The Ties That Bind

 – Спасибо, – выдыхает Дазай, и даже слабая улыбка задевает губы. Он топчется на энгава, слушая все еще не сбросившего звонок собеседника, и слегка опасливо заглядывает в дом, но там все спокойно, просто немного шумный ужин. Ему бы сесть – все части тела жутко ломит, но сидеть спокойно – это сейчас не про него. – Да, Анго, спасибо.  Он убирает руку с телефоном от уха и с опаской смотрит на вышедшую на улицу Акико.  – Я жду тебя, – о боже, ну и довольный вид у нее! Она же даже толком не отдохнула после ночной смены, но по ней и не скажешь, что измотана. Предвкушение пыток дает ей силы! Что за женщина! – Ты единственный, кого я не обработала.  – Только не перепутай мази с топором или бензопилой.  – Не бойся, идем.  Она явилась со своей аптечкой, которую разложила в маленькой комнатке, что сразу по-хозяйски заняла в доме Кенджи.  Куда деваться? Дазай бредет следом за ней, видя, как высовывается Куникида с плошкой риса, посыпанного нори, и вопросительно смотрит на него. Дазай лишь глазами дает понять, как обстоят дела, и тот засовывается обратно.  – Надо было позвать сюда Рампо-сана, – хихикает Акико, задвигая фусума, когда Дазай попадает в эту импровизированную процедурную, – садись на пол. По-сан точно бы нашел, о чем с ним поговорить, а то – угрюмый какой-то он последнее время.  – Наверно, есть повод, – Дазай стягивает с себя рубашку, позволяя начать осмотр. Его давно уже надо было всего обработать, но он не давался, из-за чего сенсей на него злилась и сейчас щадить не будет.  – Ну, на первый взгляд, жить будешь! – выносит Акико вердикт, и звучит это с такой долей злорадства, что Осаму даже боится это как-то трактовать. – И? Что сказал твой важный и умный друг?  – Я передал ему все сведения об операции. Конечно, плохо, что тут будет вмешана иностранная сторона, но у Анго есть факты вербовки Оока, и он говорит, что постараются не доводить до международного скандала – тем самым будет повод замять вторжение на территорию базы и… Небольшие разрушения.  Акико хмыкнула, но вообще-то, как считал Дазай, разрушения эти в самом деле были не особо большие. Если бы не ловкость Ацуши – Чуя точно бы все там разнес.  – Ну и гематома у тебя тут, – Акико бесцеремонно пролезла ему пальцами за джинсы, изучая прекрасного пурпурного цвета синяк. – Давай до конца раздевайся!  – Эй! Я и так тут…  – Да больно надо мне смотреть на следы засосов и царапин, не стесняйся!  Дазай стреляет в нее взглядом, мол, не надо тут намеков, но на самом деле едва ли это его смущает, поэтому послушно стягивает с себя еще и штаны.  – Вот нихрена не слушаете же! – ворчит Ёсано, перебирая свой арсенал. – Надо было сразу ехать сюда, тогда бы я тут же сняла отеки.  – Некогда было. К тому же директор, едва я с ним созвонился, сказал немедленно прибыть на встречу с Танедой, ай! Холодно! – Дазай вздрагивает, едва его бока касаются пальцы в холодной мази, но Акико нежна аки любовница, только вот ухмыляется как-то коварно.  Она, конечно, права, но было в самом деле не до синяков и царапин. Дазай и так проштрафился, когда дал Чуе второй раз активировать «порчу», а потом, вытаскивая его из книги По, высвободил и всех остальных. Да, детективы были к этому готовы, и мигом вернули ошарашенных Овец обратно, но Томокава удрал, и сейчас носился где-то по холмам Йокогамы.  Осаму так и не понял, что именно погасило «порчу». Чуя вернулся к нему без сознания, но он понятия не имел, подействовало ли правило способности По на Арахабаки, что там было внутри, и что именно нейтрализовало разрушительное действие в итоге. Но Чуя, как минимум, пока не думал свалить на тот свет, хотя Дазаю независимо от этого тогда уже было откровенно похуй на все. Даже на то, что Сёхэй все еще имел возможность удрать, и спасибо Куникиде с Кёкой – уследили, и тот все же был заключен в свою временную тюрьму с доставкой к Танеде прямо в лапки. Директор уже был там, но не сказал при встрече Дазаю ни слова, а тот – тот только и думал о Чуе, которого, так и не пришедшего в себя, увезли в дом Кенджи.  Акире сразу не сказали, что папа уже дома: сознание долго не возвращалось и было решено не пугать ребенка; Чую тот же час передали в распоряжение подоспевшей Акико, но, как та потом отчиталась вернувшемуся Дазаю, никаких серьезных угроз жизни нет, она лишь обработала внешние раны и вколола ему что-то, чтобы хорошо отоспался, а сейчас и у самого мальчика еще не кончился дневной сон, и Дазай не тревожил его, но вот к Накахаре все же зайти собирался. Хотя бы просто посмотреть на него, словно опять хотел убедиться, что он цел.  С Оока будут обо всем, в чем он признался, говорить уже иные люди, не Дазай, уровень выше, чем может себе позволить детективное агентство, но у него, если честно, не было желания видеть этого человека. И не от того, что он испытывал к нему отвращение или презрение. Было мерзко как-то вдруг ощутить, что он не особо-то от него отличался, и Чуя то и дело попадал на людей, которые им пользовались и предавали. Да, Накахара и сам не безгрешен, но за ним, чего уж тут, подобного отношения к тем, кого он считал друзьями, не водилось. А сам Осаму… Чуя ведь тоже прежде становился разменной монетой, и как-то смешно и гадко было от самого себя, что прежде он принимал это как вполне нормальное положение вещей, а потом вдруг устыдился.  – Знаешь, из того, что мне рассказали, это была отлично продуманная операция.  – Не сказал бы. Концовка подвела. Не все предугадал. Хотел вывести Ооку на чистую воду, а его помыслы оказались куда глубже и задели по живому.  – Однако ты сообразил, как не дать Накахаре все там разнести и самому убиться.  Акико говорит спокойно – может, она толком не понимает всей серьезности, а Дазаю в этот раз было страшнее, чем тогда, в парке Ринко. Он не хочет думать – но был миг, когда его охватила паника – не достанет, не дотянется, не успеет!  – Я рискнул. Могло не получиться. Теперь по гроб жизни буду обязан По-сану. Не страшно, но если он попросит связать Рампо-сана и доставить ему его в качестве подарка на Рождество, то я не смогу пойти против.  – О, я бы посмотрела на это! – Акико хохочет с этим коварным призвуком, и Дазай невольно оглядывается на нее, пока она колдует за его спиной, но делает вид, что не понимает его взгляда. Берет его руки и ощупывает запястья, осматривая содранные ладони.  – Когда сгибаю, больно?  – Стреляет немного.  – Ох, у вас с Куникидой похожие раны. Запястья да колени. Кёка-тян тоже где-то навернулась, а под мою пилу лезть никто не захотел, и все вы теперь – банда забинтованных!  – Ты сегодня какая-то веселая, сенсей.  – Правда? – она вновь и вновь прощупывает Дазая. – Знаешь, я бы сделала тебе рентген, чтобы исключить трещину. Ходишь нормально?  – Все терпимо. Запакуй меня в бинты и будет прекрасно, – Дазай то и дело ловит ее взгляд, не давая отвлечься, и Акико вздыхает, понимая, что он так и будет ее пытать.  – Тидзуру-тян утром заходила ко мне. Сказала, что увольняется.  – О. И тебя это радует?  – Нет, но – я сама удивлена – меня внезапно отпустило. Представляешь! Я не скажу, что вот прям, все, стало легко, да ни черта, но я вдруг поняла, что – все, момент пройден, эта гребаная точка невозврата. И теперь не страшно. Мы поговорили, и – она расстроена, но считает, что так будет все же лучше. Не понимаю, в чем, но раз это ее решение... К тому же она собирается перебраться в Камакуру, где живет этот ее возможный жених. Вроде бы и недалеко отсюда, но и – другой город, не рядом, не каждый день. И я подумала – так лучше. Все равно бы – пока ее снедали сомнения, ничего бы не двигалось из этой мертвой зоны. Так, наверно. Правда – словно тиски разжались. Меня никто не обижал, и я прекратила причинять боль. Где-то есть этот дух взаимности, как считаешь? Думаю, образуется все.  – Ну, я рад, что сильный дух по-прежнему незыблем в тебе.  – Были вещи и похуже в моей жизни, Дазай. Позорно жаловаться и страдать в моем положении. Слушай, кажется, у тебя растяжение тут, – она все не могла отвязаться от его плеча. – Странно, что ты все еще не выпросил у меня обезболивающее.  – Сам удивлен. Но можешь мне что-нибудь всадить.  Акико лишь вздыхает. Дазай еще минут десять терпит все манипуляции, а потом – снова в своей броне из бинтов – одевается.  – Поешь хоть нормально! – просит девушка, складывая все обратно в свою походную сумку, но Дазай лишь отмахивается и сначала заглядывает в маленькую комнатку, где на футоне, укрытый одеялом, спит Чуя. Дыхание его не слышно, но едва ли это повод для тревоги теперь-то уж, и Дазаю немного стыдно от паники, которую он испытал, едва вытащил Накахару из книги, почему-то думая, что он прибьет его за то, что позволил ему оказаться там вновь. Постояв немного, он отправляется в комнату Кенджи, тихонько заглядывая туда.  Акира уже проснулся, но делает вид, что все еще не досмотрел свои сны. Ему все еще неловко среди чужих, и он запаковался в одеяло в обнимку с котиком, покорно ожидая, когда его заберут. Осаму силой заставляет себя не думать о том, что могло бы быть, если бы «порча» не была остановлена, и проходит в комнату, садясь на колени возле футона.  – Акира-кун, ты же уже не спишь, – он касается его легко поверх одеяла, и мальчик, сначала замерев, выглядывает, выбираясь на свет.  – Онии-сан!  – Привет! А ты прям котенок сонный! Любишь прятаться под одеяло?  – Это наша с котиком тайная пещера!  Дазай лишь улыбается ему, слегка опасливо потрепав волосы, но ничего не случилось, и он будто бы вздохнул спокойно. Пока.  – А папа приехал с тобой?  – Приехал, – у ребенка тут же загораются глаза, и он готов подпрыгнуть, но Дазай вдруг заговорщически прижимает палец к губам. – Но тсс! Твой папа еще сам не проснулся, он очень устал, но, думаю, он будет не против, если ты его немного потревожишь, идем?  Акира активно кивает, и Дазай поднимается с пола, беря его за руку, и ведет к Чуе. Мальчик ведет себя тихо, не кричит, не бросается. Сначала неуверенно замирает, прижимая к себе игрушку, а потом топает к футону, усаживаясь рядом, и тянет покрывало, пытаясь полностью укрыть спящего Чую.  – Папа слишком много работает, – заключает он шепотом, и видно, как ему хочется подлезть ближе, но он боится потревожить его и лишь тянется, чтобы погладить по волосам.  Дазай молча садится рядом, не особо уверенный, стоит ли ему оставаться подле, но и уйти он не может. Акира так тихо выражает свое счастье от того, что папа его снова рядом, и Осаму просто чувствует, что ему тяжело на это смотреть, потому что он не может отделаться от мысли, что бы было, если бы он все-таки, совершив ошибку, вовремя не исправил ее. Он просто сидит, прикрыв глаза, совершенно не веря, что этот наступающий вечер и прошедшее утро разделяют всего несколько часов, что это один день, и что он вроде как исполнил то, что обещал, и не поймет, почему все еще страшно и горько.  