Мое прекрасное чудовище

В первую неделю он круглосуточно ждал. Караулил двери, смотрел во все окна, наложил оповещающие на камин и точку аппарации. Закупил материалы для ремонта разнесённой напрочь кухни. Помогал крёстному готовить зелья для мамы, которая от испуга не могла уснуть. Утешал её днем и охранял покой ночью. Думал, что отец куда-нибудь удалится от Кейт и подвеска сработает. Нашёл в библиотеке книгу по семейным артефактам, чтобы узнать, есть ли у украшения другие сверхспособности. Уладил с документами о смерти родителей Кейт. Он за всю жизнь столько не общался с людьми в маггловской части Лондона, сколько за эту неделю! Дал по роже Поттеру на третий день. Просто не сдержался. За то, что очкастый сказал: «Прости, Малфой, аврорат ничего не мог поделать. Твой отец и Долохов слишком сильны». Теперь кареглазому нужны новые очки и мазь от синяков. Он надеялся. Вторая неделя. Драко перестал ждать и начал действовать. Пробовал все поисковые заклятия: по личным вещам, по крови, по воспоминаниям. Достал Северуса своими вопросами. Тот злился, но помогал. Видел, как парню плохо и с каждым днём хуже. Малфой варил запрещённые зелья, которые не работали. Получил нагоняй от Снейпа за то, что подчистил запасы ингредиентов. Но заметил, что на следующий день они были восстановлены, и нашёл записку: «Драко! Не взорви поместье своими экспериментами. Вернусь из Хогвартса завтра вечером, есть идея, кое-что попробуем». Наконец понял, что искать можно не только Кейт, но и отца. А Малфой-старший слишком умён, чтобы вот так легко раскрыть свое местоположение. Все песни выучены наизусть. Шекспир зачитан до дыр так, что из томика начали выпадать странички. Начал отрабатывать боевые заклинания. На всякий случай. Наверное, смешно, но Драко раздобыл лопату. Для чего? Чистить снег. Как обычный маггл. Физический труд облагораживает? Чёрта с два! Мысли вылетают из головы. Легко и непринуждённо. Посещать тренировки не было возможности, а вот снега во дворе Малфой-мэнора хоть отбавляй. Три раза за неделю благодаря нескончаемым февральским снегопадам Малфой спал мёртвым сном, даже не шевелясь. Профессор держался до последнего. Как бесчувственный. Как айсберг. Мотался из Хогвартса к себе домой, потом в мэнор. И так по кругу каждый день. Много читал: старинные пергаменты и книги, которые он стащил, как студент из запретной секции школьной библиотеки. А потом Драко застал его ночью в тёмной кухне за готовкой очередного экспериментального зелья: Северус стоял, упершись лбом в каменную стену. Думал, не замечая ничего и никого вокруг. А потом врезал кулаком в стену. И ещё. И ещё. Бедные стены поместья! Сколько они видели, слышали и сколько боли в себя впитали. Снейп привязался к этой девочке. К её таланту, трудоспособности, умению посмеяться над собой. И над ним. Так, что улыбка ещё долго не сходила с лица мужчины. А теперь он, великий зельевар Северус Снейп, не мог найти ответ на один-единственный вопрос: «Как отыскать Кейтлин Блоссом?» Звучит, как название бульварного детектива, которые продают у метро в маггловской части Лондона. Да и сюжет похож. Только на кону — реальная жизнь, а из профессора хреновый детектив. Нарцисса ходила, как тень. Сначала Драко пытался её расшевелить, потом послушал Снейпа и оставил, чтобы она пережила эту потерю. Они слишком сблизились за это время: смотрели фильмы, ходили по магазинам, обновляли интерьер и, тссс! обсуждали Драко. Он об этом знал и тихонько посмеивался, когда заходил в комнату и заставал их в растерянности. Видели рыб, которые хватают ртом воздух, оказавшись на суше? Мама и Кейт выглядели до ужаса смешными рыбками в такие моменты. Его золотыми рыбками, исполняющими единственное желание — быть счастливым. Он верил. Третья неделя. Драко ничего не ел. От еды просто тошнило. От одного запаха. Только пил. И чаще — огневиски. Мама ругалась, говорила, что сопьётся. А ещё такой