ЧЖИХЁ
Сколько бы раз я не прокручивала в голове этот эпизод, мне кажется будто он произошёл только пять минут назад, а не 48 часов после прибытия в американскую больницу, где оказывается их уже ждали подготовленные медики с лечащим врачом НаЁн. Та замедленная съемка, как уносят онни на руках через двери их гримёрной комнаты всё ещё стоит перед глазами. И то ощущение беспомощности, тревоги, страха, непонимания. Эти чувства преследовали её пока они ехали за скорой помощью (специальная машина, затемнённые окна, в салоне всё предоставлено для пациентки НаЁн). Наши фанаты думали, что мы едем в наш отель, чтобы готовится к вылету домой. Пациентка Им НаЁн, как же страшно это звучит в голове. Менеджер НаЁн-онни всё знала заранее, она была в курсе тайны, что хранила от нас НаЁн. Она грустно смотрела на нас, но разводила в сторону руками, качая головой говорила: - Это было решение НаЁн. Она не хотела вам говорить о своём состоянии и просила меня тоже молчать. Вы сами знаете, какой бывает настойчивой и упрямой НаЁн. - Мы всё понимаем, но может ты скажешь, чем больна онни? Мы действительно понимали менеджера, поэтому не винили её. Единственное, что мы получили это ответ врача, что наблюдал за НаЁн на протяжении 2 лет с момента выявления её «плохого самочувствия во время концертной репетиции», как сама ранее объясняла НаЁн: - Мы впервые сталкиваемся с таким, просто та жизненная энергия, которая должна постоянно присутствовать в теле человека, она стала исчезать, вытекать капля за каплей. Я предлагал мисс Им задержатся в моей клинике для выяснения, понаблюдать за ней, но она на отрез отказалась. Если я правильно помню, она тогда сказала, что «обещала девочкам сходить с ними в кино на какой-то фильм. Я хочу быть с ними до конца, отведенного мной время».МИНА
Всего лишь пару месяцев назад НаЁн утешала меня, была для меня тем самым домашним очагом, где я могла согреться. Она постоянно мне звонили, общалась через видео звонок, прилетала ко мне в Японию, общалась с родителями, на неё всегда можно было рассчитывать. Её большие ладони всегда дарили мне тепло. Её улыбка всегда придавала мне надежду. Просто находясь с ней рядом, делало меня спокойной. Сейчас, когда мне так не хватает её тепла, я начинаю заново ощущать тот пронизывающий холод, что кольцом захватывает моё сердце в беспокойные сети. 48 часов незнания. 48 часов ожидание и пока никто из врачей, что сейчас находятся за белыми дверями с надписью «идёт операция» не вышел и не сообщил новости. Я почти сломлена, я почти готова сдаться, но я знаю, что не смогу так поступить с НаЁн-онни. Не с ней и не с девочками. Нам всем нужно быть сильными ради НаЁн-онни.САНА
48 часов — вот сколько нужно, чтобы понять, та девушка, что сейчас за теми закрытыми дверьми с надписью «Идёт операция», НаЁн-онни. Онни, которая веселилась рядом с тобой, обнимала тебя, кричала всем, как она благодарна быть на этой сцене, сейчас находится за теми дверями. Мы не знаем, что происходит. Нам не чего не говорят. И от этого ещё страшнее. Начинают лезть ненужные мысли. Если бы мы только знали, что же происходит, тогда возможно бы стали искать, как решить проблему. Так было всегда. Мы всё всегда решали вместе. Мы находили компромисс во всём. Сейчас мы здесь ожидаем, когда откроется двери в операционную комнату и оттуда выйдет врач, мы ждём услышать его ответ на наш вопрос. Какой вопрос? Я боюсь его озвучивать даже мысленно, я страшусь этого вопроса.ЧОНЁН
Мои пальцы дрожат, когда я держу её телефон, который, как всегда, она оставила в гримёрной комнате. Я крепко ухватилась за маленький электронный предмет, будто он сможет дать мне те силы, уверенность, что всё будет хорошо. 48 часов для меня, нет, для всех нас, стало адом. Как я могла не заметить, что с НаЁн-онни происходит? Ведь я знаю любую мелочь, под одним поднятием брови я могу сказать, о чём Нан думает и что она собирается сейчас делать. Я просто знаю. 48 часов доказали мне, что мои знание ошибочны. 