***
Чёрные тучи полностью закрыли медленно становящееся мрачным небо, не оставляя остаткам предзакатного солнца и шанса проникнуть сквозь них. Молнии рассекали небосвод настолько часто, что воздух буквально пропитался запахом свинца, а очередные громовые раскаты раз за разом сотрясали землю. Но буря… Несмотря на все людские предположения, пока она лишь приближалась. Внезапно ветер поднялся с такой скоростью, что казалось, будто начался настоящий ураган. Минута за минутой бегут, кажется, быстрее скорости света, а его ледяные порывы хлещут лишь сильнее, не щадя ничего живого. Ничуть не удивительно, что блестящие тёмные волосы затрепетали в воздухе, напрочь растрёпывая колечки кудряшек и надёжно скрывая лицо девушки. Юное сердце бешено колотится где-то в груди, однако весь этот гул настойчиво стучит в висках, грозясь раздробить в порошок всю черепную коробку. Её взгляд упрямо стремился вдаль. Туда, где зловещие тени облаков плясали в лесной чаще, среди деревьев и падали на чёрную, зеркальную гладь озера, кажущегося бескрайним. Просто не смотри вниз. Даже не пытайся глядеть туда. Это невероятно лёгкая задача. Лёгкая… Мерлин, сколько же футов отсюда до земли? Сотня или же две? Руки, настолько бледные, что выглядят покрытыми тонкой плёнкой, через которую можно разглядывать синеватые ниточки вен, а не кожей, трясутся, словно осенний лист, готовящийся сорваться с ветки. Тонкие, длинные пальцы обхватывают кованные перила с такой силой, что костяшки белеют на глазах. Страшнее лишь то, что девушку пугает вовсе не высота. Ведь не подобный обзор на окрестности замка заставляет каждую клеточку тела подрагивать, а дыхание — судорожно сбиваться, будто ожидая смертного приговора. — Жизнь — удивительно забавная штука, — прошептал твёрдый женский голос. — Лишь один шаг не в ту сторону, — продолжила та уже куда ласковее. — И ты падёшь в пропасть… Она не успела спросить, что женщина имела ввиду, не успела даже обернуться или как следует испугаться её, когда получила ощутимый толчок в спину. Пальцы послушно разжались, а любой гул внутри вдруг прекратился. Девушка бы даже подумала, что оглохла, если бы не свистящий ветер в ушах. Секунда. Две. Она падает. Попросту стремительно летит вниз. Три. Четыре. Не кричит и не молит о помощи, не пытается ухватиться руками за воздух и не боится упасть. Потому что всё, что заставляло её делать это, внезапно исчезло. Поскольку знает, что заслуживает этого. Пять.***
Ещё тяжёлые ото сна веки мелко задрожали. За ними распахнулись и зелёные глаза, кои сразу же беспорядочно заметались по помещению. После осознания же послышался вздох облегчения. Она просто спала, а всё увиденное — лишь невероятно реалистичный кошмар, доказывающий хорошее воображение. Сон, который девочка видит уже вторую неделю. Интересно, а это не признак сумасшествия? Ви сощурилась. За ночь комната, впрочем, нисколько не изменилась. Те же тёмные, местами пошарпанные, стены, наверняка способные в буквальном смысле вызывать депрессию одним своим видом, та же крохотная кровать и деревянная мебель, то же небольшое окошко, по стеклу которого сейчас стекают крупные дождевые капли. По количеству серости цветовая гамма внутри и возле поместья в принципе редко отличалась, ведь Уилтшир известен всей магической Англии именно своей сыростью. Погода шепчет, как и всегда. Тонкие брови слегка нахмурились, образуя над ними небольшую складку. В размерах её жилище так же не изменилось. А именно, продолжало оставаться раза в три меньше комнаты Драко. Девочка с силой сжала собственное запястье, впиваясь в руку ногтями. Невольно опустив взгляд, она увидела пятёрку новых кровавых следов. Запомни, ты не имеешь права жаловаться. Скажи спасибо, что Малфои поселили тебя в доме, а не на улице, среди цветов и павлинов. Или за то, что в принципе забрали из приюта. Будучи уже на каплю жизнерадостнее, Ви решила зарыться в толстый слой из одеяла, желая продолжить прерванный сон. Однако вовремя опомнилась, завидев рядом гостя. На её кровати восседал крохотный эльф-домовик с испуганными глазами и огромными ушами, напоминающими крылья летучих мышей. Добби — один из главных слуг семейства Малфоев, который, очевидно, служил здесь, ещё до её появления на свет. Забавно, но сейчас он выглядел одновременно довольным и виноватым. — Добби? — хрипло спросила та. — О, мисс Лестрейндж! — эльф тут же опустился в поклоне. Девочка давно пыталась отучить того от этой привычки, говоря, что фактически не считается его хозяйкой, однако домовик пропускал всё это мимо ушей. Как и то, что она просила не обращаться к ней на «мисс». Уж лучше сразу «Виндемиатрикс Вальбурга Лестрейндж». Ви тут же передёрнуло. Что, что, в этой жизни, а своё имя та определённо ненавидела. В особенности из-за того, что мало кто в принципе был способен выговорить это словосочетание. Именно