Parle à ta tête

      Минус зрения Сяо Синченя составлял прямопропорциональную зависимость на килограммы его веса. Просто так бывает, что в реальной жизни иногда случается это банальное, дотошное «просто», когда ребёнок уже изначально рождается как точно слепой котёнок. Но не убивать же его только потому, что «минус семь с погрешностью, в половину от единицы, и астегматизм на хрусталике, почти по две единицы на каждый глаз» обещают ему весёлую и насыщенную жизнь.       Окулисты-офтальмологи, ещё в недалёком прошлом при промежуточной медкомиссии и годностью в армию, вскользь обронили «а не желаете ли Вы, достопочтенный, операцию в заморской стране провести?». А во сколько такое удовольствие обойдётся — Баошань Санжень нервно передёрнуло от озвученной суммы. Потому что эта же операция не гарантировала стопроцентную вероятность чёткого зрения, и также очень скупо отнеслась к заверениям о длительности эффекта данной операции.       Синчень, как единственный мужчина на их среднестатистическую семью, в лице Баошань и Цансэ, сестры от первого брака Баошань, тогда сказал, что ему комфортно и в линзах. А если что — он прекрасно обращался с очками, ибо «даже на линзах ни единой царапинки, а ведь им уже два года!».       А два года для очкарика, упаси Господи, сколько Сяо Синчень выслушал за всю недолгую грешную жизнь дерьма в свою сторону от неуёмной выпендрёжной молодёжи, это действительно большой срок.       Особенно, когда замена этих самых асферических линз, даже самых дешёвых с максимальным утончением и скидкой, как самому постоянному клиенту, обходилась почти в десять тысяч. А без скидок все двадцать. И это без учёта работы и выбора новой оправы.       Двадцать тысяч — сумма, которую Сяо Синчень желал зарабатывать в неделю, но для этого приходилось учиться долго и кропотливо. В жаркий, удивительный август для их города у моря в северо-западной части большой и необъятной А-Цин и Сун Лань образовали коалицию, союз нерушимых, выступающих против загибающихся на подработках студентов на каникулах, и буквально силком вытащили Сяо Синченя на пляж.       У Сяо Синченя не было выбора, воли, стыда и совести, так как иначе Цзычень, голосом более морозным, чем зимние ветра в Сибири, гарантировал бы ему экспресс-курс в БДСМ-культуру, в главной принимающей роли раздела о бондаже; и почему-то у Сяо Синченя в девять утра, спросонья, не имелось всяких вшивых сомнений, что дорогой и лучший с пелёнок друг не побоится опозориться на всю электричку, лишь бы увезти Синченя, во-первых, отдыхать, во-вторых, отдыхать на море, в-третьих, и, что самое важное, не прослыть ссыклом. Раз пообещал А-Цин — расшибись, но сделай.       Так А-Цин проповедовала. Поэтому Синчень лишний раз языком не двигал и, того гляди, он у него и атрофируется — за ненадобностью.       А что до зрения — Сяо Синчень, запрокидывая голову высоко-высоко в ярко-голубое небо, стоя босыми ногами на краю линии, где волны раз через три касались его ступней, в прилипших к коже белых штанах, которые, по идее, сухими не должны подчёркивать каждый изгиб его голеней, принимал свою судьбу, какой она и должна быть — размытой, нечёткой, с вкраплениями передвигающихся пятен.       А-Цин выбрала идеальный пляж. Трусам от глубокого бикини негде было упасть, а слепой Синчень без зазрения совести называл себя слепым, потому что — «ну в конце-то концов, погасите свет тогда уж окончательно!» — только и остаётся, что стоять на месте. Иначе следующий шаг повлёк бы за собой самые разные последствия: то ли ты на пакет с чьими-то личными вещами наступишь, то ли на эту распластавшуюся, разнежившуюся на солнцепёке собаку. Во втором варианте сорок уколов в живот от бешенства прилагались.       Сяо Синчень ступал вдоль линии берега в надежде, что А-Цин, оставшаяся сторожить вещи под зонтиком, его заметит и позовёт. Он также сильно сомневался, что в суматохе дребезжащих людских голосов и разбивающихся о валуны и волнорезы волн, сможет выделить один-единственный, но на всякий случай, прищурившись по всем азиатским стандартам, пытался разглядеть их место пляжного пикника.       Это тяжело. Пляж шириной до двадцати метров и длиной, исчисляемой километрами, вмещал в себя количество людей, не поддающихся исчислению. Помимо штанов, теперь в облипочку, в облипочку на нём повисла и белая рубашка. Будь проклят дорогой друг и полу-сонливые разговоры в электричке, «что кто в одежде с разбегу не нырял — тот не мужик».       «Ну не мужик — так не мужик, нечего было начинать».       Лучше не быть мужиком, чем быть слепым мужиком.       При очередном нырянии в воду линзы благополучно выскочили из глаз, и это Синчень понял, когда волнами и параллельным берегу течением его унесло порядком далековато (ведь вода на практике оказалась негой, и Цзыченя разморило от жарких помещений, большого скопления людей и резкого контраста, так что выходить они до последнего не хотели). Сун Лань ему крикнул на расстоянии в пару метров, такой же вымокший, взъерошенный, что собирается до ближайшего супермаркета: взять еды и воды для томящейся на пляже под зонтиком барышне. И совершенно не услышал растерянного окрика Синченя вслед, который понял и осознал — он не видит. Он не помнит ориентиров. Количество людей на квадратный метр порой вмещал себя по четыре человека. И фигура дорогого друга всё быстрее растворялась как ёжик в тумане.       Солёная вода наверняка ещё и красноты добавила склере — это Сяо Синчень себе говорил, дабы понять, на каком этапе развития данной сюжетной ветки этот день станет нестерпимо хреновым. Он так же вспомнил, что очки оставил на полочке у кровати, ведь «мы же на пляж, а вдруг потеряешь? А если в воде? Надевай контактные».       «Я больше никогда их не послушаю», — выдохнул Синчень, не теряя последней крупицы природной веры, но голову понурил, чтобы хотя бы видеть, куда наступает.       В данной полу-слепоте имелось некоторое очарование — размытые горизонты, отвесные обрывы, вверх посмотреть на которые — фотооптическое мучение; можно смотреть людям в глаза и не смущаться, к примеру, потому что расположение их глаз для Синченя также весьма условно. Он знал, что они есть, но с расстояния даже в метр толком разглядеть форму не сумеет.       Когда непривыкшие к кроссам по песку колени стали ощутимо ныть и мелкая сыпь камней вдоль берега врезалась в нежные пяточки хуже тысячи игл, среди которой можно было также разглядеть вкрапинки сияющего в лучах солнца янтаря, Сяо Синчень решил развернуться и пойти другой дорогой — например, можно было выйти к началу отвесных склонов, там люди располагались даже на горячих камнях, и пойти в обратную сторону.       Ситуацию, конечно, больше омрачал факт, что А-Цин их изначально от выхода с пляжа увела на достаточное расстояние, чтобы её прихотям перестал внимать хотя бы Сун Лань.       Цзычень на это приводил весомый довод: «Людей, что двести метров позади, что на пятьсот вперёд — дохрена! Так что сядем здесь».       И А-Цин, поджав губы, села на песок там где стояла. А затем и что-то о сонливости, под ярким солнышком, бубнила и кричала, чтобы Сун Лань воды принёс.       Сяо Синчень аккуратно, точно как годовалое дитя, совершал свои первые в жизни шаги, огибая раскиданные пледы, вываленные в песке полотенца. А вот то цветное пятно в воздухе, вероятно, было мячом. Со стороны он совершенно не казался новорождённым котёнком — ходит, сгибается, головой вертит, как одурелый, — но от бессилия хотелось забиться под камень и ждать, когда ближе к полуночи друзья его отыщут. И может быть чуть-чуть поплакать.       — Хей! — окрикнули сбоку, а вместе с тем дёрнули за локоть и, совершенно точно и не грациозно, спасли от пролетающего мимо по касательной мяча — волейбольного. Который в любом случае прилетел кому-то по голове, но уже точно не ему. «Это наверно больно». — А ну живо разбежались, идиоты! Иначе вам же вашим мячом сейчас прилетит!       Сяо Синчень попытался вывернуть локоть, который держали всё также упорно и тяжело, а стекающие вдоль подсохшего рукава рубашки тканью врезались в кожу под чужими пальцами.       «Всё терпимо», — напомнил себе Синчень. — «В этом тоже есть уйма плюсов, например, за почти час прогулки одежда почти высохла».       Несносные дети, которые решили играть в волейбол среди массового скопления народу для притока адреналина в крови, мигом разбежались от голоса несчастного спасителя Синченя. Синчень, правда, представил себе высокого, под два метра ростом, бугая, отца-семьянина, но по голосу это был совсем не бугай; только хватка его пальцев менее слабой от этого не стала.       И он был ниже Сяо Синченя. Почти невидящим взглядом, Синчень обернулся и в размытых чертах постарался разглядеть хотя бы шипящий без остановок мата рот. Удалось с большим трудом.       — Спасибо? — Сичень прочистил горло, которое требовало воды, но не солёной. Солёной он наглотался, когда Сун Цзычень топил его во всю мощь своих сил.       — Не за что, — чуть растерянно ответил парень, не мужик, и не бугай, и вполне себе — Синчень прищурился, но было это весьма… нелицеприятно. Он раньше не позволял себе наглое рассматривание людей с минимального до них расстояния, менее вытянутой руки, но понимал, что на этом расстоянии, даже прищурившись, мало что смог бы рассмотреть. Парень был весьма себе ничего. Молодой. Возможно, одногодка. Немного успокаивало. — Ты слепой или прикидываешься? По сторонам смотри, когда через людей ходишь.       — Слепой, — невпопад сказал Сяо Синчень и понял, что конкретно он сказал, когда уже почти разомкнувшиеся на его локте пальцы сомкнулись с невиданной доселе прытью. Стало неприятно, но не от человека. Такое бывает даже в автобусах, когда вы сидите рядом, и ваши коленки друг друга согревают, и вставать совершенно не хочется. А потому что хватка у этого парня железная. Синчень вновь дёрнулся, а потом его повели к морю. Топить, наверно. — Постой! Я слепой, но не совсем. Просто очень плохо вижу.       Парень остановился, огляделся вокруг, всматриваясь в незыблемое скопление людей, россыпь разноцветных зонтиков и переливам всех цветов радуги купальников. И это чудо в белом, идущее словно на ощупь, немного всё-таки выделялось.       — Сколько пальцев?       «Наверное проверяет», — мелькнуло осознание на лице Сяо Синченя, а следом по его губам заскользила мягкая улыбка.       — Ты даже не показываешь.       — Ладно. Действительно не слепой, — парень перед ним, вероятно, улыбнулся. Или ухмыльнулся. А следом поднял руку на уровне своих глаз. — А так?       Сяо Синчень постарался прищуриться, чтобы рассмотреть точно. Всё было бы не так плохо, но астегматизм на хрусталике убил в нём все зачатки фокусировки кадра с рождения, хоть саму фотографию Синчень очень любил.       — Кажется, два. Извини, я не очень разбираю детали.       — Хм, оно и видно, — Синчень подумал про мяч. Про летящий в его висок мяч, который грозил некоторым подобием сотрясения и своей амплитудой весьма впечатлил, пролетев перед носом. Но всё равно рассмеялся неловкому каламбуру, хоть Сун Лань, с профессиональной заносчивостью, избегал всех тем по поводу зрения Синченя и его внешнего вида, помня, как в пятилетнем копошении в общей песочнице какие-то «недоразвитые» (со слов самого Цзыченя) дети сорвали с носа Синченя только-только приобретённые очки с новыми линзами, что стали ощутимо толще за счёт растущего минуса цилиндра, выкинули в лужу и прикидывали, как бы их поизощрённее сломать.       Цзычень тогда поступил как не самый умный киногерой — всем раздал тумаков и себе отхватил немало, но как тот же прославленный супермен преподнёс щурившемуся Синченю его пожизненное спасение.       — Смешно тебе? — от незнакомца это прозвучало с неожиданно редкими угрожающими, но совершенно беззлобными нотками. Мол, если хочешь, у меня в запасе есть ещё шутки, целый мешок.       — Немного, — признался Синчень и постарался оглянеться, чтобы в слившемся фоне пляжных зонтиков выискать зелёный, с бамбуками. К его поникшему взгляду — не получилось.  — Прости, что заставил волнова-…       — Не заставил, — резко оборвал его… «незнакомец? Парень? Мужчина? Прекрасный принц и мой личный спаситель?». — Смысл мне волноваться за тебя?       — Тогда спасибо, что предотвратил мою голову от удара.       Возникла неопределённая, вбивающая колья ломоты в тело, тишина. Ноги Сяо Синченя ощутимо подрагивали от усталости и озарившей голову картины возможных травм. А следом, посещения травмпункта, волнение матери и Цансэ, да и травмы головы не слишком положительно сказывались на зрении, переставшем ухудшаться только в последние два года. Он ведь просто хотел отойти от людей подальше и, может быть, чуть-чуть поближе к выходу с пляжа. И больше сюда, конкретно в этот курортный городок, не возвращаться.       — Что с тобой такое?       — В смысле?       — Ну, — парень напротив сделал шаг вперёд и встал у Синченя прямо под носом, может быть, в неловкой надежде увидеть присущую многим слепцам молочную дымку, но Сяо Синчень не был слепцом — и его глаза ничем не отличались по цвету и насыщенности от глаз здоровых людей. Не считая формой хрусталика и искривлением роговицы, всё остальное в полном наборе. А может быть давая Сяо Синченю рассмотреть себя поближе. — Ты здесь уже час бродишь, я заметил. Оглядываешься, но людей не видишь, пока они к тебе под нос не залезут. А вид у тебя, как у побитой собаки, потерявшей хозяина, — парень оказался… красивым.        Синчень действительно уткнулся в рассматривание черт его лица, прикипев к линиям скул и разлёту бровей, и ещё немного к быстро двигающимся губам, практически не затыкающимся. Синчень бы назвал его любимцем камеры, потому что такое хотелось запечатлеть, а ещё потому что Синчень уже полгода изучал анатомию, мешая её с фотографией, и часто вглядывался в портретные рисунки А-Цин, и он буквально забывал о нормах приличия не пялиться на людей, и разочарованно вздыхал каждый раз, стоило себя одёрнуть и разглядеть редкий проблеск неприязни.  — Красивый? Или ты влюбился и не можешь оторваться Знаешь, я, конечно, не поклонник любви с первого взгляда и в эту чушь не верю, да и ты тоже вполне ничего, но эти взгляды стоит оставить для девушек, допустим, вон той в глубоком бикини, или, — Синчень залился краской уже на втором предложении, но рот парня отчего-то всё двигался и смущал, забивал в углы жуткого стыда и волнения, — или хотя бы оставь свои взгляды для третьего свидания, потому что парней это вгоняет в ступор. И это тебя стоит разглядывать.       — Что?       — Очки, говорю, носи.       Сяо Синченя нежно щёлкнули по носу и отступили, видимо, порадовавшись красным щекам и скользящим по песку невидящим глазам. Пальцы как-то сами собой потёрли кончик носа и поправили недосохшие пряди волос, а их ещё целый хвост за спиной набрался. Спасибо, что пляжи чистят во время цветения водорослей, а то бы он точно походил на русалку. Или растение.       — У меня были линзы, но во время ныряния они уплыли. А потом я не смог найти друзей, и вот, — Синчень мягко улыбнулся и развёл руки в стороны, — я тут брожу. Надеюсь, что они меня увидят и заберут, потому что их я точно здесь не увижу. Не сейчас, как минимум.       — Ладно, окей, я понял, — парня пробрало на смех, как минимум, и видимо, ситуация Сяо Синченя показалась ему хорошей шуткой. Сяо Синченю тоже так показалось, ведь вся его жизнь — это сплошная несмешная шутка на его личном уровне чувства юмора, а тут даже как-то с изыском.       — Значит, где-то здесь находятся два идиота, зрение у которых ещё хуже, чем у тебя, и ты не можешь их найти уже час?       — Они не дураки, вообще-то, и прекрасно видят.       — С этим я бы поспорил.       — Оба выражения некорректны.       — А тебе не стоит спорить с человеком, который от всей своей души собирается выступать в роли собаки-поводыря. Иначе загрызёт.       — Ты или собака?       — А разве сейчас это не одно и тоже?       Синченя вдруг с высоты гор окатило дискомфортом и жутким неудобством, пересилить которое он, едва с натяжкой, смог только с Сун Ланем и А-Цин. Совершенно незнакомый ему парень, подхватив за руку, чуть выше запястья, вёл сквозь идущий на них поток людей и лавировал между ними так легко, что создавалось ощущение езды на американских горках. В данной ситуации Синчень – вынужденный пассажир.       — Сюэ Ян, — сказал парень и обернулся, слегка притормаживая, чтобы он хотя бы попытался сфокусироваться на его лице. Но не вина Сюэ Яна в незнании, что это самое бесполезное действие в жизни Синченя.       — Сяо Синчень, — и улыбнулся. Добро так, с верой в лучшее и доброту всего человечества. С безграничной благодарностью за руку Сюэ Яна на его собственной, которая выступала в роли верного вектора движения.       — Должен будешь потом, Сяо Синчень. А пока скажи мне, кого мы ищем, потому что выступать маяками — это бессмысленное занятие для тех, кто не смотрит.       — Я же говорил, что они видят…       — Они видят, но не смотрят. Так кого?       — М, — Синчень оглянулся в две противоположные стороны развернувшегося пляжа и взглянул на лестницу, ведущую вверх вдоль наклона обрыва, которая показалась слишком далёкой с его местоположения. «Сун Лань попросил остановиться гораздо раньше, вроде бы». — Девочка, мне по плечо, тёмные волосы, — и зачем-то добавил. — Зовут А-Цин.       Сюэ Ян, отпустив его руку, хрустнул костяшками пальцев и внимательным зорким взглядом осмотрел ближайшие пятьдесят метров вокруг.       — На вскидку, Сяо Синчень, здесь каждая третья, кто не мужик, твоя А-Цин. Точнее?       — У неё зелёный пляжный зонтик с бамбуком.       — А если она его убрала за ненадобностью? Ты хотя бы скажи, худая, полная, грудь, может, четвёртого размера? Или купальник какой.       Здесь Синчень хотел бы осесть на песок, как осела А-Цин двумя часами ранее, но штаны высохли и марать в песке их не хотелось, а мочить в море — Сяо Синчень всё боялся там утопиться ко всем чертям. И от слов Сюэ Яна, заставляющих краснеть, и краснеть, и краснеть, — нет, всё-таки, это должно быть солнце. Это должно быть что угодно, но не полная безнравственность человека, тон которого прощал ему даже допустимые мысли о формах А-Цин.       — Она… — Синчень куснул себя за губу и руками провёл две резкие параллели в воздухе, отказываясь говорить это вслух. — Вот.       Сюэ Ян изначально даже не понял. А потом понял и громко засмеялся, обращая внимание людей на себя, впрочем, что тоже как вариант.       — Окей, ладно, бог ты мой, — Сюэ Ян проморгался и оглядел пляж ещё раз. «Нет, ну плоскодонок здесь тоже завались, что спереди, что сзади». — Не вижу я твою А-Цин. Кто ещё?       — Сун Лань. Он, — Синчень помахал рукой где-то невысоко у себя над головой и посмотрел на Сюэ Яна, лишь бы только убедиться, что тот внимательно смотрит в ответ, — высокий, тёмные волосы. Почти чёрные. Сильный? Если это можно так назвать, может утопить в море и переставить мебель в квартире в одиночку. Немного неулыбчивый, то есть, очень редко улыбается, но добрый, на самом деле. Не толстый, занимается спортом, атлет. Был в чёрных шортах по коленку, когда я видел его в последний раз.       Сюэ Ян, приложив ладонь к подбородку, задумчиво покачал головой на весь пламенеющий тихим огнём узнаваемости рассказ. Точно Синчень его прямо перед собой воображал. Но мало ли, у кого какие причуды, даже вот у этого — «благословения с небес» — могли быть свои странные человеческие замашки.       — Позволь мне резюмировать, Сун Лань — высокий, сильный, красивый, на вид опасный, выглядит, как мечта А-Цин и позывной его «мистер Грей»?       — В целом, верно, — Синчень слегка удивился, когда Сюэ Ян так точно приплёл к рассказу А-Цин. Цзычень был практически эталоном её парня, но на каждое предложение узнать Сун Ланя получше она только воротила нос, добавляя, что идеал не должен вести себя, как твой папочка. — А кто такой «мистер Грей»? — Забудь, — Сюэ Ян широко усмехнулся и, подхватив новоприобретённого знакомого под руку, повёл его дальше по пляжу. — Попробуй прислушаться к голосам. Я буду слушать и смотреть вокруг. Сделаем два прохода — один — от лестницы, другой — к лестнице. Не найдём, то поведу тебя, как ребёнка, к дяде-охраннику. Там уже никто не сможет мимо тебя пройти, — проговорил строгим голосом «дорогой друг», помощь и отрада слепых глаз, а потом, на секунду обернувшись, оборонил, ухмыльнувшись, — кто-нибудь, да подберёт.       За первый заход Сюэ Ян ни раз и ни два мельтешил перед малочисленными глазами собравшихся групп, с немым выражением на лице вопрошая: «не ваша поклажа?»       Но момент узнавания не приходил, и поклажа в виде небожителя в белом ступала следом, шаг в шаг, не отступая, боясь, на самом деле, оторваться. Боясь, что пальцы Сюэ Яна, обхватив его запястье, разомкнуться неожиданно скоро и его фигура затеряется в группе очередной толпы, бредящей навстречу, и Сяо Синчень вновь останется один, в попытке соориентироваться в гнетущем пространстве.       А пить хотелось уже с большей силой и тягой, и взгляд всё метался к шумящим волнам.       «Может, всё-таки глотнуть оттуда?»       За всю жизнь Сяо Синчень, привыкший к трудностям существования, этапам прохождения новых, сваливающихся из ниоткуда проблем, ещё не оказывался в таком бедственном положении. Ведь его рюкзак с пожитками, телефон и деньги — всё было у прикорнувшей под солнышком А-Цин, а Сун Лань так вообще в город уходил.       «Они, наверно, тоже меня ищут». Но допущенное в мыслях «наверно» коробило и съедало с очередной минутой и группой людей, которые вслед просто поводили их взглядами — и мигом сразу же забывали.       — О чём думаешь? — Сюэ Ян, на невидимой Синченю силе воли, ускоряя ход по песку, подходил к лестнице и уходящему вдоль променаду. Заканчивался второй их молчаливый поход, и, честно говоря, Сяо Синчень задавался вопросом, к какому именно посту охраны и под каким предлогом Сюэ Ян сдаст рослого здорового парня людям в форме. «Я, ведь в конце-концов, не пятилетний же ребёнок».       — Пить хочется, — выдохнул Синчень, сглатывая слюну, что шла, как кусок резного железа.       — И поэтому ты выглядишь, как скорбящий вдовец?       — Да? Думаешь, у меня кто-то умер? — Сяо Синчень несмело попытался улыбнуться, давая знать, что все вопросы Сюэ Яна не к месту, и он сделал всё, что мог в данной ситуации. Просто Синченю удача никогда не покровительствовала на хорошие дни и удачному стечению обстоятельств. И, скользнув кончиком языка по сухим губам, пожалел — пить захотелось ещё сильнее.       — Я думаю, что ты себя накручиваешь.       — Мне очень стыдно, что я отнял твоё время и заставил с собой возиться. Ты был не обязан, я ведь не инвалид.       — Ты не заставлял. Я сам так захотел. Знаешь, у меня бывает, — Сюэ Ян легко обернулся перед заходом на первую ступень («моей эволюции», добавил Синчень, ведь чувствовал себя маленьким головастиком, только вышедшим из глубин океана) и постарался в голос добавить немного ободряющих ноток, ведь его улыбку и взгляд, сияющий любопытством грядущих событий, Синчень пока увидеть не в состоянии, — нисхожу до помощи бедным-несчастным, в хорошем расположении духа помогаю бабушкам переходить восьмиполоски за двадцать секунд, а когда мне это выгодно, даже делаю курсачи со скидкой в двадцать процентов для первокурсников. Представляешь, какой я добрый, когда захочу?       — Скидки? Студент?       — Заочное отделение. На стипендию не прокормишься.       — Согласен, — кивнул Сяо Синчень, осматривая знакомое начало променада. То уходило каменной кладкой по другую от пляжа сторону, но радовало разнописными видами, лавками с едой и выступающей частью в виде стрелки рядом с солнечными часами.       — Постой здесь минуту. Я ненадолго и недалеко.       «Я, вообще-то, не настолько слепой!»       Но Сюэ Ян слишком резко, для бродящего вместе с ним час по пляжу, славировал в течение толпы и растворился в паре метров.       «А, возможно, и настолько». Проблема ведь была не в том, что Синчень не видел Сюэ Яна, он его просто не узнавал по силуэту среди гущи таких же силуэтов, и все они сливались в разномастную кашу. Это понимание кольнуло. Это почти делало его ущербным, больным и недееспособным.       — Вот. И прекрати маяться хернёй, у тебя на лице написано о твоём несчастье, — дорогой друг протянул ему холодную бутылку воды и, наверно, помрачнел видом, когда увидел, с какой профессиональной отдачей Сяо Синчень умеет заниматься самоедством; уткнулся в экран смартфона, оставаясь буквально в шаге и на расстоянии полу-вытянутой руки.       — Спасибо.       — Когда-нибудь отблагодаришь, — кивнул Сюэ Ян, немного повтыкал в контакты и подумал, кто ему ответит раньше — Вэй Ин или Цзян Чен? Хотя, скорее Лань Ванцзи точно трубку возьмёт. Ответственный, как никак. Про брата и сестру Вэнь думать не хотелось — во-первых, от А-Нина ничего кроме покорного блеяния Вэй Ину не дождёшься, легче с самим Вэй Ином поговорить, а с А-Цин («какое удивительное совпадение») легче поскандалить. Но настроение скандалить не было.       Он на ходу тыкнул в среднее, между Вэй Ином и Лань Ванцзи, гадая, на что всё-таки нажал, и выхватил из рук Синченя бутылку воды, пока тому в голову не пришло её закрыть. Одной рукой делать это весьма неприятно и чревато ударом телефона о камень.       Вытянутое выражение лица Сяо Синченя, которое визжало о передаче микробов, негигиеничости и едва-едва успокоившемся карантине, Сюэ Ян опустил и пропустил мимо ушей — по ту сторону Вэй Ин пытался разговаривать с ним и отобрать свою честно купленную на честно заработанные и кровные бутылку вина. Вроде, даже как удачно.       — Мы думали, ты утопился, тебя же почти два часа не было. Или ты с того света дозвонился?       — Ага, зову тебя с собой, прокатимся по реке Стикс, я давно хотел проверить, сдохнешь ли ты хотя бы там. Но вообще, — Сюэ Ян метнул взгляд на помрачневшую фигуру Сяо Синченя и подумал, что желание ободрительно стиснуть за плечи или хотя бы сжать за руку — не совсем адекватное. Наверно, его тоже, часом прошедшим, на солнце разморило, — я тут кое-кого нашёл. Нужно посторожить. Он безобидный, не кусается и похож на кутёнка.       — Ты где ребёнка спиздил, А-Ян?       — Это не ребёнок. Наверно.       — Я в меде учусь, — шепнул Сяо Синчень и потупил взгляд под ноги. Вот. Его ещё и со школьником спутали.       — Он в меде учится. Короче, мать, просто скажи нашей истеричке и старосте, чтобы не устраивала концерты, когда я приду.       — Хорошо? — протянул Вэй Ин и в сброшенном звонке Сюэ Ян не хотел слушать, какими завываниями и какими словами в краткой характеристике Вэй Ин будет подготавливать Цзян Чена и Вэнь Цин к ещё одному гостю их многогранной по своей сути компании.       — Ну вот и всё, я нашёл, кто тебя заберёт, — по губам Сюэ Яна скользнула ухмылка, слишком довольная для человека, который решил всё без ведома другого участника данного решения, но в противном случае он был бы не Сюэ Яном.       — Кто? — Сяо Синчень два раза моргнул и поправил плечи высохшей на себе рубашки. Босые пятки на камне чувствовали себя слегка неуютно, а ходьба по песку немного, но уже приелась до подкатывающей к горлу тошноты.       — Я. Так что пошли, накормим, отпоим, если хочешь, даже споим.        Синчень всё-таки запнулся пяткой о пятку, когда услышал о чём-то, что крепче кефира, и подивился той славной простоте и… доброте? с которой Сюэ Ян так легко и воздушно его снова повёл. И ещё, потому что под песком Синченя напоролся на камень, да.       — Я ведь не…       — Нет. А скажешь об этом ещё раз, точно оставлю там, где стоишь.       — Хорошо, — тепло улыбнулся Синчень, чувствуя, как на него смотрят, и легко, в тон решение Сюэ Яна, рассмеялся.       Компания у него, у Сюэ Яна, оказалась весьма разношёрстная — в три раза больше той, с которой Сяо Синчень приехал отдыхать. И шумная. Настолько, что единственный не издающий звук человек, сидящий на белом пледу, показался — на жалкую секунду, окатившую его смутными подозрениями, — не живым.       «Не живым», потому что «мёртвым» звучит как-то… не очень. Сяо Синчень стремился спасать людей, и патанатомию переносил с большим трудом, с огромным одолжением своих моральных сил.       — Лань Ванцзи, — кивнул человек, а Синченю на минуту стало проще дышать. — Сяо Синчень.       — Что-то случилось?       «На самом деле, нет», — подумал Синчень, вытягивая ноги в сторону берега, ёжась в тени обрыва, когда солнце стало перемежаться с редкими плывущими облаками. — «Но тогда бы я и не оказался в такой ситуации».       — Я потерялся, — он ответил слегка уклончиво, стараясь разглядеть Ванцзи и вспомнить о словах Сюэ Яна — что парней, да и людей, незнакомых так пристально не рассматривают. Устыдился собственных действий и ткнулся невидящим взглядом вдаль. — У меня очень плохое зрение, линзы затонули по ряду обстоятельств, и я не смог найти своих друзей. А Сюэ Ян мне помог. Спасибо ему. И вам.       — Сюэ Ян тебе помог? — Лань Ванцзи спросил это с проблесками огромного сомнения в голосе, будто Сюэ Ян с рождения душит котят, на завтрак жарит младенцев, а по вечерам у него интерпретации Варфоломеевской ночи со всей его дотошной цветопередачей.       — Я очень удивился, что незнакомый человек решился на такое, тем более мы почти изошли весь пляж, а я, дурак такой, ещё и на хвосте у него постоянно. Но также очень сильно благодарен. Не каждый бы стал помогать.       — Мгм.       С Лань Ванцзи они почти нашли общий язык — на фоне шумящих, громкоговорящих и энергичных, они выделялись ярким белым пятном, не пьющим, не курящим, матом не ругающимся.       