Пока смерть не разлучит нас

Солнце клонилось к закату, а это значило, что на сегодня путь был окончен. Кассандра пустила Фиделлу шагом, углубляясь в чащу, подальше от главной дороги, в поисках места, где они могли переночевать хотя бы в относительной безопасности – как будто останавливаться на ночь под открытым небом посреди богом забытого леса, оставляя на страже своего сна только Филина, вообще могло посчитаться безопасным. Но им обоим нужен был отдых, и хотя теоретически они могли бы дежурить по очереди, Вэриан был очевидно бесполезен в качестве дозорного, поэтому она понимала, что им так или иначе придется пойти на риск. Еще через четверть часа Кассандра остановила лошадь под раскидистым буком вблизи небольшого ручья. Место показалось ей достаточно глухим, чтобы надеяться, что их покой никто не потревожит. Она спешилась, быстро огляделась и кивнула Вэриану: – Слезай. Остаемся здесь. Он осторожно спрыгнул на траву и замер, вцепившись в седло и опустив голову, как будто пытался снова привыкнуть к ощущению твердой земли под ногами. Но он не жаловался, чем порядком ее удивил: даже Кассандра, с детства привычная к путешествиям верхом, чувствовала себя измученной – для человека, ни разу не сидевшего в седле, десятичасовой дневной переезд должен был стать испытанием еще более непростым. – Устал? – спросила она, чувствуя, что он заслужил немного участия. Вэриан закивал, но вымученно, без энтузиазма. Он присел на землю, опершись о дерево, и Кассандра могла поклясться, что слышала, как у него зубы скрипнули, когда он вытянул перед собой ноги, но он не позволил себе даже вздохнуть. – Ты привыкнешь со временем, – пообещала она, принимаясь расседлывать Фиделлу. – Голодный? – Не-а. Только спать... – он осекся, слишком вымотавшийся, чтобы даже доводить мысли до конца. Из снятой седельной сумки показался черный нос, потом полосатая мордочка, а затем и сам ее обладатель с радостным фырканьем явил себя на свет и поспешил забраться хозяину на колени, чтобы начать по-кошачьи ластиться к его руке. Пока Фиделла пила, Кассандра отмерила ей овса так, чтобы хватило до конца похода, исподволь следя, как Вэриан вроде бы пытается почесывать своего енота за ухом, но каждые несколько секунд роняет голову, отключаясь, даже не прилегши. Вряд ли ему удалось уснуть в ночь перед казнью, а это означало, что он был на ногах третьи сутки кряду. Мысль подтолкнула ее к идее – не слишком хорошей идее, не той, которой она стала бы гордиться или к которой прибегла бы, будь у нее другие варианты. Это был один из приемов, которые ее отец применял к заключенным: усталость ломает человеческую волю и даже последних упрямцев делает сговорчивыми, податливыми к убеждениям. Кассандре все еще нужно было объяснить Вэриану, что она – а, следовательно, и он – отправляется в долгое и, вероятно, непростое путешествие по дороге из черных камней вместе с Рапунцель и ее свитой, и не просто поставить его перед фактом, а добиться обещания вести себя смирно. Ей не стоило упускать выдавшийся удачный случай, пусть она и ненавидела себя за то, что пользуется слабостью мальчишки. Так было проще: она уже приняла решение и отступать не собиралась, сколько бы он ни протестовал, поэтому незачем было мучить ни себя, ни его, отодвигая неминуемое бесполезными спорами. – Вэриан. – Да?.. – Он поднял на нее глаза и заморгал, пытаясь прогнать сон. И даже если с рациональной точки зрения Кассандра делала правильный выбор, это не мешало ей чувствовать себя чудовищем, измывающимся над ребенком. – Мне нужно кое-что с тобой обсудить. – В глубине души она надеялась, что Вэриан предложит повременить с разговорами до утра, но он только кивнул. – Ты знаешь, куда мы направляемся? Он помотал головой: – На