поэтому Драко придумал краткую форму «Ви», а Люциус и Нарцисса предпочитали пользоваться полной вариацией лишь в случае особого негодования. — Мисс Лестрейндж, я ни в коем случае не хотел потревожить Ваш сон! — и так тонкий голос зазвучал ещё выше. — Но мистер и миссис Малфой ожидают Вас в Малом зале уже около десяти минут. Чёртчёртчёртчёртчёрт. Девочка тут же вскочила с кровати, напугав эльфа и на ходу выпутываясь из одеяла. Зная то, сколько времени ей нужно, дабы соответствовать всем требованиям по внешности со стороны тётушки и то, насколько она уже опоздала, можно было сразу заказать себе гроб. Ах, да, денег же — ни кната. Ну ладно, земля тоже сойдёт. — Спасибо тебе, Добби, можешь идти! — наспех проговорила Ви, направляясь к полупустому шкафу. Раздался хлопок, домовик исчез, а деревянная дверца со скрипом открылась. Первой попавшейся ей вещью оказалось бархатное платье с длинными рукавами. Помнится, Нарцисса сообщала, что оно не просто зелёное, а малахитовое и неплохо сочетается с глазами Лестрейндж. Отражение в зеркале её вовсе не обрадовало. Тёмные блестящие волосы, струящиеся по спине примерно до лопаток, выглядели настолько кошмарно спутанными, что девочка не удивилась бы, обнаружив в этом «гнезде» парочку птенцов. Голос тётушки всё ещё звучал в девичьей голове слишком ясно, дабы оставить всё так, как есть. Расчёсанные кудри распушились ещё больше, а потому Ви оставалось лишь молиться на то, что обыкновенная заколка их удержит. Она уже приблизилась к двери, когда вдруг остановилась на месте как вкопанная. Цепкий взгляд чуть ли не сканировал всю комнату в поисках… Тонкие пальцы быстро ухватили цепочку серебряного медальона, на крышке которого был витиеватыми линиями выгравирован замысловатый герб. «Чистота крови навек». Слишком уж велик шанс того, что из-за опоздания Люциус в лучшем случае потребует отдать украшение ему, дабы оставлять столь дорогую сердцу вещь в свободном доступе. Ещё бы, ведь по словам старших Малфоев, эта вещь когда-то принадлежала самой Беллатрикс Лестрейндж. Маме. Виндемиатрикс чуть ли не бегом петляла по длинным коридорам Малфой Мэнора, крепко сжимая в руках единственную вещь, что связывала её с матерью. Она понятия не имела, как Нарциссе удалось отыскать кулон, да ещё и в старом доме Друэллы и Сигнуса Блэков, однако была безумно благодарна за это. Поскольку даже этот медальон, неизвестно за какие заслуги дарованный Лестрейндж на одиннадцатый день рождения от Малфоев, порой мог рассказать больше, чем их разговоры о Беллатрикс. Она — великая волшебница, способная на поразительную магию, старшая сестра Блэк, жена Родольфуса Лестрейнджа и наконец, её мама, заключённая в Азкабан из-за роковой ошибки. Однако какая ошибка способна сломать жизнь сразу трём людям? Отцу, матери и дочери. Пожалуй меньше, чем о матери, Ви слышала лишь о своём отце. Несмотря на чистую кровь Родольфуса, Малфои (а в особенности Нарцисса) отзывались о нём крайне нелестно, либо же молчали. Тишиной отвечали в основном на вопросы о том, каким человеком он был, на какой факультет был распределён, любил ли Беллатрикс и прочие подобные. Складывалось ощущение, будто её «дядя и тётя» не хотели, чтобы девочка в принципе знала о своих родителях хоть что-то, кроме банальных вопросов. Словно их на самом деле не существует. — Почему мою маму заключили в Азкабан?— лишь примерно первые пять лет её жизни Лестрейндж сходил с рук этот вопрос. В остальные же шесть он медленно начинал караться. — Она была самой преданной последовательницей Тёмного Лорда. Много кто с радостью проклял бы, а уж тем более подставил бы Беллатрикс Лестрейндж,— временами «сдавался» Люциус. — Любой человек, знающий твою мать, может сказать, что та не совершила бы всех предписанных ей злодеяний. Она просто была слишком верна Тёмному Лорду для того, чтобы признаться в невиновности и тем самым подставить Повелителя, а потому решилась пожертвовать собственной свободой. — Я могла навещать маму всё это время!— прокричала однажды девочка сквозь слёзы, а также под непонимающие взгляды старших Малфоев и испуганный взор Драко. — Здесь, — она ткнула пальцем в потёртый томик в своих руках, — ясно написано, что близким кровным родственникам заключённых можно и даже рекомендуется навещать, во избежание психологических травм,— не один мускул всё равно не подрогнул на лице Люциуса. — Зачем вы врали мне всё это время?! — В первый год заключения твоей матери, мы действительно хотели воспользоваться этим правилом,— скучающе ответил мужчина, будто отгоняя навязчивую муху. — И узнали, что данное правило не распространяется на служителей Тёмного Лорда. — Вы ведь сами им были когда-то!— потеряв всякое самообладание, выпалила Ви. — Только почему-то я вижу Вас здесь, в Малфой Мэноре, мистер Малфой!