Для Сяо Синченя, конечно, всё вышеизложенное не характеристика плохого человека. А-Цин во время долгов, бессонных ночей и жутких скандалов, сама материлась, как заматерелый сапожник, а Сун Лань с периодичностью междугороднего автобуса курил. То есть почти каждые три часа, и то при постоянных напоминаниях Сяо Синченя, что курить часто — не всегда полезно для здоровья, лёгких и «ты же спортом занимаешься, Цзычень». А Цзыченю это как-то не мешало.       Сюэ Яна полстакана вина в пластиковом стаканчике вообще даже как-то не портило, взгляд не окосел, мыслеизложение не помутилось. Только Вэй Ин пил из горла, пререкался с А-Цин — очень милая, к слову, девушка, заботливая старшая сестра и жутко Цансэ напомнила, — и пытался споить А-Нина.       Цзян Чен в это время мастерским рывком за шиворот развеивал всю успешность потугов Вэй Ина, заставляя того начинать с самого начала, например, с поднятия собственной задницы с пляжа.       — Ты как? — Сюэ Ян присел на пустующее место Лань Ванцзи, пока тот решил поддаться на манипуляции Вэй Ина сходить с ним искупнуться. Из последних зачатков самосохранения, видимо, предложил. Ванцзи осознавал серьёзность намерений, и заплыви Вэй Ин либо далеко, либо нырни чересчур глубоко — тогда точно на одного трупа в их компании станет больше, — и смерти именно этого человека желал в последнюю очередь. Хотя с виду всё казалось в точности да наоборот.       — Не могу подобрать слов, — обескуражено выдохнул Сяо Синчень, принимая из чужих рук стаканчик с соком. А Сюэ Ян не стал настаивать на стаканчике вина; они уже       все разочаровались в идее купить эти четыре несчастных бутылки, ведь Вэй Ин с рвением разгневанного быка стремился выпить их все.       — Разочарован? Скучаешь? Хочешь вернуться к своим слепым дуракам?       — Они не дураки, Сюэ Ян, — встрепенулся Синчень, как птенец, крепко сжимая стаканчик в руках. А стаканчик не картонный — всё норовил расплескаться по тонким пальцам и замарать чистейший махровый плед.       — Ладно-ладно, как хочешь, но вот эти, — Сюэ Ян ладонью обвёл пестроту своей компании, с частью из которой они либо знакомы со школы, либо учатся в одной группе, либо на одном потоке, либо вообще нелёгкая затянула в свои судьбоносные сети, — точно идиоты.       — Почему ты так говоришь? Ты же их ценишь. Они твои друзья.       — Ну-ка, ну-ка, расскажи поподробнее, что ты тут увидел.       — Ты же знаешь, — кротко засмеялся Синчень и плечом слегка толкнул Сюэ Яна вбок. Сюэ Ян в долгу не остался, но недопитый стаканчик из чужих пальцев забрал.       — Я жду.       — Я услышал. И я всё-таки немного, но различаю людей с близкого расстояния. Например, — Сяо Синчень постарался вглядеться далеко-далеко в море, где Лань Ванцзи пытался не дать Вэй Ину потонуть смертью всех влюблённых из русской трагедии, — Вэй Ин называет тебя ласково «А-Ян». Вы не совсем похожи на старшего и младшего брата, поэтому я допускаю мысль, что вы просто очень близки, как друзья или… как семья. Хотя Лань Ванцзи он практически пытается назвать своим мужем, и это немного… — Синчень стыдливо, с заминкой и неловким смехом смущения опустил глаза и постарался спрятать покрасневшие щёки в распущенных волосах, потому что это немного выбивало из колеи, где не каждый мужчина способен говорить такое другому мужчине. А другой ещё и полезет его страховать во время купания в море. — В общем, да. Вэнь Нин, например, смотрит на тебя с тем же восхищением, что и на Вэй Ина.       — Восхищением? Смотрит?       — Ну, наверно, это можно так назвать, если я правильно трактовал вектор его взгляда.       — Странный ты, Сяо Синчень, — выдохнул Сюэ Ян и одним глотком допил оставшееся, плескавшееся на дне стаканчика вино. — Говоришь и замечаешь странные вещи.       — А разве сама наша жизнь не странная? Мы все куда-то бежим, что-то ищем, кому-то помогаем и нет, а иногда помогают нам. Мы для чего-то живём, хотя, если взять жизнь, как отдельный элемент, она не представляет из себя ничего ценного, кроме как замкнутого цикла. Спрашивается, зачем жить, если ты всё равно умрёшь? Наверно, — улыбнулся Синчень себе под нос, не видя сквозь водопад соскользнувших с плеч волос чужого лица, но зная, что Сюэ Ян смотрит. И смотрит внимательнее, чем когда-либо до этого, — чтобы исправить чьи-то ошибки. Придать красок этому миру. Дать шанс на хорошее кому-то ещё, кто в прошлой жизни этого не заслужил.       — Веришь в реинкарнацию?       — А почему нет? Если это она, то я бы хотел, чтобы каждый, каждый человек в этой жизни и следующей, и после, и так до бесконечности, был счастлив. Счастлив и справедлив к чужому счастью.       — Ты всё-таки странный. Нет, не так. Блаженный. Блаженный Сяо Синчень.       Сяо Синчень, сцепив руки на вытянутых коленках, задумался — это выдавала его поза, «вероятно, и губу закусил, и взгляд потупил». Задумчивый Сяо Синчень мог привести к грустному Сяо Синченю, побитому и опечаленному.       Сюэ Ян тоже задумался, с какого момента счастливое выражение лица этого человека должно его так волновать.       «Счастье многогранно, друг мой, иногда оно живёт в чужих мучениях».       И вроде бы и знакомы не так давно, а приятно, чёрт возьми, сидеть в тени с видом на простирающееся по единой линии море.       Сюэ Ян скользнул рукой по россыпи чужих, излишне длинных волос, открывая себе вид на склонившееся в покорности к небесной воле выражение лица Сяо Синченя, просто потому что захотелось. «Потому что это делает меня счастливым», — дал себе ответ Сюэ Ян, убирая всю эту красоту на левое плечо Сяо Синченя.       — Будешь дальше думать, я тебя точно скину в море.       — Ты же сказал, что оставишь стоять на месте?       — Я передумал.       — А потом? Скажешь, что скинешь на дорогу или рельсы, или вообще на промежуточной станции заставишь высадиться в лесу?       — Как идея, — чересчур нагло усмехнулся Сюэ Ян и также нагло хохотнул Синченю прямо под нос, зная, что именно так тот хорошо видит смесь эмоций на его таком живом лице.       — Ах ты! А-Ян! Это шантаж!       — Всего лишь средство не заставлять тебя грустить, — на грани волнующего шёпота выдохнул Сюэ Ян и таким же испытывающим взглядом постарался рассмотреть Сяо Синченя. Прямой нос и бледные губы, интересные, нисходящие к подбородку линии лица, добавляющие некоторой пространственности предстающей перед глазами картины в стиле макро-фото, и всё же его глаза — уверенные, добрые, не видящие мирского зла, но знающие судьбоносное, потому что за какие-то грехи в прошлом Сяо Синченю должны были достаться мучения в настоящем.       — Рассматривать мужчин стоит только на третьем свидании, — неловко шепнул Сяо Синчень, и брови Сюэ Яна буквально взлетели от невинной наглости цитирования его фраз без спроса и указания источника.       — Я тебе устрою все тридцать.       Наверно, это не должно было звучать угрозой, но на голову Сюэ Яна упала злость, тоска и огорчение, когда краем глаза он увидел парочку, вопящую без устали и мельтешащую хуже агрессивной мухи в сентябре.       «Действительно, плоскодонка и «мистер Грей».       На Сяо Синченя чисто физически Сюэ Ян злиться не мог — а вот на его друзей хотел и делал со всей присущей его натуре агрессией.       — Там твои д… друзья. Иди, а то проморгаешь.       — Что? Где? — Синчень повертел головой, и почему-то Сюэ Ян знал, чем это могло закончиться (и также искренне, как Лань Ванцзи пытался выразить словами через рот свои чувства к Вэй Ину, он с такой же искренностью желал, чтобы эти друзья канули в небытие и нашлись в другой Вселенной). Но почему-то подхватил Сяо Синченя за кисть, поднял на ноги и повёл за собой (матом кляня всю свою благочестивость и тот страх в чужих глазах снова быть ненайденным). — Спасибо.       — Ты должен мне уже три раза, Сяо Синчень. У меня хорошая память, не надейся на авось.       — Даже не думал, — и Сяо Синчень, впервые почувствовавший, какого сжимать эту руку помощи, как последнюю ниточку надежды, в ответ, на секунду, сжал крепко-крепко. Пытаясь передать все свои чувства за этот томительно проведённый в поисках и очаровательном спокойствии среди чужих людей день.

