Дорога огня

Университет оживает с приходом ночи. Собирает магов на учения, совещания, бумажную работу – зовет спрятаться от скучного мира под прикрытием граффити и плюща, ржавых железных ферм, побитых временем стен заброшенного завода. Они насквозь пропитаны волшебством, эти стены: заклинания вплетены в камень, магические выбросы от ритуалов уходят в землю, на которой я стою. Запрокинув голову к золотому фонарю над крыльцом, рассматриваю бабочек и мошек – последних в этом году. Осень здесь короткая, и вот-вот грянут холода. Ветер уже остыл. Дергает за ветки, грубой рукой ерошит кроны деревьев, засыпая желтыми листьями рытвины от боевых чар на дорожках. Вдыхаю запахи костра и влажной земли, самой тьмы, оплетающей здания вокруг густыми тенями. Здесь – мой дом. Я пришел сюда пятнадцать лет назад растерянным и испуганным, а сейчас – капитан блока искателей, член младшего совета, доверенное лицо Советника Байры, допущенный к главному оку, бесчисленно награжденный за успешную работу... Даниель Эрлах. Мне уже приходится потрудиться, вспоминая старую фамилию. В Университете мы выбираем новое имя. Прошлое я помню, но если позвать – не обернусь. Привычным стало: – Эрлах, – из лазарета выходят двое из блока охотников. Навещали раненых товарищей. Киваю и прохожу наконец внутрь. В коридоре остро пахнет спиртом и мятой, белизна стен режет глаз. Бликуют сквозные окна в палатах – обычно занавески задернуты, но сейчас голые стекла преломляют свет ламп, и кажется, будто в воздухе парят десятки белых шаров. Встречаюсь взглядом со своим отражением. Бледный, растрепанные волосы полыхают медью, пальто обтягивает напряженные плечи, ворот рубашки небрежно замялся. Поправляю, но все равно выгляжу усталым и задерганным. Нужно срочно привести себя в порядок. Все решится в ближайшие сутки. Я должен собраться. Шаги гулко звучат в тишине коридора. Суета после драки в тренировочном зале уже улеглась. Через открытые двери палат видны спящие пациенты. Дежурные медики развалились на диванах в ординаторской перед тихонько бубнящим телевизором. Прохожу мимо. Механически отвечаю на приветствия. Тревога ворочается за ребрами, мешая дышать ровно, царапается внутри. Опускаю поднятую было к груди руку. Кожа под рубашкой горит огнем, жар опаляет щеки и сушит губы – облизываю, ощущая горечь выпитого кофе. Дерьмовый, как всегда. Висия любил такой. Воспоминание колет сердце: сколько раз я навещал его здесь, обессиленного после ритуалов? Сколько вечеров провел у больничной койки?... Сжимаю кулаки: слишком много. Повторяю про себя: – Завтра все изменится. Останавливаюсь возле нужной палаты. Вот они. Меня замечает только Наас. Блекло улыбается, нервные пальцы теребят кончик рыжей косы. Мой союзник наклонился над магом огня, а та – над Книгой, выбирает новое имя. Капитан охотников Кан Александер положил ей руку на плечо. В жесте больше флирта, чем поддержки. Криво улыбаюсь: чего еще ждать от главного повесы Университета? Уже тут как тут, стоило появиться симпатичной мордашке. Нина, его сестра, садится на кровати. Хмурится и кусает губы. Тоже знает: теперь ничего не будет прежним. Я рассматриваю огненную, пытаясь понять – что она такое. От этой девушки зависит успех моего плана и жизни многих людей. – Пришел за лекарством? – Вздрогнув, оглядываюсь на стоящего в дверях кабинета Гийота Кайруана. – Да, – соврав, иду навстречу. Мужчина пропускает внутрь. Он пахнет хвоей и еловым перегноем, как все целители со стажем. Кажется уставшим: под светлыми глазами залегли синяки. Тем не менее, волосы аккуратно причесаны, халат без единой складки и сияет белизной. Глава медицинского блока указывает на диван, сам занимает кресло напротив: – Выглядишь... ужасно. Тебе бы не помешало отдохнуть, – Гийот смотрит пристально, как всегда – не поймешь, врач он сейчас или друг. – Таблетки не работают? – Не особо, – сажусь. – По-прежнему жжется. – А настроение? Приступы тревоги? Панические атаки? Суицидальные мысли? – Морщусь и потираю переносицу. Лицо печет ужасно, будто я по-прежнему в горящей комнате. Огонь разлился по груди и животу, предплечьям и ладоням. Сжимаю кулаки, запоздало понимая, что Гийот заметит жест. – Нет, ничего особенного. Просто кожа горит и бессонница. – Тебе давно пора сменить картинку, – мужчина подается вперед и сплетает пальцы в замок. – Поехать