Публичный дом мадам Кризалис

— Шайнинг, — тихо и так нежно, как только может, обращается к жениху-предателю Каденс, — Взгляни на меня, я ведь твоя невеста, я — Каденс… — Ты не Каденс, ты недостойна даже того, чтобы я испражнялся в твой рот, — отвечает единорог. — Достойна! — выкрикивает Каденс быстрее, чем успевает сообразить, что говорит. Затем повторяет тихо: — Я так сильно тебя люблю, что моя любовь сохранит силу, что бы ты со мной ни делал. Помнишь, я тебе говорила, что ты ничем и никогда не сможешь меня обидеть? — Ну, давай. Давай, послушаем, — перебивает Шайнинг Армор и впрямь словно прислушивается к чему-то, — На что ещё ты готова, чтобы остаться рядом со мной? — Ты можешь… — Каденс облизывает губы, её дыхание учащается, — Положить меня на бок и наступить на мои соски копытом… Со всей силы… — Ещё? — Шайнинг Армор заворожённо глядит на неё, глаза в глаза. — Ещё ты можешь использовать мою пизду как мусорное ведро. Набивать её отходами и огрызками от пиршества, так, чтобы она раздулась… О-о-о… — Каденс стонет, прикрыв глаза, — Богини Эквестрии, какая мука, — она ёрзает крупом, сжимает ляжки и подпрыгивает корпусом — от чудовищного, кощунственного возбуждения, которое она испытывает от своих слов. Краем глаза она видит, как Шайнинг Армор, прикрыв свои глаза, тайком возбуждает себя, замкнув свой конский фаллос в розовое кольцо фантазматической силы. — Ещё! — почти выкрикивает он. — Ещё ты можешь ебать меня одновременно с другими единорогами — вставляя по два, по три хуя мне в дырищу, ты можешь… — она запинается, не в силах придумать чего-то нового. — Давай! Ну, давай! — рявкает Шайнинг Армор. — Ты лишишь меня рассудка, и сделаешь шлюхой всего Кантерлота, — мурлыкает Каденс, — Шлюхой, которая думает только о хуях, о том, сколько их примет на следующий день, которая облизывается и течёт в предвкушении… — А! А-а-а-а! — стонет Шайнинг Армор, и семя выстреливает через розовое иллюзорное кольцо… Но не долетает до Каденс. Расплёскивается по полу. Шайнинг Армор и тут — осторожен, он опасается, что даже прикосновение к его семени даст «Кризалис» власть над ним. Ми Аморе, стеная и издавая тонкое ржание, тянется в своих путах, губами, надеясь добраться до белых потёков — но расстояние слишком велико. Поняв, что задуманное невозможно, она затихает и влюблёнными затуманенными глазами глядит на жениха. Тот отвечает ей холодным взором. — И ты думаешь, что настоящая Каденс могла сказать такие слова? — произносит он. А потом, дав Каденс время осознать сказанное, плюёт ей в лицо. Каденс, улыбаясь, слизывает слюну. Шайнинг Армор — уходит, по пути раздавая команды ждущим за дверью единорогам: — Обыскать сортиры! Мусорку! Бордель! Мне кажется, она проговорилась, что хотела бы сделать с настоящей Каденс. — Капитан, у нас нет борделя, — слышит Каденс удаляющееся и недоуменное. — Есть. Просто он подпольный, — откликается Шайнинг Армор, и эти слова как будто побуждают Ми Аморе вспомнить что-то, заставляют всколыхнуться воды её памяти… Бордель… Бордель… Как бордель может быть связан с происходящим? Но память тут же угасает, намёк слишком слаб. Последующие посетители не запоминаются Каденс так хорошо — визит Шайнинг Армора слишком потрясает её, оказывается пиком впечатлений. Сначала заходят Пинки Пай и Радуга Дэш. Радуга гадает, что делать с Кризалис после того, как найдут Каденс. В Кантерлоте ведь нет смертной казни, высылать королеву оборотней — опасно, она опять создаст где-нибудь Улей. Пинки Пай весела, оптимистична и предполагает, что из Кризалис выйдет отличная клоунесса, чтобы веселить придворных. Чтобы доказать свои слова, Пинки привязывает Каденс задние ноги к корпусу, а вместо них прилаживает специальное устройство, смесь фаллоимитатора и палки пого, которое, будучи вставлено в анус, позволяет прыгать, совсем как сама Пинки — опираясь на него и на передние копыта. Вместе с Радугой они отпускают Каденс попрыгать по залу, а потом приглашают к столу — Каденс кладёт передние копыта на лавку, а сзади — опирается на «пого». Разумеется, никаких блюд и кубков перед её местом не ставят — оборотни не питаются обычной пищей. Поэтому ей остаётся только глотать голодные слюни и сглатывать комок в горле. Она давно хочет пить, особенно после солёной, не утоляющей жажды мочи Искорки. Потом приходит Рарити. Рарити тоже загорается идеей провести Кризалис по замку, как пленницу на параде победы, и хочет пошить ей для этого костюм. Латексный. С открытыми половыми органами и ртом. Стразы и блёстки