Неполноценные небеса

      Дазай смотрит на мальчика с серебристыми волосами и удивительными золотисто-фиолетовыми глазами и чувствует, как у него покалывают кончики пальцев от ощущения эфемерного Пламени на них. Глаза на секунду становятся чуть ярче, совсем незаметно, но Дазай большего не позволяет, и в некоторой степени он даже рад тому, что в несколько неуютную тишину между ним и мальчиком — воспринимать его как юношу не получается даже в мыслях, а где-то на подкорке сознания теплится ощущение, что он совсем ребёнок, и это бесит, — вмешивается Куникида.       Он наблюдает за зажатым ребёнком и чем больше про него узнает, тем больше ему хочется материться, когда он вспоминает, где же видел этого ребёнка.

В этом году зима удивительно холодная и Тсунаёши дует себе на ладони, дабы хоть немного согреться — перчатки кто-то у него украл, за что позже ещё поплатится, и рукам холодно. Шапку он никогда не носил, а потому в волосах застревают снежинки — крупные, мелкие, с забавным и тонким узором. Снег тает, тает, тает, волосы пропитываются влагой и липнут к коже виска, словно бы его из ведра облили, но шапку он не надевает чисто из упрямства.       Когда кто-то едва не врезается в его спину, то Тсуна только чудом не падает на задницу, хотя был в опасной близости от этого — гололёд не способствует устойчивости.       — Простите! Я не хотел!       Мальчик перед ним младше его года на четыре, с большими золотисто-фиолетовыми глазами, напоминающие драгоценные камни. Он завороженно в них смотрит с минуту, пока не встряхивает головой, мысленно давая себе подзатыльник.       — Потрясающе, — манерный голос Мэриголд отдаётся в его голове эхом, а сама девушка спокойно стоит в нескольких метрах от него. — Тебя едва не сбросил на землю мелкий ребенок. Жалкое зрелище, Савада.       Тсунаёши не слушает и спокойно качает головой, мол, ничего страшного. Взгляд цепляется за белые пряди на чужой макушке.       — Ничего, не страшно, — он качает головой и чуть усмехается, когда из чужого живота раздаётся урчание. Ребёнок забавно краснеет, становясь похожим на варёного рака или помидоры. — Просто в следующий раз будь аккуратней.       — Но шапка… — начинает мямлить незнакомый мальчик, на что Тсунаёши лишь раздражённо морщится. Всё внимание ребёнка приковано к лежащей посреди засыпанного песком и солью тротуара шапки с рыжим помпоном.       Подарок отца на день рождение бесит своим рыжим цветом и от него чешется голова. А ещё его подарил Иемицу, так что Тсуна автоматически внёс этот элемент гардероба в то, что надо выбросить при первом же удобном случае.       — Неважно, она мне всё равно никогда не нравилась, — ни капли не врёт он и, резко поднимая вещь с утоптанного снега, чуть отряхивает ту, после чего натягивает на чужую голову. — Но если тебя это так волнует, то забирай себе. А теперь прости, но мне надо идти уже.       — А как вас зовут? — наивный вопрос заставляет бровь дёрнуться, а следящую за ними Вольпе — усмехнуться.       — Тсунаёши Савада. Зачем тебе это, мелкий?       — Я не мелкий! Я Накаджима Атсуши!       Ему показалось, или чужие глаза на секунду блеснули жёлтым огнём?

      — Зачем я в это вообще влез? — бормочет себе под нос он, когда осознаёт, что тот самый мальчишка из приюта в нескольких кварталах от школы является не только эспером со способность к превращениям в тигра, но и его Солнцем.       Прекрасно.       Прелестно просто, прям сейчас иди, да вешайся.       Только мелкого Солнца ему для полного счастья не хватало. И так бывший подопечный излишне сильно желает с ним поболтать и рыскает в районах, лишь чудом не сталкиваясь с самим Дазаем.       — Что-то тебе капитально не везёт в последнее время с Хранителями, а, Дазай? — насмешливый голос Мэриголд позади него заставляет раздражённо скрипнуть зубами. — Вначале Облако на тебе помешалось, потом съехавший с катушек Туман, Солнышко твоё из прошлого, которое может спалить главный обман в твоей жизни. О Грозе можно и вовсе не заикаться…       — Заткнись, — холодно отвечает он, не желая слушать о Мотидзуки ни слова. По крайней мере, не в ближайшее время точно. — Заткнись и исчезни, желательно навсегда.       — Да, да, да, конечно, милый, — она кивает и улыбается до того сладко, что невольно хочется пойти к дантисту на проверку — вдруг зубы раскрошатся или сгниют? С Вольпе ни в чем нельзя быть уверенным.       Как и с ним, Дазаем, впрочем-то тоже.       Наследственность, она такая сволочь, что ты порой выходишь ужасно похожим на бесящих тебя родственников. Даже если вас разделяет пара сотен лет, падла эта всегда вылезет и всегда о себе напомнит. Он как раз один из самых ярких примеров этого.       Интересно, а у Чуи подобные родичи имеются? Наверняка, слишком уж часто Мэриголд упоминала некую Риччи и их схожесть с коротышкой.       Атсуши оказывается забавным и в некоторой степени наивным, словно мелкий котёнок. О том, что этот самый котёнок может кого-то легко убить при желании он не волнуется — смерть Дазая уже давно лет так с семи точно не пугает.       — Дазай-сан, — задумчивый голос Накаджимы выводит его из мыслей, в которых он поминает недобрым словом Куникиду с его тягой к работе на износ и бумагами, что размножаются делением и почкованием, не иначе.       — Да, Атсуши-кун? — он усмехается и оглядывается на стоящего рядом с ним паренька. Тот сам осматривает недолго кабинет, никого, и после подозрительно щурится.       — Мы с вами нигде не встречались?       Вопрос оказывается сродни удару под дых и улыбка, до этого искренняя, становится приклеенной, пока он думает, в чём успел проколоться. Ками-сама, да это будет отвратительный исход событий, если этот подросток его всё же вспомнит, хотя виделись они один только раз.       — С чего такие мысли, Атсуши-кун? — он глубоко вздыхает про себя и говорит наигранно беззаботно. Если он сейчас скажет, что они ранее не встречались, то это даже ложью будет трудно назвать — Дазай Осаму до той самой попытки утопиться Накаджиму и вправду никогда не видел.       — Не знаю, — он неуверенно пожимает плечами и нервно улыбается. — Просто ощущение… Словно мы с вами знакомы. Мельком, но знакомы.       — Может виделись где-то на улице, — пожимает плечами, а потом улыбается. — То, что ты доверяешь своим ощущением это хорошо, даже очень, — но может свести тебя в могилу при слишком большом любопытстве, о чём Дазай вслух говорить не стал. — Но далеко не всем ощущениям можно верить. Запомни это, хорошо?       Атсуши неуверенно кивает головой, и Дазай позволяет себе надеяться, что разбираться в природе этих ощущений этот ребёнок не будет. Потому что исчезновение принятого только сегодня сотрудника определённо вызовет вопросы.