Позволь утонуть в твоем пепле

      Дорога выматывала и этого не следовало отрицать. Привал был обустроен на виднеющейся полянке среди раскидистых деревьев.        Они еще не дошли до границы, так что опасаться шиноби другой страны было довольно рано, в то время как от врагов позади они уже избавились. Настал момент, когда можно остановиться и расслабиться, хотя бы немного.               Каши присела, зарываясь ладонью в траву. Зелень была мягкой, словно шелковые ленты скользили сквозь пальцы. После долгой дороги по веткам лезть снова на дерево для короткого сна не хотелось.               Она протянула вторую руку, в конце скользя и неторопливо вытягиваясь, зарываясь в траву.              Тело моментально начало оседать, словно пригвоздили к поверхности. Усталость вступала в свои права, а вместе с ней накатывала дремота. Глаз, блуждавший какое-то время по кроне деревьев, стараясь высмотреть проблески кристально голубого неба, сейчас делал все больше интервал. Она запомнила эту картину, открывать его снова не обязательно. Голова медленно проскользила на бок, куда-то, где напарник проверял свои запасы. Еще один взгляд на него, просто удостоверится еще раз, что вокруг безопасно, что с ним все в порядке. И снова закрыть, к темноте, позволить себе забыться хоть ненадолго.                Парень копошился в сумках. Перекладывая глину и измеряя, на сколько еще хватит. Сколько нужно чтоб защититься самому, атаковать и может даже, защитить кого-то еще. В последнем не было уверенности. Стоит ли помогать бывшему врагу? Этот вопрос еще успеет обдумать. Пусть это и будет в последний момент и на поле битвы, но ответ он на него получит.               – Каши, – кажется имя затерялось в шуме травы. Ответа не последовало.        Он цокнул.               – Каши-сама, – парень позвал чуть громче, направляясь к темной фигуре, почти укрытой зеленым покрывалом.              – Уже уснули, хм? А ведь наша миссия еще не закончена. Стоит перекусить и отправ…              Слова уже не имели смысла. Он возвышался над ее телом медленно скользя взглядом по плотно прикрытым глазам, маске, которая вычерчивала профиль.Спускаясь ниже к жилету, что медленно вздымался в такт мирному дыханию. Его начинало одолевать раздражение. Спать в такое время явно не признак сильного шиноби. Хотя и опасности вокруг не наблюдается, но их доверие все еще самая хрупкая вещь. По меньшей мере, оно у них есть.              «Прямо сейчас я мог бы ее убить. Не так тихо, как хотелось, но главное результат».               Неосознанно, за время этих размышлений, он смог поймать в шуме листвы ее размеренное дыхание. Взгляд зацепился за ее черты, волосы слепили белым ореолом, а тени крон метались по лицу.  Пряди шли волнами, попадая в солнечные ловушки, плавно разделяясь и утопая в зеленом плену.               Его взгляд стал мягче.              «Случись бы это раньше – мог. Если не обязан. Но раньше и она не позволила бы себе сомкнуть глаз в такой опасной близости».              Он шумно выдыхает.               – Дейдара, я приняла таблетки…              Голос на выдохе сиплый, она старается придать ему твердости. Прочистить горло. Веко полуоткрыто, его макушка в цвет солнца слепит ей глаза на фоне голубого неба. Казалось, были бы силы открыть полностью, она бы не смогла. Светлые пряди, перебираемые ветром, словно сами начинают светиться слишком ярко. Теперь уйти в темноту непросто. Перед глазом четкие контуры, словно еще открыт. Картинка смогла проявиться сквозь плотно закрытые веки. Длинные пряди пропускающие лучи солнца, не то сами создающие свет.                 Его взгляд удивленный, лишь слегка, сразу прячет и напускает неоправданную строгость. Радужка темнит, хотя она точно видела в прошлом тот же оттенок, в какой она вглядывалась средь веток. С тем цветом он был более мирный, если такое слово возможно по отношению к нему. Расслаблен.                 – Они помогут быстрее восстановить небольшое количество чакры, этого будет достаточно, но для их действия необходимо поспать, хотя бы некоторое время, так что прошу тебя не шуметь.               Последние слова она договаривала в темноту. Снова прочистила горло.               – Можешь доесть мои запасы. Этой чакры мне хватит до ближайшей деревни. У тебя же нет другого варианта для восстановления.               