Без воздуха

Огнями реклам, Неоновых ламп Бьет город мне в спину, торопит меня. А я не спешу, Я этим дышу, И то, что мое, ему не отнять. Пикник «Королевство кривых»

POV Катя Пушкарева       Знаете такие случаи, когда отношения между мужчиной и женщиной начинались после первого секса? Так бывает. Вполне вероятно, вы даже знакомы с такими людьми. Не знаю, возможно, это судьба или просто удачное стечение обстоятельств, но в моем случае не случилось ни того, ни другого.       Да, я была счастлива в тот момент, искренне счастлива, но так же я была достаточно умна для того, чтобы понять один простой факт: Роман Дмитриевич Малиновский не создан для серьезных отношений. Секс в нашем случае не был признанием в любви, скорее обоюдным удовольствием, правда, весьма смазанным с моей стороны. Однако счастлива я была не поэтому. Как ни крути, но то, что произошло между нами, не было совсем уж случайностью. Значит, Рома хотел, значит, я его интересовала, и даже если это было желанием попробовать экзотику в лице серой невзрачной дурнушки, но это было желание! В тот день я осознала, что я все-таки могу быть привлекательной, причем, даже для самых успешных представителей мужской части населения. Именно тогда, лежа с Ромой в постели, я в первый раз подумала о том, что мне, возможно, стоит сменить что-то в своей внешности. Я как будто переродилась, была мышонком, а стала женщиной.       Странная женская психология. Ведь ничего, по сути, не изменилось за этот час, но мировоззрение сделало кульбит и уже не встало на свое место. Хотя, изменилось, конечно. Я физически перестала быть девственницей, и это тоже сняло с меня определенный груз переживаний. Если не затрагивать тему женского здоровья, а врачи в нашей стране не отличаются особой тактичностью, то мне было элементарно неудобно от того, что я в своем возрасте еще не имела никаких отношений. Не очень приятно ощущать себя чем-то вроде залежавшегося на полке товара. До сих пор одна, значит, не такая, невостребованная, непривлекательная, неформатная. Теперь я как будто избавилась скопом от всего вышеперечисленного, и осталось только одно. — Ром, — тихо позвала я, а он как будто ждал, что я заговорю первой. — Да, Кать? — Можешь мне пообещать одну вещь?       Я видела, как он напрягся и даже приподнялся на локте, чтобы лучше видеть меня. Мне было откровенно неудобно и вообще казалось, что я своими словами даю ему пощечину, хотя, казалось бы, не за что. — Не говори никому, что мы с тобой… И вообще, не подавай вида. Пусть все останется так, как было. Я просто не хочу быть одной из твоих… ты понимаешь. Пообещай мне?       Мне показалось, что он был удивлен. Я даже готова поспорить, что ждал он чего угодно, только не того, что я буду стесняться близости с ним, но он старательно пытался это скрыть. — Хорошо, Кать, я обещаю.       Мы с Ромой почти не разговаривали больше. Закутавшись в огромную простынь, я нашла очки, неуклюже собрала одежду под его серьезным, немного нахмуренным взглядом, и скрылась в ванной. Мне как-то нечего было сказать. Слишком много эмоций, слишком сильная трансформация внутри, ее нужно было пережить, прочувствовать, осмыслить. Только усаживаясь в такси, я сумела ему искренне улыбнуться и даже дружески провести ладонью по его руке, а он все так же хмурился и как будто разглядывал, заново узнавал меня. В какой-то момент у меня даже мелькнула мысль о том, что он пожалел о случившемся, но шестое чувство заставило ее прогнать. Интуиция? Вероятно. Хотя, он и правда жалел, я думаю. И сейчас жалеет.       Вернувшись домой, я наспех поздоровалась с родителями, смотревшими на кухне телевизор, и закрылась в своей комнате. Мне было жизненно необходимо что-то выяснить, но что именно, я сама не до конца понимала. Раздевшись догола, я довольно долго стояла перед зеркалом, пытаясь абстрагироваться от того, что это мое отражение, и не нашла ничего страшного или уродливого. Наоборот, все было хорошо, даже прекрасно. Отличная фигура, ровная кожа. Я провела руками от бедер до груди и попыталась представить, что чувствовал Рома, когда меня ласкал, и, вероятно, ему было приятно. Мне бы точно было приятно.       