самом деле, я... вроде как, хотел спросить у тебя. – Отлично. Мы едем в Вардерос – это вольный город в двух днях пути от Короны; по слухам, место довольно... милое. – Она занимала руки, подкармливая Фиделлу яблоками, до которых не успел добраться енот, но, вопреки ее ожиданиям, это не делало разговор проще. – Мы останемся там на какое-то время – пару недель или около того. – Ага, – полувопросительно откликнулся Вэриан, побуждая ее продолжать. В его тоне будто бы прорезалась нотка опасливости, но Кассандра не могла с уверенностью сказать, что ей не послышалось. – Затем нам предстоит еще одно путешествие. Вместе с Рапунцель и Юджином. Вот так. Теперь карты были на столе, и им обоим некуда было отступать. Вэриан оцепенел, но это больше не было сонное оцепенение – она буквально слышала, как в его голове крутятся шестеренки, обрабатывая полученную информацию. Его енот, ища внимания, ткнулся носом в замершую в воздухе ладонь, но Вэриан не заметил. – Зачем? – спросил он спустя по меньшей мере минуту тишины. – Потому что... – Кассандра вздохнула. – Ты сам видел, Рапс как-то связана с черными камнями. Они указывают ей дорогу, и следовать по ней – наша единственная зацепка к тому, чтобы понять, как остановить их наступление. – Ладно, – он дернул плечом, как будто в раздражении. – Тебе-то это зачем? – Корона все еще моя родина. Я не могу оставаться в стороне. Реакции не последовало. Вэриан вполне мог сделать вид, что верит в то, что единственным приоритетом для нее остается безопасность ее сограждан, пусть даже бывших. Но вместо этого он продолжал смотреть на нее взглядом, явно говорящим, что он по-прежнему ждет ответа на свой вопрос – несмотря на то, что ответ этот лежал буквально на поверхности. Она понимала, что ступает на опасную дорожку, но он сам вынудил ее идти напролом: – И кроме того... – продолжила Кассандра без охоты и тут же поняла, что ее собственная тактика играет против нее: усталость сказывалась и на ней, заставляя закипать с каждым вынужденным словом: – Я обещала Рапс, что буду рядом. Видит бог, она пыталась избежать конфликта. Но если Вэриан хотел, чтобы она признала очевидное вслух, он это получил. Пускай теперь попробует с ней поспорить. – Вот как, – холодно хмыкнул он. – Что ж, уверен, кто-кто, а Ее Высочество должна будет понять, если ты не сдержишь слова. В конце концов, не то чтобы она так уж стремилась исполнять те обещания, которые дает сама. Он был предсказуем до абсурда. Слишком легко сейчас было ухватиться за эту тему и превратить разговор в бесполезную перепалку о том, кто кого предал. – Знаешь, ты прав, – легко согласилась Кассандра и не без удовольствия заметила на его лице едва скрываемое изумление. – Если бы я отказалась, Рапс приняла бы мое решение, потому что, в отличие от многих, она понимает, что обстоятельства могут измениться, и было бы глупо и жестоко с ее стороны требовать от меня следовать букве обещания вопреки здравому смыслу. ...и она превратила разговор в бесполезную перепалку. Потому что если он думал, что может безнаказанно ею манипулировать, то глубоко ошибался. – То есть, по-твоему, рассчитывать, что принцесса Короны не станет бросать слов на ветер, было глупо и жестоко? – запальчиво переспросил Вэриан. Кажется, он и сам не заметил, как вскочил на ноги; испуганный енот, свалившись с колен хозяина, шмыгнул обратно в сумку. – Заметь, я этого не говорила, – прохладно отозвалась Кассандра, скрещивая руки на груди. – Нет, ты именно это и сказала! Она почти успела забыть, какой дрянной у этого мальчишки характер, и вот, пожалуйста, во всей красе: у него всерьез хватало совести на нее кричать. – Если ты хочешь, чтобы я занимала чью-то сторону, то должен понимать, что это будет не твоя сторона. – Я