— она поняла, что только что сказала, лишь после того, как глаза Люциуса опасно сощурились. — Ты понесёшь наказание, Виндемиатрикс,— сухо ответил он, после нескольких минут молчания. За то, что посещала библиотеку без спроса, а также за недоверие и клевету в нашу сторону. Ви просидела в промозглых, сырых и мрачных подземельях Малфой Мэнора два дня, всё проклиная себя за то, что назвала дядю прислужником Волан-де-Морта и фактически пожелала ему оказаться в Азкабане. Эх, Тёмный Лорд… Вот о ком точно не утихали разговоры в стенах Мэнора. Нарцисса всегда произносила «Тёмный Лорд» как будто с опаской и куда тише обычного, а Люциус предпочитал вести долгие, кажущиеся бесконечными разговоры о «Повелителе». Драко и Ви всегда слушали, внимая каждому слову. Лорд-Волан-де-Морт представлялся старшими Малфоями, как гений магического мира, величайший волшебник всех времён, как спаситель, целью которого было избавить всех «настоящих» магов от остального отребья в лице маглорождённых и полукровок. В своей жизни ребята видели лишь чистокровных волшебников. На любых балах, приёмах, вечерах, званых обедах и ужинах, все взрослые, с которыми беседовали старшие Малфои, все дети, с которыми пытались подружиться Драко и Виндемиатрикс, так или иначе были чистокровными. Естественно, что живя подобной жизнью, тяжело не привыкнуть к мысли о том, что все остальные волшебники — неправильные, мутанты, отребье магического мира. А вот, когда девочка слышала из уст дяди и тёти или каких-либо гостей Мэнора слово «чистокровный», то невольно ставила в голове галочку над именем только что названного человека. Этот волшебник или волшебница автоматически представлялись ей воспитанными, благочестивыми, целомудренными аристократами и, попросту говоря, — положительными людьми. Людьми, с которыми спокойно можно найти общий язык, людьми, с которыми дозволено говорить. Однако существовал в волшебном мире и иной тип магов, о которых старшие Малфои отзывались даже с большей неприязнью, чем о полукровках, маглорождённых и даже самих маглах. «Предателей крови» просто ненавидели так называемые чистокровные «аристократы». Всё потому, что когда-то и эти «предатели» были чистокровными, но загрязнили свою кровь общением с недостойными волшебниками и, попросту говоря, отребьем. Подобные семьи всегда были для Драко и Виндемиатрикс ярким примером того, какими становиться нельзя. Их же Тёмный Лорд и презирал больше всего на свете, а потому желал истребить. По словам Нарциссы, самой безумной фамилией предателей крови являются Уизли. Лестрейндж никогда не понимала, шутит ли мистер Малфой, когда говорит, что если перед тобой куча рыжих, веснушчатых людей, в поношенных лохмотьях, то это определённо представители семейки Уизли. Причём не понимала настолько, что однажды, на очень важном приёме, увидала рыжеволосую женщину и уточнила у Драко «не Уизли ли она случаем?». Девочка осознала, что поинтересовалась слишком громко и тем самым опозорила Люциуса перед гостями лишь тогда, когда получила от него первый в своей жизни Круциатус. От подобных воспоминаний девичьи плечи слегка дрогнули. Как только она заметила в конце коридора знакомую дверь, ведущую в Малый Зал, то тут же замедлила шаг и выпрямила спину, не желая получать замечания ещё и за это. Дверь отворилась, пропуская за собой Ви, пытающуюся унять дрожь в руках и коленях. Наверняка прошло уже не меньше получаса с начала завтрака. Все члены семьи Малфой восседали по разные стороны прямоугольного и очень длинного стола с одинаково прямыми спинами, даже не притронувшись к еде. Однажды девочка решила сесть за четвёртую сторону стола, однако из-за этого её тут же заставили покинуть зал. Однако такой способ объяснения, где ей необходимо сидеть, сработал удивительно точно и впоследствии она больше не совершала подобных ошибок. Сегодняшним утром Зал был слабо освещён, ведь за окном всё ещё лил дождь, будто из ведра. Пасмурная погода придавала мягким чертам и жестам Малфоев особого шарма и даже в какой-то степени магии. Все они казались ещё более похожими друг на друга, нежели обычно. А ведь и в обычное время можно было легко узнать в них родителей и сына, даже не зная о родственной связи. Голубые глаза младшей сестры Лестрейндж (нынешней Малфой) теряли свою синеву и становились такими же серыми, как у сына и мужа, Драко казался взрослее, а платиновые волосы Люциуса, спускающиеся до плеч, будто сменяли свой цвет на более тёмный. Одинаковая бледность, одинаково высокий рост и светлые волосы, одинаковая мягкость в чертах и движениях. А Виндемиатрикс… Как ни странно, но она всегда чувствовала себя чужой именно тогда, когда собиралась вместе со всей своей «приёмной» семьёй. У дочери Беллатрикс Лестрейндж были её тёмные блестящие на свету волосы, её кожа, настолько бледная, что больше походит на плёнку, её пухлые губы и абсолютно точно её резкие