После этого я решилась перемерить всю свою одежду, и какие-то вещи даже сразу забраковала. Именно за этим занятием меня и застала мама. — Катюш, это в стирку? — спросила она, вытаскивая из кучи одежды белую блузку с огромным галстуком-бантом. — Нет, мам, это нужно выбросить или отдать кому-то. — Катюш, такие хорошие вещи! — ахнула она, — Зачем отдавать? — Они мне не нравятся, мам, — спокойно ответила я, усаживаясь рядом с ней на диван, — Я хочу что-то изменить в своей внешности.       Она улыбнулась и погладила меня по голове, осторожно прижав ее к своему плечу. — Тебе кто-то понравился? На работе? — тихо спросила мама. — Нет, но понравится же когда-нибудь, — задумчиво ответила я. — Ты думаешь, что ты плохо выглядишь?       Я услышала в ее голосе нотку грусти, и, если честно, не хотела обижать самого родного мне человека. — Ты знаешь, я была на танго… — тихо сказала я, меняя тему разговора и невольно вспоминая наш с Ромой танец.       Конечно, я не собиралась ей рассказывать про свой вечер, к такому откровению я пока была совершенно не готова, но чем-то сокровенным хотелось с ней поделиться. Прижавшись к маминой груди, я чувствовала удивительное единение с ней, даже не смотря на то, что все больше и больше отдалялась. В конце концов, я же не сказала, что ходила на занятие именно сегодня. — Катюша! И как там? Тебе понравилось? Ты ходила с девочками с работы?       Я представила себе хитрые зеленые глаза этих «девочек» и усмехнулась. — Нет, мам, сама ходила. Знаешь, там такие все красивые! Платья у всех такие женственные, прически, каблуки… Мне тоже хочется быть более… привлекательной, что ли? Хотя бы для самой себя. Понимаешь? Это же нормально? Может быть, мне подстричься как-нибудь по-новому? — Хм. Конечно, нормально, дочка, — стушевалась мама, — Но волосы… Так жааалко, Кать! Мы так растили их! Такие они у тебя аккуратные! — Ну и что? Отрастут. Хочу чего-то нового. — А может быть, очки тебе новые закажем? Эти уже старенькие. Давай? У папы завтра зарплата как раз, и сходим. Ты — молодая девочка, тебе и правда нужно меняться. Это мы уже с папой — старики, нам ничего не нужно. А тебе нужно, конечно. — Мама, не говори так! Вы — мои самые-самые любимые! У нас еще столько всего впереди, вот увидишь!       В ответ она только молча улыбнулась и с нежностью поцеловала меня в макушку. Мой самый родной человек. Она как будто чувствовала, что со мной происходит, но не пыталась выяснить лишнее, а просто была рядом, была со мной. Удивительно, насколько мамы иногда бывают прозорливы, даже сами того не понимая.       На следующий день, после работы, мы действительно сходили в хорошую оптику недалеко от дома и выбрали мне новую оправу. Она была прямоугольная и почти незаметная, делала лицо Уже и даже подчеркивала мои, как оказалось, выразительные глаза. Скрепя сердце, я отсчитала довольно крупную для нашего бюджета сумму, но мама была очень воодушевлена. Она расхваливала покупку и искренне за меня радовалась. А у меня на душе скребли кошки.       Рома за целый рабочий день так ни разу и не появился. С одной стороны, так было даже проще, потому что я не знала толком, что ему сказать. Если честно, наутро я в какой-то степени даже пожалела о случившемся, потому что несмотря на все плюсы, случайный секс, скорее всего, уже попортил наши дружеские отношения, а друг у меня был только один. Я уже привыкла к обществу Малиновского, привыкла к посиделкам за чашкой чая, привыкла к общению и даже беззлобным спорам, когда мы имели разные точки зрения. Все это я променяла на поднятие своей самооценки. Стоило ли оно того? Кто знает. К концу рабочего дня я уже сумела признаться себе, что скучаю. Возможно, это странно, но у меня абсолютно не было желания повторить вчерашнее. Я скучала именно по общению, по присутствию. Но Рома не приходил, и я не находила себе места в своей тесной комнатушке.       