Сияние

***

Первую половину следующего дня мы с Кириллом просто отсыпаемся после поездки, которая очень сильно вымотала нас, и никакие самые положительные эмоции, полученные в Питере, не спасли нас от самой обыкновенной усталости. И если кратко описывать чёртово двадцать седьмое января, то можно сказать, что мы просто-напросто ничем не занимались. В самом прямом смысле этого выражения. Двадцать восьмое вышло куда более дельным. С утра Незборецкий уехал на студию, так как примерно через две недели у него первый сольный концерт в Москве, и ему нужно выпустить трек хотя бы за неделю до него, чтобы фанаты успели выучить эту песню. Я же еду в гости к Шатохиной, та оповестила меня о том, что её брат куда-то ушёл практически на весь день, и у нас наконец появилось время побыть вдвоём и рассказать друг другу последние новости из наших жизней. Ещё в Питере мы договорились устроить пьянку, но сегодня желания напиться в стельку у нас обеих отсутствовало, поэтому хватило и одной бутылки “Prosecco”. После первого бокала я рассказала подруге все свои переживания в самых ярких красках. Наташа ужасно быстро пьянеет, и за все десять минут моего рассказа она успела вставить в мой монолог кучу оскорбительных фраз, адресованных Глебу. Мне кажется, что шатенке нужно быть каким-нибудь там психологом, и если она им станет, то ей должно быть позволительно выпивать на работе, иначе никак. Я и рассказываю ей какие-то моменты из нашего совместного детства с Голубиным, над которыми мы обе посмеиваемся, и даже умудряюсь пустить ностальгическую слезу. Вот настолько я сегодня эмоциональная. — Н-да, Маш. Я в полном шоке. Ощущение, что ты мне пересказала какую-то фантастическую книжку. Пушкин, пока слушал, в гробу перевернулся, и тоже от шока. — Да прям, тоже мне. Вот что мне делать, а? Любой мой поступок, по сути, станет предательством, понимаешь? — С грустью в глазах смотрю на Наталью, замечая, что улыбка с её лица тоже испарилась. — Я не знаю. И почему в жизни всё так сложно? А если ты поговоришь с Кирей? Может, они помирятся, — предлагает голубоглазая, тяжело вздыхая. — Да ты что, они друг друга поубивают. Не выход… — опускаю взгляд вниз, поджимая губы. — Ладно, прорвёмся как-нибудь. Ты лучше расскажи мне, как у тебя дела? Что там с Димкой? — О-ой… — подруга хитро, но в тоже время счастливо улыбается, затем берёт свой телефон с журнального столика и вводит пароль, кодом которого является моя дата рождения. Она открывает галерею и вручает мобильник мне. Я начинаю листать фотографии и умиляться, пока с лица всё не сходит улыбка. На снимках моя Наташа находится рядом с Ганджой, где-то он целует её в щеку, где-то их фотографирует прохожий, а где-то самое обыкновенное селфи. — Вы встречаетесь? — Радостно спрашиваю я, заглянув прямо в глаза Шатохиной. — Да! — Чуть ли не визжит голубоглазая, улыбаясь во все свои тридцать два жемчужно-белых зуба. — Поздравляю, Наташка, — я правда очень рада, что теперь подруга действительно счастлива. Мы обнимаемся, после чего я начинаю засыпать её кучей вопросов, — а Тёмыч знает? А почему вы ничего не сказали, а?! — Да, Артём в курсе, и Димка ему понравился, вроде как. Мне некогда было тебе рассказывать! У тебя куча проблем, плюс эта ситуация с тем, что мы очень мало общаться стали… сама понимаешь. — Э-эх. Вернуться бы в сентябрь, мы тогда каждый день созванивались, гуляли часто, по магазинам бродили вместе, а сейчас что?! — А сейчас, подруга, закончилась у нас весёлая пора детства. И это не потому, что мы старше стали, просто все эти проблемы с парнями… они нас поменяли и отняли кучу времени. Сейчас, вроде, всё стало налаживаться. Арсен уехал, подставлять нас некому. Ты с Кириллом, я