знаю! – Вэриан сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться, и уже ровнее, с нажимом повторил: – Я знаю. Я просто… просто поверить не могу, что ты можешь быть настолько слепой, Кассандра! – Ненадолго же хватило его выдержки. – Прошу прощения? – процедила она зло, и он прикусил губу, мгновенно осознав, что перешел черту. – Я... Извини, это было... это прозвучало грубее, чем я рассчитывал. Я просто не хочу, чтобы ты... – его голос сорвался, но Вэриан тут же взял себя в руки: – Ты сама видела, как она обращается с теми, кого называет друзьями, – судя по интонации, у него сводило зубы от одного этого слова, – и если мой пример тебя ничему не научил, то обещаю: ты станешь следующей, кто обожжется. – Я видела, что она остается верной своим друзьям – даже тем, кто едва ли этого заслуживает. – Верной? Теперь это так называется? – Вэриан рассмеялся, и Кассандра поняла, что он на грани истерики. Чудесно, ведь как раз истерики им и не хватало. – Думаешь, мне какое-то особое удовольствие доставляло тащить ее к себе силком? Мне не пришлось бы идти на крайние меры, если бы она только соизволила самостоятельно вспомнить о своем обещании. Но не-ет, зачем, ведь у Ее Высочества всегда найдутся дела поважнее, – он с нескрываемым отвращением закатил глаза. – Если она считала меня своим другом, то где она была все те месяцы после снежной бури? Заготовленный ответ застрял у Кассандры в горле. Она была уверена, что знает, к чему Вэриан ведет: дескать, в час нужды Рапунцель выбрала благополучие жителей королевства, а не его личное благополучие, чем нарушила слово, а, следовательно, он был вправе втягивать ее в свою грязную игру. Но его вопрос выбил почву у нее из-под ног. И правда, почему Рапунцель ни разу не заговаривала о возможности вернуться в Старую Корону, хотя бы чтобы просто проведать его? Ее ведь мучили кошмары, она переживала за Вэриана до слез, но почему тогда... Ответ пришел мгновенно – простой, как и сама Рапунцель. Она боялась узнать правду. Боялась, что ее сложное, но единственно верное, продиктованное лучшими намерениями решение могло стоить кому-то жизни. Пусть она не знала, что эксперименты мальчишки, и без того не слишком невинные, достигли качественно нового уровня безрассудства (ему всерьез следовало держаться подальше от этих камней), пусть не догадывалась, что именно он подразумевал под словами о том, что его отец в опасности, но... Черт возьми, даже опуская детали, Вэриан проделал путь от Старой Короны до дворца, а это не меньше шести часов пешком, и, чтобы вернуться, ему потребовалось бы еще столько же. В буран такая дорога могла оказаться не по силам даже взрослому мужчине, а он был всего лишь четырнадцатилеткой – ребенком, очевидно, слишком упрямым и слишком взволнованным судьбой отца, чтобы разрешить себе переждать непогоду в безопасности. Возможно, он и был разумным не по годам, но что его алхимические штучки могли противопоставить холоду? Однако в момент, когда над Короной всерьез нависла угроза полного уничтожения, никому из них даже в голову не пришло задуматься, как мальчик вообще доберется домой; тем более – что будет делать после. Рапунцель никогда этого не упоминала, но, по всей видимости, именно эта неопределенность не давала ей спать: на ее руках вполне могла оказаться чья-то смерть – возможно, даже не одна. Вот отчего после снежной бури ее календарь был неизменно забит делами еще больше обычного – она пыталась отвлечь себя. Отвлекаться было на что: несколько недель ушло на реставрации во дворце и столице, которую ввиду нездоровья короля Рапунцель взяла под личный контроль, потом был этот чудовищный случай с колдуньей, похищающей горожан, были визиты заграничных правителей и местной