Ты моя загадка

На следующее утро, Антон зачем-то вошёл в класс раньше обычного, нарушая свой обычай приходить вовремя только на первое сентября, и, проигнорировав пристальный взгляд учителя русского и литературы, прошел прямо к предпоследней парте ряда у стены, где уже сидел Дима. Арсений давно заметил, что, хоть Дима и не входил в круг «крутых ребят», не ходил на все их тусовки и вообще старался обходить их стороной, Шастун продолжал общаться с ним и зачастую предпочитал его компанию компании популярных ребят и после перемены выпендрёжничества с ними, несмотря на все их упрашивания, махал им рукой и садился за парту с Позовым. Дима был умным парнем, и, хотя они на пару с Шастуном и срывали иногда уроки, выкидывая что-то ну совсем отбитое, Арсений знал, что Позов, в отличие от Антона, может без раздумий правильно ответить на любой заданный вопрос. Арсений тяжело вздохнул, уже не зная за что взяться, чтобы отвлечься, ведь все дела он переделал ещё ночью, когда не мог заставить себя заснуть, преследуемый истеричными мыслями по поводу случившегося. К Антону взгляд притягивало, как магнитом, но Арсений мужественно обводил взглядом весь класс, так, любопытства ради, отмечая для себя детали поведения учащихся. Катя держалась как-то вдалеке от Антона, который с ней даже не поздоровался. Она стояла в компании других девочек и лишь изредка исподлобья бросала злой взгляд в его сторону. Арсений непонимающе нахмурился, отмечая для себя эту перемену, ведь он не знал о вчерашнем телефонном разговоре, случившемся между Антоном и Катей сразу после его разговора с Димой. Наконец прозвенел спасительный второй звонок на урок, и Арсений облегченно выдохнул, потому что работа сейчас для него была единственным спасением. Класс сегодня был на удивление тихим и послушным, поэтому Арсений окунулся в объяснение новой темы с головой, и вчерашние переживания и проблемы даже ненадолго покинули его сознание. Но, к сожалению, скоро звенит звонок на перемену, и Арсению приходится спуститься с небес на землю. — Ребят, спасибо за продуктивную работу. Сегодня ничего не задаю, вы сегодня были большие молодцы, — из класса слышатся одобрительные возгласы и благодарности, и Арсений невольно улыбается, — Ах да, и Шастун, подойди пожалуйста — поговорить надо... — Нет. — Что? В смысле нет? — Арсений ошарашено поднимает взгляд на Антона, удивлённый его дерзостью. Класс шипит в предвкушении сценки. — Извините, но мне нужно идти... Нам с Димой нужно к учительнице химии подойти: мы контрольную пропустили на той неделе, — Позов сначала удивлённо раскрывает рот, но, встретившись с умоляющим взглядом Антона, начинает активно кивать, подтверждая слова друга. Арсений совсем не доволен таким раскладом, однако, он кивает, мямлит, что поговорить они могут и позже и садится за свой стол, начиная заполнять отчёты. И Арсений, и Антон понимают, что это была лишь глупая отговорка и что Арсений, конечно, ни на каплю не поверил в её правдивость, но Арсений не может спорить или настаивать на своём: это выглядело бы чересчур странно со стороны. Поэтому он лишь отчаянно кусает губу, краем глаза провожая сбегающий из класса знакомый силуэт, который так явно дал понять, что не хочет даже слышать Арсения. Попов тяжело вздыхает, молясь, чтобы этот день поскорее закончился, и он смог банально пойти в бар и напиться до беспамятства. Сергей, конечно, соглашается пойти с Поповым в бар за компанию и, конечно, слушает весь вечер его нытьё, за что Арсений ему безмерно благодарен. И утром Арсений, конечно, с трудом выползает из квартиры, опаздывает на первый урок и чувствует себя весь день совершенно