Даже не двигается, почти не дышит, когда замечает, что Чуя проснулся и расфокусированно всматривается в склонившегося к нему сына, а потом вжимается губами в подставленную ладонь, и мальчик все так же молча тянется к нему ближе. Он лишь тихо пискнул, когда Чуя, кое-как усевшись, сгреб его в охапку, зацеловывая так, словно вечность не касался, не вдыхал его запах и не видел. Чуя жмурится и трется носом о волосы Акиры, прижимает к себе еще крепче, что-то шепчет ему, и Дазай ни слова не разбирает из их воркования, но и уверен – что это не для него, поэтому так и сидит невидимкой, пока не замечает, что Чуя смотрит на него в упор, пока Акира, обхватив его крепко за шею, что-то мурчит ему в ухо.  Без понятия, что ему сказать в такой момент, и Осаму лишь одними губами произносит: «Прости», поднимаясь с места и оставляя их одних.  В доме Кенджи до боли уютно. Это у них давно уже как вторая база их офиса, не говоря уже о том, что они тут почти всем составом собрались. Он слышит голоса из большой комнаты, и, наверно, должен войти и поблагодарить их всех, потому что, когда Фукудзава давал ему разрешение на эту операцию, он оговорился, что никто не обязан при этом в ней участвовать, но препятствовать он не будет: все сами должны оценивать свои риски. Но никто не отказался. Даже Куникида не ворчал. Дазай всегда не особо верил, что к нему тут хорошо относятся, что полностью ему доверяют, но, наверно, он был неправ, когда сам лелеял в себе это чувство. Он правда должен поблагодарить, но сейчас немного не может собраться. У него слишком богатая на впечатления весна, а ведь все началось-то так типично, и кстати, еще не закончилось, но ему надо еще пару дней, чтобы разобраться со всеми делами и долгами, и прежде всего перед Чуей. Если тот, конечно, не захочет бросить тут все к чертям и скрыться с сыном подальше от тех, кто привык им пользоваться.  – Онии-сан, – возникший вдруг рядом Акира хватает его за руку, и на миг способность обнуления приходит в действие. – Ого! Снова вспышка, онии-сан!  Дазай в этой суматохе не забывал об этом важном открытии, но ему меньше всего хотелось, чтобы оно прямо сейчас напомнило о себе. Черт, но он же вот, всего минуты назад держал его за руку, и ничего не было! Что же это за действие-то такое?  – Акира-кун, – Дазай сел на корточки перед ним. – Ты сейчас что-то делал?  – Нет. Папа попросил тебя позвать.  – Да? А… У тебя ничего не болит? Спать не хочешь?  – Сейчас нет, – мотает он головой. – Онии-сан?  Дазай тоже мотает головой и снова берет мальчика за руку – но ничего, и возвращается вместе с ним в комнату.  – Папа! – Акира снова подбегает к нему, падая на колени и давая себя обнять – Чуя полулежит, видно, что он сонный, но вроде бы чувствует себя прилично. – Ты пропустил! Онии-сан снова сейчас сделал яркую вспышку!  У Дазая вид несчастного побитого кота, но Чуя лишь хмурится, осматривает Акиру, хотя и так понимает, что все с ним в порядке, но ни с какими упреками не набрасывается, лишь задает вопрос:  – Чего удрал-то?  – Удрал? – Дазай отмирает и подходит поближе, рискуя даже опуститься на татами. Хрен его знает – нечего ответить, но говорит о совсем ином: – Обнуление – я не понял, что там было…  Блядь, не знает, что сказать. И Чуя молчит. Он теребит волосы Акиры, то и дело задевает губами его висок, а тот только и рад вниманию и ласке.  – Скажи мне вкратце, чем все кончилось, а то, чувствую, что меня снова отключит.  – Наверно, лекарство Ёсано-сенсей все еще действует, – бормочет Дазай и тут же видит реакцию на упоминание ее имени, – э, в этот раз тебя кромсать не пришлось! – на что Чуя закатывает глаза, но это не похоже на недовольство. – Ну, я предполагаю, ты мне еще устроишь за то, что пришлось тебя впихнуть в книгу По, но я просто не знал, как быстро можно будет тебя нейтрализовать, меня бы Ацуши не смог так быстро подкинуть, и, быть может, были иные более разумные вещи, но это было первое, что пришло мне в голову…  – Я сглупил, пиздецки сглупил, – говорит Чуя, зажимая вдруг Акире ушки, и тот в недоумении запрокидывает голову, глядя на него своими глазищами. – Просто еблан конченый. Это даже не было провокацией, просто Сёхэй признался, и – заебал. Похоже, я все запорол, да?  Они таращатся друг на друга, словно каждый взвешивает уровень своей и чужой вины. Дазай вообще-то не ожидал, что Чуя начнет разговор с самобичевания.  – О, то есть ты не так сильно злишься из-за книги По? – Дазай с самой наитупейшей лыбой смотрит на него, и вообще похож на идиота, когда Чуя недовольно щурит глаза.  – Хрен тебе. Я еще от суда не отошел из-за твоих театральных представлений, прибить мало, а с книгой… До конца жизни будешь отрабатывать!  – Но, Чуя!  – Ладно, только не ной, как ты обычно это делаешь, я все равно даже не помню ничего толком, – он теперь уже серьезно хмурится, и что-то будто бы вдруг его обеспокоило.  – Даже мельком не помнишь?  – Мне могло показаться… Но был будто бы миг, словно это божество… Было отдельно от меня. И говорило что-то. И было так хреново, но я не уверен, что это не мерещилось, и в сущности, я вообще ничего не припоминал, пока ты не заговорил, и не мог связать одно с другим, что все дело было в той книге. Но проблема не в этом: я сильно накосячил? Там что-нибудь целое осталось?  – Осталось, Чуя. Я рад, что ты стал вымещать свой гнев не на Сёхэе, но знал бы сам, как именно он его вызовет, не решился бы с ним устраивать разговоров. Извини. Я думал, что имел против него серьезный козырь, что поможет его привлечь к ответственности, но не представлял, как все на самом деле, что он признается в своих дальних помыслах, Чуя, правда, прости, слишком много риска было…  – Ох, захлопнись, – Накахара безвольно падает на спину, закатывая глаза. – Когда ты извиняешься, мне становится дурно, потому что это что-то ирреальное, и я не уверен, что нахожусь не где-нибудь в астрале. И без того туго соображаю.  – Тебе надо еще поспать, чтобы восстановить силы.  – Наверное…  Чуя так тяжело вздыхает, что видно, что он еще не отпустил всю ситуацию, но все-таки уже не на грани.  – Акира-кун, скоро ужинать все сядут, ты пойдешь?  – Нет, – вдруг уверенно заявляет мальчик. – Я буду сидеть с папой! – он устраивается рядом, словно грозный защитник, и Дазай уж точно теперь не рискнет противиться его воле. – Папа всегда сидел со мной, когда я болел! Теперь я буду смотреть за ним.  Чуя никак на это не реагирует. Лишь таращится в потолок со слабой улыбкой, и у Осаму складывается робкое ощущение, что тот сейчас готов разрыдаться.  – Ты очень самоотверженный, Акира-кун, – усмехается Дазай, и тот важно кивает ему в ответ.  – Я расскажу папе сказку! И ты послушай, онии-сан! Когда я болел, папа рассказывал мне часто сказки про то, как доблестный Король Овец побеждает злобное и ненасытное чудовище – Одноглазую Скумбрию!  Странный звук, прозвучавший почти сразу после этих слов, – это попытка Чуи сдержать смех, и он даже не смотрит на вытянувшееся лицо Дазая, который быстро сложил одно с другим и ушел в глубокий ступор.  Да охренеть!!!  – Вижу, кто-то все-таки очень скучал по мне, – цедит Дазай сквозь зубы, а когда Накахара все же осмеливается глянуть на него, то одними губами произносит: «Рыжая сучка!».  – Ты останешься слушать, онии-сан?  – Я немного занят, Акира-кун, расскажи эту сказку папе, а потом приходи ко мне, и я расскажу тебе новую историю о том, как этот доблестный Король Овец превращается в мерзкого слизняка, потому что напоролся на злого колдуна, что явил его истинную сущность!  – Ого, так ты тоже такую знаешь!  Чуя специально все молчит, лишь улыбается, и Дазай не склоняется к нему лишь потому, что слышит, как сюда топает Кенджи, видимо, желая позвать их за стол.  – Потом еще поговорим, – Осаму поднимается с колен, погладив Акиру по голове, который уже в самом деле настроился потом услышать продолжение полюбившейся ему истории, и выходит прежде, чем хозяин дома успел заглянуть к ним.  Немножко, но мерзкое давление в груди, что не отпускало с момента, когда они покинули чужую военную базу, уменьшилось.  Через полчаса Осаму тихонько заглянул в комнату проведать Акиру в надежде, что тот все же пойдет поесть, но мальчик заснул вновь под боком у отца, и Дазай не рискнет сейчас их расцеплять, с учетом, что в такой момент это было больше важно для самого Чуи. Дыхание перехватывает от этой мягкости, и лучше не топиться в ней, не выдержит, слишком хорошо.  Из сумки Накахары, что валялась в машине, Дазай наглым образом спиздил сигареты, и устроился, свесив ноги с энгава, затягиваясь. Кенджи будет ругаться, но пока не видит ведь!  От сигарет слегка и тошно, и в то же время – в самом деле монотонность выкуривания помогает вернуться в свой обычный рабочий режим. Дазай издалека слышит звук приближающегося автомобиля и потому, как он замедляется, определяет, что это к ним. С его места не особо видно, но он четко улавливает голос Танеды, а потом слышит звуки хлопающих дверей, и спустя минуту замечает Фукудзаву Юкити.  Тот немного погружен в свои мысли, но своего подчиненного быстро приметил и свернул с дорожки. Дазай соскочил с места, но ему знаком показали, чтобы оставался здесь. Фукудзава присаживается рядом, молча рассматривая облетевшие деревья сакуры – сложно сказать, о чем он думает, но потом все же обращается к Дазаю:  – Все здоровы?  – Без потерь.  – Это хорошо.  – Директор, я в полной мере готов понести ответственность за провалы в операции. Я обещал, что никаких последствий не возникнет, но не смог предвидеть все досконально, из-за чего агентство теперь точно не избежит проверок и разбирательств. Из-за моих же действий один из опасных членов банды смог сбежать, – Дазай все это произносил на одном дыхании, пока не прервут, – если на то будет приказ, то готов участвовать в его поимке.  Фукудзава молчит. Наблюдает за тем, как дрожат на ветру опавшие розоватые лепестки.  – Конечно, не в нашу пользу тот факт, что мы проводили операцию по поимке главарей банды без каких-либо на то санкций, – Фукудзава наконец-то глянул на Дазая. – Коих мы бы никогда и не получили. Но для полиции и руководства города в самом деле оказалось достаточно заявления Сакагути Анго в том, что это якобы он инициировал эту тайную операцию, замалчивая все ради конспирации в связи с повышенной опасностью, что несли Овцы, и данные на Оока, и все его действия, и действия его подчиненных, этому являются доказательствами.  – Да, Анго сказал мне, что попробует выкрутится подобным образом.  – Конечно, не без поддержки Танеда-доно…  – Конечно, не без поддержки вас, директор, и влиянии на Танеда-доно.  – Не думаю, что кто-то тут разглядит сговор или негативный оттенок, – хмыкнул Фукудзава.  – Ну да, вы не так коварны, как мой бывший босс. Кто подумает…  – Кто подумает, – они словно в эхо друг с другом играют. – Как ты уже сам знаешь, вся биография этого Оока работает на нас, наше военное представительство очень серьезно отнеслось к его признанию о том, что на Накахару Чую в очередной раз имели виды иностранцы и то, что он чуть ли не готов был его передать им, но Вооруженное детективное агентство раскрыло это, и определенно нам пойдет в плюс, к тому же, Дазай-кун, не хочу тебя перехвалить, но не так уж ты и наследил. Небольшой погром пустующей военной базы пусть и с незаконным проникновением, но в целях поимки опасного преступника – обычно при таких операциях мы несем куда более серьезные потери. Но насчет Томокава Кадзуки – в самом деле не расслабляйся, побегать за ним придется, и раз это твой просчет, то ты и будешь за все отвечать. И желательно с этим разобраться в самые короткие сроки. Сейчас базу прочесывают, руины осматриваются, и ты завтра же получишь туда свободный доступ в рамках расследования. И также вас всех пригласят на допрос по этому делу, о времени сообщат дополнительно, но, думаю, тянуть не станут, будь готов побегать.  – Я понял, директор. Завтра ранним утром вернусь в Йокогаму.  – Хорошо. Кстати, не хотел говорить, но, наверно, это все же положительный для многих момент, и лучше предлога было бы не придумать… Танеда-доно только и говорил о том, что прошедшая операция может ускорить процесс возвращения арендуемых земель японскому правительству.  Дазай немного удивленно смотрит на свое руководство, но потом хмыкает. Ну да, все ведь сводится к тому, что арендаторы сами подставили себя, и косяк этот серьезный. Ох, Оока-сан! Услужил же ты! Надо Чуе рассказать будет, хотя Дазай не был уверен, что тот сейчас настроен особо о нем говорить, с другой стороны, Накахара изначально не был обманут его намерениями, просто не думал, что все настолько запущено.  – Вы пойдете ужинать, директор?  – А, нет, мы заехали в ресторан, а потом меня любезно подкинули сюда. Я думал еще немного пообщаться с мальчиком.  – Да, кстати, насчет него, – Дазай только сейчас сообразил, что Чуя вообще-то не в курсе, но он вроде бы ничего дурного и не сделал, за что его можно было бы ругать. – Я опять случайно обнулил его. Ни черта не понял, что это было. Отвел его просто к Чуе, а он потом за мной примчался и схватился. Я Ёсано не спрашивал, забыл…  – Интересно. Я со вчерашнего дня следил за ним, как ты просил. Когда Накахара-сан собирается отбыть?  – Дрыхнет он, так что я без понятия. Я ему ничего не говорил.  – Ладно, это еще обдумаем. А тебе неплохо было бы заняться поимкой Томокавы, поразмышляй, – Фукудзава поднимается и неспешно уходит уже в дом.  Дазай сидит еще минут двадцать, наблюдая за сгущающимися столь красиво сумерками, думая обо всем подряд, выстраивая в голове линии допросов, чтобы узнать, где бы мог скрыться Томокава, но что-то подсказывает, что все пути ведут в Сурибачи. Куда еще бежать в отчаянии? К его заботам еще и добавляется то, что он все это время некрасиво игнорировал сообщения от Нисы, хотя и помнил, что это очень важно по многим параметрам, но сейчас он мог себе позволить подумать и другого рода делах. Наверно, он зря так сидел и корил себя за проебы, в конце концов, с Чей всех хорошо, угрозы больше нет, и он даже исполнил свое обещание – его разлука с сыном долго не продлилась.  Дазай быстро избавляется от сигареты, пока Кенджи его не спалил, и возвращается в дом. Чуя, похоже, так и будет отходить до завтрашнего дня, но Акира, подремав, возится тихо возле него, и все это мило, однако и накормить тоже надо, но мальчик вовсе не против, когда онии-сан уводит его за собой, а потом еще и незаметно оставляет на попечение Фукудзавы.  Чуя его убьет, но сказать ему как-то надо будет. С наступлением загустевшей темноты Танидзаки наконец-то имеет полное право оставить свой пост и отправиться домой, прихватив и сестру, которую не так-то просто удалось утащить за собой, потому что каким бы любимым ни был для нее ее братик, мелочь в виде Акиры заставляла ее захлебываться милотой не меньше, правда только вот сам Акира-кун не особо разделял этот восторг относительно себя и с опаской все же держался с Наоми, больше доверяя Кенджи, судя по всему. Куникида уезжает вместе с Ацуши и Кёкой, прихватив с собой и По-сана, который не забыл с намеком глянуть в сторону Дазая – да помнит он, помнит! Какие же все нетерпеливые! Просто тоже надо время разобраться до конца. И с Нисой поговорить. Но Осаму необходимо тоже слегка передохнуть, и он, оставив Акиру на директора и Акико, прокрадывается к комнате, где спит Чуя, намереваясь там просто тихо посидеть, хотя, наверно, тоже стоило бы именно сегодня вернуться в Йокогаму, но что-то подсказывает, что Накахара не будет в восторге, если он его тут бросит.  Чуя развалился по всему футону, будто он у себя дома на кровати и, судя по позе, едва ли его что-то волнует, и он просто восстанавливает силы. Осаму подбирается поближе к нему, устраиваясь со спины и обхватывает рукой через грудь, притягивая ближе и складывая подбородок ему на плечо. За такое могут вмазать, но похеру. У него какое-то внутреннее опустошение, и надо его компенсировать. И он даже в какой-то момент отключается, слегка опьяненный возможностью, что вот так вот можно кого-то обнимать, но продирает глаза, когда чужие кости задевают ушибленные точки, и он шипит, не сообразив, что за хрень случилась.  – Чего ты ругаешься? – бурчит Чуя, всего лишь предпринимая попытку укрыть их обоих, потому что в комнате стало немного зябко.  – А ты чего не спишь? – Дазай чуть сдвинулся, позволяя вытащить из-под себя полностью одеяло.  – Замерз. А ты – плохая грелка, – он рывками расправляет одеяло и зарывается под него, и Дазай понимает колено меж своих ног как знак, что можно придвинуться совсем близко и прижаться еще крепче. Он лежит лицом к нему, хотя они толком друг друга не видят, но Осаму и так понимает, что кто-то вполне себе отоспался.  – Рассказывай. Всё: от и до.  Дазай лишь вздыхает, но Чуя своим коленом четко дает понять – лучше не спорить. Да и не так уж сложно пересказать все события, включая и то, как По оказался там, и как Фукудзава дал свое разрешение. Чуя не перебивает, многое и так ему уже ясно, еще с того судебного представления, хотя все же в нем чувствуется упрек относительно того, что Дазай мог заранее объяснить, что задумал, но та часть плана была отыграна безупречно, какой смысл теперь цепляться? Чуя все слушает и цыкает все чаще, явно снова расстраиваясь, но поддается, когда его целуют в губы, не особо настойчиво, не то это место, где можно распалять страсть, но Осаму сам находит это чем-то вроде замены слов, которых у него с избытком, но они все не подойдут. Горьковато это все, но они еще минут двадцать не могут отлипнуть друг от друга, проваливаясь в хрупкую размеренность. Чуя позволяет оттягивать край его футболки и касаться губами груди и ключиц, еще больше подставляется, когда Дазай заводит ему руку за спину, заставив чуть выгнуться, но они так же плавно и успокаиваются, просто замерев и ловя дыхание друг друга. И Чуя вдруг как бы между делом говорит:  – Знаешь, где он меня увидел?  – М-м? – Дазай слегка касается губами его подбородка.  – Сёхэй сказал мне, когда я загнал его в башню. Еще давно… Около года назад. Я гулял с Акирой в округе, и мы забрели на кладбище Тама*. Я… Даже пусть он совсем маленький был, но никогда не скрывал от него, что его мама умерла, и пытался объяснить ему как-то, что она покоится на кладбище в Йокогаме. Когда мы проходили мимо, он спросил, там ли она, и я сказал, что нет, это далеко, но он все равно хотел глянуть. Ничего в этом дурного не было, и мы пошли. Просто гуляли. Там тоже бродили люди, кто-то приходил к своим давно умершим близким, кто-то, наверное, посмотреть на могилы известных людей. Я не особо обращал внимание на посторонних. Сёхэй там был как раз. Не знаю, кого-то навещал, может быть, но он сам не ожидал меня увидеть в подобном месте. Сказал, что тогда и уверился, что для возрождения банды ему нужен буду я. Как это было раньше. Может, меня в тот момент это даже слегка зацепило, но и обидело, его методы… Он ведь знал, прекрасно понимал, что у меня есть ребенок, что… Все совсем не так. А потом еще и эта херь с военными… И то, как именно он собирался меня использовать. А я все вспоминал… Сёхэй в детстве казался мне очень умным, с ним было интересно. Мы даже читали одни и те же книги, и он как-то притащил найденный где-то маленький справочник с французскими глаголами и на спор со мной заучивал спряжения, и это было как-то странно, ведь едва ли среди трущоб Сурибачи кого-то еще интересовали подобные вещи. Но у него оказались друзья поинтереснее в итоге, нежели я… Он сказал про Сугимото, он не случайно использовал именно ее для слежки, так как уже тогда знал, что она со мной пересекается… Ай, не хочу думать, – Чуя в порыве обхватывает Дазая за шею и замолкает.  Осаму взирает в темноту, тонкую какую-то, не скрывающую чувства, среди которых много обид и разочарований.  – Чего ты? – Чуя чуть отстраняется, не понимая напряженности Дазая.  – Немного странно, что ты снова не боишься доверять мне.  – Ну, подставы я от тебя ждал и жду всегда, так что сюрпризом это мне не будет.  – Спасибо за честность.  – Дазай, я не начну внезапно видеть тебя в свете лучшем, чем ты есть, но, однако, все же неплохо тебя знаю. И как-то выходит – узнал за последние недели. Сучарой ты меньше не стал, но если очень стараешься, то сгодишься на что-то.  – Ох, Накахара Чуя, какая похвала! А обычно ты грозишься меня убить.  – Ты все еще в опасной зоне.  – Да, твое колено – красноречиво.  Чуя заваливает Дазая на спину, особо на него не лезет, и оно к лучшему – ушибы до сих пор ноют, он тянет одеяло на свои плечи и, сам того не ведая, щекочет Дазаю шею волосами, пока возится, и прямо-таки хочется его приласкать. Впрочем, чего себе отказывать? Он ныряет пальцами в запутанные кудри – их явно не мешает привести в порядок, и едва Дазай об этом подумал, Чуя как-то недовольно хмыкает:  – Все думаю откромсать их. Расслабился, как ушел из мафии, а тут оказалось – дико мешают, даже если закалывать.  – Не надо. Меня это так приятно провоцирует, – Дазай говорит честно, чтобы эта златовласка даже не смела думать о подобном.  – И раньше тоже? – Чуя специально хочет поймать его на слове, так как прежде часто слышал всякого рода подколы в адрес его внешности.  Дазай между тем вспоминает свои дурацкие фантазии, когда представлял Чую в постели с другими людьми, и ощущает себя каким-то извращенцем неполноценным! Зачем он тратил время на такую откровенную херню? Или просто боялся представить себя на этом месте и так было проще? Ему что, было сложно поверить в то, что ему и тогда нравился Чуя? Или скорее дело было в том, что он просто не хотел подпустить его так близко? Сам не знает сейчас, что мешало.  – Чуя?  – А? – отзывается он, но говорить не особо настроен: это так обалденно, как он сейчас целует его лицо: почти невинно, ласково… Беззащитно? Дазая это с ума сводит – не в плане желания, мысли о сексе вообще где-то сейчас на заднем фоне, ему просто нравится эта нежность, совсем чистая, пробирающая, прежде невиданная. Осаму хотел бы так же попробовать.  – Что ты со мной будешь делать дальше?  