с Димой, всё у нас обеих хорошо, мы счастливы. Думаю, мы наладим общение, это лишь вопрос времени. Осталось только тебе решить все твои недосказанности с Глебом, и тогда всё будет слишком отлично, — ободряюще говорит Наташа, и я опять подмечаю у себя в голове, что ей нужно в обязательном порядке становиться психологом. Я одариваю её лёгкой улыбкой, после чего мы чокаемся наполовину выпитыми бокалами и делаем тост за нашу с ней дружбу. Вот такие пьянки мне очень даже по душе. Мы сидим с ней где-то до четырёх часов вечера, болтая абсолютно на разные темы. С Шатохиной можно разговаривать целую вечность, ведь у неё просто неисчерпаемый запас всяких новостей, приколов и сплетен. Потом дверь в квартиру внезапно открывается, и в дом проходит брат Наташи вместе с Глебом. Я ловлю лёгкий испуг при виде него, но вида стараюсь не подавать. Голубин вежливо предлагает меня отвезти, и я соглашаюсь, подмечая у себя в голове то, что мы сможем наконец поговорить на все накипевшие между нами темы. Так как я ещё и не приняла окончательное решение, просто будем импровизировать. Обговорить всё и разъяснить ситуацию нужно будет в любом случае, и мямлить, тянув время, просто как-то неуместно. Я прощаюсь с Шатохиными, и мы с блондином в спокойном темпе выходим из дома двойняшек, после чего отправляемся на дворовую стоянку, где припаркована машина моего старого друга. Когда автомобиль выезжает со двора, разговор наконец начинается. — Ну, и что ты решила? — взволновано спрашивает парень, слегка дёрнув своими тёмными бровями. — Я не знаю. Любой мой поступок по сути станет предательством, понимаешь? Мне так тяжело, на самом деле. Я очень долго искала тебя, и просто вот так вот забыть этот момент будет как минимум мерзко. А общаться с бывшим лучшим другом своего парня ещё хуже, — рассуждаю я, отведя грустный задумчивый взгляд куда-то в окно. — Ты как знаешь, но я больше не собираюсь терять тебя, — твёрдо произносит он, повернув голову в мою сторону. Меня умиляют его слова, и на моем лице автоматически появляется искренняя улыбка. Блондин отвозит меня до частного дома моей матери. Видимо, Глеб всё ещё думает, что я живу с ней. Когда я благодарю его за поездку и хочу было выйти из тачки, Голубин резко хватает моё запястье своей сильной рукой, чем обращает на себя внимание. — Даже на чай не пригласишь? — Миролюбиво, но хитро одновременно улыбается он, а я лишь закатываю глаза, но всё же приглашаю его в дом. Будет очень и очень глупо, если мама окажется там. И моё счастье, что ключи от ворот и входа всегда при мне. Мы выходим из машины и направляемся на территорию моего бывшего жилища, где ничего совсем не поменялось. Разве что снега стало чуть меньше, только и всего. Когда дверь за Глебом закрывается, он моментально стягивает с себя уличную одежду и проходит вглубь. Помню ещё с самого детства: он всегда был таким любопытным. Первым делом парень попал в гостиную, где на полках увидел множество полароидных фотографий. Самые интересные фотки, конечно же, хранятся у меня в комнате, а здесь есть и совсем старые, сделанные ещё до моего рождения. — А наши с тобой фото у тебя остались? — спрашивает друг, закончив осмотр всех снимков. — Да, они у меня в отдельном альбоме. Хочешь, посмотрим? — Легко улыбаюсь я и получаю ответную улыбку в паре с кивком, а затем отправляюсь мыть руки и заваривать нам чай. После того, как напиток уже стоит на журнальном столике в гостиной, а белобрысый находится в ожидании, когда же я принесу фотоальбом, я отправляюсь в свою комнату. Меня охватывает куча ностальгических эмоций, какое же здесь всё родное. Лишь одна предательская слеза скатывается по моей щеке, но я быстро смахиваю её в