убито. Понтовый друг Антона, конечно, отпускает шутку про Арсения, бухающего всю ночь, на что, конечно, получает прожигающий взгляд от Попова и наигранный смешок от Шастуна. Всё происходящее, вроде бы, ожидаемо, никаких форс мажоров, и это, хоть и совсем немного, но успокаивает. Арсений, конечно же, понимает, что алкоголь — не выход, поэтому дальше дни протекают спокойно: в самотерзании, апатии ко всему земному и радостному и понимании полнейшей безысходности. Сергей старательно пытается убедить Арсения, что жизнь на этом не остановилась и Попову стоит забыть и двигаться дальше, но раз за разом терпит поражение, встречая такое неподдельное удивление и осуждение во взгляде Арсения, словно Матвиенко предлагает ему предать родную мать или отечество. Проходит месяц, и Арсений замечает, что рядом с Антоном всё это время не наблюдается девушек. Самой адекватной гипотезой, которую смог выдвинуть Арсений, оказывается мысль, что после того инцидента, Антон просто опасается, что Арсений психически больной, и старается не показываться ему на глаза с девушками, чтобы избежать изнасилования или чего-то подобного. Сергей, конечно, говорит, что тоже не замечал Шастуна с девушками, но не то чтобы Матвиенко наблюдал за ним пристально, преследуя его по всей школе, хотя Попов и просил его слёзно об этом. А ещё Антон перестаёт здороваться с Арсением. Да и перестаёт разговаривать с ним вовсе. Это изводит Попова, но Шастун упорно продолжает обращаться ко всему классу, к своим друзьям, к портрету на стене – к кому угодно, только не к Арсению, даже если задаваемый вопрос требует прямого обращения. Попов понимает, что даже прошлое презрение было лучше этого полнейшего игнорирования и находит причину грызть себя ещё больше, понимая, что умудрился развалить даже отсутствие привязанности Антона к себе. Дни продолжают тянуться медленно, не отличаясь друг от друга, но однажды, спустя месяца полтора после инцидента, Арсений приходит на работу и понимает, что что-то не так. Он оглядывается в непонимании, смотрит в календарь, опасаясь, что, может, забыл о каком-то важном празднике, но так и не понимает, чем же этот день отличается от остальных. Только после начала урока Арсений понимает, в чём заключалось отличие. На него безотрывно смотрит пара глаз. Ещё с того момента, как он зашёл в класс. И эта пара глаз по законам всех драм, конечно, принадлежит Антону. Пару раз Попов переводит взгляд на Шастуна и вопросительно приподнимает бровь, но тот отводит взгляд только затем, чтобы через несколько секунд вновь начать сверлить Попова взглядом. Такая странная перемена пугает и настораживает, и Арсений еле сдерживает в себе рвущееся наружу любопытство, одновременно надеясь и опасаясь, что Антон решит остаться после последнего урока, чтобы поговорить. Уроки проходят на удивление быстро, хотя Арсений и находится в постоянном томном ожидании. Кажется, что не проходит и часа, как 10 Б возвращается к Попову на седьмой урок, и Арсений вновь чувствует на себе неотрывный взгляд зелёных глаз. Урок пролетает мимолетно, и вскоре класс поспешно удаляется. Но Шастун, конечно, медлит. Шепчет что-то Диме на ухо и улыбается. Тот пожимает плечами, похлопав друга по плечу, и уходит с остальными. Как только дверь захлопывается за крайним учеником, Шастун подходит к учительскому столу и присаживается на край первой парты. Арсений поднимает на ученика вопросительный взгляд, но тот лишь загадочно улыбается. — Что тебе нужно, Антон? — Вы. — Что? — Арсений отрывается от проверки какой-то работы, вытаращив глаза на Шастуна, который демонстрировал самую наглую свою ухмылку. — Я Вам правда нравлюсь, Арсений