знати, организация праздников, которые в Короне приходились день через два... Много всего было, но это не означало, что Рапунцель не могла выкроить для своего друга хотя бы полдня – в конце концов, она была принцессой. И хотя с перспективы Вэриана такую отстраненность несложно было трактовать как безразличие, куда более вероятной причиной было то, что Рапунцель просто не находила в себе решимости узнать правду. Должно быть, именно поэтому, когда он снова обратился за помощью, она легко пошла у него на поводу, не ставя под сомнение план, который в глазах закона их обоих делал изменниками. Она пыталась загладить вину, даже не понимая, что спохватилась слишком поздно, а у него не возникло никаких проблем с тем, чтобы воспользоваться ее доверчивостью. – Она не оставила мне выбора, – глухо заключил Вэриан. – Все, что случилось – ее вина. – Что ж, тогда это и моя вина тоже. Это было лишь справедливо: все обвинения, относившиеся к Рапунцель, в равной степени могли относиться и к Кассандре. Ей-то что мешало его навестить? День принцессы был расписан по минутам, а это означало, что и свою фрейлину она гоняла как проклятую, однако ночи Кассандры, хоть и короткие, были свободны, и она знала, что успела бы вернуться до рассвета – подобные вылазки были ей не в новинку. Вместо этого она доверилась решению Рапунцель и бездарно упустила шанс по крайней мере попытаться не позволить Вэриану погрузиться во тьму. Может быть, это означало, что в глубине души ей действительно было все равно. Славно. Разве во время научной выставки она не приняла его предложение стать друзьями? Видимо, в ее случае правило «с глаз долой, из сердца вон» действовало безоговорочно. Юджин оказался прав: она была вполне достойна звания – как там он ее величал?.. – главной придворной мегеры. – Ты никогда мне ничего не обещала. – Это не имеет значения, – с вызовом ответила Кассандра. – Если считаешь, что Рапунцель заслуживает твоей ненависти, поверь мне, я заслуживаю ее ничуть не меньше. – Я... – Вэриан виновато улыбнулся. – Я не могу долго на тебя злиться. Он послал ей откровенно щенячий взгляд, и у Кассандры мгновенно пропало желание уточнять, чем именно она снискала такое предвзятое отношение. С этим разговором пора было заканчивать, и быстро, пока ее малолетка не выдал еще какую-нибудь глупость: у нее не было никаких сил, вдобавок ко всему остальному, разбираться сегодня еще и с этим. – Отлично, знаешь что? – Если она и частила, то только чуть-чуть. – Можешь упиваться чувством собственной правоты сколько душе угодно, но все уже решено: я еду с Рапунцель и Юджином, и мы берем тебя с собой. И еще кое-что. – Она схватила его за ворот рубашки и без труда приподняла над землей, заставив вытянуться на цыпочках, совсем как в их первую встречу. Вэриан ахнул и уставился на нее во все глаза, слишком напуганный, чтобы сопротивляться. – Учти: попробуешь навредить моим друзьям, и ты пожалеешь, что я не позволила тебе умереть в петле, – сказала она, чеканя каждое слово. – Это я могу тебе обещать. Она выпустила его рубашку, и Вэриан отступил на шаг, ошеломленный ее резкой реакцией. Кассандра понадеялась было, что он просто не рискнет продолжать спорить, но, похоже, она действительно плохо его знала, потому что он нашелся буквально через пару секунд: – Зачем ты делаешь это со мной, Кассандра? – В голосе звучала тихая кротость, вот только его взгляд, напротив, стал жестче, опасней – как у загнанного в угол дикого зверя. Вэриан не мог не понимать, что спорить бесполезно, но все равно решил испытать ее терпение. Наверное, разумней всего было бы проигнорировать этот вопрос, – потому что, в самом деле, а какой ответ он вообще хотел услышать? – но Кассандре до безумия надоело быть единственной, кто