***

      А-Цин извинялась в подкатывающих к горлу слезах, теребила в пальцах ручки пляжной сумки и не находила себе места без вставок в предложения из «извини» и «прости меня». Цзычень разве что недовольно повёл бровью на компанию Сюэ Яна, с которым Сяо Синчень показался на горизонте, но ничего лишнего в его сторону не сказал и крепко держал за предплечье дорогого друга, боясь вновь оставить его одного в городе без еды, воды, средств связи и денег.       Всё-таки прямая вина ложилась на его сильные плечи, и первые два-три часа они не задумывались об отсутствии Сяо Синченя, пока это отсутствие не сказалось на исказившемся лице А-Цин от понимания, что никаких вещей с собой Сяо Синчень не взял, уходя так надолго. Да и вещи его показались нетронутыми.       Искали они его по очереди, исходили пляж вдоль и поперёк и, лишь отчаявшись на миг, их спасение к ним протопало само, ведомый рукой, не меньше, чем дьяволом в людском обличье. По крайней мере дьявол улыбался именно так — точно делал одолжение, возвращая человека из Ада с маленькой оговоркой, что ещё обязательно ворвётся в их жизнь ураганом из трупов и проливающихся рек крови.       Либо Сун Лань излишне драматизировал, описывая Сюэ Яна всеми доступными ему цензурными эпитетами, приравнивая его чуть ли к рангу демонов по Данте.       Но Сюэ Ян даже не спросил номера Сяо Синченя и на кроткий окрик в спину только махнул рукой на прощание.       Что ж, в судьбу Сяо Синчень верил охотно. Также, как в слова Сюэ Яна о своей неисчерпаемой на значимые долги памяти.       В одной из последних электричек, когда они всё-таки подарили Сяо Синченю пару часов в своей компании, тихих шутках и блаженном спокойствии, протолкнуться можно было, лишь подобрав всю свою гордость, волю и самомнение, а также задавив все предупреждения о дистанции между людьми в полтора метра. Иначе бы следом за электричкой неслась вереница ещё трёх таких же электричек, но государство таких денег не имело, и Сяо Синчень плохо понимал, о чём они вообще думают.       «Ни о чём, скорее всего», — мелькнула мысль и потонула в толкучке заходящих в последнюю минуту перед отправлением людей. Сун Цзыченя оттёрли в конец вагона ещё в начале, волной таких же заходящих и желающих попасть домой людей — желающих вымыться, вытряхнуть песок из всевозможных мест и нормально поужинать, а не разменять здоровый и полезный обед на кусок варёной кукурузы и безвкусного хот-дога. А-Цин тёрлась в другом углу от него, глубоко засев в музыку и пока ещё работающий интернет, ведь лента твиттера и инстаграма сама себя не пролистает и не просмотрит.       — Твою ж мать, а можно поаккуратнее! — бабушка, сидящая — и это ключевое в её описании — наравне с подламывающимися от усталости ногами Синченя, недобро взглянула на зашедшего в поезд парня, запричитала о нормах морали и его слишком длинном языке.       А Сяо Синчень, как-то быстро для человека не видящего ничего вокруг себя, нашёл владельца этого языка близко знакомым. И постарался оглянуться в… без понятия, что он там пытался найти. Скорее всего, на инстинктах делал всё, чтобы найти и заметить смогли его.       Электричка резко тронулась и шумным ходом увозила всех желающих и успевших в большой, по меркам их жилой области, город, первым же шагом вызвав резкий отток всех людей назад.       Сяо Синчень ждал и видел свои грядущие извинения перед кем-то неизвестным, и даже не рассчитывал на чужое понимание, что держаться ему буквально не за что — не за стекло же дверей. Он ведь не человек-паук, и талантов у него таких отродясь не имелось.       И он действительно напоролся — на чужие протянутые руки, подхватившие его чуть крепче для уверенности, а следом — спиной — на ту дверь, к которой его пригвоздили для надёжности и даже встали перед носом.       Очень… компрометирующая поза.       Едва затянутые в низкий хвост волосы разметались по плечам и прядями скользнули по вискам.       — А вот мы и встретились, Сяо Синчень, — Сюэ Ян выдохнул чересчур самодовольно, куда-то под чужой нос, и встал на ноги увереннее. Позади него группа чересчур знакомых, но практически не узнаваемых лиц за что-то спорила и пререкалась, один Лань Ванцзи, уткнувшись в книгу, просвещался мировой литературой девятнадцатого века.       — Как-то скоро, ты не заметил? Я думал, мне дадут хотя бы день до уплаты долга, но, — Синчень зажато помялся на месте и постарался взглянуть Сюэ Яну в глаза. До конца фокус так и не сходился, но похожие очертания он улавливал и больше для надёжности сжал чужое запястье. Чтобы на следующей остановке не полететь в сторону, снося всех вокруг своим не самым малым весом, — видимо, мне придётся задолжать тебе ещё раз. Я подержусь, ладно?       — Потом вернёшь всё разом, — Сюэ Ян, чисто по велению машиниста и желанию других людей быть подальше от говорливой компании, прижался чуть ближе. Конечно, на оттолкнувшего его навстречу Сяо Синченю человека хотелось материться и шипеть не хуже домашнего тигра, но оттолкнувший сам, бегло извинившись, отошёл в сторону и был таков. Что ж, тоже неплохо.       — С тобой всё в порядке?       — Мне кажется, я не выгляжу инвалидом с подкашивающимися ногами. А ты да.       — Сегодняшняя ходьба меня измотала, — Сяо Синченю хотелось бы также ещё немного поныть о том, что он предлагал поехать на автобусе, чтобы сесть с комфортом, но А-Цин упёрлась, что на электричке дешевле, быстрее и «тоже можно посидеть» — прогадала с самым главным пунктом. Злиться Синчень не умел, тем более, что ничего плохого его подруга дней суровых не сделала.       — Обычно люди говорят несколько иначе.       — Например?       — Не для твоих нежных ушей эта информация.       — Сюэ Ян, — только и выдавил Синчень и гулко рассмеялся, пытаясь не привлекать излишнего внимания окружающих. Но конкретное внимание сидящей сбоку бабки он всё-таки привлёк, и та поглядывала на их прижавшийся друг к другу от невозможности стоять по-другому дует с ой каким нелицеприятным взглядом. Она точно знала слова похуже, о которых говорил и имел в виду Сюэ Ян.       — Что? Это, считай, забота. Ты же у нас буквально светишься от чистоты.       — Но это не значит, что я не могу ругаться. Или не выношу. Просто, я не считаю, что это полезно для языка как такового.       — Мат, вообще-то, был всегда.       — И он придаёт мощную эмоциональную окраску, но сейчас я совершенно спокоен и ты, вроде бы, тоже.       — Интересные выводы.       — Я думал, что ты скажешь, «странные».       — Не без этого.       