Сергеевич? — Антон... — Да или нет? — тон такой, словно это Арсений ученик, а не Антон: требовательный, такой, который не терпит возражений. — Да... — Угостите меня кофе завтра? — А... — Да или нет? — Да. — Ну вот и договорились, — Антон широко улыбается и выходит из класса, до того как к Арсению возвращается самообладание. Ещё секунд 30 Арсений тупо пялится, на то место, где только что был Антон, а потом захлопывает журнал, чтобы впервые за этот учебный год направиться домой не тогда, когда уже даже сторожи покинули здание, а сразу после седьмого урока. Сергея он встречает, уже спускаясь по лестнице: — Ничего себе, ты рано сегодня... Никто не умер? — Нет, Серёж, всё замечательно, — учитель приподнимает бровь, совсем не понимая, что может быть замечательно в середине ноября, — Меня Шастун на кофе пригласил... — Ты точно ничего не принимал? Если тебе помощь нужна, то у меня есть один знакомый... — Да нет же, ну! Я серьёзно! — Арс, прошу тебя — аккуратнее. Не сделай ничего, о чём потом будешь жалеть. Арсений делает вывод, что его друг совсем ничего не понимает, и уверив того, что не наделает завтра глупостей, возвращается домой. Сон впервые за три месяца накрывает его легко и быстро, и Арсений впервые забывает проверить самостоятельную работу восьмых классов. Наутро Арсений замечает тянущее чувство в животе, руки легко потряхивает, а в голове очень громко копошится бесконечный рой мыслей. Попов не может вспомнить, что может означать это чувство, и на всякий случай меряет температуру, опасаясь, что так может начинаться ОРВИ. Арсений надевает любимую синюю рубашку и зачем-то приходит на работу на полчаса раньше. У него нет сегодня уроков с 10 Б, а потому день тянется бесконечно долго, а в душе селится огонёк страха, что Антон забудет, или передумает, или приведёт с собой толпу друзей, чтобы посмеяться над учителем русского и литературы, который сохнет по своим ученикам. Когда раздаётся звонок с седьмого урока, у Арсения замирает сердце, и домашнее задание ученикам он диктует уже машинально, кажется, даже забыв попрощаться с ними. Пока класс ещё заполнен гулом шестого класса, радующегося окончанию учебного дня, Попов даже успокаивается, терпеливо ожидая, но как только дверь захлопывается, и класс остаётся пуст и тих, вдруг становится невыносимо. Арсений начинает нервно стучать колпачком ручки по столу, неотрывно наблюдая за секундной стрелкой настенных часов, плавно плывущей по циферблату. Спустя минуты четыре, которые, правда, кажутся Арсению вечностью, дверь резко открывается. Антон небрежно опирается на дверной косяк, и Арсений уже в который раз спрашивает себя, как так получается, что учитель – он, старше – он, но и ‘помогите-не-понимаю-что-делать’ – тоже он. — Ну что? Пошли уже? — Антон поправляет одно из многочисленных колец, нетерпеливо пробегаясь взглядом по фигуре Арсения Сергеевича. Попов вздрагивает и поспешно поднимается из-за стола, хватая телефон. Они спускаются вниз по лестнице, и Арсению кажется, что он не помнит, как ходить. Он концентрирует всё внимание на том, чтобы не упасть с лестницы и тогда, кажется, забывает, как дышать. — Ну так, и куда мы идём? — беспечно спрашивает Антон. — Куда хочешь? — эти два слова даются с таким трудом, что Арсений пропускает ступеньку и чуть не пропахивает носом лестничный пролет. — Не убейтесь, я ещё кофе свой не получил, — Антон кидает короткий взгляд на красного, как рака, Арсения, — Вы меня угощаете, Вы и выбирайте место. — Хорошо, тогда пойдём в одну кафешку за парком. Арсений перебирает в голове всех знакомых Богов, не зная кого и благодарить за то, что злосчастные ступеньки наконец