молодой. И что Кейт не понравится пьяный блондин, когда она вернётся. Крёстный прятал бутылки. И заставлял делать домашние задания. За двоих. Чтобы не привлекать внимание к их отсутствию. Ведь занятия начались две недели назад. И Драко делал. Не мог позволить свалиться успеваемости Кейт. На свою было плевать. Малфой практически не спал. Закрывал глаза, а в темноте — её лицо. Такое счастливое. Беззаботное. Родное. Все действия — на автомате. Душ, переодеться, сделать вид, что поел. И поспал. Не брился. Пообещал себе, что сделает это, когда увидит её. И, наверное, нужно ещё притвориться, что спокоен. Хотя внутри всё разлетается на части. И что не страшно. Хотя кричать хочется. Как девчонка, чтобы монстры испугались и исчезли. А тебе вдруг стало легко и весело. Он вспоминал. Вспоминал моменты до этой катастрофы. До её потери. Все их ночи. Рядом. Не отпуская рук. Глаза в глаза. Наслаждаясь друг другом. Изучая. Каждую клеточку. Каждую родинку. Каждую морщинку. Все их дни. Вместе. Её взгляд. Неуправляемые кудряшки. Прикосновения. Смех и слёзы. Шёпот. Поцелуи и мягкие губы. Движения. Плавные и грациозные. Как они дополняли друг друга, оставаясь настолько разными и многогранными личностями. Разговоры. До утра. Тихо. О самом сокровенном. Или громко. Спорили о какой-то чепухе, ссорились из-за неё. А потом мирились. Не забывая о заглушающих. Кричал. Надрывно. Срывая голос. Искал её. Всеми известными способами. Ждал возвращения. Разбивал кулаки в кровь. Так, что раны не заживали даже от заклинаний. Пил. Много. Чтобы забыться. Но не забыть. И не пьянел. Ненавидел. Себя. За то, что не уберёг. Отца. За то, что украл её. Магию. За то, что из-за неё она подверглась опасности. Не мог смотреть на маму. Которая убивалась. Потому что считала её родной дочерью. Снова кричал. Осознавая, как ей больно и холодно одной. Страшно. Понимал, что она где-то, и знает, что её родители погибли. И не знает, что с ним и Нарциссой. Не верил. Что не вернётся. Ждал. Каждое мгновение. Каждую секунду. Каждую минуту. Каждый час. Каждый грёбаный день без неё он ждал. Как откроется дверь. Как она снова появится в его жизни. Как согреет. Он её. И она его. Как излечат друг друга от травм. Ведь душевная боль хуже, чем физическая. Кости срастутся. Порезы заживут. А разбитое сердце не склеишь. Осколки будут всю жизнь царапать внутри и мешать дышать. Драко сидел на полу в гостиной и смотрел на огонь в камине. Желал сжечь все. Чтоб синим пламенем. Ни мама, ни Снейп не знали, как ему помочь. Пытались поговорить. Убедить, что он не виноват и что всё наладится. Но без неё — не наладится. Будет только хуже. Взгляд прошёлся по стене: та самая колдография с их первого вечера вместе, после матча. Тогда Малфой решил, что все его победы будут посвящены одной девушке. Он тяжело поднялся: огневиски давал о себе знать потерей координации. «Лучше бы отключал мысли!» — подумал парень. Сняв рамку, он вернулся на ковер. Плакал. Только сегодня ночью. Чтобы никто не видел. — Ты же обещала, — он поглаживал девушку на изображении, — ты же говорила, что прибежишь, если позову. Когда мне будет плохо. Так я зову! Где ты? — крики раздавались в пустом помещении, — Где ты? Где? Я зову! Я не могу без тебя, Кейт! Просто появись! — горячие слёзы текли по осунувшемуся лицу. Говорят, мужчины не плачут? Плачут, когда отбирают самое главное в жизни. Выдирают душу с мясом. Оставляя дыру в груди. Треск дерева, звон стекла — рамка с размаха впечаталась в стену. Разбилась вдребезги, как жизнь Малфоя. Он думал, что хуже, чем после войны, быть не может. Может. Он умер. Три недели назад. Когда она исчезла. Три недели и пять дней никаких изменений на зачарованной карте. Никто в школе, кроме директрисы, не знал, почему Малфой и новенькая не вернулись. Пэнси и Блейз присылали сов, но Драко оставлял письма без ответа. Три недели и пять дней никаких новостей. Через два дня будет месяц.

