Папочка

Реборн стыдливо отводит глаза и просит прощения. В этом, несомненно, есть его вина. Она грузом лежит на них всех и тянет вниз, заставляя отворачиваться и неловко переминаться перед зеленоглазым подростком. Тсуна никого не винит, но он не может говорить за Ламбо в таких случаях. Бовино вырос в красивого и достойного парня. Он виснет на боссе и прямо при всех называет его папочкой. Хранители неловко смеются и не спешат их осуждать. Ведь они в какой-то мере тоже причастны к этому. Их отношение к маленькому ребенку всегда было далеко от нормального, и в свои почти тридцать они все признают это. Реборн виноват больше всех и поэтому иногда он подходит к своему ученику и просто говорит «Прости». Раньше они не задумывались, как именно повлияет на ребенка разлука с семьей и отсутствие в его жизни такого человека, как «папа». С ролью мамы прекрасно справлялась Нана. Роль папы мог бы взять на себя Реборн, но он был слишком эгоистичен и увлечен обучением Тсуны, чтобы задуматься об этом. Он скинул маленького ребенка на Тсунаеши. И именно Саваде пришлось брать на себя эту роль. Следить за Ламбо, играть с ним и по-настоящему участвовать в жизни ребенка. В такие моменты рядом не было вездесущих Хранителей, которые, мягко говоря, не брали ребенка в расчет или же вовсе не выносили его. Кроме Ламбо были еще И-пин и Фута. Но у И-пин был наставник – Фонг. А Фута был уже в довольно сознательном возрасте, когда попал в дом Савад. Вот и получилось… что получилось. Со всеми своими проблемами Ламбо шел к Тсуне, просил совета или помощи у него. За десять лет Савада успел пройти все три этапа и дойти до принятия. За все это время он успел расстаться и с Киоко, и с Хару, даже с Хром. И как-то уже свыкнулся с мыслью о том, что должно произойти. Поэтому не удивился, когда пятнадцатилетний Бовино попросил научить его целоваться. Он был против и, честно, старался того переубедить. Ламбо плакал, и Тсуне становилось практически физически плохо от этих слез. Бовино старался ухаживать за девушками — все же он был красив и очарователен, и красотки слетались на него, словно пчелы на мед. Но когда дело доходило до чего-то большего, нежели флирт, и раскрывалась истинная личина итальянца, девушки так же быстро от него уходили. Желая получить себе жгучего альфа-самца, они нарывались на ранимого плаксу. И тогда Ламбо в слезах бежал к своему любимому папочке, который просто не переносил его слез. Так и начались их нестандартные отношения, больше похожие на что-то из раздела «дэдди-кинк». Ламбо называл Тсуну папочкой с десяти лет. Тсунаеши физически не мог выдавить из себя «сынок» и предпочитал называть Хранителя по имени или, уже в крайнем случае, «деткой» и «малышом». Еще он не мог долго смотреть на костюмы, содержащие в себе элементы с окраской под корову. Это угнетало и заставляло его вспоминать о еще маленьком Ламбо, с которым он играл и которому дарил конфеты. Вскоре Хранитель полностью избавился от таких вещей в своем гардеробе, не желая расстраивать папочку. А попадая в прошлое, Бовино называл молодого босса нарочито официально, чтобы не травмировать его.

***

Тсуна сидел в своем кабинете и перебирал документы. Неожиданно его окружил розовый дым, но он уже был готов к тому, что должно произойти. Открыв глаза, он увидел свою старую добрую комнату в Намимори и три растерянных лица, наблюдающих за ним. — Привет, — он светло улыбнулся и поздоровался с Хранителями из прошлого. — Джудайме? — растерянно спросил Хаято. — Джудайме! — он восхищенно вперился во взрослого Саваду глазами. — Йо, Тсуна, — радостно отозвался Такеши. Пока парни отвлеклись на взрослого Тсуну, Ламбо быстро улизнул из комнаты. — Джудайме, — Гокудера немного замялся, — а вы можете рассказать нам что-нибудь про будущее? — Давайте присядем. Он неторопливо рассказывал про вещи, которые не касаются будущего, объяснив это тем, что не хочет менять линию истории. По прошествии пяти минут он уже сидел в своем кабинете и смотрел на угорающего Мукуро, который ржал как скотина и все повторял: «почему папочка?» — Успокоился? А теперь вспомни, зачем ты сюда пришел и докладывай, — серьезно произнес Тсунаеши. — Оя-оя…