заканчиваются, и парни выходят на улицу. — Я могу спросить, зачем ты позвал меня на кофе? — Арсений звучит абсолютно спокойно и даже удивляется сам себе, потому что пальцы всё ещё подрагивают от смеси волнения и счастья. — Ну знаете, когда какая-нибудь девчонка вздыхает по мне особенно сильно, я сам подхожу пригласить её куда-нибудь: нужно же как-то знакомиться, — глаза Антона сужаются в хитрый прищур. Издевается. — Вот только я никак не похож на какую-нибудь девочку. — Конечно, не похожи на какую-нибудь... Ещё ни одна не додумалась так вот просто взять и поцеловать. Ходят вечно, шепчутся, — Антон смеётся, а Арсений становится всё угрюмее с каждым словом, уже сто раз пожалев, что вообще начал этот разговор, — Да ладно Вам, Арсений Сергеевич, я же шучу. На самом деле, это секрет. — Что секрет? — Почему я Вас на кофе пригласил. Не скажу. Спросите что-нибудь другое, — Арсений не может сдержать улыбку, разглядывая озорные глаза Антона. Такой крутой и популярный, а на деле ведёт себя, как ребёнок. Рой вопросов копошится в голове: «Почему рядом с тобой больше нет ни одной девушки? Почему ты динамил меня целый месяц? Что с Катей?..» — Какие твои любимые цветы? — вырывается само. Антон смеётся. Конечно. Кто, блин, спрашивает про цветы, когда ты почти ничего не знаешь о человеке. — Ромашки, — Шастун прищуривает глаза и улыбается. Ромашки. Что же ещё это могло быть, — а Ваши, Арсений Сергеевич? — Пионы. — Как банально. Арсений глупо улыбается. Глупо. Это всё очень глупо. Но Арсений улыбается, потому что именно об этом он и мечтал. — Антон.. — Мм? — Ты меня простил? — За что? — строит из себя дурака опять. — За то, что я месяц назад... Это я не специально.. Оно вырвалось само, мне так жаль. Антон резко останавливается и смотрит на Арсения вдруг как-то строго и пристально. Это конец. Это провал. Но Шастун толкает Попова к стене. Нависает сверху, пользуясь небольшой разницей в росте, облокачивается руками о стену, закрывая пути к отступлению. Всё как в дешёвых фильмах. — Арсений Сергеевич. Арсений Сергеевич плавится и еле держится на ногах. Ещё одно «Арсений Сергеевич», и Арсений Сергеевич сползёт на плитку переулка и так и останется там сидеть навсегда. — Арсений Сергеевич, Вы думаете, я на Вас обиду держал? А даже, если так, то Вы думаете, я весь такой разобиженный пригласил Вас на кофе? Арсений смотрит на Шастуна, но видит только разноцветные круги перед глазами. Антон близко-близко, сверлит Попова своими внимательными зелёными глазами, и «недоразумение» прошлого месяца так и просится произойти вновь. Арсений хватается за плечо Антона, уже не отдавая себе отчёт. Сейчас важно только не упасть на пол. И случайно не поцеловать Антона опять. — Перестаньте так париться, Арсений Сергеевич. Вам же не 13, чтобы растекаться, как лужица. — Я... Да.. Есть, Сэр. Антон смеётся и наконец отходит. Арсений облегчённо выдыхает. Ещё бы секунда и... Кому угодно расскажи, что его, учителя русского и литературы, прижал к стене ученик — никто не поверит. Но, наверное, лучше всего никому и никогда про это и не рассказывать. До кафе остаётся идти минут 5, и Арсений честно старается выдавить из себя не те вопросы, которые его правда волнуют, а что-то менее существенное. — На кого собираешься поступать? — Арсений пробует звучать непринужденно, но из головы никак не хочет вылезать картина пяти минут ранее. Как можно прижать к стене своего учителя? И можно ли это повторить, чтобы Арсений смог удостовериться в странности происходящего? И вообще, часто ли у людей такое случается, что от вида ученика живот скручивает от волнения и желания? С каждой секундой вопросов всё больше. — Не