***

Кейт лежала на полу заброшенной хижины в лесу. Комната появилась в результате заклятия невидимого расширения. Только холодный деревянный пол и старое одеяло были её соседями. Туалет и душ по расписанию, с надзирателем в виде какой-то чокнутой бабки. Единственное, эта бабка была толстой и неповоротливой, а ещё, похоже, глухой, потому что не слышала криков Кейт и методично разносимой заклинаниями комнаты. Регулярно появляющаяся еда — чтобы девушка не умерла от голода. Какая-нибудь мерзкая остывшая каша. Один раз был бутерброд. На весь день. Стакан воды. Хоть бы раз дал чаю. Она уже не пыталась сбежать, как это было в первые дни. Каждый раз при его появлении Кейт кидала в мужчину десятки заклинаний, но безуспешно. Он всегда их отражал. А потом просто ударял её по лицу (как это банально и пошло — когда мужчина слабее женщины, он просто её бьёт) и запирал в комнате. Однажды вмазал так, что глаз заплыл от гематомы, и она не могла его открыть два дня, а синяк всё не заживал. Она пыталась сломать доски, выбить окна, но всё было зачаровано. А в этом был плюс: девушка настолько научилась управлять своей магией, что те заклинания, которые знала, получались идеально. Снейпу бы понравилось! В первую неделю Кейт не теряла оптимизма. Строила планы побега. Представляла, как вернется к Драко. Много думала, как он себя чувствует после попавшей в него Сектумсемпры. Как она будет целовать его шрамы. И что те гиацинты в комнате утром — первое предсказание. Они потеряли друг друга. Но ненадолго. Она вернётся. Сама. Или он её найдет. И как сказочный принц спасёт от злого дракона. Стоп. СТОП! СТОЙ! Не думать о нём! Только о том, как отсюда выбраться. Во вторую неделю пыталась продумать план по убийству Люциуса. Когда помимо «тренировок» для поисков ответа на единственный вопрос «Кто наследник Волдеморта?», он перешёл к испытанию заклинаний. Новых, придуманных им самим. Пыточные, боевые. Разные.

Раз. Взмах палочки. Два. Заклятие. Три. Удар. Четыре. Дикая боль. Пять. Агония.