Первое предложение заставило встрепенуться. В словах есть логика, чтоб не считать это простым благородством с ее стороны. Он сам действительно вымотан и голоден. Последняя его порция была съедена еще вчера.               – Хорошо, но нам нельзя здесь находиться долго. Разве ты успеешь уснуть?              Он скрестил руки и насупился, это все еще казалось ему абсурдным, возможно, он не верил новому препарату, но, если она рухнет по дороге, будет еще хуже.               Ей пришлось бросить едкий взгляд, не оставляя этот язвительный тон без внимания.               – Мне хватит и четверти часа.               После этих слов она натянула протектор на глаз и запустила пятерню в волосы, стараясь убрать лежавшие у лица пряди.               Парень не спешил уходить, провожая ее кисть. Рука плавно начала движение от головы, словно зарываясь в сугроб, волосы выглядели мягкими и податливыми в начале, но затем путались в длине, что не давало быть пальцам подобно ровному гребню. То один, то другой периодически останавливались, спотыкаясь об узелки. К концу она уже старалась просто выпутаться из этого снежного плена на ощупь, бросая пряди, кончики которых моментально таяли в траве.              Он ухмыльнулся. Проблема знакомая.               Мазнув рукой по своей челке, парень не торопясь направился к сумкам. Паек был найден сразу, последний, среди пары футонов, уложенных на дне, свитков и остатков оружия.       От голода хотелось съесть все сразу, не растягивая трапезу. В то же время, желание насладиться процессом не шло в сравнение с мгновенным глотанием шариков, пресекающих причину этих действий. Рис хоть и не был приготовлен этим утром, но все также приятно разваливался на языке, оставляя сладкое послевкусие. Палочки уже начинали скрести тарелку, когда чувство сытости не спешило приходить. Скоро они доберутся до деревни, а на сегодня этого хватит сполна.               На задворках снова всплыла мысль, о том, кому предназначалась эта порция. Она действует в интересах их команды. Глупо воображать, что будь здесь кто-то еще, она бы не поменяла своего решения и отдала все только ему, но думать об этом приятно.       Сильный порыв ветра заставил поднять глаза к перебивающейся листве. Стало слишком шумно, но главное, вокруг пока никого не ощущалось. Скользя по зеленым переливам, он снова натыкается на черную фигуру. Время почти на исходе, скоро просыпаться. Подойдя ближе, он снова осматривает ее. Редкий случай, когда можно так приблизиться и не наткнуться на вопросительный взгляд. Да и зачем ему смотреть? Она обычная, как и все. Старательная куноичи. Со шрамами и несчастным прошлым. Он знает таких много. Но смотрит, пока никто не наблюдает, даже этот вопрос старается закопать поглубже, голос в голове только спрашивает, но не дает ответов.        Губы приоткрыты, маска хоть и скрывает, но в тоже время подчеркивает, выставляя на показ. Дыхание тихое, приглушенное. Последние дни никто из них не мог так уснуть. Сменные караулы, погони. Тело всегда было на низком старте, даже во сне. Простое «проснись» стало не просто словом, а некой командой. Значит, что-то не так. Позови друг друга по имени, когда один провел свою смену и уже сомкнул глаза, тело просыпается к последнему слогу. Значит, кто-то добрался до них.        Сейчас она наконец смогла провалиться в сон. Зная, что они в относительно безопасном расположении, но никак не из-за того, что верит ему полностью.        Волосы все также лежат в беспорядке. Позволяя лишь некоторым зеленым островкам пробиться сквозь белое полотно.               «Ксо, это глупо, очень глупо».              Она должна уже проснуться, но он начинает опускаться, ложиться рядом. Аккуратно, трава подминается под ним, шуршит. Все его действия, кажется, создают слишком много шума. Она делает глубокий вдох. Он замирает, как есть, уже почти лежа на одном локте. Сам не дышит, только после нее. Что бы она не сделала, возьмет свою порцию после этого. А она выдыхает, слегка напряженно. Он забирает воздух, но едва заметно. Свободной рукой снимает резинку со своих волос, как можно медленнее. Волосы распускаются, достаточно длинные, несмотря на его положение и опору в виде согнутой руки, они с тихим шелестом сразу встречаются с травой. В этот раз ветер подхватил, смешав все звуки с листвой.               «Если сейчас она проснется, мне, думаю, попадет, но скажу, что хотел…Что хотел? Тоже вздремнуть? И выбрал место меньше чем в полуметре от нее. Вариант не очень, но в самом деле, когда я что-то планировал».              