Неполноценные небеса

      Первое время они просто сидят на постели, и даже не смотрят друг на друга. Чуя с закрытыми глазами валяется на краю кровати и практически не дышит, словно боясь нарушить хрупкую тишину собственным дыханием. Дазай же разглядывает спальню, ощущая как внутреннее напряжение потихоньку исчезает, оставляя внутри лишь тягучее предвкушение и любопытство.       Он не гей. С парнями Дазай никогда не спал, да и само разнообразие любовниц в его жизни было не велико — после регулярных встреч с Нари, он оставался вполне себе довольным и не видел смысла искать себе кого-то ещё. Так что Чуя будет в его жизни чем-то новеньким, поскольку с Мотидзуки они не похожи от слова «совсем».       С информатором у него было чёткое распределение ролей, с напарником же такого не получится — с Чуей придётся оставаться на равных, ведь он не потерпит над собой кого-либо вне работы. Учитывая последнее, было удивительно, что именно Накахара предложил эту авантюру.       Спальня, как упоминалось ранее, имела огромную кровать. Напротив неё так же висела плазма, рядом стояла тумбочка из тёмного дерева, чьё содержимое Дазай пока проверять не хотел, а на полу лежал мягкий ковёр с серым ворсом. Огромное, занимающее практически всю стену, окно с видом на вечерний парк, где сейчас бегал какой-то парень, было закрыто плотными шторами с забавными узорами, что были лишь на пару тонов темнее самой ткани. У стены стоял небольшой плетеный шкаф, куда Осаму повешал свой пиджак.       — Будем начинать? — не особо уверенно предложил Дазай.       — Неужели ты, скумбрия, боишься секса? — раздался язвительный голос с кровати, но как-то вяло, без привычного огонька.       — Я никогда не спал с парнями, — фыркнул он и присел на кровать. Матрас прогнулся под чужим весом. — Так что да, немного нервничаю. Можешь гордиться, ты будешь первым.       — Заткнись уже, бесишь.       Чуя принял сидячее положение, уперевшись одной рукой о кровать. Рыжие волосы после получаса лежания растрепались и он теперь выглядел как-то непривычно, по-домашнему. Синие глаза взглянули прямо в красно-карие. Вновь воцарилось молчание.       Первым не выдержал Накахара, что подполз ближе к Осаму и едва ощутимо прикоснулся к рубашке. Дазай же, хмыкнув на такое скромное поведение, усмехнулся и потянул за руку на себя, вызвав тихий вскрик и перехватил занесенный на рефлексах кулак возле челюсти. Тонкие губы расползлись в ядовитой усмешке.       — Всё ещё уверен, что хочешь продолжить?       — Мы даже не начинали. Хватит уже тянуть, чёртов придурок. Быстрее начнём, быстрее закончим.       Дазай чуть задумчиво прикрывает глаза и думает, что понимает Занзаса, бросающегося стаканами в Скуало. Такие подчинённые, естественно, приносят много пользы, но, Ками-сама, сколько же они жрут нервов...       Дазай без предупреждения стягивает чужую портупею, расстёгивает пуговицы на чужой рубашке. Кожа под ними немного темнее, чем у самого молодого Исполнителя Портовой Мафии, кое-где есть шрамы-звездочки от пуль и бледные полосы от лезвий врагов и Золотого демона. А ещё она горячая, будто раскалённая изнутри, и мягкая на ощупь. Чуя задерживает дыхание, когда мозолистые пальцы Дазая проводят по коже, слегка надавливая и едва-едва царапая ногтями.       Красно-карие глаза с нескрываемым интересом рассматривают чужое тело, а руки гладят и слегка мнут кожу — пока что, только на пробу. Но от таких действий чувствительный напарник краснеет, точно девственник, старается снять трясущимися руками с самого Осаму рубашку и не знает, куда смотреть, лишь бы не краснеть ещё больше.       Контраст с прошлым разом на лицо.       Когда Дазай всё же добирается до ремня, рыжий уже красуется с алой полосой на лице. Тёмную ткань отчётливо оттягивает вставший член и при неосторожном касании, когда взявший на себя ведущую роль Дазай задел кистью чужую плоть, Накахара не может сдержать стон.       — Твою же мать... — голос у парня низкий, слегка хриплый, будто бы он недавно курил. Голубые глаза потемнели от возбуждения, пока зрачки расширяются в такт сердцебиению.       — А ты чувствительный, — не может сдержать комментария Дазай, и тут же ощущает, как напрягается откинувшийся на кровать напарник. Ладони в чёрных перчатках с белоснежной простыни перемещаются на плечи, ощутимо сжимая кости.       — Ещё один комментарий, — предупреждающе скалиться парень под ним, но на этом останавливается. Впрочем, Дазаю не нужно продолжения — они уже давно прекрасно понимают друг друга и без слов.       Сильные руки наконец-то снимают рубашку, — не без помощи Осаму, ему ещё нужно в чем-то идти обратно, — и она летит на пол. Рыжий с хорошо видным недовольством косится на бинты на чужой груди, руках, шее, но молчит. Знает, что Дазай не снимет их. Умный мальчик. Иногда.       Пальцы Накахары проходятся по мышцам спины, изредка надавливая на позвонки. Он ищет пальцами свободную от марли кожу и гладит её, словно бы желая запомнить ощущения. Изредка, он пробирается под бинты и касается шрамов, заставляя Дазая закусывать изнутри щеку. Видя чужую реакцию рыжий довольно ухмыляется.       Вот же ж, наглый коротышка.       Поддаваясь собственному любопытству и легкому желанию отомстить, Дазай кусает напарника за плечо, провоцируя тихий, но очень возмущённый вскрик. От зубов остаётся дорожка мелких следов-полосочек, которые он тут же зализывает языком. На вкус Чуя оказался солёным, а ещё от него пахнет дорогим вином и чёрным шоколадом.       Осознание того, что этот след не пройдет так быстро, как те же бледные царапины от ногтей, заставляют его довольно усмехнуться. Если дорогой напарник решил, что он оставит его выходки так просто, то придется разочаровать.       — Только попробуй так сделать ещё хоть раз... — сдавленно стонет Чуя, когда Осаму стягивает с него брюки.       — Сделаю, не переживай, — выдыхает на покрасневшее ухо парень и тут же прикусывает хрящик. Чуя сжимает губы и руки на плечах, а ещё поверхностно дышит, словно бы пробегающий марафон ботаник. — Где я ещё смогу наблюдать тебя в таком состоянии. Я бы ещё сделал фотки, но увы, нет фотоаппарата, да и телефон в гостиной остался...       Кровать скрипнула, а Дазай охнул, когда Накахара резко дернул его за плечи и перевернул на спину. Оказавшись сверху, парень насмешливо фыркнул и склонился к чужому лицу, опираясь рукой о кровать.       — Ты говоришь, что я чувствительный, а у самого стоит, — доверительным шёпотом поведал Чуя и, словно бы желая доказать собственные слова, положил ладонь на пах.       Дазай невольно откинулся на подушку, прикусывая губу, чтобы не застонать. Чёртов Чуя.       На губах Накахары расползлась такая же усмешка, как и на его собственных недавно — издевательская, чуть едкая и тёмная.       Накахара расстегнул ремень, опустил брюки и белье настолько, насколько позволяло собственное терпение, а после поудобнее устроился на чужих бёдрах. Дазай разместил свои ладони на ногах Чуи, огладил пальцами пресс, вот только продолжить ему не дали.       — Ты хоть представляешь, какого мне было каждое долбанное утро, после тех грёбанных снов с твоим участием? — поинтересовался у него напарник, прищурив синие глаза.       Ладонь, что до этого спокойно поглаживала кожу возле паха, вызывая неопределённые ощущения, легла на член. Большой палец огладил головку, надавил на уретру, пощекотал уздечку. Пальцы провели вниз по стволу, а после медленным движением поднялись. И так по кругу.       — У тебя как-то выходило справляться, а вот у меня не получалось, — рыжий покраснел, когда чужие пальцы сжали его бедра, но упорно продолжал говорить. — Я, чёрт тебя дери, спать нормально не мог. И ладно бы только пару ночей в две-три недели, так ты снишься практически каждый день.       — Бедняжка, — прокомментировал чужие слова Дазай. Такое ощущение, что он в этом виноват. Смешно.       — Посмотрим на тебя, когда я тебя выебу и эта хрень закончиться, — прошипел Чуя.       — Да неужели? — усмешка.       Надавив рукой на чужую поясницу, Дазай заставил Накахару придвинуться ближе. Оба не сдержали стона, когда эрекции коснулись друг-друга, только по-разному — Осаму тихо, привычно сдерживая голос, а Чуя громко, едва не срываясь крик. Он всегда был громким.       Использовав чужое замешательство, Дазай вновь подмял Накахару под себя.       — Ты слишком распоясался, — доверительным шёпотом сообщил рыжему на ухо он. Чужое бельё, как и собственную одежду, удалось быстро снять. — А сейчас ты либо говоришь мне, где находиться смазка, либо придётся использовать слюну.       Лицо напротив едва ли не сравнялось по цвету с волосами, чем вызвало бы смех, вот только не в этой ситуации.       Обычно хороший самоконтроль помахал ручкой и сейчас, единственное желание Дазая было наконец-то избавиться от чёртового возбуждения. Если судить по действиям, то именно этого Чуя и добивался.       Смазка оказалась в той самой тумбочке, которую не хотелось открывать Осаму. Содержимое невзрачного флакончика пахло клубникой, было густым и скользким — то что нужно им сейчас.       Удивительно, но занимаясь чужой растяжкой, он не чувствует никакого отвращения. Скорее это было смущение, а ещё немного удивления — Чуя закусывает губу, сжимает пальцы на чужих плечах, но молчит и терпит, доверяя себя полностью. Это невольно подкупает, заставляет идти навстречу — движения аккуратные, палец мягко оглаживает горячие стенки, осторожно их растягивая, пока не добавляет второй палец, а в конце — третий.       — Прекрати тянуть, — тихо рычит Накахара, притягивая к себе ближе. Аккуратный нос утыкается в ключицы.       — Тебе будет больно.       — Плевать, тебе тоже.       Как самоуверенно заговорили...       Дазай скалится, но просьбу выполняет. Он входит резко, практически на половину, и тут же болезненно шипит, когда чужие зубы впиваются в плечо — больно, наверняка останется синяк, а ещё коротышка умудрился прокусить ему кожу и место укуса аж сводит от боли, поскольку челюсть расслаблять не собираются.       — Если у меня после твоего укуса останется шрам, то ты задолбаешься расплачиваться, — хрипло обещает ему Осаму, а после входит до конца.       — Заткнись, заебал уже.       — Я даже не начал.       Пришлось ждать около минуты, пока напарник сам не двинул бедрами навстречу. В уголках синих глаз скопились слёзы и Дазай, поддаваясь какому-то внутреннему порыву, слизывает их языком.       Пара неудачных попыток и он находит нужный угол, под которым Накахара выгибается до хруста позвоночника. Чужие ноги скрещиваются где-то на спине, руки обвивают шею и притягивают ближе, хотя казалось, что ближе уже нельзя.       Всё тело прошибает каким-то ненормальным удовольствием, словно от наркотического кайфа, а ещё у Дазая буквально ноют губы от желания поцеловать красного, закатывающего глаза от удовольствия, напарника — тот ощущает тот же спектр эмоций чуть ли не сильнее, чем сам Осаму.       Проблема в том, что он его целовать не намерен.       Но всё таки они целуются — Накахара сдается первым и целует, больно кусая за губы и стараясь перехватить первенство хоть где-то, раз уж в постели не вышло. Оторваться невозможно, пускай лёгкие и горят от нехватки кислорода.       — Ещё...       Сдавленная мольба заставляет что-то внутри поддаться. У Осаму в ушах вместе с пульсом звучит связь, пока татуировка наливается тусклыми красками.       Впереди ещё долгая ночь.