куда-нибудь. Хоть бы по заданию. – Только не сейчас, – комната надежно защищена чарами, но я произношу одними губами: – Пора. Гийот переводит взгляд за мое плечо. Он часто так делает, хочется обернуться, проверить – одни ли мы. – Она сильная. Очень, – говорит целитель. – Она испугана, только и всего. Успокоится – показатели упадут. – Валентин говорит, что нет, – он снова смотрит на меня. Хмурится, на мгновение я вижу волнение, что обычно прячется за непроницаемой сталью глаз. – Она сильней Илая и гораздо стабильней Мантикоры. Она сложней, чем нужно нам. Быть может, понадобится время, чтобы уговорить девушку. А времени нет: Гофолия видел ее свет. – Не волнуйся, Наас найдет к ней подход, – сила в парне так и рвется наружу, даже я чувствую тепло и желание приблизиться. Магия крови соединит наследников пламени вернее любых ухищрений с нашей стороны. – Она согласится. Ты хочешь ждать следующего мага огня? Вдруг пройдут годы прежде, чем мы найдем другого? – Я понимаю. Но меня тревожит ее мощь. – Так даже лучше: чары сработают наверняка. Откидываюсь назад, воскрешая в памяти формулу. Сложная система сигилов восхитила бы даже Байру. Нужно проверить каждый этой ночью. У нас нет права на ошибку. Завтра все случится. Скрипнув, открывается дверь. Заглядывает Нина. Роняет: – Зарин Аваддон. Итак, у огненной появилось имя. I Я открываю глаза, когда небо начинает синеть. Ветер задувает в открытое окно, приносит пение птиц из парка, холодные запахи ила и стоячей воды. Не лучший аромат, не лучшая комната, особенно для капитана блока искателей, но я привык: мы с Висией жили здесь зелеными новичками. Стены хранят отголоски его смеха, наших разговоров, бессчетных дней – тогда казалось, что впереди еще больше, еще целая жизнь. – Я скучаю, – произношу в пустоту зеркала. В отражении изогнулись тени, и будто виден силуэт. Не то человека, не то твари. Криво улыбаюсь: – Привет. Память подкидывает картинку из прошлой жизни: Висия потерянно застыл посреди начерченного кровью знака, заходится писком сигнализация лабораторий, ученые в белых халатах столпились вокруг, ожидая – когда парень упадет на пол, забьется в конвульсиях, когда его тень станет чернее ночи и поменяет форму, оживая... Морщусь. Я был с ним во время ритуала лишь однажды, и больше не смог. Слишком страшно, и дело не в созданном чудовище. Я встречал множество тварей. Нас заставляют охотится на них, доставлять живыми в Университет для исследований. Огненных магов вроде Висии используют для рождения новых: лишь пламенная стихия способна творить монстров – и подчинять, как следует из древних трактатов. Сейчас уже никто не знает способа управлять тварями, и ученые пытаются открыть его заново. Страшно было после ритуала, когда яростно сопротивляющегося монстра спеленали чарами и поместили в клетку, а Висия остался лежать в крови знака сломанной куклой. Медики опаздывали, а ученые равнодушно вернулись к работе, к забитым графиками и цифрами мониторам, и только я подбежал, упал на колени, привел в чувство сплетенным с третьей попытки заклинанием... и встретил пустоту не узнавания в светлых глазах. Тогда я не знал, что твари выходят из магии и осколков памяти, каждая забирает кусочек – души, личности, прошлого. Ритуал за ритуалом, Висии становилось все меньше, а я был слишком слеп, чтобы замечать, как быстро он исчезает. Я не думал, что ученые убивают моего друга. Я... доверял Университету, подобно остальным, считал это место домом. А потом стало слишком поздно. Сажусь на кровати. Спина замерзла, с трудом разгибаюсь. Рука, на которой я спал, затекла и обмякла. Листки с частями проклятия сбились у лампы, шелестят на сквозняке. Кажется, я успел закончить проверку знаков. Со стоном разминаю плечи, провожу по волосам – рассыпаются тонкими медными прядями. Дрожь пробегает по позвоночнику. Мне нужно согреться. Взяв полотенце и чистую одежду, выхожу в темный коридор. Редкие светильники горят едва заметным лунным светом – магия куда лучше электричества, не жжет глаза, в которые будто песка засыпали. Тихонько дребезжат холодильники с напитками, мигает рекламой растворимого дерьма автомат с кофе. Так и не починили или опять сломался? Нужно выяснить. Завтра. Нет, сегодня: давай займемся мелкими, бытовыми делами, чтобы никто не запомнил этот день чем-то особенным. Особенной будет