сторону, вытаскивая из стопки книг вещь, за которой пришла. Спускаюсь к Глебу, усаживаюсь подле него и открываю эту чудесную книгу воспоминаний. Перелистывая каждую страницу, мы либо смеёмся, либо обсуждаем те случаи, на которых были сняты те или иные фотографии. Я успеваю ещё раз прослезиться и успокоиться в объятиях белобрысого, во время которых подмечаю, что мне с ним очень хорошо. От этой мысли мне становится и страшно и приятно одновременно. Такое двоякое странное чувство: с одной стороны, если вспомнить, что было между нами в начале года, и что происходит сейчас, то даже поверить в это всё сложно, плюс ко всему не надо забывать про существование Кирилла. Тот, к слову, даже не знает, где я сейчас нахожусь, а это не может предвещать ничего хорошего. С другой же стороны, вот он, мой Глеб, мой давний и самый лучший друг всех времён, которого я так долго искала, и по которому плакала дни и ночи, теряя «чудесные» времена своего детства. Всё-таки он нашёлся, и всё не так уж плохо, как казалось когда-то. — Слушай, когда мы были в Питере, ты мне написал о том, что тебе весь год было плохо морально… я думала об этом, и мне неудобно спрашивать, но… Может, расскажешь? — Я решаюсь спросить интересующий меня вопрос, понимая то, что если сейчас разузнаю ответ на него, тайн станет куда меньше. — Тут нечего рассказывать… — грустно выдыхает Глеб, устремляя грустный взгляд в потолок. — Ты же помнишь, какие у меня были родители? Дружные, примерная семья. Любили друг друга, всё было так хорошо всегда. А в конце прошлой зимы батя нашёл себе любовницу. Мама узнала, они очень сильно ругались практически каждый день, в какой-то момент я не выдержал и съебал из дома. Они нашли меня через три дня у Тёмыча, и после этого отец уехал жить к этой шмаре. Мама начала во всём винить меня, и под таким давлением стало невозможно жить. У меня напрочь сдавали нервы, я курил много, бухал, клеил незнакомых девчонок. Хуйнёй, короче, занимался, — на словах о девчонках я даже вспоминаю тот момент в начале сентября, когда Глеб пытался меня поцеловать. На следующий день он ещё припозорил меня перед матерью… значит, всё было неспроста. Значит, Голубин не такая уж и гнида, какой может казаться. — Никогда бы не поверила, что дядя Гена и тётя Галя разошлись… — А никто не мог поверить. Я, конечно, всегда держал в страхе школу, но не настолько же! Где-то в ноябре месяце родаки опять сошлись, а мне купили квартиру в нашем городе. Я съехал, и ты не представляешь, как я зажил. Не знаю, что у них там, они присылают мне деньги на жизнь, а сами не звонят даже. Но мне же лучше, на самом деле, — Глеб прикрывает глаза и чуть поджимает губы, и что-то мне подсказывает, что сейчас он прокручивает у себя в голове не самые сладкие времена своей жизни. — А чё там с твоим батей? Он так и не вернулся? — Резко спрашивает он про моего отца, и этот вопрос оказывается крайне обескураживающим для меня. — Не вернулся. Мама вообще не рассказывала про него, да и я не спрашивала, — пожимаю плечами я, с каким-то облегчением ощущая, что меня не сильно-то и заботит эта тема. Было бы намного хуже, если б у меня была какая-нибудь травма детства. — Почему? — Белобрысый поднимает голову со спинки дивана и поворачивает её в мою сторону, кидая изучающий взгляд прямо в мои очи. — За последние полгода я вообще почти не думала на эту тему. Было и некогда, и, если честно, похуй, — откровенничаю я, тоже глядя ему в глаза. — Знаешь, я так рад, что ты нашлась. Хоть кто-то остался из моего счастливого детства, — так тепло и так искренне улыбается Глеб, втягивая меня в свои объятия. — Я тоже очень рада. Просто не сразу это осознала, — обнимаю его в ответ, вдыхая полные