жесты, мимика, а также достаточно пылкий нрав. Не требовалось особо долго наблюдать за Ви, дабы понять чья она дочь. Та никогда не понимала, почему некоторые люди ужасаются, глядя на неё. Лестрейндж настолько копия своей именитой матушки или это можно счесть за оскорбление? Единственным отличием между девочкой и матерью, были выразительные глаза глубокого зелёного оттенка, который Нарцисса именует малахитовым, и крайне невысокий рост, который становится главным объектом для подтруниваний от кузена. И кстати о нём. Драко Люциус Малфой — единственный человек, всегда готовый поддержать её и по совместительству являющийся лучшим другом, слегка повернул голову в сторону брюнетки, так как единственный из присутствующих сидел к ней спиной. Уголки тонких губ мальчика взметнулись вверх настолько незаметно, дабы случайно не выдать себя родителям. Как только Ви увидела это, то почувствовала, будто огромная каменная глыба вдруг свалилась с её плеч. Дело в том, что ребята ещё давно придумали системы определения настроения старших Малфоев. Чаще всего данные действия приходилось выполнять Драко, однако и Лестрейндж однажды подготовила друга к гневу его отца. Суть максимально проста. Если Люциус и Нарцисса сохраняют спокойствие, то ты оборачиваешься с отсутствием любого выражения на лице, если же негодуют — кривишь губы. А вот улыбка всегда означала некую радость. Подобное случаюсь настолько редко, что Виндемиатрикс слегка опешила, завидев подобную эмоцию друга. Но с другой стороны, это ведь прекрасно! Если Люциус и Нарцисса чем-то явно довольны, то и шанс лёгкого наказания для их племянницы куда выше. И вот, девочка бесшумно опустилась на стул рядом с кузеном и тут же подняла голову: — Здравствуйте, мистер и миссис Малфой, — тихо произнесла та, с надеждой ожидая ответа. Нарцисса просто кивнула, как и было принято. Неужели тётушка даже не упрекнёт её за внешний вид? Лестрейндж была уверена, что по дороге потеряла одну из немногих своих заколок для волос. Но зато Люциус просто, без каких-либо действий, сверлил племянницу своим фирменным взглядом глаз-льдинок. Тем малфоевским взором, от которого хотелось провалиться под землю. Мужчина достал свои золотые карманные часы и примерно с минуту переводил взгляд с циферблата на девочку. — Двадцать пять минут опоздания, — сухо проговорил он, скривив губы. Мысленно моля о помощи Мерлина, Ви уже собралась принести свои глубочайшие извинения, однако, на удивление, слово взяла миссис Малфой: — Они просто волнуются из-за предстоящего отправления в Хогвартс. Если ты не запамятовал, Люциус, Драко пришёл не ранее пяти минут назад. Драккл её побери, и как вообще Лестрейндж умудрилась забыть об этом?! Да как в принципе можно упустить то, что вселяло в тебя веру весь последний год? Сегодня ведь тридцать первое августа! А это значит, что уже завтра Виндемиатрикс вместе с Драко отправятся на вокзал Кингс-Кросс, откуда и отбывает Хогвартс-экспресс. Подумать только, она наконец начнёт учиться в Школе Чародейства и Волшебства, о которой грезит с того самого момента, когда впервые услышала о ней. Целые десять месяцев девочка будет изучать различные основы магии, даже применять её на практике, знакомиться с новыми людьми, по возможности зарабатывать очки для своего факультета и по максимуму выкладываться в учёбе. Но главное, она ведь почти год будет жить без вечных упрёков Малфоев и наказаний, однако при этом — вместе с Драко. О большем, а особенно в её случае, и мечтать нельзя. Примечательно, что если бы Ви родилась на три недели раньше (то есть тридцать первого августа), то попала бы в Хогвартс ещё год назад. Однако Лестрейндж угораздило родиться в конце сентября, а потому, первокурсницей девочка станет практически в двенадцать лет. — Ох, Хогвартс, — ей показалось, что Малфой-старший произнёс эту фразу сквозь зубы. Ещё бы, ведь этой зимой отец жаждал отправить своего сына учиться в Дурмстранг — другую Школу Чародейства и Волшебства, где бо́льший упор делают на тёмные искусства, а в классы принимают лишь чистокровных. Однако поскольку Нарцисса была однозначно против этой идеи, своё образование Драко получит именно в Хогвартсе, где директором является Альбус Дамблдор, которого Люциус обожает критиковать за нездоровую любовь к маглам. Но зато в стенах английской Школы учились и мистер, и миссис Малфой, а также там преподаёт их закадычный друг — Северус Снейп. Виндемиатрикс хорошо помнила этого человека, ведь когда-то ей, также как и кузену, позволили обучаться у него некоторым базовым заклинаниям. — Вам обоим следует зайти в Восточный кабинет после завтрака, — повелел мужчина ребятам, после чего те кивнули будто по команде. Малфой-старший наконец решил начать трапезу и взмахнул своей волшебной палочкой, спрятанной в зловещего вида трости. На его тарелке тут же оказался йоркширский