Наверно, Чуя сейчас чувствует под ладонью, как учащается сердцебиение. И, зараза, не предпринимает ничего, чтобы как-то остановить это накатывающее смущение, все целует, целует в губы, прикрыв глаза, и такое чувство, словно скучал столетиями и наконец-то дорвался, но Дазай тоже так не может, он давно задал себе этот вопрос, и мимолетная близость ночью, поцелуи сейчас и завтрак за одним за столом – это прикольно, но не когда на раз, потому что он снова вломился в дом без приглашения.  – С тобой? – наконец-то отзывается он, лизнув языком по распухшим губам напоследок, и отстраняется. – Ты та еще бродячая псинка, подберу себе, и даже не кастрирую.  – Одуреть, мне достался благородный хозяин! – ладно, Дазай понимает, что сейчас тяжело принимать решения, он и сам еще не понял, каким образом хочет по итогу, но Чуя вроде как не шарахается его, и можно хотя бы вот так вот просто насладиться моментом, но Чуя внезапно садится, разминая шею.  – Куда ты?  – А-тян, как он там? Я отрубился, когда он что-то бормотал мне под ухо.  – Все нормально. Кажется, он неплохо так подсел тут на крестьянскую еду.  – Ну, он не особо капризный.  – А, Чуя, есть один разговор. Это касается способности Акиры.  Чуя, пытающийся заново сцепить волосы резинкой, едва не выдрав себе целый запутанный клок, оглянулся на Дазая с таким видом, будто боялся этого разговора, но в потемках Дазай может видеть четко лишь то, как тот покорно закивал.  – Где здесь ванная?  – В этом же коридоре – до самого конца.  Чуя кивнул и тут же вышел, а Дазай потянулся к лампе, и уселся ждать. Ему было неловко лезть с этим, и было немного удивлен, когда Чуя довольно быстро вернулся. Он умылся и слегка смочил свои волосы, которые пытался теперь перебрать пальцами. Уселся на футон, стараясь постичь все глубины смирения и мужества.  – Я еще не успел об этом толком подумать, не знаю, у тебя какие-то предложения?  – Ты только не убивай меня, ладно? Но я еще ранее попросил директора и Ёсано немного последить за ним, слегка поэкспериментировать, чтобы понять…  Дазай замолкает, когда видит, как пристально на него смотрят, пальцы Чуи так и замерли в его волосах, он с каким-то неопределенным выражением двигает нижней челюстью и вдруг начинает заплетать себе косичку.  – И что-то поняли?  – Директор ничего толком мне не сказал. Лишь хотел понаблюдать еще, но мне показалось, что он не был особо обеспокоен. Однако я подумал… Может ли это быть как-то связано с тобой или вообще с окружающими? – Дазай делает паузу, следя за реакцией Чуи, но тот лишь слушает. – Акира выбежал ко мне от тебя – и снова эта вспышка. Я думаю, он сам не понимает, что для чего-то использует способность, но – какой-то эффект ведь она производит. Что думаешь? Я насчет помощи директора.  – Если это его не затрудняет… Хотя это как-то… Чувствую себя мудаком, который не в состоянии ни с чем справиться. Ни со знакомыми из прошлого, ни с собственным ребенком. Словно свалил все на других.  – Чуя, но ты за все это время ни о чем не просил меня. Знаю, инициатива бывает наказуема, но ты ведь тоже – сучка гордая, чего уж тут.  – Если дело касается Акиры, то пошла эта гордость в задницу, – Чуя чуть прогибается назад, разминая кости, а потом замирает – его по-прежнему слегка кроет, в этот раз он все еще ощущал на себе последствия «порчи», но держался так неплохо.  – Болит что-нибудь? Могу попросить Ёсано сделать тебе укольчик.  – Потерплю, – кривится Чуя, – Акира? Я просто… Мне будет спокойнее, если он будет рядом. Хочу посидеть немного с ним.  – Хорошо, я приведу его, – но прежде Осаму садится перед Чуей на колени, тянет к себе за подбородок и целует, пока воздуха хватает, притягивает еще ближе, обхватывая за талию. Есть одно крохотное сожаление – и нет возможности целовать того Чую: когда ему было пятнадцать и прежде надо было обуздать, когда ему было шестнадцать и он запрыгивал на свой чертов байк и нёсся по ночному городу, когда Дазай уходил из мафии и ему было совсем не до Чуи, и он даже не подумал о том, что можно обратиться к нему за утешением, да и не рискнул бы, и потом – годы, что они не виделись, и момент, когда встретились на территории мафии – и перед ним предстал тогда молодой своенравный мужчина, но все еще не доходило, что связи могут рассыпаться, разрушиться, и вот сейчас – все так странно, и Чуя странный, отвечает ему послушно, льнет – знакомый тысячу раз всеми своим закидонами и совершенно непонятный, оказывается, в своих скрытых чувствах.  Дазай целует его в лоб и поднимается, шепча, что он быстро вернется.  Акиру он обнаруживает с директором, который всего лишь сидел в сторонке возле закрытых сёдзи и взбивал венчиком чай-матча, а мальчик, прижав к себе игрушку, внимательно за ним следил, сидя ровно на коленках. Фукудзава ставит для него отдельную чашечку со взбитой блестящей на свету зеленой пенкой и пододвигает к нему сладости, коих в этом доме полно. Акира скромно тянется к чайной чашечке, стеснительно кланяется в знак почтения и благодарности и пробует на вкус. Судя по цвету, концентрация довольно большая, горьковато, и Акира хмурится, но не теряется: хватает аманатто и заедает. Похоже, не первый раз он тут чаи распивает.  – Дазай-кун, присоединишься? – спрашивает Фукудзава, который сразу заметил его, но вида не подал.  – Я бы что покрепче, если честно, выпил.  – Насколько мне известно, Кенджи-кун прячут тут где-то сакэ.  