знаю, на какой-нибудь бизнес или менеджмент, — Антон почему-то вздрагивает. — Антон, ведь ты мне не правду сказал сейчас? Как же это всё глупо. — Ух, какой внимательный — невнятно бормоча какие-то проклятия, Шастун хмурится, но выглядит это совсем не устрашающе. Просто мило. — Куда бы ты хотел поступить на самом деле, Антон? — Я хотел бы быть историком, — Антон опускает глаза и краснеет. Будто только что заявил о своем желании податься в вебкам модели, и Арсений почему-то не может сдержать смешок. На это Шастун хмурится ещё больше, превращаясь в ну очень грозную тучку (нет). — Так у тебя же трояк по истории? — Да! Вот я поэтому и не хотел говорить! Павел Алексеевич мне двойки лепит за то, что я его доклады дурацкие не рассказываю. А я, вот, сделаю что-нибудь... историческое! И вы все упадёте от удивления! — Антон совсем разобиделся, отчаянно махая руками перед лицом улыбающегося Арсения. — Да ладно тебе, Антон, — учитель примирительно кладёт ему руку на плечо, — Нет ничего невозможного. Приходи на факультатив — подтянем тебе русский. А с Паш.. Павлом Алексеевичем договоримся. И не нужен тебе никакой менеджмент. Антону эта речь, видимо, кажется убедительной: он улыбается уголком губ, и Арсений облегчённо выдыхает. Туча, конечно, была милая, но пить с ней горячий кофе было бы страшно. Пока туча рассеивается, за углом появляется приветливо открытая дверь кафе, и это прекрасно. Потому что на большее количество вопросов Попов сейчас не способен. Банально не хочется вдруг проснуться и понять, что всё это был просто прекрасный сон, и поэтому голос Арсения дрожит, пока он заказывает карамельный латте, американо и какую-то ванильную пироженку. На пирожное они вообще-то не договаривались, но Антон таким взглядом пожирал эту торталетку, что Арсений счёл необходимым добавить её в заказ. Уплетая пироженку, Антон меняется окончательно: исчезает и знаменитость всей школы, и дерзкий пацан, прижавший своего учителя к стене, и Мистер Невозмутимость, опирающийся на дверной косяк. Такой Антон улыбается смущённо с набитыми щеками и, очевидно, не желает ничего больше в жизни, кроме этой торталетки. Арсений изучает Шастуна внимательно. Было бы неприлично задавать вопросы человеку, который увлечён едой, а так близко и так долго смотреть на Антона ещё никогда не случалось, а потому Арсений не жалуется. Теперь он может пересчитать его браслеты на руках и рассмотреть странную надпись на майке; длинные пальцы, унизанные кольцами, и спутавшиеся в беспорядке волосы; яркие зелёные глаза и... — Арсений Сергеевич? — А? Что? — Антон гоняет оставшийся кусок пирожного по тарелке и улыбается одной из своих самых хитрющих улыбок. — Вы во мне дыру сейчас взглядом просверлите. — Извини... — Скажите, Арсений Сергеевич... Антон поднимает взгляд от тарелки, и делает многозначительную паузу, за которую Арсений успевает мысленно пробежаться по десятку компрометирующих вопросов, которые могут сейчас прозвучать. — А если бы я тогда Катю не засосал во время урока, Вы бы так и сидели, провожая меня томными вздохами? — к такому компрометирующему вопросу, конечно, невозможно было подготовиться. — Да я не собирался вообще-то... — об этом Арсений забыл подумать за эти полтора месяца самокопания. Получается Катю нужно отблагодарить?.. Цветы ей подарить или дорогого коньяка? Или что? — Это скорее риторический был вопрос, Арсений Сергеевич, можете не отвечать, — Антон усмехается и уже собирается заглотить оставшийся кусок пирожного, подытоживая таким образом этот неловкий диалог, но в последний момент замирает и поворачивает вилку в сторону Попова, — Хотите попробовать? Остатки разума