пудинг, а в чашке — чёрный кофе без капли молока. По одному из многих правил в этом доме, теперь все остальные члены семьи и Ви могут также приступить к завтраку, однако теперь обязаны сохранять молчание. Правда, любой её аппетит заглушили мысли о том, для чего же Люциус повелел им обоим отправиться в его кабинет. Страх просидеть весь оставшийся день в подземельях, а уж тем более, получить лишение поездки в Хогвартс, как санкцию от дяди, отдавался пробегающим по спине холодком. Оставшиеся полчаса «пира» протекали в практически полнейшей тишине, прерываемой, разве что редким звоном ножей и вилок. Лестрейндж надеялась переговорить со своим лучшим другом, однако тщетно, ведь Малфой-старший сразу же жестом показал им, во-первых — замолкнуть, а во-вторых —следовать за ним. И вот, всего-то пяток коридоров с портретами в деревянных рамах на стенах и своеобразное трио достигло своей цели. А именно, Восточного кабинета Люциуса Абраксаса Малфоя. Всего их в поместье было три: ещё Северный и Западный. Но, насколько девочка помнила, именно этот кабинет был у дяди самым нелюбимым. Девичьи руки снова задрожали, стоило ребятам пересечь порог вслед за мужчиной. Интерьер, впрочем, был выполнен в лучших традициях Малфоев: тёмные тона, белоснежная лепнина на потолке, деревянная мебель, камин из красного кирпича, большое окно с бархатными занавесками, фарфоровые вазы и ковёр из шкур животных. Почему она вдруг решила обратить на это внимание? Ох, это просто-напросто единственный способ отвлечься от того, что может ждать их прямо сейчас. Люциус грациозно опустился на своё массивное кожаное кресло за письменным столом. Примечательно, что прямо напротив него стояли ещё два стула, которые всем своим видом приглашали детей присесть. Но нет, очередная ловушка, ведь сколько Виндемиатрикс себя помнила, ни разу ещё дядя не позволял ребятам присесть, когда собирался их отчитывать. — Итак, — начал тот под два детских взгляда, которые одновременно и молили о пощаде, и не выражали абсолютно ничего. — Наверняка вы считаете, что крупно облажались, ведь я позвал вас именно сюда, — его тон слегка изменился, — однако причина здесь совсем иная, — мысленно Ви тут же с облегчением выдохнула. — Завтра, вы оба, — Люциус ткнул тростью в пространство между ребятами, — отправитесь в Школу Чародейства и Волшебства «Хогвартс», где будете обучаться всему, что положено знать уважающему себя чистокровному волшебнику. Однако главное в обучении даже не учителя, а тот факультет, на который вас завтра отправит Распределительная Шляпа, — на секунду мужчина замолк, словно подбирая слова. — Можете считать это приказом или же настойчивой просьбой, но вы обязаны поступить на Слизерин. Лестрейндж окончательно успокоилась: этого можно было ожидать. Всё детство ребятам рассказывали о превосходстве Слизерина над другими факультетами и о том, насколько великие волшебники учились там. — Ведь именно этот факультет был основан самим Салазаром Слизерином и издавна считается пристанищем амбициозных, хитрых, честолюбивых, а главное, достойных и чистокровных магов, — Малфой-старший посмотрел на них так, будто с помощью одного взгляда пытался понять, есть ли в Ви и Драко подобные личностные качества. Внезапно он поднялся на ноги и остановился прямо перед детьми, всё не сводя цепкого, оценивающего взгляда. — На факультете Слизерин успешно учились все мужчины семейства Малфой, твоя мама, Драко, — отец многозначительно поглядел на сына, — и даже, — тут бывший слизеринец перевёл взор на племянницу, а Виндемиатрикс показалось, будто дядя желает заглянуть ей в душу. Однако физически ему всё равно будет сложно сделать это из-за не очень хороших навыков легиллименции. — Беллатрикс и Родольфус Лестрейнджи. При лишнем упоминании родителей девичье сознание встрепенулось, хотя их факультет не был для неё новостью. Как только та узнала, где учились её мать и отец, то сразу же приняла решение, что сделает всё, дабы стать достойной слизеринкой. — Однако самое главное, — из-за чего-то его тон сменился на более тихий и холодный, — что когда-то сам Тёмный Лорд был слизеринцем. Из-за чего-то представления Лорда Волан-де-Морта в школьной изумрудно-зелёной мантии, блуждающего по запутанным коридорам, принесли Ви смутные эмоции. Интересно, а знали его маглорождённые одноклассники, что он раздумывает над их истреблением? — Вам понятно, почему я буду, — тонкие губы скривились, — крайне недоволен, если узнаю, что вы стали студентами любого другого факультета? — Да, отец. — Да, мистер Малфой. На лице мужчины смутно отразилась полуулыбка, которую брюнетка привыкла считать победной. Правда, он лишь продолжал сохранять молчание и вовсе не спешил произносить дарующее облегчение «вы можете идти». Люциус устало потирал «голову змеи» (серебряный наконечник трости) так, словно это они