Как детская считалочка, только в извращённом формате. Как песенка из фильма ужасов. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Я иду тебя искать! Будет больно тебе опять. Легко издеваться над тем, кто слабее тебя. Чем он с радостью и пользовался. Она терпела. После одного из таких экспериментов Кейт несколько дней давила тараканов в комнате. Это было такое заклятие — материализует самое мерзкое, что может быть для человека. Для неё это были насекомые. А ещё девушка поняла, что частично, но может противостоять действию заклинаний. Нужно просто представить в голове щит, который отражает слова и не даёт им добраться до тебя. В третью неделю она просто смирилась. С пытками и постоянным Круциатусом. Ей не было больно, хотя синяки и порезы уже не заживали. Тело саднило, а внутренности постоянно дрожали. Она больше не плакала при нём. Она кричала. От боли. Каждый день. Но не так, как нужно было Люциусу. Видимо, где-то сверхъестественная программа дала сбой. Вынося оконные рамы криком, она ничего не слышала в ответ. А должна была. Так он говорил. Говорил, что в каких-то звуках, слышных только банши, она услышит ответ. Притаскивал маятники, музыкальные инструменты и всяческие штуки, которые издавали звуки. А еще он принёс книги. Только про её сущность. Она читала, кто такие банши и какими силами обладают. Как «настроить» этот дар. «Зря ты это сделал, мистер Малфой! Я теперь бомба! Замедленного действия», — истерически смеялась Кейт, научившись управлять звуковой волной. Это было легко. Несколько попыток, и вуаля! Оказалось, даже проще, чем левитировать предметы. А вот Люциус не смекнул, что давать инструкцию по управлению силами Кейт было нельзя — она была очень умна, хитра и способна. Хоть сильно истощена и подавлена. Каждый день он много ругался. Бил её, как маньяк. Медленно. Сильно. Наслаждался её болью. Смотрел, как лопается кожа от ссадин и порезов. Как появляются синяки. Однажды четыре дня не сходил ожог. Каждую ночь она плакала: по погибшим родителям, по Цисси и Драко. Она чувствовала, что последние живы и у них всё будет хорошо со временем. И пела. Пела свои любимые песни, пытаясь поддерживать связь с реальностью. И где-то там, за тысячи километров, лёжа на полу в гостиной, те же песни слушал Драко и представлял её. А потом Люциус приходил опять. Ему не нравилось, что она поёт. И он швырял её в стены. Палочкой. Чтобы не пачкать руки, касаясь грязнокровки. Разве нельзя было просто наложить заглушающее? Мерлин, это же самое простое заклинание, его знают даже дети. За эти три недели она составила словарь ругательств в свой адрес: мерзкая грязнокровка, вонючая гадина, тупая курица. Она не предполагала, что аристократ может ТАК ругаться. Смеялась ему в лицо и нагло смотрела в глаза. Чем раздражала и навлекала на себя новую волну издевательств. Удовлетворённый, он уходил спать. А Кейт лежала на одеяле и смотрела в окно. И осознала, что если она умрёт (он убьёт или просто не проснётся), то ей не страшно. Она любила. И Драко её любил. Любит. Она чувствовала это всем сердцем, которое билось медленнее при воспоминаниях о парне. Жалела о том, что так мало с ним была. Что не сказала всё, что хотела. Что не обняла родителей в последний раз. Что не сказала спасибо Цисси и Снейпу. Что не потанцует на свадьбе Блейза и Пэнси. Сама не наденет белое платье. И не увидит своих детей. Она слишком мало прожила. И нужно бороться. Но сил не было. Как Робинзон Крузо из книжки её детства, ставила палочки на стене, отмечая, сколько дней провела в этом аду. Но у Робинзона был Пятница — друг, соратник, поддержка. А у неё был Люциус — сумасшедший мужчина, единственное желание которого — любыми способами добиться своего. Три недели и пять дней — очередная зацепка. «Не сходи с ума, девочка», — единственная мысль в голове с самого пробуждения. Скоро февраль. Снег начнет таять. А потом — весна. День рождения. Она не получит лиловые розы от папы. Не съест фирменного маминого торта. Не поцелует Драко. Не обнимет Цисси. Не выпьет любимого розового вина с Пэнс. А ещё птицы прилетят, будут петь под окном. Лёд на реках будет трещать. Появится первая зелень. Девчонки начнут носить короткие юбки, а парни сворачивать головы. Начнутся матчи по квиддичу, а она не сможет пойти болеть за своего любимого. Жизнь начнётся заново. Ей бы хотелось оказаться в том времени. Чтобы Драко снова шептал ей ночами: «Ты моя весна». Она зарыдала. Завыла, закидывая голову назад. Горько. От безысходности. Скулила, как побитая собака. И собаку не завела. Большую и добрую. Чтобы гулять с ней по утрам. Чтобы после разлуки пёс вылизывал лицо. Снова горячие слёзы хлынули из глаз. «Шанс есть всегда, доченька! Борись!» — в голове мамин голос.  — Я больше не могу, мам! Не могу… — сквозь слёзы шептала Блоссом своему воображению. Разбитые губы саднило от каждого слова. Кожа заново трескалась, а во рту не проходил металлический привкус крови. Осознание, что её ищут не проходило. Но Люциус слишком хитрый, чтобы вот так проколоться на мелочах. В ту ночь она поняла, что ждать помощи — глупо. Придется вытаскивать себя с этого дна самой.