Рука плавно начинает тянуться к одинокой пряди, ее больше остальных отбросило в сторону, когда она пыталась распутать самые навязчивые узлы. Он поддается вперед. Чем дольше в такой близости, тем тише начинает дышать, едва заметно, а грудь словно вздымается только для вида. Главное не разбудить. Его волосы не менее запутаны, старается выделить две пряди, как за ними сразу тянется целое кружево нетронутой длины. В ладонь осторожно ложатся три. Две пшеничные и пепельная, как скалы, среди которых был когда-то его дом. Может поэтому он все не мог отвести глаза. При таком свете первые вовсе играют огненным отливом, а ее, почти белая, искрится как снег. Такой не растопит его солнце, или только его. Если и допустить, что волосы — отражение того, что изнутри, ее саму не растопишь. Губам трудно держать прямую линию от этой мысли. А он слишком легок, судьба едва счастливей ее, но его макушка в цвет греющим лучам. Может это какой-то знак.               Ветер слегка тревожит кисточки, свисающие с ладоней, и снова исчезает в легком шелесте крон. Ему тепло и спокойно от этой игры. Длинные пальцы осторожно начинают перебирать. Золото струится, волной накрывает серебро и уходит к своему отражению. Затем лунная прядь перехватывает солнечные сплетения. Между указательным и большим ее локон и он ведет. На самом деле он всегда ведет, остальные лишь оттеняют. Ее волос колкий, хоть и сверкает как шелк, на подушечках ничуть не мягкий. Он не замечает, его пальцы сами где-то потерты от глины. Но вспоминает,как мама ласково усмиряла его вихры. После долгих прогулок, после пряток в кустах. Она достает травинки, жухлые листья, а он сидит, не дергается, знает, что резким движением только сам себе навредит.              «Дей, опять собрал на свою голову… в нашей деревне так мало зелени, но ты умудрился нацепить ее всю. Сиди тихо, сейчас я принесу масло и мы все распутаем».              От ее легкого смеха и улыбки, даже через воспоминания, пекло в груди. Она приносит пузырек из темного стекла. Он пахнет какими-то травами, но больше пылью. Ему не нравится, но молчит. Только сквозь время он научился прислушиваться к этим моментам. Разбирая в памяти каждое ее движение по кадрам.              Она берет самый большой колтун и недовольно качает головой. Это не ускользает от него.              «Прости».              Виновато косится, потупив взгляд. В голосе самое чистое детское искупление. У нее сжимается сердце.              «Ничего страшного. Просто не дергай волосы в следующий раз, так ты только затягиваешь узлы крепче. А их вообще не должно быть, верно? Сейчас закончим с этим и нанесем настойку. Волосы станут мягче и не будут так путаться. Ее привезли из другой деревни, так что тебе должен понравиться запах. Главное, Дей, не отрезай, многие узлы можно распутать, если постараться».              Он чувствует теплое дыхание на своей макушке. Она наклонилась в кротком поцелуе, слегка зарываясь пальцами в волосы. Утыкается носом и сидит так мгновение с закрытыми глазами.              «Не отрезай…».              Почти шепчет, как будто для самой себя, а не ему на будущее. Медленно отстраняется и продолжает аккуратно расплетать, наносить масло, бережно расчесывать.              После он забирался куда повыше. Садился в пыль, держа в руке пару цветений, и закрывал глаза. Как же хотелось верить, что это не ветер перебирает пряди, а ее нежные руки зарываются в самые корни. Он снова с прогулки, ему снова нужна помощь, но в спину только задувает холод. Тыльной стороной ладони проходится по щеке, для себя считая, что только хочет убрать челку с глаз, а не влажные дорожки.        Сейчас по необходимости, а иногда от скуки, сам находит какие-то травы или разводит рисовую воду. Делает маски, пока все или не обращают внимания, или косятся с издевкой. Ему все равно, лишь бы потом он смог вычесывать себя, не выдирая с корнями и слепить до отвода глаз, когда летит выше горизонта.              «Ей тоже такое не помешает. Может, поделюсь рецептом…».               Ухмыльнулся слишком громко и тут же метнулся к ее лицу. Спит.                              «Когда вокруг будет спокойно дольше нескольких минут. Хотя наши дороги разойдутся в таком случае, но… Да. Точно разойдутся. Думаю, все равно не понравилось бы, ей нет дела до таких вещей».               