напросились к нему в кабинет и сейчас отнимают драгоценное время. — В этом году Гарри Поттер также станет первокурсником, — равнодушно произнёс тот. — Он ваш ровесник. Лестрейндж буквально почувствовала, как её дыхание спёрло. Гарри Поттер. Мальчик, провозглашённый волшебным сообществом героем, который не просто выжил после заклятия «Авада Кедавра», но и одолел самого Тёмного мага всех времён в возрасте одного года, будет их однокурсником! — Заручившись его доверием, показав, что Малфои — та самая семья, которая может помочь мальчику освоиться в магическом мире или, иначе говоря, подружившись с Гарри Поттером, вы также заполучите невероятно ценного союзника. В настоящий момент ни у Драко, ни у Виндемиатрикс не нашлось достаточно смелости, дабы спросить что-то вроде: «но почему же он настолько ценный союзник?», однако вопросительные взгляды сказали всё за них. — Никогда бы у обыкновенного ребёнка и к тому же, полукровки, не хватило бы сил, дабы суметь убить самого́ Тёмного Лорда, — Малфой-старший говорил практически шёпотом, а его взгляд постоянно бегал по сторонам. — Драко, — мужчина даже опустил голову, чуть ли не нагибаясь к сыну, — я поручаю тебе наблюдать за этим мальчишкой. Велик шанс того, что Гарри Поттер — не просто мальчик, а тот, кого мы так долго ждали. Всё внутри девочки сжалось от неприятного предчувствия. — Наш новый Тёмный Лорд. Драко, очевидно, не выдержал и издал звук, характеризующий у него степень крайнего шока. Лестрейндж же была очень близка к кузену по моральному состоянию. На самом деле она никогда не понимала, каким образом обыкновенному младенцу удалось убить величайшего мага. Но и предположение того, что Поттер сам стал вторым Тёмным Лордом… Почему же Лорд Волан-де-Морт так просто позволил своей «копии» одолеть и занять его место?! Из-за чего не расправился с ним раньше?! И почему, в конце концов, последователи «первого» Тёмного Лорда решают так просто отказаться от своего первоначального Повелителя? Виндемиатрикс была уверена, что её мама бы ни за что не променяла Лорда Волан-де-Морта на нового великого волшебника в лице Гарри Поттера. Да это и не требовало доказательств! Ведь сейчас она находится в Азкабане, лишь из-за того, что её, как первую слугу Тёмного Лорда, решили подставить, а Беллатрикс предпочла остаться там, а не предавать своего Повелителя. Вот только кто? Из-за кого Ви фактически лишилась собственной матери?! Однако ещё ни разу хоть кто-нибудь из четы Малфоев не ответил на эти вопросы. Они молчали, говорили, что не имеют понятия, наказывали или попросту игнорировали. А что, если на самом деле твоя матушка совершила что-то кошмарное, а? Вдруг Нарцисса и Люциус нарочно скрывают это? Нет. Они бы не стали врать ей. В чём-то другом — легко, но насчёт матери… Если бы Беллатрикс действительно была такой безумной и жестокой, какой её считают люди вокруг, совершенно не знающие правды, то Малфои-старшие с удовольствием сообщили бы об этом Ви. И использовали бы каждый раз, как ещё один способ унизить нерадивую племянницу. — Мама бы не одобрила этого, верно? — робко и очень тихо поинтересовалась девочка гораздо раньше, чем как следует подумала над смыслом своих слов. Она сжала собственное запястье с куда большей силой, нежели сегодняшним утром. И как бы в доказательство этому, кожу необычайно зажгло. Любой адекватный человек, едва завидев взгляд Люциуса Абраксаса Малфоя в этот момент, даже и не вздумал бы продолжать разговор. Но ведь Лестрейндж таковой не являлась. И раз уж ты завела эту тему, дорогая, то будь добра — иди до самого конца. — Она пожертвовала собственной свободой ради Повелителя, — даже боковым зрением брюнетка отчётливо видела в глазах Драко совет немедленно замолкнуть. — И уж точно бы не променяла его на никому неизвестного, до недавнего времени, мальчишку. В помещении воцарилась такая тишина, что можно было услышать тиканье карманных часов Малфоя-старшего. — Ты свободен, Драко, — несмотря на слова отца, мальчик даже не шелохнулся, продолжая стоять на месте. Разумеется, кому, как не ему, знать, к чему обычно приводит его отсутствие. — Отец… — Выйди сейчас же! Драко, получив немое одобрение кузины, покинул злосчастный кабинет, а Ви уставилась в пол, молча ожидая смертной кары, в лице «домашнего ареста» в подземельях. — Ви, — протянул мужчина, — дорогая Виндемиатрикс. Ты живёшь в этих стенах уже десять лет. На протяжении каждого года мы с Нарциссой воспитывали и обучали тебя тому, какой должна быть достойная чистокровная, содержали и обеспечивали также, как собственного сына, были максимально лояльны к неподобающему поведению, манерам и даже разрешали присутствовать среди элиты магического сообщества, — он произнёс всё это максимально размеренно, но при этом практически на одном дыхании и смотря своей племяннице прямо в глаза. — И вот, в