***

— Ну что, доброе утро! Потренируемся? — дверь в личную темницу Кейт открылась. Она не вставала со своей «кровати» — рваного одеяла, — поднимайся, я сказал! — закричал Люциус. — Истеричка, — выплюнула Кейт, оставаясь в прежнем положении. — Грязнокровная сука! Как ты смеешь так со мной разговаривать? — маленькое тело оторвалось от пола и врезалось в стену. Кости затрещали. Или штукатурка. Она уже не разбирала. Упала на пол. Встала на колени и упёрлась руками в пол. Выровняла дыхание. Сплюнула кровь — просто прокусила щёку. Подняла голову. — Отпусти меня, — тихо. Смело. Без колебаний. «Ради мамы и папы. Ради Драко. Поднимайся!» — Никогда. Даже если ответишь на единственный вопрос. — Какая же ты мразь, дорогой свекор, — улыбнулась девушка. Вот так просто. Если не сейчас, то никогда. Вывести его из себя. Хороший план. — Не называй меня так! Мой сын никогда не примет грязнокровку! — орал Малфой-старший. — Принял. И добивался, представляешь! Отбил у Поттера. А ещё он спал со мной. Нет, не просто спал, а занимался любовью. И признавался, что никогда не бросит. Потому что любит меня. Меня! Любит! Понимаешь? Хотя нет. Не понимаешь. Ты не знаешь, что такое любить, — жёстко. Без права на ошибку. Каждое слово чётко выверено. Чтобы выбить его из колеи. Даже неправдой про Гарри. Тыкая ему, чтобы разозлить сильнее. Показывая неуважение. — Нет! Не говори этого! Я тебе не верю! — на самом деле неуравновешенный. Слабак. Терял самообладание. Быстрее. Быстрее! Добей его! — А ещё мы собирались назвать сына Скорпиусом. Драко говорил, что у малыша будут его глаза и мои кудряшки. И он будет учить его играть в квиддич, чтобы мальчик был таким же шикарным ловцом, как папа. А потом будет девочка — маленький ангел. Красивая, нежная. Любимая дочка. Ведь дочек папы любят сильнее. Он слушал. Каждое слово. Впитывал, как губка. Руки тряслись. — НЕТ! — взревел Люциус и снова впечатал её в стену. Влетела лопатками. Как будто распял. Ох, голова встряхнулась. Шею больно. Не успела сгруппироваться, слишком неожиданно. Надо быть внимательнее. Не страшно. Если все получится, то заживёт. Закрыла глаза. Зажмурилась. Представила Драко. «Я люблю тебя! Несмотря ни на что!» Крик. Направленный на пленителя. Всем телом посланный импульс. Вытянув руки вперёд. Как училась. Снова разбитые стекла. Много крови. Осколок. В груди Малфоя-старшего. Прямо в сердце. Падает. Кейт ждёт: одно мгновение, второе, третье. Подходит. Проверяет пульс. Нет. Он мёртв. Она победила. Всего три недели и пять дней. Тренировки не прошли даром.

***

Просидев в доме еще немного, Кейт вышла на улицу. Живот урчал от недостатка еды. Даже та скудная пища поддерживала в ней жизнь. А сегодня пошли вторые сутки, как она не ела. Её никто не искал. Неужели все смирились с тем, что она мертва? Пройдя вглубь леса на несколько десятков метров, она оступилась и упала. Потрёпанная одежда сразу промокла, а холод пробрал до костей. Но на груди начало жечь. «Что за хрень? Фу, ругаешься, как сапожник». Опустив глаза, Кейт обнаружила красное пятно в виде буквы М. Подвеска! Она действует! Украшение оторвалось от груди девушки и потянулась вперёд, направляя ещё дальше в лес. «Раз меня никто не ищет, пойду сама», — двинулась за подвеской. Горло сильно саднило. Прокашлявшись, девушка поняла, что не может говорить. «Наверное, сорвала, пока кричала. Это не смертельно». До ночи Кейт шла — безостановочно, медленно, выверяя каждый шаг, чтобы снова не упасть. Упади — она бы не встала. Замёрзла. Ночью, отдохнув возле какого-то ручья, умывшись и напившись ледяной воды, девушка снова отправилась в путь. Цепляясь за деревья. Расцарапывая ладони в кровь. До утра. Шла к своей цели. Не зная, где эта цель. Не представляя, где она вообще находится. Всё-таки упала. Больно. Плачет. Вспоминая, что может сделать. Что ей рассказывали Снейп, Драко и Блейз. «Согревающие чары. Сработало. Обморожение не грозит. Что дальше? Подвеска молчит. И сколько ждать, пока она заработает? Заклинания направления — не учила. Ну и дура! Зато как цветы выращивать — выучила». Лежала, прислонившись спиной к камню. — Где ты достал ежевику? — Кейт в объятиях любимого на диване в гостиной, в их первый вечер дома. — Это Динь. — Эх, я бы хотела есть её в школе. Вот так устала после занятий, пришла в комнату, а там ты. И ежевика. — То есть без ягоды не приходить? — смеялся парень. — Глупости не говори, — Кейт провела рукой по платиновым волосам, — я готова всю жизнь вообще ничего не есть, если это будет единственным условием, чтобы быть с тобой рядом. Да и Динь в Хогвартсе нет, — улыбнулась Кейт. — Эльфы могут аппарировать везде, даже в Хогвартс. Для них нет запретов и препятствий, — целуя, рассказывал Малфой. Точно! Она заберёт ее отсюда! Собрав последние силы, девушка позвала. Хрипло. Очень тихо. Голосовые связки на пределе. Ещё слово, и она никогда не заговорит. «Зато живая», — снова горько подумала девушка. — Динь!