строго ответила я. — Я не могу понять, в чем твоя проблема, Катя, — он нахмурил брови и выглядел действительно очень озадаченным, — Ты придерживаешься мнения, что нужно выходить замуж девственницей? — Нет! Рома! Зачем ты мучаешь меня такими разговорами?! — Мне просто интересно! Согласись, у нас в этом с тобой совершенно противоположное мышление. У меня, как у любого хорошего журналиста, пытливый ум. Давай-давай, вещай! — Мне стыдно о таком говорить. — Стыдно, Катя, когда видно! А я еще ничего не видел. Будешь коньяк? — Нам скоро идти на танго, — попыталась спасти ситуацию я. — К черту танго. Рассказывай!       Он действительно налил понемногу коньяка в красивые бокалы, и один из них поставил передо мной. Я поняла, что живой он меня отсюда не выпустит, пока я ему не вывалю все свои сокровенные тайны. Все бы ничего, но я бы даже маме с большей охотой рассказала все, что думаю по этому поводу, хотя я была почти уверена, что она меня совсем не поймет. Выкладывать же такие интимные вещи взрослому, привлекательному мужчине, хоть он и позиционировался как мой друг, было выше моих душевных сил. Однако я глотнула коньяка для храбрости, и за стеной переживаний даже не почувствовала вкуса. — Я страшная, немодная, непривлекательная. Никакой нормальный мужчина на меня даже не посмотрит, а ложиться с кем-то совсем уж отвратительным… сам понимаешь. — Кать, ты говоришь откровенную чушь. Ну, ладно, немодная, окей. Но непривлекательная? Кто тебе сказал? — А у тебя точно крыша не поехала от алкоголя? Я смотрюсь в зеркало каждый день. — А хочешь, расскажу тебе страшную тайну, которой очень многие пренебрегают? — доверительно понизив голос, сказал Рома, — Дело ведь даже не во внешности! Хотя, я готов поспорить, что и тут ты себя недооцениваешь, — он прошелся по мне оценивающим взглядом, что я даже поежилась и сцепила руки на груди, — Дело в энергетике, в уверенности, в осознании своей сексуальности.       Я невольно нахмурила брови, не понимая, к чему он клонит. — Вспомни занятия танго. Помнишь Женю, которая преподает в начинающей группе? Ты видела, как она танцует? — Конечно! Это очень здОрово! — И ведь она не какая-то супер-красивая! Обычная девчонка. Нацепи на нее твои серые балахоны и эти дурацкие очки, будете с ней как сестры-близнецы. Но дело-то не в этом! Когда она танцует, она охрененная! Жаркая, страстная, горячая! Да все мужики пускают слюнки, глядя на нее. Понимаешь? Никто не оценивает ее внешность, если она сама по себе — воплощение секса. — Ром, может, в тебе гормоны бурлят? Или что у вас там… — Дура ты, Катька! — просто сказал он, одним глотком допил свой коньяк и поднялся, протягивая мне руку, — Иди сюда.       Я подняла на него глаза, и мурашки побежали по всему телу. Я не видела Рому таким, серьезным, спокойным, как будто ласкающим потемневшим взглядом. Он как будто звал меня в бездну, и я, как завороженная, вложила свою ладонь в его, и в тот же миг он дернул меня вверх, поставив на ноги. — Если женщина не транслирует в мир свои желания, мужчина ее просто не увидит, — таким же спокойным голосом начал он, попутно включая магнитофон, — Давай, Кать, я ни за что не поверю, что ты не хочешь.       Он подошел ко мне сзади, все так же испепеляя серьезным взглядом, а я почти падала в обморок от страха. Да, я думала, что это был страх, что именно он сжимал грудь, не давая сделать вдох, но когда Рома осторожно стянул с меня пиджак, отбросив его на диван, а потом одним интимным движением освободил от заколки волосы, рассыпавшиеся по плечам, я почувствовала, что это не столько страх, сколько возбуждение. — Не думай ни о чем, Катя, только чувствуй. Впитывай это ощущение в себя, и все мужчины будут у твоих ног, — прошептал он мне на ухо, опаляя шею горячим дыханием, и меня дернуло, как от разряда тока.       Никогда в своей жизни я не испытывала ничего подобного, никогда не ощущала мужчину столь близко к себе. И не просто мужчину, а желанного, близкого, того, кому я могу довериться. В тот момент я четко осознала, что, наверное, могла бы вот сейчас, здесь, с ним, будь он хоть немного понастойчивее. Но он как будто играл со мной, все сильнее распаляя мои и так разбушевавшиеся чувства.       Одну Рома руку положил мне на живот, плавно проведя по ребрам и прижав к себе, а второй сжал мою ладонь. Заиграла известная мелодия танго, и он подтолкнул меня в бок. Мы синхронно сделали несколько шагов, и он резким движением крутанул меня от себя, а потом притянул ближе, чтобы мы оказались лицом к лицу. Я чувствовала себя куклой в его руках, он управлял мной, как марионеткой и улыбался, хищной, похотливой улыбкой, обещающей все, но слишком опасной, чтобы приблизиться к ее обладателю.       