***

Ламбо с упоением целовался со своим папочкой. У него не было никого ближе него. Босс всегда был для него примером, идеалом. И Бовино ничего не хотел менять в себе, потому что его любовь к мужчине была кристально чистой, придающей ему сил и смелости. Она делала его сильнее и лучше. Тсуна нависал над ним и оставлял засосы на груди, на шее. Ламбо очень нравилось подобное. Хотелось быть пятнистой коровой уже в несколько другом смысле. Как вампир Савада присосался к плечу, втягивая мягкую, податливую кожу в рот и оставляя свои отметины на юноше. В ответ слышались стоны, больше похожие на хныканья. С непривычки Тсуна и принимал это за них, но потом понял, что это просто особенность Бовино. Руки Ламбо гладили его бока и грудь, одна из них потянулась к ширинке, расстегивая её и пытаясь стянуть штаны, что получалось плохо. Отдавшись на милость Тсуне, Ламбо закрыл глаза. И почувствовал, как с него попытались встать. На это он обхватил его тело руками, прижал к себе и простонал: — Папочка, не останавливайся. — Хииии? Ламбо!? — послышалось в ответ. — Что-то не так? — Ламбо забеспокоился. А когда открыл глаз, то увидел большие карие очи, которые со страхом и шоком смотрели на него в ответ.

***

— Успокоился? — заботливо спросил Тсунаеши. — Д-да. — Ламбо прижался к тёплому телу и пробормотал, — Я испугался, я…так тебя люблю. На это парень получил поцелуй. Они продолжили свое прерванное занятие и вновь целовались и ласкали друг друга. Наконец-то сняв штаны с себя и все лишние сейчас вещи с Ламбо, Тсуна с вполне понятной целью поинтересовался: — Приступим? — Да, папа, возьми меня, — попросил парень. Это могло бы прозвучать пошло и неуместно, но каждый раз у Бовино выходило так по-особому проговаривать это слово, что оно выглядело самым правильным и нужным в этот момент. И Тсунаеши не мог отказать ему. Он оглаживал юное тело и старался сделать все для того, чтобы Ламбо было хорошо. — Хочу так, — брюнет встал в коленно-локтевую позу и призывно вильнул оттопыренным задом. Со смешком Тсуна потянулся за смазкой и презервативом. Неторопливо он гладил ягодицы и подготавливал его проход, вводил по очереди пальцы и двигал ими в нежной тесноте. Бовино отзывался на каждое движение, на каждую ласку. И в самом деле, Ламбо был его самым страстным и отзывчивым любовником из всех, что у него были. Он полностью подстраивался под Тсуну и делал все именно так, как тот хотел. В этот раз Савада уже оставлял красные пятнышки засосов на спине, торчащих лопатках, позвоночнике и шее. С Бовино получалось только так – несдержанно, страстно и неконтролируемо. — Давай же, — жалобно попросил брюнет, толкаясь на встречу его пальцам. Он жаждал почувствовать этого человека в себе. Он хотел его всем своим естеством. Тсуна размазал по напряженному члену смазку, прислонил головку к сжимающейся дырочке и плавно ввел внутрь сначала её, а потом и весь член. В ответ послышалось судорожное и хриплое: «Папочка». И он начал двигаться внутри Бовино. С каждым своим движением и ответным стоном, ему начисто срывало крышу. С размеренных и неторопливых движений он перешел на быстрый и сорванный темп, вколачиваясь внутрь юного и красивого тела и слыша громкие, переходящие на крики стоны. Ламбо выгнулся для более удобного входа в его тело. Внутри клокотало удовольствие, а по венам будто текла раскаленная магма. Было так жарко и хорошо. Пот стекал по спине, по подтянутым ягодицам, меж которых двигался крепкий член. В этот момент их отношения были самыми правильными и прекрасными во всем мире. От глубоких и резких толчков в своем теле он, кажется, готов был кончить, не прикасаясь к собственному истекающему смазкой члену. — Пап, — громко вскрикнул юноша. И Тсуна понял: начал водить рукой и сжимать чувствительную плоть Хранителя, стараясь делать это в такт своим движениям внутри него…

***

Ламбо смотрел на спящего Тсунаеши. И думал о том, как он боялся его потерять. Он не представлял себе, что будет, если Тсуна его отвергнет. Парень зарылся носом в мягкие волосы босса и вдохнул в себя его запах. Он и сейчас боится. Многие называют их отношения неправильными и неприемлемыми. И, вспоминая лицо юного Вонголы, можно было понять, что тот думал абсолютно так же. Но Бовино надеялся, что если его папочке скажут о том, что тот собственноручно вырастил себе любовника, то Тсуна скажет, что вообще-то он в первую очередь вырастил себе отличного и самого лучшего Хранителя. Единственный человек, который дорожил им и принимал его, даже еще когда Ламбо был маленькой «тупой коровой», лежал рядом. И больше для счастья ничего и не надо было.