хотя бы пытается держать себя в руках, пока Вэриан закатывает драму. Если все закончится тем, что они будут просто орать друг на друга, как сумасшедшие, посреди ночного леса – что ж, она примет свою половину вины. – А ты ждал, что я все брошу и посвящу жизнь тому, чтобы быть твоей послушной женушкой? – едко поинтересовалась она, вскинув подбородок. Печально, но самолюбие было ее ахиллесовой пятой, и смириться со званием разменной фигуры ей было непросто. – Нет! – Вэриан сорвался на высокий, визгливый крик, и Кассандре показалось, что он вот-вот разревется. – А чего ты тогда от меня ждал? – Я... Да ничего я не ждал! – Он всплеснул руками. – О чем ты вообще говоришь?.. Делай что хочешь! Что, по-твоему?.. – Ты едешь с нами, – холодно подытожила Кассандра, не давая ему договорить. – А теперь спать. Что ж, разговор прошел и близко не так гладко, как она рассчитывала. Оглядываясь назад, Кассандра понимала, что переоценила свои силы: она была морально истощена не меньше Вэриана, и ее вспыльчивость предсказуемо дала о себе знать. Исход был неудивителен – они только потрепали друг другу нервы и возвратились к статус-кво. Вэриан и близко не готов был пересмотреть свое мнение о Рапунцель (или хотя бы согласиться держать это мнение при себе), а значит, им еще придется вернуться к этой теме; одно радовало – не сейчас. Отвернувшись, Кассандра коснулась плеча Фиделлы, приказывая лечь. Сумерки быстро сгущались, укутывая лес все более плотной темнотой, и на прояснившемся небе тут и там зажигались первые звезды. Бесконечно долгий, утомительный день, перевернувший ее жизнь с ног на голову, наконец закончился, но Кассандра даже не нашла в себе сил этому порадоваться. Это было просто... слишком. Слишком много всего произошло за какие-то двое суток, и теперь она могла думать только о том, как бы поскорее закрыть глаза и позволить себе забыться сном хотя бы на несколько часов. – Кэсси... – О нет, только не это дурацкое прозвище. Кассандра смерила его взглядом через плечо, но Вэриан продолжил, будто не заметив: – Пожалуйста, я не хочу так все оставлять. – Давай отложим разговоры до завтра, – предложила она, мысленно прося всех богов, чтобы он просто оставил ее, наконец, в покое. – Послушай, ты злишься на меня, и я это понимаю. Фраза заставила Кассандру обернуться. Вэриан держал руки поднятыми в примирительном жесте, а в его глазах отражалась святая уверенность в том, что он видит ее насквозь. – Я не... Не лезь в мою голову, Вэриан. Ты понятия не имеешь, что я чувствую. – Тогда расскажи мне. У него вообще было хоть какое-то представление о личных границах? Никто никогда не осмеливался так бесцеремонно выспрашивать о ее переживаниях: ни отец, ни девушки при дворе, ни приятели-гвардейцы – Кассандра умела однозначно показать, когда следует остановиться. Единственной, кому она осознанно позволила стать исключением, была Рапунцель, но Кассандра совершенно не представляла, с какой стати Вэриан решил, что и ему она безоговорочно рада будет открыть душу. – Это не твоего ума дело. Пожалуйста, Вэриан, – она прикрыла глаза и устало прижала пальцы к вискам, – просто ложись спать. – Кэсси, нам нужно поговорить. Ты ведь сама понимаешь, что я всего этого, – он указал рукой на себя, затем на нее, обозначая, что имеет в виду, – даже не хотел. Уж точно не так. – Кассандра невольно поморщилась: убийственная ремарка. – Понимаешь ведь? Рассуждая здраво, обвинять в сложившейся ситуации Вэриана вряд ли имело смысл: может, он и запустил цепь событий, обрушившую их жизни в пропасть, но он не упрашивал ее себя спасать – наоборот, когда Кассандра, оказавшись между молотом и наковальней, на чистом адреналине сделала выбор, которого сама от себя не ждала, у него достало