одиннадцать лет ты умеешь вести себя в обществе, ознакомлена с базовыми основами магии, называешься интеллигентной крайне важными людьми и даже соответствуешь званию «чистокровной», практически на половину также, как и Драко, — в этот момент Виндемиатрикс опровергла любые свои догадки о том, к чему ведёт Люциус. — Да, тебя даже слишком часто принимают за его родную сестру. Но вся проблема в том, что ты — Лестрейндж, Виндемиатрикс. И ни-ког-да, ни при каких обстоятельствах, не сумеешь стать Малфой! Тик-так, тик-так, тик-так. Ожидания новой фразы дяди выбивали её из колеи куда больше, чем сами слова. — Ты — не дочь Нарциссе, а уж тем более — мне. И знаешь, почему мы вдруг смилостивились и решили забрать тебя из вонючего магловского приюта, куда тебя запихнули сразу после заключения матери? Вовсе не потому, что Нарцисса так жаждала воспитывать свою племянницу, а Драко нужна была «сестра». И признаюсь честно, если бы в нашей семье был Маховик Времени, то я не раздумывая, сдал бы тебя обратно. Лестрейндж не знала, какими силами сдерживала подступающие к глазам слёзы, ведь в носу неимоверно щипало. А с чего бы это вдруг? Неужели ты не знала, что дядя и тётя вовсе тебя не любят?! Неужто надеялась на обратное? Радуйся, Ви, тебе ведь наконец говорят правду. — А всё из-за того, что я, я увидел в тебе потенциал! Как наивный мальчишка понадеялся, что дочь Беллатрикс наверняка вырастет такой же, как и мать. Пожалуйста, хватит! — Но нет. Ты можешь быть хоть двести раз её копией, но всё равно останешься слабой, ничтожной, гнусной, гадкой девчонкой. Он занёс руку вверх, из-за чего девочка тут же вздрогнула, зажмуриваясь. Правда, ей повезло. Малфой-старший попросту сжал девичий подбородок с такой силой, что та невольно поёжилась. Два тёмно-серых глаза с крохотными зрачками не оставляли Ви возможности спрятать собственные мысли. — Я повторяю в последний раз для особо одарённых, Виндемиатрикс, — сейчас мужчина напоминал ей злобную, шипящую на всё, что видит, змею. — Если внезапно случится так, что ты не поступишь на Слизерин или того хуже, мне придёт хоть одно чёртово письмо из Хогвартса, сообщающее о твоём проступке, то я в ту же секунду подпишу бумаги об отказе от тебя и сдам назад маглам. Девочке уже давно стало плевать на любые слова Люциуса. Лишь бы он наконец отпустил её и только дозволил отправиться завтра в Хогвартс. Ви сделает всё, дабы оставаться там как можно дольше. — Я понятно объяснил?! — стоило Лестрейндж только кивнуть, как его пальцы всё-таки ослабили хватку. Словно заворожённая, она развернулась спиной к дяде. — Стой, — брюнетку будто окатили ледяной водой. — Повтори всё, что обязана сделать завтрашним днём. — Поступить на факультет Слизерин, — хрипло начала девочка, — общаться и заводить знакомства исключительно с чистокровными детьми, показать себя с лучшей стороны преподавателям и… Заслужить доверие Гарри Поттера, — сдалась та. — Что ещё? — Никаких разговоров с Уизли. Люциусу определённо не понравилось то, что Виндемиатрикс ответила правильно. — Уходи вон. Живо.***
— Чего он наговорил тебе, Ви? — осторожно спросил Драко. Ребята сидели на своей любимой лавочке из кованого железа за громоздкими стенами Мэнора. Вся прелесть этого места была в том, что изнутри никоим образом нельзя было наблюдать за ними. Лестрейндж сняла свою неудобную обувь и опустила босые ноги в ещё мокрую от прошедшего дождя траву, а Малфой сел по-турецки, подперев щёки руками ровно так, как ему никогда не разрешали родители. Девочка дышала редко и глубоко, однако с каждым таким вдохом слёзы и, возможно, даже обида, начинали отступать. Но отвечать всё-равно не хотелось. Она желала просто сидеть здесь с лучшим другом, разговаривать о чём-то до жути банальном и наблюдать за грациозными павлинами с хвостами необычайной красоты, как можно дольше. Вон там, рядом с высокой елью бродит Гвенделион, любимчик Нарциссы. А Альбус, как особенно не выдавшийся ростом и постоянно забивающийся в угол павлин, невольно напомянал Ви её саму. — Ничего такого, — пробормотала та, вертя в руках сорванный трёхлистный клевер. — Просто предупредил, что если я не стану достойной слизеринкой, то вернусь обратно к маглам. В этот момент Виндемиатрикс возненавидела себя также, как начинала презирать всякий раз, когда видела такого Драко. Каждый раз, когда его родители делали что-то со своей племянницей, мальчик чувствовал себя несомненно виноватым в этом. Это в нём выдавал взгляд серых глаз, бесшумно вторящих ей: «Прошу, прости меня, Ви. Мерлин, я так сожалею», поджатые губы и взлетающие ко лбу брови. Ну и как же объяснить Драко, что он не должен нести ответственности за поступки своих родителей? — Он… «Больше не бил тебя?» — Удивительно, — в уголках пухлых губ прорезалась грустная улыбка, — но нет. Малфой-младший выдохнул, явно выражая