Мне было действительно страшно. Страшно от нахлынувших эмоций, страшно от реакции своего тела, страшно было, что он заметит и все поймет, страшно, что может последовать продолжение, и еще страшнее, если не последует. Все происходящее я видела как будто не своими глазами, только мышцы требовали тягучей неги, хотелось потянуться как кошка в его крепких руках, но я не смела даже противиться движениям и темпу, который он задавал в танце. В какой-то момент Рома стянул с моего носа очки и приблизил свое лицо к моему так, что мы почти касались носами, положил свою ладонь ко мне на бедро, и, вжимая, провел ей к колену, закидывая мою ногу себе на талию. От этого движения меня затрясло такой сильной дрожью, что унять ее стало просто невозможно, а влага между ног стала совсем некомфортной, хотя тело уже рвало на части от неудовлетворенного желания. — Ты чувствуешь? — спросил он шепотом, не отрывая своего взгляда от меня. — Д-да, — также тихо ответила я, чувствуя волны напряжения, разливающиеся по телу. — Ты — красавица. Веришь мне? — Верю. — Что чувствуешь? — Не останавливайся, — не помня себя, выдохнула я. — Ты уверена? Пути назад не будет, — тихо спросил Рома, но я слышала, что он доволен, что его голос отдает хрипотцой, и он начинает напоминать кота, которому почти уже дали сметану. Это осознание приятно мазнуло по моему самолюбию, и я не смогла отказать ни себе, ни ему. — Уверена.       Он поставил мою ногу на пол, проведя ладонью вверх, и остановив на ягодице, сжал ее. Мои мысли путались, но я пошла за ним в соседнюю комнату и дала уложить себя на кровать. Только там Рома меня поцеловал. Нежно, тягуче, и определенно приятно. Мой первый поцелуй мне безумно нравился, а мозг совсем отключался. Это было как в забытьи: он медленно расстегивал и снимал мою блузку, потом лифчик, целовал шею, спускаясь к груди. Все чаще мои вздохи превращались в стоны, тело само непроизвольно выгибалось и двигалось к нему на встречу, а он только тихо шипел, успокаивая меня, как ребенка.       Из-за отсутствия очков я не видела его лица, вся окружающая обстановка расплывалась в одно сплошное темное марево. Это немного напрягало, хотя и помогало сосредоточиться только на ощущениях, но я хотела, мучительно хотела видеть его глаза, хотела знать, что отражается в них в этот момент, когда я уже полностью обнаженная лежу под ним, вся в его власти. Я настойчиво потянула его за плечи вверх, и увидела наконец-то то, что хотела. Страсть, похоть, желание плескались в этих глазах. Он был сосредоточен и опасен в своем животном порыве, но щадил меня. Теперь я это точно знаю, все, что тогда произошло, было для меня. — Ты прекрасна, — сказал он мне тихо, проводя ладонью между моих ног и дотрагиваясь до клитора.       А мне, кажется, уже было все равно. От ритмичных движений его пальцев волны наслаждения стали в сотню раз сильнее, в глазах начало темнеть, и я закрыла их, понимая, что уже не выдерживаю этой пытки, а он нажал на какую-то точку, и внутри меня что-то взорвалось. Дрожь волной прошла по телу, одновременно как наказание и наслаждение, и я обмякла в его руках. — Подожди чуть-чуть, — он встал, а я даже боялась открыть глаза, только слышала шуршание и звук расстегиваемой молнии.       Он снова стал меня целовать, в губы, в шею, ласкать губами и руками грудь, и когда я опять почувствовала накатывающее приятное напряжение, меня пронзила резкая боль. Я вскрикнула, распахнула глаза и даже непроизвольно дернулась вверх, но Рома только крепче сжал меня в своих руках. — Тише, тише, Кать, все хорошо.       И тогда я почувствовала его в себе. Это новое ощущение оказалось столь необычным, что я попыталась сжать мышцы, даже несмотря на острую боль, которая постепенно стихала, но не проходила. Уложив меня снова на кровать, Рома начал аккуратно двигаться, но мне все равно было больно. От накатившей жалости к себе спасали только его нежные ласки и поцелуи, а через несколько минут он сделал пару резких толчков и замер, придавливая меня свои телом и пытаясь отдышаться.       Я запустила руки в его волосы и почувствовала безумное, невероятное, какое-то взрослое женское счастье. Видимо, это было удовлетворение. И, хоть осознание того, что этот мужчина не мой, и даже после секса с ним, больше прав на него у меня не стало, довольно остро кололо душу, мне все равно было хорошо. Вот сейчас, вот с ним, в этой самой постели. В постели, где я стала женщиной.