Дазай вообще-то был в курсе, но под «покрепче» он подразумевал что-то вроде виски, но уточнять не стал. Акира усердно вкушал чай, брал вкусняшку, предлагая ее сначала своему котику, а потом отправлял в рот, делая глоток, чтобы не так было горько.  – Директор, – Дазай подсел к нему, ожидая, пока Акира допьет свой чай. – Я говорил с Чуей насчет мальчика и вас.  – Из того, что тебе не переломали кости, полагаю, он не сильно возражал?  Надо же, Фукудзава-доно четко представлял себе возможную реакцию Накахары; с другой стороны, тот был довольно продолжительное время исполнителем, и это прямая обязанность директора детективного агентства знать, кто руководит Портовой мафией, да и сам Дазай не раз выдавал все секреты Накахары в помощь своим коллегам, так что странно теперь удивляться, что Фукудзава ожидал, что Дазай может схлопотать. Но нет, знал был он, что все вышло как-то наоборот.  – Что касается Акиры, Чуя выбирает здесь довольно разумные варианты. К тому же, вы, кажется, слегка подружились.  Мужчина задумчиво смотрит на мальчика, который разглядывает густую массу, что осталась на дне его чашки, а потом поднимает глаза, глядя смущенно. Черт, Дазая каждый раз простреливает, когда он узнает в нем Чую.  – У меня есть кое-какие мысли насчет него. И, знаешь, Дазай-кун, не думаю, что это что-то опасное для окружающих или для него самого. Если Накахара-сан в самом деле позволит с ним еще несколько раз увидеться, то, думаю, мы разрешим эту проблему. Способность у него неявная, но, мне кажется, я сегодня ощутил ее на себе.  – И как?  – Это надо будет к Ёсано обратиться, но сейчас уже момент упущен.  – Темните.  – Я просто не болтаю заранее, да и ты пока не распространяйся.  – Акира-кун, пойдешь к папе? – спрашивает Дазай, видя, что эта маленькая чайная церемония теперь точно подошла к концу.  Он тут же подскакивает, но прежде подбирается к Фукудзаве и старательно кланяется, а потом уже смотрит на Дазая, ожидая, что именно он его отведет, хоть и знает, куда идти. Когда они возвращаются в комнату, Чуя по-новой заплетал волосы, но бросает это занятие, едва Акира прискакал к нему. Дазай забрал детские вещи из спальни Кенджи, о чем тот явно сожалел, но лишь улыбался и все равно радовался, что его гости задерживаются еще на одну ночь.  Дазай предусмотрительно притащил для Чуи чашку риса да мисо-суп, захватив еще пару лепешек окономияки, купленных по пути сюда в Ацуги, но в итоге достались они ему самому, Чуя больше был рад обычному черному чаю. Пока медитировал над ним, разрешил Акире не ложиться спать еще некоторое время, но ко сну все же приготовил: сам сводил его в ванную и, судя по всему, заодно наконец-то отмыл нормально свои волосы, и они уже более его так не раздражали, вырядил Акиру в пижаму, и сам забрался на футон, поглядывая на то, как ребенок рылся в своем рюкзаке, выискивая что-то.  Дазай все это время тихо сидел в комнате, ощущая, как давит его сном, но ему почему-то приятно было наблюдать за всеми этими обычными действиями, а еще он вдруг подумал, что Чую никогда не смущало его присутствие, когда он возился с сыном. Акира вытащил какую-то маленькую книжечку из своего рюкзака и забрался с ней к Чуе на колени, принявшись что-то медленно из нее пытаться читать. Чуя вроде как и слушает его, и в то же время Осаму видно, что он просто наслаждается тем, что сын рядом с ним, и в какой-то момент Чуя вообще погружается глубоко в свои личные дебри, глядя в одну точку и лишь время от времени сжимая руки вокруг Акиры. Мысли его явно беспокойные, да и отключает его постепенно, поэтому Осаму в какой-то момент встает со своего места и манит к себе Акиру.  Мальчик он понятливый, папе отрубиться вконец не мешает, а снова лезет за игрушками в свой рюкзак, в то время как Дазай устраивает Чую поудобнее, пока тот что-то бормочет о том, что не надо с ним, словно маленьким возиться, но Дазай по-прежнему ощущает себя виноватым из-за того, что «порча» дала о себе знать второй раз, едва сутки прошли, так что готов и потратить свои силы на этого большого ребенка.  Он позже, умывшись и наконец-то нормально побрившись, не стерпев до утра, тащит в комнату футон, надеясь, что Чуя не будет же особо возражать, если он тут с ним рядом посопит? В доме уже тихо: Кенджи ложился рано, если была такая возможность, Акико вызвала еще раньше себе такси и вернулась в город, а Фукудзава, как слышал Дазай, с кем-то негромко разговаривал по телефону во дворе дома. Была мысль подслушать, но Дазай ощущал себя таким вымотанным, что лишняя информация, казалось, его сейчас добьет.  Пока Дазай возился, да еще и выходил ответить на звонки Анго, понимая, что тот может спросить что-то важное, Акира уже наигрался и подобрался к Чуе, забравшись к нему под одеяло и свернувшись в клубок в руках, что инстинктивно во сне притянули его к себе.  Дазай пристроился немного на расстоянии, но сейчас ему достаточно было и такой близости, когда можно просто протянуть руку и коснуться чужой спины, все еще слегка влажных волос.  Осаму спал чутко, проваливаясь лишь время от времени в глубокий сон, все думая и не зная, на чем именно сосредоточиться. Но под утро, когда он уже довольно спокойно относится к тому, что на него то и дело складываются руки и ноги, потому что Чуе жарко уже и он развалился черт знает как, скатившись частично на татами, Дазай в принципе приходит к выводу, что он очень хочет, чтобы его впустили насовсем в эту тихую и размеренную жизнь небольшого дома в Футю, полнящегося ласковыми вечерами и запахами свежего завтрака по утрам.