Поджав губы, снова посмотрел на нее. Никаких изменений. Кивнув, не давая последнему предложению осесть в подкорке, он снова начал следить за ладонями, которые без труда справлялись с задачей. Движения выверенные, в какой-то степени бессознательные. Было на чем учиться.               Пепел искрит, режет его золотые пряди то тут, то там.  А они лишь обрамляют, немного топят, но легко уступают. Такое не скрыть, они разные. К концу тонкой кистью краска мешается. Но ее часть все еще не теряется, не растворяется. Ее видно, от волоска к волоску кисточка идет в едва заметный локон. Он немного поддевает пальцем. Это явно под его началом, ее волосы далеки от кудрявых, а он иногда в одиночестве или просто не при прямых взглядах,  накручивает на палец конец тугого хвоста. Думает о чем-то, тянет. По итогу концы сдаются под такой хваткой.               Он не спешит отпускать творение. Слегка поворачивая руку на солнце, смотрит на переливы и насколько все ровно вышло. Едва зажимает между пальцами и ведет вниз, расслабляя их, давая почувствовать себе каждый переплет. Выдыхает чуть громче. Почти доволен. «Почти», потому что не понятно, почему он вообще должен быть.               «Конечно, это не сравнится с моими взрывами, но выглядит интересно, как я и думал. Ради этого стоило рискнуть и подобраться так близко. Если ей не понравится, то кажется, она не разбирается ни в одном из искусств, надо быть по настоящему слепым, чтобы не оценить этого».              Плетение тихо ложится на размытую границу, где оставшиеся волосы с обеих сторон лежат внахлест друг с другом. Мягкие пшеничные волны пытаются раствориться в море сухого пепла.              Он осторожно поправил свои свободные волосы, собираясь лечь. Последний шелест травы — и он на земле. Взгляд медленно скользит от одного цвета к другому, останавливаясь на плетении, а затем продолжая движение до ее головы.              Они связаны. Не так, как он хочет. Какой бы узел он не завязал на их волосах. Даже веревкой их тела. Его развязать, расплести они смогут на раз. Не таким образом. Нужна нить тоньше, невидимая, что идет от души к душе. Впрочем, куда ему, и такое рвал, задыхался от нее, а на том конце лишь дергали да сдавливали хомут вокруг его шеи. Смеясь в глаза, как он сейчас смеется. Хотя ему не нужно всё, а только подстраховка. Что человек не уйдет, а подставит свое плечо и хоть раз заглянет глубже в его глаза. Не только увидит там отражение и сразу обернется, а дальше, не побоится той чащи, что есть у многих.              Где-то серые хищники ходят по таким местам, скалят белые клыки, чтобы чаща пугалась их.              Он закрыл глаза.              «Лягу лучше головой прямо. Будет хуже, если первое что она увидит, так это как я на нее смотрю».              Он потянулся, собираясь поправить челку, как услышал шорох со стороны.       Не удержавшись, он повернулся в ее сторону, когда ее глаз уже смотрел на него.              «Ксо, вышло как раз наоборот».              – Что ты здесь делаешь?              Тон ровный, все еще покрыт сонной негой, но его расположение на расстоянии меньше вытянутой руки заставляет просыпаться быстрее.              – Ничего. Я тоже решил передохнуть, хм.              Ей не нравится. Такое появление не сулит ничего хорошего.              Она резко подрывается с места, как тут же с глухим криком падает назад, прямо на него.              – Ксо!              Звучит в ответ.              В головах шум, столкновения было не избежать. Он крепко жмурится, потирая место удара. Приоткрывает глаза и косится на нее, все еще придерживая руку у головы.              – Что это?              Она крепко схватила причину ее неудачного подъёма. Раздражение в голосе можно было понять, даже не услышав вопрос, а просто посмотрев на нее. Она разжимает кулак, позволяя солнечным лучам снова добраться до плетений.              – Красиво, правда, хм?              Уголки его губ чуть приподнимаются, словно он не замечает ее недовольства и не было этого столкновения. Он просто смотрит, как солнце играет с их прядями. Кажется, это первый и последний раз, когда они могут быть так близко.              