глупости еще и упираться. И тем не менее она не могла избавиться от абсурдного чувства, что каким-то образом Вэриану удалось заставить ее играть по своим правилам. Это было даже не подозрение – просто глупая, детская обида на несправедливость мира, которая подтачивала ее и без того оставляющее сейчас желать лучшего самообладание. Кассандра прекрасно понимала, что слишком свободолюбивая и, серьезно, слишком гордая, чтобы легко принять свое новое положение, потому что... да в самом деле, из всех людей, Вэриан?! Это, должно быть, чья-то глупая шутка, потому что даже если бы она действительно постаралась, то едва ли смогла бы найти худшую кандидатуру на роль своего супруга. Ну какая он ей пара? Не мужчина еще, даже не юноша – мальчишка! – Неважно, – отозвалась Кассандра, скрещивая руки на груди. Отлично, в конце концов он все же добился своего: они обсуждали чувства. – Я уже говорила: я не верю в брак как таковой, так что мне абсолютно все равно. Что случилось, то случилось. – Подожди, но тогда… о. О, ну ладно, – Вэриан закивал своим мыслям. – Хорошо, у тебя есть все основания злиться. Это моя вина, ты права. Я... просчитался, тогда. – Он нервно провел ладонью по щеке и отвел взгляд, но только на мгновение. – Ты говорила, что твой отец не верит в тебя, и я думал, он настоит на том, чтобы ты осталась в безопасности, подальше от эпицентра событий, но... ты вела авангард. Ты. И я просто... у меня просто сдали нервы, Кэсси. Я не хотел тебе навредить – только не тебе. Извини. «Сдали нервы»‎?.. Срастающиеся ребра напомнили о себе тупой, надсадной болью. Следуя наставлениям лекаря, Кассандре все еще приходилось каждый день крепко их бинтовать. Она вынужденно смирилась с тем, что от привычного ритма жизни во дворце теперь нередко кружится голова – что уж говорить о тренировках, – а корсет из простого атрибута любой уважающей себя девушки превратился в пыточное приспособление, но ни разу не позволила себе пожаловаться – ни Рапунцель, ни отцу, никому. И уж тем более не позволит Вэриану понять, насколько сильно она пострадала от его руки. ...Должно быть, адреналин тогда притупил боль, потому что она даже не почувствовала, в какой момент сломались ее ребра – лишь когда все было позади, Рапунцель вдруг бросилась к ней с криком, и Кассандра запоздало заметила, что ткань туники потяжелела от крови. Зато она предельно четко запомнила инстинктивный ужас, нахлынувший, когда клешня автоматона сжалась вокруг нее и подняла футов на пятнадцать над землей. В тот миг Кассандра ощутила себя беззащитной зверушкой в руках жестокого ребенка, и можно было ручаться, что теперь это отвратительное чувство будет преследовать ее еще не один год, а шрамы послужат еще одним суровым, излишним напоминанием. Она никогда еще не смотрела в глаза смерти так близко, и тем более не предполагала, что у ее смерти будут его глаза. Неужели Вэриан всерьез рассчитывал, что простое извинение сможет изгладить такие воспоминания? – Ты можешь мне доверять, Кэсси, правда, – с улыбкой добавил он совсем невпопад ее мыслям. – Я сделаю все, чтобы мы никогда больше не оказались по разные стороны баррикад. – Доверять? – повторила Кассандра в неверии. – Доверять тебе? Как ты себе это представляешь, Вэриан? Ты предал мою родину, угрожал королевской семье, играл с десятками судеб, даже не задумываясь о последствиях! Чистая удача, что все вообще остались живы. ...