Мое небольшое преображение было замечено в редакции прямо с утра. Пока я шла до своего кабинета, мне успел улыбнуться и пожелать хорошего дня старичок-вахтер, потом сделал комплимент Антон Серов, журналист из криминальной хроники, который очень тепло относился ко мне, хотя мы особо и не общались. Уже около своего кабинета я встретила Полиночку, секретаршу главного редактора, которая сунула мне какие-то документы и даже фыркнула, окинув меня взглядом. Но я видела, что и она оценила. Было приятно, но самый важный человек так меня и не видел.       День прошел рутинно и под эгидой того, чтобы не расплакаться прямо на рабочем месте. Я очень эмоционально хоронила в своей душе дружбу, несказанно радуясь тому, что сижу в кабинете одна. По крайней мере, некого стесняться. Когда же за час до окончания рабочего дня ко мне постучали в дверь, я очень пожалела, что не закрылась на ключ. — Можно войти к труженикам финансового фронта? — услышала я насмешливый голос Малиновского, и то ли от обиды, то ли наоборот, от облегчения, разревелась в голос в ту же секунду, как будто внутри отпустили невидимую пружину, — Катя!       Он быстро вошел, запер дверь и прижал меня, рыдающую, к своей груди. — Это из-за меня, да? — серьезно спросил он, когда я перестала отчаянно рыдать. — Угу, — только и смогла выдавить я, уткнувшись лицом в его рубашку.       Рома был напряжен и хмур, и смотрел на меня таким же взглядом, каким провожал такси, отправляя меня домой. «И все-таки жалеет», — пронеслось в моей голове. — Кать, послушай, я виноват. Слышишь? — он обхватил руками мое лицо и посмотрел прямо в глаза, — Мне не нужно было так себя вести. Я же старше, опытнее… Кать, но, по факту, я просто мужик, я не устоял. Ты же должна понимать, что я не готов к серьезным отношениям… — Ром, да о чем ты? — удивилась я, убирая его руки.       Мне стало как-то одновременно и смешно, и обидно. Странное чувство. — Мне кажется, ты все неправильно понял. Я просто… Теперь мы не сможем быть друзьями, да? — А ты хочешь быть друзьями? — искренне удивился он. — Ты не думай, что я от тебя что-то требую. Просто я дорожила нашим общением, а вчера ты не пришел, и я подумала, что мы все только испортили… Что так, как раньше, никогда не будет… И вот… — Кать, да ты что? — улыбнулся он, — Я вчера был на пресс-конференции почти весь день. Ты действительно из-за этого расстроилась? — А ты действительно не избегаешь меня? — Дурочка, — он снова прижал меня к себе и даже чмокнул в макушку, — Я боялся, что ты захочешь продолжения… отношений, ну и… А я не самый надежный вариант, ты сама знаешь. Я, наверное, зря… кхм… — Ты жалеешь? — с тревогой спросила я. — Нет, я не жалею. Я был с тобой честен во всем и действительно не устоял, — серьезно ответил Рома, — Я боюсь, чтобы ты не пожалела. Мне тоже дорого наше общение, Котенок. — Ой, фу! Вот только не называй меня своими дурацкими прозвищами! Еще не хватало! — скривилась я, на что Малиновский только фыркнул, — Давай просто опустим эту тему, если мы оба ни о чем не жалеем. Друзья, значит, друзья, и такого больше не повторится. — Кто знает, кто знает… — Рома! — Тебе очень идут новые очки, — задумчиво сказал он, проводя пальцем по моей скуле, а я невольно смутилась и отдернула голову.       Это было волнительно. Я понимала, что нельзя было допускать такого больше. — Малиновский… — тихо прошипела я. — Все! — он как будто очнулся и хлопнул в ладоши, — Я согласен! Мир, дружба, шоколадка. — И называть меня по имени. — Я буду звать тебя радисткой Кэт! — засмеялся он. — Не зарывайтесь, Штирлиц! *       Шутки немного разрядили обстановку, и камень упал с моей души. У меня как будто снова появился друг. Вернее, появился шанс восстановить дружбу, которую я мысленно уже почти похоронила. Это было бесценно, и еще раз подтверждало факт нашего душевного родства. Мы все еще друг друга понимали и поддерживали, а значит, не все потеряно.       Мы с Ромой много смеялись в тот вечер, задержавшись на работе еще часа на два, но забыв о том, что «верить в наше время нельзя никому, порой даже самому себе».*