Она замирает, старается понять и поверить, что он это сделал. Ее серая прядь выбивается, имеет контраст. Она ощущает себя лишней из-за этого. Его волосы пушатся, даже в тугом переплете чувствуется ускользающая от нее мягкость. Переливы словно стараются улыбнуться ей. Это начинает что-то напоминать. Что-то теплое, но в тоже время болезненное. Воспоминание из детства, вроде клятвы на пальцах. Их команда отрезала по прядке. Она снова там, где Рин кладет ей в руку свою с яркой улыбкой, солнце ее слепит. Обито подходит несмело, копошась, говорит что-то о том, что если они с Рин подождут, он тоже сможет принести им такую длинную прядь, тогда они заплетут. И будут вместе очень долго. Они с Рин переглядываются и ободряюще смеются.              «Конечно, Обито, мы подождем, а пока держи мою…».       Обрывок разговора исчезает так же внезапно, как появился. На вдохе становится труднее, горло душит. Она не хочет этого вспоминать. А еще больше – повторять.              Резко распахивает глаз. Идет дальше большим пальцем по плетению.              «Красиво? В первую очередь это опасно. Самому затруднить передвижение в случае внезапного нападения. Глупее ситуации не придумаешь».              Он следит за ее движениями не отрываясь. Старается высмотреть хоть малейший проблеск одобрения. Как ее пальцы в этот раз сжимаются в более теплом жесте.              – Нет.               Металлический блеск проносится почти у его лица. Свист все еще в ушах. Он чувствует свободу, но не облегчение. Пряди падают на щеку в легком прикосновении. Теперь они легче, короче. Она сжимает кунай слишком крепко. Пытается заглушить воспоминания. Остановить холод, который начал разливаться по грудной клетке. Что осталось в другой ладони хочется сжечь, выбросить, никогда больше не видеть. Но она держит, не отпускает. Приводит дыхание в норму.              – Что ты сделала, хм? Можно было просто расплести!              Хлопает руками по коленям. Его голос громкий, кажется, теперь он и сам раздражен. Смотрит, чувствует появившееся напряжение. Встает и, не оборачиваясь, идет к сумкам. Она неисправима, если это и была проверка, то она не прошла. Он злится сам на себя. За то, что сделал или за то, что сделала она. Все еще для него не ясно.              – Ты идиот.              Кидает ему в спину.              –Шиноби могут появиться в любой момент. Ты должен был начать обороняться один в таком случае, но ты связал нас. Испортив минимальный план защиты.              Он все слышит. Лишь ухмыляется, собираясь с мыслями.              – Я бы смог уловить чужую чакру и не стал этого делать. Не собираюсь ставить наши жизни под угрозу, хм.              Чувствует на себе подозрительный взгляд. Она щурится, и вовсе не от солнца.              – Сам в это веришь? Скажу честно, я не до конца верю тебе и думаю это взаимно, но рискнула, позволив закрыть глаза слишком крепко. Связать человека — не самое удачное решение на пути к доверию.              – Ты знаешь, мне эта миссия нужна не меньше, чем тебе, хм!              Он злится, последние слова произносит сквозь зубы. Сводит брови, хмурится. Вопрос про доверие кажется ему личным, но необходимым для общего обсуждения. Она не верит, не доверяет, а ему нечем крыть ее сомнения. От этого ощущается слабость, которую не унять, раздражающая, зудящая. Взамен и он может думать так же. Только вот верить в подлог с ее стороны абсолютно не хочется. На миг проскальзывает мысль, что будь у него повод даже заподозрить, он едва сможет поверить с первого раза. Насторожится, но пока ее действия не причинили ему вреда.              – Я знаю, кто ты, Дейдара, и мне этого достаточно.              Делает акцент на его имени.              Ее голос спокойный, она словно смирилась с этим. Взгляд тухнет, и если раньше можно было ощутить давление, то после этих слов она отпускает. Напоминая и себе лишний раз об этом. Заглядывает напоследок в когда-то насыщенную лазуритом радужку, ставшую сейчас холоднее обычного. Скользит по осунувшемуся лицу, специально отводя себя от выделяющейся перемены длины, места их разрыва. Поджимает губы.              «Все верно, Дей, разве тебе еще что-то надо от жизни, кроме вечных разрушений».              – Идем.              Она кивает и запрыгивает на ветку.              Слова правдивы. Такое не может ранить, даже поцарапать. Он уже знал этот ответ. Слышал раньше от других. Все словно рубят его путь к будущему, хотя он и не задумывался, каким оно будет. В этом и проблема. Его история уже написана черными нитями, и все считают, что это конец. Что так и будет продолжаться. Только вот это ему решать, как будет дальше.              Он рвано выдыхает. Хватает сумки и следует за ней.