лёгкие его дорогущего одеколона, смешанного с запахом сигарет. Я не знаю, почему, не знаю, как, но диван в нашей гостиной всегда усыплял людей. Все гости, которые ложились на него, засыпали практически моментально, и мы с мамой, кстати, не исключение. Спросите, почему я заговорила об этом? А я вот вам отвечу: Голубин провалился в сон, обхватив моё тело обоими руками. Белобрысая макушка лежала между диваном и моим плечом, а глаза были плотно закрыты. Его тихое и такое спокойное посапывание унесло в сон и меня… Почему-то в тот момент из головы вылетело всё. Абсолютно всё. Мозг перестал выполнять свою работу, некую обязанность, благодаря которой люди не совершают глупых поступков. Я забыла про Кирилла, с которым у меня любовь. Я забыла про мать, у которой, вроде как, сегодня должна была быть дневная смена, а тогда был вечер, что означало только одно: женщина приедет часов в восемь. Когда же я открыла глаза, Голубин всё ещё спал. В комнате было совсем темно, и я очень аккуратно попыталась достать мобильник из кармана худи. К счастью, у меня получилось это сделать и остаться тихой. На экране высвечивалось ровно одиннадцать часов вечера. «Мне пизда.» — единственные слова, которые промелькнули в моей голове. Почему-то никакой паники в соцсетях от Кирилла я не заметила, и, что самое удивительное — от него нет ни единого сообщения или пропущенного звонка. Неужели блондин до сих пор на студии, и так увлёкся, что забыл про меня? Мне бы очень даже понравился такой вариант исхода событий, но произошло явно что-то другое, потому что уже в эту секунду я заметила плед, которым были укрыты мы с Голубиным. Парень всё ещё обнимал меня, и я попыталась выбраться из его объятий, чтобы что-то предпринять. Правда вот что именно — мне пока не ясно, будем думать после того, как выберемся из этого капкана. Всё-таки мне удалось выбраться из его мёртвой хватки, я стремглав помчалась в коридор, а затем на кухню, не зная, куда себя деть. За дверью комнаты мамы я увидела яркую щель. Значит, она дома. Значит, мне точно пиздец. Я тихо поворачиваю ручку её двери, тяну её на себя и просовываю через образовавшееся отверстие голову. Мама сразу же меня замечает и, приподняв брови, кивает на комнату, как бы подавая мне знак того, чтобы я заходила. — Ну, здравствуй, дочь. Объяснишь? — Негромко произносит она тогда, когда я плотно закрываю за собой дверь. — Мама… это не то, что ты подумала. Помнишь, до переезда сюда мы жили в другом городе, и там у меня был друг? Ну, Глеб который? — Тараторю я, чувствуя очень сильное волнение где-то в области груди. — Помню, конечно. Это он что ли? — У неё сильно округляются глаза, видимо, она удивлена. — Да! Я узнала об этом совсем недавно, когда мы в Питер ездили. Это мой одноклассник, вот. Мы смотрели наши старые фотографии совместные, болтали и уснули, только и всего! — Так же быстро и с явным волнением в голосе произношу я, эмоционально жестикулируя руками. — Ничего себе… надо же, как судьба сложилась, — она на пару секунд опускает взгляд в пол, но после снова смотрит на меня. — Я Кирюше звонила, сказала, что ты пришла ко мне в гости и заснула. Чтобы он не переживал. В этот момент у меня будто камень с души падает, и я сразу же лечу к ней в объятия, произнося несколько слов благодарности в секунду. Обожаю свою мать, Боже. — Что он сказал? — Что он завтра утром за тобой приедет. Я не стала звать его, сама понимаешь, ничем хорошим это бы не обернулось, — сейчас я готова простить ей все мои обиды на неё, простить её даже за такой ужасный переменчивый характер. Мы ещё пару минут сидим и обнимаемся, а потом я сообщаю ей детали всей ситуации. Рассказываю и про их с Кириллом конфликты, и про