покидают мозг Арсения, когда он подается вперед, и Попов, кажется, даже зажмуривается. Только бы не видеть эти внимательные зелёные глаза, обладателю которых, видимо, доставляет немыслимое удовольствие это издевательство. Когда Арсению хватает сил вновь поднять взгляд, он понимает, что Земля крутиться быстрее не начала, а пирожное и правда было неплохим. — Вкусно? — Антон облизывается, видимо, вспоминая, какое классное было пирожное. — Ага, — Арсений облизывается только от взгляда на губы сидящего напротив парня, уже и не пытаясь вспомнить, что такого особенного было в этой торталетке. — Погуляем, Арсений Сергеевич? — Антон поднимается из-за стола, подвигая к краю картонный стаканчик с остатками кофе. — Ага. — Хорошая сегодня погода, не правда ли? — Ага. — Поставите мне 5 в четверти, Арсений Сергеевич? — Если ты собираешься правильно выполнять все тесты и домашние задания и не прогуливать уроки, тогда да, конечно, — Арсений улыбается так хитрюще мягко, что даже Антон теряется на долю секунды. — Простите, я уж подумал, что Вы со всем, что я говорю, соглашаться будете.. — Чтобы я со всем соглашался, думаю, нужно чуть больше, чем пригласить меня на кофе, — тихо усмехнулся Арсений. — Что? — Антон совершенно не меняется в лице, но краснеющие уши выдают его с головой. — Ничего. Попов не может сдержать самодовольную улыбку. Хочется отомстить Антону за каждый компрометирующий момент сегодняшнего дня, и Попов старательно пытается придумать новый заход, разглядывая румянец на щеках ученика. Но у Антона, очевидно, совершенно другие планы на этот счёт. Он ловит взгляд Арсения и, не колеблясь ни секунды, делает шаг ему на встречу, пока не оказывается настолько близко, что Арсению приходится задрать голову, чтобы посмотреть тому в глаза. — Антон... — он так близко, что, кажется, можно было бы пересчитать все его ресницы, — Мы стоим в центре кафе. — Не я это начал, — парирует Антон и улыбается, — Так насколько больше Вам нужно, Арсений Сергеевич? — Боюсь, ты не сможешь так далеко зайти, — Попов честно старается не отступать и держаться прямо, хотя ужасно хочется сделать шаг назад, чтобы не упасть случайно в обморок от волнения. — Вы так думаете? — Антон прищуривается, — Вот так же ещё недостаточно далеко, да? — Антон кладёт ладони на бедра Арсения, и тот уже забывает, что это за план такой был – держаться прямо и не падать в обморок. Шастун проводит большими пальцами по заостренным тазобедренным костям и силой дёргает Арсения на себя, — Не волнуйтесь так, Арсений Сергеевич: пол уже почти начал дрожать вместе с Вами. Попов хочет сказать что-то крутое в ответ, но выходит только жалкий всхлип. Антон хрипло смеётся куда-то в ухо, но Арсений может поклясться, что чувствует, как заходится сердце Шастуна, прижимаясь к его груди. «Лучшая защита – это нападение», повторяет про себя Попов, стараясь не думать о том, куда упирается его пах. Арсений решает, что давно пора бы просто отключить мозг, и опускает руки на талию ученика. Тот вздрагивает, но с места не двигается. Тогда Арсений, потеряв остатки рассудка, ведёт руками ниже и легко сжимает зад Антона, за что получает тяжёлое сопение на ухо и наконец разомкнувшуюся хватку на бёдрах. Шастун быстро делает шаг назад. Арсений с удовольствием отмечает красное лицо Антона и затуманенный взгляд. Хотя, совсем скоро это перестает его веселить: сам он, наверняка, на несколько тонов краснее Антона. До Арсения в очередной раз доходит, насколько жалко и неприлично выглядит эта картина посреди кафе, но в этот раз, почему-то, это осознание распаляет только больше. — Погуляем, Арсений Сергеевич? — повторяет свой вопрос