что ее отец остался жив. Что магия черных камней защитила Рапунцель. Кассандра не могла их потерять, просто не могла, ей была невыносима даже мысль о том, что самые дорогие ей люди едва не пали от руки этого монстра. Но озвучить это оказалось выше ее сил: слишком личное, не отболевшее – она просто не готова была обнажить эти раны, уж точно не перед ним. – Но ты... – Вэриан помотал головой. – Я тебя вообще не понимаю, ты ведешь себя так, будто ненавидишь меня, но в чем тогда смысл, зачем... зачем было вообще меня спасать?.. Ты что, не могла просто?.. – Я не могла смотреть, как вешают ребенка, – процедила Кассандра сквозь зубы, и тут же спохватилась: да почему она вообще перед ним объясняется? – Но не обманывай себя, – продолжила она с нарастающим ожесточением, – будь моя воля, тебя бы высекли кнутом посреди главной площади, а после сослали на каторгу – уж это заставило бы тебя поумнеть. Немыслимо, тебе всего четырнадцать, но многие смертники и в подметки тебе не годятся. А хуже всего то, что ты до сих пор даже не осознаешь, что натворил, не говоря уже о том, чтобы раскаяться. – Раскаяться в чем, Кэсси? – Вэриан возмущенно вскинул брови, как будто оскорбленный в лучших чувствах. – Я уже извинился за все, в чем виноват. Почему ты решила, что меня вообще должны заботить жизни людей, которых не заботит моя жизнь? У меня с самого начала не оставалось другого выхода, кроме как взять дело в свои руки. И не моя вина, что все получилось так! Что мне, по-твоему, было делать, оставаться в стороне, как и все другие? – Чем дольше он говорил, тем сильнее распалялся, и тем трудней становилось следовать за его мыслью. – Я был прав изначально, прав насчет Рапунцель и остальных! Они даже не пытались помочь, ведь гораздо удобней просто замалчивать все до последнего. Это они во всем виноваты! – Вот это была истерика. Щеки Вэриана зарделись, кулаки были крепко сжаты, а кричал он так, что слышно было, наверное, в самой Короне. – Их не волнует, что происходит в стране, и плевать они хотели на своих подданных! Думаешь, решение о казни стало для меня неожиданностью? – Он коротко, надрывно рассмеялся. – Неужели ты до сих пор не поняла? Мне было безразлично, чьими жизнями придется платить, я должен был спасти своего отца!.. – Вэриан, твой отец мертв! – выкрикнула Кассандра. Он умолк так резко, будто она отвесила ему отрезвляющую пощечину. – Ничего уже не исправить. Он был мертв задолго до всего, что произошло. – Кассандра тихо выдохнула и сжала пальцами переносицу, пытаясь успокоиться. – Ты натворил таких дел, и это даже не имело никакого смысла. О чем ты только думал? – В голосе вопреки воле прорезалось сочувствие: каким-то образом из расчетливого чудовища Вэриан в мгновение ока снова превратился для нее в запутавшегося, одинокого ребенка. Было что-то душераздирающее в том, как легко он растерял всю браваду. Его широко открытые глаза остекленели, румянец схлынул, а губы безмолвно приоткрылись – краше в гроб кладут. Он не плакал, но от этого почему-то было только хуже. – Ладно. Хорошо. – Кассандра прокляла про себя всех известных ей богов: да уж, их разговор просто не мог отклониться от плана еще сильнее. Сердце щемило от жалости, но она не имела ни малейшего представления о том, что сказать или сделать, чтобы все исправить. Она никогда не была хороша в таких вещах – утешения были по части Рапунцель. – Просто... ложись спать, Вэриан. Тебе надо отдохнуть. Не думай об этом. Утром все будет лучше. Он не отреагировал на ее слова, но не сопротивлялся, когда Кассандра потянула его за руку, помогая лечь. Енот, суетливо перебирая лапами, оказался тут как тут и ткнулся мордочкой хозяину в бок. Кассандра подложила одну из сумок Вэриану под голову и накрыла его плащом, а сама устроилась в двух шагах, рядом с Фиделлой, прикорнув щекой к ее теплому плечу. Они лежали без слов, неподвижно. Совсем стемнело, но к Кассандре еще долго не шел сон; а потом, когда она просыпалась от редких криков ночных птиц и оленьей поступи, ей каждый раз чудилось, что она видит отражение звезд в его распахнутых глазах.