сложности в его характере. Блондинка успокаивающе поглаживает меня по голове, спокойным тоном произнося всякие хорошие слова, которые, как ни странно, помогают мне успокоить нервы и прекратить волнение. После нашего диалога мне становится намного легче, и я выхожу из её комнаты, направляясь обратно в гостиную. Голубин уже не спит — это я понимаю по свету телефона, который освещает его бледное лицо. По звуку шагов парень сразу замечает меня, и я включаю светильник, из-за чего белобрысый начинает щуриться. — Доброе утро! — Улыбаюсь я, присаживаясь рядом с ним на диван. — Доброе… погоди, сейчас же ночь? — Выгибает он брови, заставляя меня усмехнуться. — Мы уснули, я встала раньше, и оказалось, что моя мама дома. Пришлось ей всё объяснить, — сообщаю ему я, ожидая ответной реакции. — А она что? — Всё нормально, — сзади меня слышится голос моей мамы. Мы синхронно смотрим в её сторону, после чего она продолжает свои слова, — это же даже хорошо, что вы друг друга нашли. Радоваться надо, а не меня бояться, шо вы, как не родные! Пойдёмте, накормлю вас, а то худые оба, хоть за шваброй вам прятаться. Кожа да кости! — Ну ма-ам… — тяну я с закатыванием глаз, хотя понимаю, что это бесполезное действие. Мы с Глебом отправляемся на кухню, где мама ставит перед нами тарелки с гречневой кашей, которую я никогда в жизни не любила. А вот Голубин наоборот — всегда в детстве приходил к нам в гости, чтобы поесть гречки. Моя мать отменно готовит, но эту крупу я ненавижу даже больше, чем школу, ей-Богу. Как её вообще можно есть?! Через силу съедаю примерно половину своей порции, после чего хочу было отставить тарелку, но сидящий рядом блондин перехватывает посуду, меняя местами его пустую с моей. Как в него столько влезает вообще? Может, жизнь Глеба стала настолько невыносимой, что он даже есть нормально перестал? Несколько лет назад у него были щёки. С ними он выглядел очень милым, это глупо отрицать. Сейчас же он исхудал, но это не мешает ему оставаться симпатичным. Почему-то я решаю сейчас бросить на него озадаченный и в тоже время изучающий взгляд. Я наблюдаю, как он постоянно поправляет пряди своих длинных для парня волос, которые спадают ему на лицо. В какой-то момент мне даже хочется запустить руки в его густую шевелюру, больно красивые и ухоженные они на вид. Да у него волосы лучше, чем у меня, о чём я вообще говорю?! Как он за ними ухаживает, мать вашу?! После мысли о его завораживающих локонах у меня пробегает противный холодок по спине. О чём я вообще думаю? И как я докатилась до этого? По окончанию ужина мы втроём ещё беседуем на какие-то бытовые темы, а затем блондин тактично извиняется перед моей матерью и собирается уехать. Я вызываюсь его проводить, и когда за мной закрывается дверь дома, мы наконец остаёмся наедине. — Твоя мама вообще не изменилась. Гречка как всегда самая охуенная, — довольно улыбается Глеб, поглаживая свой живот через не застёгнутый пуховик. — Ты тоже не изменился. До сих пор любишь эту пакость, фу, — морщусь я, и во рту появляется какой-то фантомный привкус этой ужаснейшей крупы. — Сама ты пакость! — Закатывает глаза белобрысый, а я лишь посмеиваюсь над этим жестом, — слушай. Спасибо тебе. Давно я так не расслаблялся и не отдыхал морально. С тобой так же легко, как в детстве, — я вижу абсолютно искреннюю улыбку на его лице, и парень подходит ближе, поправляя выбившуюся из хвоста на моей голове прядь за ухо. Мы просто стоим так где-то с минуту, не открывая друг от друга прожигающих взглядов. После Голубин прикрывает свои зелёные очи и аккуратно целует меня в щёку, в то время как я не двигаюсь с места, словно боясь сделать лишнее движение. Он делает это так медленно и