Сюэ Ян пытался стоять ровно — это очень трудно делать, глядя на человека, крепко сжимающего твою руку, как канат для упора, и откинувшегося на спину так… словно предлагают. А взять хочется, и хочется с лихвой, со всеми долгами, чтобы потом и самому Сяо Синченю задолжать.       «Последний стакан был лишний». Но лишней была вся выпитая после ухода Синченя бутылка. Вэй Ин, не отставая, стал ему отличным собеседником, а Цзян Чен, как заботливый старший брат, мощной оплеухой и глотанием солёной воды пытался их отрезвить, и, по правде, капли воды до сих пор мерзко стекали за шиворот, не давая согреться.       У Цзян Чена всё получилось в лучшем виде, в лучшем из всех имеющихся, и потому он так собой доволен, как нахорохорившийся голубь.       Электричку на станции слегка повело, оттянуло, толкнуло и для надёжности Сюэ Ян постарался встать поближе, душа в голове сомнительные желания прижать к своей груди Сяо Синченя рывком ладони за пояс. У Синченя бы не осталось выбора, места для разворота, а также смелости кричать на переполненный вагон, что его средь сумрачного вечера хотят… не уронить на пол? Не дать возможности соприкоснуться с полом? Что?       — Сейчас твоя угроза оставить меня в лесу прозвучала бы как никогда кстати.       — А ты всё ещё расстраиваешься из-за недопустимых мелочей?       — М, — Сяо Синчень повёл взглядом в сторону в слепой надежде что-то там увидеть, но жест был более рефлексивный. Он спасался от неуютного его душе ответа. — Ты правда оставишь меня одного, если я скажу, что мне было нерационально грустно, когда мы встретили А-Цин и Цзыченя?       — А ты всегда говоришь исключительно правду, или только прикидываешься?       — Прозвучало, как выпад.       — Я не пытался обидеть, — Сюэ Ян глубоко вздохнул и передёрнул затёкшими плечами. Вес сжимавшей его запястье руки заметно увеличился от степени усталости самого Сяо Синченя и прикладываемой им силой на тех самых животных инстинктах. Когда уходить не хочется, но и подпустить ближе опасно. А следом за рукой оттягивало к земле и самого Сюэ Яна. — Я говорю по существу и что вижу. Ты, вроде бы, тоже, даже не врёшь, но эта «правда» весьма условна. Тебе не хватает жёсткости, чтобы сказать её тогда, когда тебя не просят.       — А это разве не называется «бестактностью»?       — Тогда ты мне ничего не скажешь, если я сделаю так, — «так» — это руки, выставленные по обе стороны от головы Синченя, уложить ему чуть выше пояса слитым, чересчур знакомым телу движением, и почти прижаться под долгие протяжные охи сидящей бабки. — По-прежнему ничего в ответ, просто потому что я не хочу слышать твоей «правды»?       Томительным першением в горле отозвалось сознание, которое не хотело работать после несчастного, горем добытого вина. Пить не стоило, но всё было выпито и отрезвляющая соляная ванная от дядюшки Цзян Чена трезвости уму не придала. А, может, Сюэ Яна пьянило вовсе не вино.       Сяо Синчень за всю свою короткую, страдающую, небом данную за что-то сделанное не им жизнь, вымоленную, как последнюю инстанцию во имя спасения чего-то там, о людях не думал всуе. Именно в таком плане. Горизонтально-вертикальном. И на неловкие, неумелые и постыдные разговоры с Сун Цзыченем никак практически не реагировал, и порно по заверениям Цансэ смотрел. Не привлекало. Телу не требовалось смотреть на что-то чужое, ему доселе чуждое, а девочек в школе очкарики не привлекали. И в идеалы А-Цин Сяо Синчень не вписывался.       На том и порешил для себя Синчень до сиюминутного момента, когда стайкой мурашек прокатилось волнение, и стыд, и совесть, и совсем крохотное желание, чтобы Сюэ Ян коснулся вновь. Но он даже руку не думал убирать с заманчиво-тонкого тела, и Сяо Синчень для себя несмело, стыдливо, с красными щеками надеялся почувствовать разряд тока по телу вновь — это выбивало дыхание из груди к чертям, подводило едва стоящие на полу ноги и напрягало тонкие пальцы.       — Я ничего не скажу, — с надломом в голосе почти шепнул Синчень, и взмолился сегодняшнему машинисту, отдал дань косым рельсам, что Сюэ Яна на инерции тупо толкнуло к нему вперёд, потому что своих сил подтянуться, упасть навстречу и раствориться у него не было. И Сюэ Ян, носом проходящийся по его шее, через рот выдыхающий, опаляющий нетронутую никем и ничем кожу, доводил до бессвязности мыслей одним своим жаром тела через рубашку. — Потому что твоя «правда» всё ещё не отличается от моей.       — Ты в своём уме вообще, Синчень? — выдавил А-Ян и прошёлся слитым движением ладони вдоль позвонков до лопаток, туда где билось слишком горячо и быстро несчастное сердце. Синчень всё ещё человек, и всё ещё, всё ещё не искушён человеческими желаниями. Поддаваться им навстречу с малознакомым человеком казалось чересчур сумасшедшим решением, но собственными руками Сяо Синчень отрезал себе путь на спасение, ведя пальцами по плечам Сюэ Яна вразрез неловко — и оттого притягательно. Не было — не значит не видел, не читал и не знал, каково это должно отражаться в чужих глазах. Но Сяо Синчень не видел, чувствовал и ощущал лишь по одному, едва сбитому дыханию.       — А ты? Ты мог бы меня бросить сегодня, не подходить или же не пытаться помочь…       — Не мог. Я час за тобой ходил, смотрел и тысячу раз порывался уйти, но я не мог.       — А-Ян, — испытующе выдохнул Синчень куда-то в чужое ухо, которое было так близко к его губам, опаляя щёку, прижиматься к которой — всё, что у него оставалось, вместе с калейдоскопом волнующих ощущений от соприкосновения каждого пальца к чувствительной спине и каждому напряжённому позвонку.       — Скажешь, судьба? Я ведь даже тебя твоему этому «мистеру Грею» отдал, и никаких контактов не оставил, даже без понятия, в каком ты ВУЗе учишься, хотя, — Сюэ Ян слабо хохотнул под нос и губами до боли прижался к чужой коже под линией челюсти, с широко открытыми глазами наблюдая, как изогнулась вся фигура Сяо Синченя в его руках, и словил глухой стук его откинутой к двери вагона головы, — больно много у нас в городе медов. Стоял бы у каждого под дверью, чтобы только тебя найти. Как чёртова собака.       — А-Ян, — Синченю бы сказать, что они в электричке среди бесчисленного скопления народа и на них наверняка смотрят. Смотрят и осуждают, хоть компания позади спины Сюэ Яна к себе привлекала гораздо больше ненужного внимания, чем тихие, забывшиеся в реальном мире они вдвоём. Но он только на выдохе шептал чужое имя, музыкой ложащееся на язык, и пальцами путался в сюэяновских волосах, мокрыми прядями уходящими под чёрную футболку.       — Скажешь так ещё раз — и некоторые увидят порно. Возможно, даже в первый раз в своей жизни.       — Ты бесстыдник.       — Но везучий бесстыдник.       — Что же ты такой… — выдохнул Синчень в бессилии, когда вслед за губами, прижимающимися к солёной от моря кожи в неловком подобие поцелуя, кожи коснулся юркий, шаловливый язык и широко лизнул вдоль косой мышцы.       — Какой?       Сяо Синченя затрясло от невозможности кричать, беситься и даже тихонько стонать, ведь эти стоны точно-точно услышит вся добрая половина несущегося вагона. Хотелось на пару минут, отмеряя ими же путь до конечной остановки, отключиться и проснуться вновь, но уже будучи подхваченным крепкими руками и уносящими его… куда-то. Куда-то за горизонт, где принцы и принцессы доживают свою счастливую будущую жизнь с тремя детьми в богатстве и здравии.       — Невыносимый. Невозможный. Даже в первые минуты знакомства говорил невероятно смущающие вещи, а сейчас ты ведёшь себя, как самый настоящий…       — Развратник?       — Да! — это прозвучало чересчур феерично, эксцентрично, было наполнено эмоциональной неприсущей Синченю вспыльчивостью, что мигом заставило его покраснеть, спрятаться и уткнуться горящими щеками в статную фигуру Сюэ Яна. Где-то на уровне его плеч. «Простите», — оборонил Сяо Синчень за потревоженное волнение окружающих, а окружающие пожали плечами и продолжили заниматься своим делами, некоторые даже и не отвлекались. Одна и та же бабка только ворчать стала громче и увереннее.       — Ну чего ты, маленький, — Сюэ Ян одной ладонью зарылся в его мягкие, как вся суть Сяо Синченя, волосы на затылке и нежно перебирал, ласкал кончиками пальцев, не забывая держать его и себя без опоры в виде поручней в шатком равновесии и доводить до крайней степени исступления. — Всё в порядке, куда ты спрятался.       — Я отсюда не выйду.       — Почему?       — Потому что это ты виноват.       — Разве? Я же вроде ещё не сделал ничего для того, чтобы ты кричал.       Сяо Синчень дёрнул плечами, махнул головой и почти неслышно застонал А-Яну в открытые ключицы.       «Ему так легко быть открытым и честным», — подумал Сюэ Ян, — «и в то же время совершенно закрытым в собственных желаниях».       — Такими темпами я сгорю раньше, чем у тебя дотянутся руки.       — Это вряд ли.       — Почему же?       — Что ты делаешь сегодня вечером?       — Ничего?       — Неправильно. Сегодня мы идём устраивать первые три свидания.       — Шутишь, что ли? Мы не успеем.       — Никто не говорил, что свидание не может длиться пять минут. Как раз успеем доехать, дойти до дома и помыться.       У Сяо Синченя тупо не нашлось слов, чтобы весь сахар, льющийся изо рта Сюэ Яна, оборвать таким горьким и важным — «я, например, живу с родителями. Мама и сестра будут волноваться. Как только мы сойдём со станции, Цзычень меня так просто не отпустит, ты ему и так не нравишься, а сейчас, вероятно, ты его враг номер один, и это очень странно для человека, у которого всю жизнь мнение относительно окружающих его людей оставалось в нейтральной зоне отчуждения». Там ещё можно было приплести А-Цин, и друзей Сюэ Яна, но, глядя на друзей Сюэ Яна из-за его плеча, те пребывали либо в параллельной Вселенной, либо уже заочно праздновали их грядущую свадьбу. Наверно.       — Ты правда так уверен в своих действиях?       — А разве ты не чувствуешь?       — Что конкретно? Твоё рвение меня завалить — очень даже.       — Глупый, — улыбнулся Сюэ Яна и ещё раз скользнул пальцами вдоль затылка Сяо Синченя, расслабляя и даруя парящую дымку покоя. «Странно это». — Когда-нибудь поймёшь.       Синчень большую часть оставшегося пути кусал свою несчастную губу, внутреннюю часть щёк и со сбитой к чертям периодичностью дёргал А-Яна за волосы. Стоять было тяжело, а наваливаться весом на человека — грешно и неправильно. Он считал минуты до приезда электрички в город, чтобы хоть немного разобраться в ситуации, а пока Сюэ Ян поставил перед собой цель — довести его до ручки скользнувшими под рубашку руками, прикосновениями кожа к коже, шероховатыми пальцами и горячими, невыносимо горячими ладонями.       — Я сейчас умру, честное слово.       — Я не позволю.       — Тебя никто не спросит.       — Но я всё равно не позволю.       — Зачем я тебе, Сюэ Ян? — спросил Сяо Синчень, задумавшись только над этой мыслью, привыкнув и к чужим рукам, и редким поцелуям в шею, которых обещалось гораздо, гораздо больше вместе с выплывающими из ниоткуда вопросами. Вполне логичными, если так посмотреть. — Ты же меня даже дня не знаешь, и представить себе не можешь, что будет завтра. А я сейчас полуслепой недокалека, вдруг, решив даже один этот нюанс, я перестану тебя интересовать?       — Я похож на человека с синдромом матери Терезы?       — Да? Нет? Я пытаюсь понять, но у меня просто… никогда не было. Такого. Ничего не было, — Синчень ощутимо сдулся в своём рвении услышать ответ, переходя к сути возникновения вопроса; поник плечами и постарался всмотреться в испытующие, ожидающие продолжения глаза Сюэ Яна. И ведь они, вау, осторчертеть, какие внимательные. — Я ведь никогда ни с кем, если ты не догадался уже, не встречался и тем более не… вот это вот всё. Я вообще не представляю, что мы сейчас делаем, но это точно не то, что следует видеть другим людям.       — А если я не захочу?       — Что именно?       — Прекращать всё это. Я очень трепетно отношусь к своим желаниям, Сяо Синчень. К твоим вот я готов прислушаться, а мои меня одолевают и говорят мне сделать вещи, похуже невинных обжиманий в общественных местах скопления людей. Чтобы каждая тварь знала, что тебя трогать никто не посмеет. Но видишь — я тут. И я всё ещё в здравом уме и чистой памяти, жду, когда ты просто согласишься провести со мной этот вечер.       — Приглашаешь на свидание?       — А что, не похоже?       — Процентов на тридцать я не вижу искренности в твоих намерениях.       — А остальные семьдесят ты не видишь вообще.       — Ну вот, — Синчень залился и краской, и тёплым смехом, разрушая неловкую тишину и шум спешащей на вокзал электрички. — Так что нечестно, знаешь ли. Ты пользуешься моим положением.       — Ни в коем разе. Я всё ещё тебя не поцеловал.       — А надо?       — Очень. Но боюсь, эта старуха сбоку начнёт причитать о грехе божьем, о каре всевышней, и разврате, содомии и прочем, и прочем.       Сяо Синчень хотел одёрнуть Сюэ Яна, что та старуха, вообще-то, его прекрасно слышала — каждое его сказанное, чётко проговорённое слово, — а потом понял, что это бесполезно и разгорающегося скандала нельзя было избежать с первого же момента их встречи.       И пока бабулька кляла Сюэ Яна, на чём свет стоит, Сяо Синчень поддался всего одному желанию, съедающего его с разглядывания А-Яна в первую же их встречу — попробовать стать очень-очень близко, почувствовать тело и, на краткий волнительный миг, душой чужое естество. Он крепко обхватил Сюэ Яна за плечи, выдыхая под порывистые движение обнимающих его фигуру в ответ рук то самое:       — Поцелуй меня.       И Сюэ Ян поцеловал. Под неугомонные чужие вопли, переходящие в едливый ультразвук и бравые аплодисменты со стороны Вэй Ина, гордящегося за Сюэ Яна, как отец за родного сына.       У Сяо Синченя не было опыта ни в каких поцелуях, но он правда много читал — а практика выбила почву под ногами, заставила позабыть, как дышать, и оставляла только прижиматься к чужой груди крепче, пока внутри чувства кульбитами прыгали, и чувствовать губы Сюэ Яна на своих собственных, и его пробравшийся вглубь тёплого рта язык.       «Пускай делает, что хочет».       Сяо Синчень теперь осознал, из-за чего все глупости в жизни делаются — из-за этого глупого чувства в груди, когда тебя целуют, точно в последний раз в жизни.       Вэй Ин на фоне тяжело и пьяно вздохнул, причитая: «Блять, Лань Чжань, я хочу также».       Лань Чжань глубокомысленно промолчал, наблюдая за едким препирательством суматошной бабки и её мужской версии в виде Сюэ Яна, и взглядом не повёл. Подобрал сумку, ступил в сторону дверей электрички, всё также подпирающихся Сяо Синченем.       Лань Чжань шепнул: «Удачи». Сяо Синчень с горящими губами, красными щеками и невыносимо быстро дрожащими руками пожелал Ванцзи того же счастья.       «Оно, правда, близко-близко».