48 часов ожидания и прокручивание в голове все моменты концерта, последние минуты, когда мы все смеялись в гримёрной комнате собираясь домой и НаЁн-онни присела на диван возле ДаХён, прикрывая глаза со словами: - Было весело, девочки, нужно как-то ещё раз такое повторить. Где были мои глаза тогда, почему мы так поздно среагировали? Почему она скрыла от нас такую важную часть своей жизни? – такой вопрос весел в воздухе, но никто из девочек не задаст его, прекрасно зная ответ. Каждая из нас будто наяву слышала ответ от НаЁн: - Всё это пустяки, не обращайте внимания, я просто не хотела никого из вас беспокоить. Я же всё-таки онни для вас, я всегда должна быть сильной, я всегда должна быть опорой для каждой из вас. Так что, не задавайте глупых вопросов, давайте тренироваться. Так она ответила ещё в начале их музыкальной карьеры, тогда мы все послушались её и не затрагивали тему. Мы просто все решили про себя, что «наша онни очень сильная и уверенная в себе девушка, её ничто не сломает». За такое понятия мы держались на протяжении всех лет, что мы стоим на сцене. НаЁн-онни никогда не показывала слабость, очень редко мы видели её слёзы, её срыв на кого-то или просто антипатию к такой трудной жизни артиста. Наша опора, наш стержень, моя сила и моя уверенность. Пожалуйста, пусть эти 48 часов окажутся ответом для моей мольбы.МОМО
Пустота. В моём теле сейчас пусто. Всё, что было, исчезло вместе с НаЁн-онни, моей названной сестрой. Я всё отдала туда, где сейчас находится она. Я просто не знаю, чем еще могу помочь? Что я могу сделать? 48 часов без ответа от врача, что сейчас вместе с ней. 48 часов безделья. 48 часов плача, страха и онемения. Почему никто не говорит, чем больна НаЁн-онни? Если бы мы знали название болезни, то уже начали бы искать по интернету чем можно вылечить? Не может такого быть, чтобы болезнь не вылечивалась! Я не верю. Они просто не использовали все методы. 48 часов без её смеха, её улыбки, её глупых мыслей и её нытья о том, что она хочет кушать. 48 часов назад я могла ухватиться за этот смех, за её дурашливую улыбку, за её детское поведение. Я могла, но не сейчас. Пожалуйста, не молчите, скажите мне что-нибудь!ЧЕЁН
Время будто застыло, в ушах звенела тишина, моё тело онемело и голос пропал. 48 часов мало и много. Мы все будто нарисованная картина, в которой отняли душу. Мрачно звучат мои мысли, правда? Мы здесь уже больше 48 часов, я знаю точное время, ведь сразу засекла, как только менеджер забрал НаЁн-онни из нашей гримёрной комнаты и увёз её, по дороге сообщив в какую больницу её везут. Врач всё ещё не вышел из операционной. Мои глаза, вот, что ещё осталось у меня дееспособно, неотрывно следили за дверями, замечая любые движение за дверью. Мы сидим в холле, в ожидании. Я думаю, что смогу что-то сказать только тогда, когда двери в операционную откроются и хирург ответит на мучавший нас вопрос: - Как она?ДАХЁН
- Как она, доктор? – впервые за 50 часов молчания наши голоса огласили холодный коридор больницы. Доктор только что вышел из операционной комнаты, снимая перчатки и маску с лица. Он остановился рядом с нами, глядя устало на нас: - Угроза жизни миновала. Впервые я ощутила, как на моих губах снова появляется улыбка. Впервые за всё это время я увидела, как у моих мемберов снова в глазах появилась надежда. Мы все ждали продолжение от доктора. - Мисс Им… было сложно, очень сложно бороться за неё – откровенно произнёс доктор, оглядываясь на операционную. – Мы несколько раз теряли её, она сама не хотела бороться за жизнь. Честно последние 20 минут были самыми худшими в моей работе, за эти минуты мисс Им 5 раз полностью отключалась, сердце переставало биться. Я думал, мы не сможем вытащить её из того света, но сердце мисс Им внезапно сделало скачок и… я рад вам сообщить хорошую новость. - Но… - тихо сказала ЧжиХё, крепко сжимая мои ладони в своей руке. - Её жизненные показатели в норме, она дышит самостоятельно, но мы должны понаблюдать за ней ещё день-два, чтобы окончательно сказать результат.ЦЗЫЮЙ
Мы все отказались уходить из больницы, мы не хотели ни на минуту покидать НаЁн-онни. После уговоров нам разрешили, выделив одну комнату поставив 8 лежащих мест, но просили, чтобы мы вели себя тихо. Наша группа не тихая, но без НаЁн-онни рядом с нами, никто не хотел веселиться. Мы отлучались разве только за едой, а так всё время навещали НаЁн-онни в палате. Она будто спала и её сон длился больше двух дней, о которых говорил нам доктор. Но он нас заверял, что НаЁн-онни не в коме. Просто она не хотела просыпаться. Как эгоистично с твоей стороны, онни. Неужели тебе так нравится находится в окружении белых стен, что ты не хочешь уйти отсюда? Нет, я не злюсь, онни, просто мне грустно, что ты не говоришь со мной. Я скучаю по твоему голосу, онни. Я редко чего тебя прошу, НаЁн-онни, но сейчас я тебя умоляю, прошу тебя, открой глаза и поговори со мной.