Антон. — Ага, — парни хватают картонные стаканчики и наконец выходят из заведения, успев уже травмировать психику нескольким пожилым женщинам. Как только дверь кафе остаётся позади, Арсений понимает, что не может сдержать смех. Искренний или истеричный – непонятно, но разве это важно сейчас? — Ну и что это было? — Попов поворачивается к Антону, который его весёлости, кажется, не разделяет. — Вы сами начали, Арсений Сергеевич — обиженно выдаёт тот. Не человек, а загадка. — Как можно после поцелуя игнорировать меня полтора месяца, а потом обжиматься в кафе? Арсений осознаёт, что ляпнул лишнего только, когда натыкается на удивлённый взгляд Антона. Кажется, ещё час назад Попов обещал себе не затрагивать эту тему больше, ведь сам поцелуй закончился сбегающим Антоном и полнейшим игнором, а принесённые извинения — прижатым к стене Арсением. Пора бы учиться на своих ошибках. — Я не собирался говорить это вслух. — Ага, — теперь уже смеётся Шастун, — Как можно втрескаться в своего ученика, а потом задавать такие вопросы? — Антон очевидно аргументировать своё поведение не собирается. Ну и пожалуйста... — Не волнуйтесь, Арсений Сергеевич, я Вас не выдам, даже если Вы меня каждое утро с цветами у подъезда встречать будете. А это идея. — Только не делайте так, пожалуйста: соседи не поймут. — Может, стоит попробовать? — Может, — Антон почти шепчет, вероятно, надеясь, что его не услышат. Но Попов слышит и искренне не понимает, зачем нужен нормальный цвет кожи, если он собирается краснеть каждую минуту. — Уже стемнело, я, наверное, поеду домой, — говорит Антон ещё тише. — Тебя подвезти? — Давайте. — Пойдём, у меня машина у школы припаркована. Весь путь до школы Антон выглядит задумчивым и напряженным, и Арсений банально боится прервать затянувшуюся тишину, будто тогда Шастун снова сбежит от этой ситуации, как от дикого зверя. Но, когда парни садятся в машину, Антон будто теплеет: живо объясняет, куда нужно ехать и улыбается совсем по-Шастуновски: широко и ярко. — Арсений Сергеевич, а Вы чем в свободное время занимаетесь? Арсений в очередной раз за день хочет провалиться под землю. — Да, я как-то много работаю в последнее время... — Ну есть же какие-то хобби у Вас? Да, каждый день после уроков я постоянно стараюсь не думать о тебе. — Я люблю читать. — Учитель русского и литературы любит читать – удивительно! — Антон улыбается, на его лице ни капли издёвки, и Арсений вновь плавится с непривычки: такого «не крутого» Антона редко можно увидеть в школе. — Да нет, я ещё бегаю по утрам, люблю готовить.. — Вообще идеальный. — Что? Арсений уже начал поворот во двор, где находится дом Антона, но резко сбавляет скорость. Вот такую фразу уже точно нельзя вбрасывать без объяснений. — Да просто Вы в школе всегда такой правильный, интеллигентный. Я думал, хоть за её пределами будет что-то типа: «Да банка пива и футбол по телику», — Шастун начинает активно гримасничать, и Арсений улыбается, уже подъезжая к дому Антона, — Понимаете? — Ты многого обо мне не знаешь. Арсений тормозит у подъезда Антона, и тот начинает спешно отстёгиваться, попутно путаясь в лямках рюкзака. — Спасибо, Арсений Сергеевич, до завтра — тараторит он, уже высовывая ногу из открытой двери. — Антон, — учитель хватает Шастуна за запястье, останавливая его барахтанье, — Подожди. — А? — Придёшь завтра на факультет по русскому? Несколько секунд Антон просто хлопает глазами, и Арсений убирает руку с запястья Шастуна, настолько смятенным тот выглядит. — Приду. Смятение вмиг исчезает, и опять появляется «нешкольный» Антон. Самый прекрасный из всех Антонов: милый искренний с самой прекрасной на свете улыбкой