The Lion's Den

Их миру, как и казни, пришел конец. Эношима мертва. Они, ее верные воины Абсолютного Отчаяния, не веря своим глазам, следили за тем, как этот парень – Наэги – загнал ее прямо в могилу. Даже после того, как железный блок устремился вниз в последний раз, они не могли поверить происходящему, ожидая, что Эношима выпрыгнет обратно и рассмеется в ответ отчаянию, возникшему на лицах ее одноклассников. Но нет. Эношима была мертва, и вместе с этим их мир был сломлен. Тсумики кричала громче всего. Ее плач, пронзительный вой потерявшей одновременно и сердце, и душу, отразился от стен и сотряс землю. Завывание остальных присоединилось к ней, и только в вопле Кузурю можно было различить слова, пока другие голоса слились в один простой животный крик боли. Они знали, что то же происходит и на других базах, где их товарищи смотрят трансляцию, и сама эта мысль с вызванным ею всепоглощающим отчаянием принесла им тоску и безумную радость. Но пока большая часть Абсолютного Отчаяния наслаждалась этой агонией, было и несколько исключений. Пекояма, мертвенно-бледная, сжимающая кулаки до побелевших костяшек, молчала, сфокусировавшись больше на своем молодом господине, чем на том, что она только что увидела. Камукура наблюдал за остальными со слабым интересом, и Комаэда… Комаэда, подползший к телевизору, нежно приложил свою руку к экрану. Телевизионная камера показывала зал суда, где шесть выживших пытались решить, что же им делать после победы. Комаэда наблюдал только за одним из них, с нездоровой сосредоточенностью следя за маленькой фигурой мальчика с каштановыми волосами, пока тот общался с одноклассниками. Из-за того, что в трансляции пропал звук, когда Эношима умерла, он не мог с уверенностью сказать, о чем именно говорила эта фигура, и поэтому Комаэда почти прижал свое лицо к стеклу экрана, пытаясь прочесть по губам беззвучные слова Надежды. Надежда. Абсолютная Надежда. Подрагивая, он почти захрипел от тихого смеха. Именно она была причиной, по которой он присоединился к Эношиме (потому что как вообще возможно создать надежду без участия отчаяния?), и вот, его мечта наконец-то осуществилась. Абсолютное Отчаяние повержено, и из его пепла восстала Абсолютная Надежда! Он ощущал так много всего. Горе. Злость. Радость. Восторг. Он любил и ненавидел Эношиму, точно так же, как любил и, может быть, ненавидел за ее убийство этих школьников (но не Надежду. Точно не Надежду). Все эти чувства сливались и сталкивались внутри него, пока он не почувствовал подступающую к горлу тошноту. Но все было в порядке: за создание величайшей надежды необходимо было заплатить свою цену, ощутив этот сплав эйфории и страданий. Шесть выживших сдвинулись с места, выходя за пределы экрана, пока Комаэда жадно следил за ними. Часть его ощущала стыд – какое право он имеет вот так шпионить за этими одаренными людьми? – но он не мог совладать с собой. Его сердце ревело от тоски. О, как он хотел, чтобы Эношима использовала его вместо своей сестры! Он мог бы дышать тем же воздухом, что и Абсолютная Надежда, смотреть на Абсолютную Надежду… почему бы и нет, он мог умереть ради Абсолютной Надежды. Насколько восхитительно это было бы? Насколько прекрасно? Он провел кончиком пальца по экрану вслед за Абсолютной Надеждой, пока ее не стало видно. Этот мальчик (Наэги Макото, промурчал голос в его голове) был последним, кто покинул пустую комнату, но Комаэда продолжал смотреть в экран. Теперь, когда Надежда ушла, он чувствовал себя опустошенным. – Что ты делаешь? Он запрокинул голову назад, чтобы увидеть говорящего. Нахмурившийся Камукура навис над его скорчившейся фигурой. Комаэда подавил рвущееся из груди хихиканье. – Ты это видел? Рождение Надежды? Интересно, что он будет делать теперь. – Это единственное, что тебя интересует? Очевидно, спасательная команда из Фонда Будущего уже в пути. Выжившие присоединятся к ним. – Фонд Будущего, – пробормотал Комаэда себе под нос. Все его существо содрогнулось от отвращения. Фонд Будущего… Несколько раз им почти удалось прорваться в Академию. Какое право они имели вмешиваться в убийственную игру до того, как родилась Абсолютная Надежда! Комаэда вцепился сам в себя, и его ногти впились в предплечья. Он не мог… Как он может… Он не позволит, чтобы настолько исключительный человек попал в их грязные лапы! Это был его долг перед надеждой, перед миром, (перед его госпожой, которая умерла ради этого), и он, недостойный слуга, мог наконец-то найти свое место. – Эй, Камукура-кун… Думаю, я только что придумал еще один план. – Хорошо. Последние несколько недель были чрезвычайно скучными. Комаэда мечтательно улыбнулся. Ах, теперь его цель четко стоит перед ним. Он знает, что должен делать. В конце концов, во всем мире никто не понимает надежду так хорошо, как он.