обязательны — Рарити без этого не может. Не снимая с Каденс «пого» и не развязывая ей задних ног, единорожка начинает снимать мерку и примерять на Ми Аморе выкройки. Затем заявляется Эпплджек. Эпплджек «под градусом» — она перепила яблочного вина, поэтому весёлая, ругается, как матрос и полна идей. С её подачи — Каденс заставляют слизывать яблочный джем с пёзд присутствующих пони-дам. Это, пожалуй, самый милый эпизод из всех — Каденс вспоминает его с теплотой и благодарностью. Потому что хуже всего оказывается — Флаттершай. Да-да, скромница и милашка Флаттершай, и именно ввиду её робости — она приходит с целым выводком зверей и стоит в углу, не смея прикрикнуть на них, в то время как белки и бурундуки, принимая происходящее за весёлую игру, с цоканьем набивают мокрую и текующую вагину Каденс яблоками из корзины Эпплджек. Каденс наконец-то получает оргазм. Не в силах стоять на пружинящей «ноге», она стонет, корчится, ползёт по полу, оставляя мокрый след. Потом яблок становится больше, и её накрывает ещё один оргазм. И ещё — когда она доползает до семени Шайнинг Армора, целуя и слизывая её… Каденс приходит в себя лишь вечером. Всё кончилось. Сумрак, горят свечи, рядом с ней сидит Бабуля Смит и вяжет спицами, негромко и углублённо напевая: Позови меня тихо по имени, Поласкай меня нежно по вымени… — Ты-то здесь что делаешь? — спрашивает Ми Аморе, не в силах перенести этого абсурда. — Попросили присмотреть за тобой, девонька, — шамкает самая старая леди Понивилля, не переставая вязать. — Ты тоже будешь меня как-нибудь ебать? — спрашивает Каденс, чувствуя неловкость. — Нет, нет, что ты, — тянет Бабуля, — Наебалась уже. В молодости, — она снова заводит песню, а потом поясняет: — Знаешь, я ведь пизжу, когда рассказываю, что в детстве сделала бизнес на радужных яблоках… Шлюхой я была. Обычной шлюхой у переселенцев, и ебали меня — в три дыры, — Бабуля Смит вздыхает, — К коновязи привязывали… Никто уже не помнит, как основывался Понивиль. И про тебя забыли. Понимаю я тебя, девонька. — Я не Кризалис, — на всякий случай говорит Каденс. Бабуля Смит улыбается ей безумной улыбкой: — Я знаю. Я одна — знаю. Каденс не выдерживает. Она начинает хохотать. Хохотать так, что отрывается башка. Хохотать так, что весь мир раскалывается, что в вымени колет, что аликорнихе кажется — она сейчас порвётся. На множество аликорних. И рассеется. Исчезнет. А Бабуля Смит медленно превращается в Кризалис. — Довольно, твоё время истекло, — мурлыкает чёрная оборотница. И мир вокруг Каденс взрывается брызгами зелёной слизи. Слизь обтекает, освобждая её — обнажённую, тяжело дышащую. Каденс переступает копытами, не веря своей свободе… Вспоминая… Осознавая… Затем — подходит к сумке, лежащей в углу пещеры, и магией — которую никто не отключал! — достаёт из неё кошель. — Сто бит, как и условились, — говорит она, позволяя веренице золотых монет перекочевать в кошель Кризалис, — Ты честно их заработала. — В самом деле, выложилась, — соглашается оборотница, скалясь, — Всё-таки, первый тур в моём заведении. Ну и как оно, подруга? Она подходит к Каденс и целует её. Они обнимаются шеями, прижимаясь друг к другу. — Всё как надо, — отвечает Каденс, потупившись, — Крис, я так рада, что у тебя получилось. Получилось — найти своё место… Получилось — понять, как отдавать любовь. — И при этом — остаться собой, злобной, хищной Кризалис, — ухмыляется оборотница — с невесёлым ироническим достоинством. — Да, — кивает Каденс, — Я сама была поражена, что ты, найдя себя, не изменила форму на тот гламур, которым красуются сейчас твои сородичи. Только… Знаешь, теперь… Боюсь, я больше не смогу верить шестерым пони так, как верила. И мужу тоже. И Селестии. После того, как увидела их — в твоём сне. — В этом — коварство тёмных иллюзий, — кивает Кризалис безразлично. — И я рада слышать, что они… сработали. — Ты не понимаешь! — стонет Каденс. — Я не буду им верить потому, что… Если они узнают, в каком образе я их видела… Как желала их — в ужасных, грязных формах… Они бы облили меня презрением. Шайнинг Армор, наверное, отрёкся бы от меня. Почему они не хотят меня понять? Почему не хотят признать, что у некоторых есть и такие потребности?! Некоторое время Кризалис молчит. Слышно только, как гудит ветер в диафрагмах и переходах Улья. Затем Королева улыбается. — А ты приведи их сюда, — подмигивает Кризалис. — Приведи, приведи, — подначивает она, видя, что Каденс в сомнении. — И, может быть, мне удастся им показать… чего они хотят на самом деле.