облегчение, а Лестрейндж внезапно опустилась прямо в траву, вытянув руки в стороны так, будто собиралась делать снежного ангела. Не долго думая, мальчик присоединился к ней. — Как думаешь, — мечтательно произнесла кузина, глядя на белёсое небо, — я действительно могу попасть на Слизерин? — Все самые великие волшебники учились на Слизерине. Конечно, ты попадёшь именно туда, — рассудил блондин. — А если всё-таки нет? — Такого не будет, — Драко нахмурился. Повернув голову в его сторону, Ви поняла, что друг совсем погрузился в размышления. — Мы ведь легко найдём себе друзей… правда? — Любой захочет себе такого друга как ты, — девочка улыбнулась. — К тому же, ты ведь Драко Малфой! Ваша семья одна из самых известных в магическом мире, про которую даже сочиняют легенды. — Легенды? — изумился тот. — Почему я до сих пор ни одной не слышал? — Как насчёт той, которая подозревает, что твоя пра-пра-пра-пра-прабабушка была вейлой? — он даже закатил глаза. — Слухи и легенды — разные вещи. — Да ладно тебе, мистер Всезнайка! — Лестрейндж не просто так назвала кузена подобным образом. Ведь это именно Драко хвастался тем, что ещё вначале лета перечитал все учебники. — Я хотя бы не выучил наизусть пособие по Зельеварению для первого курса, в отличие от некоторых, — если бы не мягкая улыбка, то фраза прозвучала бы куда больше похожей на упрёк. Она надула губы скорее от театральной обиды, чем из-за настоящей. Поразительно, но Малфой умудрился вновь помрачнеть уже за минуту. — Я долго думал над тем, что будет, если Гарри Поттер не пожелает дружить с нами, — тот слегка замялся. — Мало ли, окажется чересчур «важным» и самолюбивым из-за своей популярности. — Куда более «важным» и самолюбивым, чем ты? — поинтересовалась Виндемиатрикс с наглой улыбочкой. — Эй! — возмутился мальчик. — У тебя хотя бы есть шансы завести новых друзей, Драко, — невольно она представила друга в окружении совершенно незнакомых ей детей, напрочь забывшего об её существовании. Ви передёрнуло. — О чём ты? — Мои родители всё ещё заключены в Азкабане, если ты не забыл, — после этих слов он снова приобрёл несколько виноватый вид. — А люди вокруг… Они ведь совершенно не знают правды и куда охотнее поверят в то, что Беллатрикс и Родольфус Лестрейджи виновны, — брюнетка обняла саму себя за плечи. — В лучшем случае меня будут просто побаиваться, а в худшем… Малфой тут же перебил её, не дав договорить. — Даже если абсолютно все ученики Хогвартса будут против тебя, потому что им не хватит ума, дабы понять, насколько ты потрясающая… — мальчик улыбался Ви столь лучезарно, что, наверное, действительно смог избавить её от любых горестных мыслях хотя бы на пару минут. — Я всё равно буду рядом с тобой, Ви. Девочка будто почувствовала, как то тепло, идущее откуда-то от души, согревает её целиком и полностью. Лестрейндж буквально застыла, потому что почувствовала себя максимально растерянной и совершенно не понимала, что следует сказать. — Обещаешь? — с неким смущением поинтересовалась та. Вместо любого ответа Драко крепко обнял кузину за плечи. Забавно, но его волосы всё также пахнут мятой. «Спасибо». Вот, кто заставляет её любить мрачный Малфой-Мэнор.***
Виндемиатрикс сидела по-турецки на своей кровати, покрепче укутавшись в толстое одеяло. Справа от неё, на деревянной тумбочке, довольно тусклым светом горела восковая свеча. Эх, вот если бы девочка уже была в Хогвартсе, то смогла бы воспользоваться заклинанием Люмос. Однако, до совершеннолетия магия вне его стен строго настрого запрещена! Тонкие пальчики аккуратно сжимали в руках старую, потёртую колдографию. На ней была изображена молодая, статная девушка с прелестными тёмными кудрями, бледным лицом, обольстительной улыбкой, одетая в изумрудно-зелёную мантию. Беллатрикс Лестрейндж улыбалась и приветливо махала рукой. Каждый вечер Ви открывала серебряный медальон и осторожно разворачивала кусочек пергамента, представляющий собой единственную имеющуюся у неё колдографию матери. — Многие волшебники считают тебя ужасной, мам, — тихо шептала девочка себе под нос. — Но я им совсем не верю, — она снова и снова накручивала на указательный палец и без того кудрявую прядь. — Даже если ты и совершила когда-то что-то кошмарное, то у тебя точно были на это весомые причины. Лестрейндж откинулась назад, из-за чего её голова соприкоснулась с подушкой. — Завтра я наконец-то поеду в Хогвартс, представляешь? Поступлю на Слизерин, заведу новых друзей, стану первой ученицей на курсе и просто хорошей волшебницей! А если кто-то вдруг начнёт клеветать на тебя, то я обязательно заступлюсь, обещаю, — девичья улыбка вдруг слегка поугасла. — Мне почти двенадцать, а мы до сих пор не виделись. Но ничего. Я сделаю всё, чтобы ты гордилась мной, мама. — Я точно знаю, что люблю тебя. С этими мыслями Ви потушила свечу и закрыла глаза…