плавно, что мне начинает казаться, будто я застряла в этом моменте на целую вечность, хотя на деле проходит всего-навсего секунд тридцать. Я сама опускаю свои веки, но не закрываю полностью, чтобы разглядывать его аккуратные формы лица, которые в это мгновение находятся так близко ко мне, что даже не верится, реальны ли они в принципе. После этого странного жеста Глеб крепко обнимает меня, пряча лицо где-то в области моей шеи. Из-за приличной разницы в росте ему пришлось наклониться, дабы проделать это незамысловатое действие. Мне становится так тепло и приятно в объятиях друга, и никакой январский мороз не является этому помехой. Я не знаю, сколько проходит времени, прежде чем парень отстраняется от меня, но пролетели эти минуты как одно мгновение. Я о чём-то усердно размышляла, наблюдая за тем, как начинается снегопад, но на меня словно нашла какая-то непонятная амнезия, и когда блондин сделал шаг назад, все мысли безвозвратно потерялись. — Знаешь, мне очень жаль, что всё вышло именно так. Я имею в виду все наши стычки в начале года. Если бы я тогда вёл себя по-другому… — в этот момент белобрысый опускает голову, плотно зажмуривает глаза и левый кулак. — Всё сейчас было бы иначе, — он поизносит эти слова на выдохе, кинув какой-то печально-злой взгляд в мою сторону. — Пока, Маш. С этими словами он в ускоренном темпе бредёт к своей машине, на которой секундами позднее выезжает вон со двора, оставляя меня в полном недопонимании. Что же ты имел в виду под этими словами?.. До того, как окончательно замёрзнуть без движения, я смотрю куда-то в тёмные небеса, откуда валят огромные хлопья белоснежных кристалликов. Снежинки летят очень медленно и плавно, чем служат для меня какой-то беззвучной колыбельной. На глаза накатывает жуткая сонливость, и мне приходится вернуться в дом, так как все конечности уже начинает усиленно покалывать от холода. Я переодеваюсь в свою пижаму, которую по неизвестной мне самой причине я не взяла в квартиру Незборецкого; завариваю себе чай и в своей комнате укутываюсь в тёплое и такое родное одеяло, включая дисплей мобильного телефона. От Кирилла я всё так же не наблюдаю ни единого сообщения, и это даже начинает меня пугать. Ещё утром мы миролюбиво разговаривали с ним и целовались. Обычно, когда я надолго куда-то пропадаю, блондин строчит мне по несколько десятков сообщений, а тут вообще ни одного. Единственная мысль, которая хоть как-то успокаивает мои шальные нервишки — он, вероятнее всего, весь день просидел на студии, не отвлекаясь на мобильный телефон, а когда мама позвонила ему, его ещё не было дома, вот он и решил мне не писать. В этом правда есть какой-то смысл: зачем спамить спящему человеку? В сеть я решаю не заходить: мне и не зачем, плюс ко всему нет абсолютно никакого желания с кем-то говорить и что-то выяснять. Я отключаю телефон и кладу его на тумбочку возле кровати. Сама же поднимаюсь с постели, не скидывая тёплое покрывало со своих уставших плеч, и подхожу к окну, держа в руках кружку недопитого чая. Продолжаю своё недавно начатое занятие сверлить взглядом улицу, где все дорожки уже замечены белой пеленой, а единственными источниками света являются фонарики. Скорость падения снежинок явно увеличилась, и из-за этого серости асфальта уже почти не видно. Ух, тяжко утром придётся дворникам. Как и Кириллу, который будет пытаться проехать в наш коттеджный райончик, чтобы забрать меня домой… Внезапно телефон, оставленный мною рядом с кроватью очень громко вибрирует, заставляя меня обратить на него внимание. Я спокойными шагами достигаю своей цели, беря в руки мобильник. coldsiemens: Слушай… если бы Кирюхи не было, у нас бы могло что-то получиться? 00:23