ночь. Корпус еще спит. Душевые свободны. Выбрав дальнюю, включаю горячую, до кипятка, воду. Пар клубами поднимается к потолку, а жалящие струйки разгоняют кровь. Закрываю глаза и задерживаю дыхание, прячусь с головой в раскаленном потоке. Пальцы – на растрескавшуюся плитку, ощупать тонкие линии, глотнуть воды. Перенестись в воспоминание, где по плечам невесомо проходятся пальцы, разминая задеревеневшие мышцы. Ощущения кажутся реальными на секунду. Этого хватает, чтобы сплести заглушающее заклятье. Миг счастья, теплый камень под руками – как мало мне осталось. – Достаточно, – прочистив горло, повторяю: – Достаточно, – сигил вплавляется в покрасневшую кожу. Ближайшие сутки все мои разговоры пройдут незамеченным для посторонних. Можно не волноваться о прослушке, не искать укромных мест. Выныриваю, выключаю воду. Растираюсь жестким полотенцем. Знак на животе немного кровит. Я вырезал его последним – остальные давно заросли в розовые шрамы. Узоры заклинаний протянулись через грудь и бедра, оплели плечи затейливой вязью. Здесь только сложные системы, на которые моих сил не хватает, и нужна подпитка кровью. Невесело хмыкаю: тяжело быть магом земли с депрессией. Каждая стихия вызывается спектром эмоций, и для моей нужно счастье. Для воды – грусть, воздух подчиняется тревоге, а огонь контролирует ярость. Довольно просто на первый взгляд, но... Несмотря на таблетки Гийота, с каждым годом после смерти Висии счастья во мне будто меньше и меньше. Приходится хитрить, усложняя заклинания и расплачиваясь болью. Одевшись, замираю у окна. Университет зажигает огни. Между зданий вдалеке мелькает тень: первые ранние пташки потянулись в кафетерий на завтрак. Я тоже захожу. Набираю полный пакет медовых тостов, прихватываю ягодный чай для профессора и мягкий латте для себя.  Выпечка пахнет одуряюще вкусно. В желудке урчит. – Доброе утро, – сидящие за столиком у окна Олаф и Смуглянка синхронно поднимают головы. Хором и отвечают на приветствие: – Опять не спится? – Опекающий всех и вся Олаф. – Ночь без происшествий, – более практичный Смуглянка. – Хорошо, – киваю. Мои заместители выглядят помято после суток в охране периметра. Сами виноваты: нечего было попадаться выпившими главе администрации Адамону. – Я буду к тренировке первогодок, хочу понаблюдать. Лучших отправим в составе команд на задания. После тренировки раскидаем миссии. – Конечно. – Как скажешь. – Чернобородый Олаф достает мобильный и быстро набирает сообщение для рассылки. Наверняка предупреждает новеньких, чтобы были готовы выложиться на полную. Прячу улыбку: заботится. Повезло ребятам. В других блоках новоявленным магам дают лишь сжатую учебную программу, доступ к библиотеке и полную свободу действий – крутись как хочешь, чтобы подготовиться к годовому экзамену. Никого не волнует, пройдет кандидат или провалится, покинет Университет, лишившись памяти о магии. Среди ученых, охотников, техников, целителей и администрации старожилы слишком заняты на миссиях, чтобы помогать новичкам. Блок искателей я организовал иначе. Регулярные тренировки, четкий план обучения, промежуточные тесты – все под строгим контролем Олафа. Если мой план раскроют, он станет капитаном? Возможно. Взгляд глубоко посаженых карих глаз всегда спокоен. В развороте широких плеч читается уверенность и сила. Модные сейчас татуировки и подбритые виски – что ж, никто не идеален. Олаф хорош в командовании, уважаем искателями, но совершенно бессилен в диалоге с администрацией. Тонкокостный кудрявый Смуглянка ровно наоборот: стратег и дипломат, но среди коллег имеет репутацию заносчивого одиночки – вполне заслуженно. Его за спиной зовут перебежчиком. Нынешний искатель, – бывший охотник и ученый, – хмурится, трет покрытый светлой щетиной подбородок: – Эрлах? Все нормально? Понимаю, что задумался, рассматривая своих заместителей. – Да, простите. Мне пора, – отсалютовав стаканом кофе, ухожу, чтобы покинуть пропахший выпечкой сумрак кафетерия и спуститься в подвал к Валентину, где нестерпимо ярко и громко гудят механизмы, поддерживающие в равновесии экосистемы Заповедника. Этажом выше содержатся твари и другие создания, необходимые ученым для исследований, а здесь – сотни лампочек свисают с потолка, чтобы теплый свет помогал техникам работать с аппаратами. Несмотря на ранний час, полно людей. Я прохожу мимо булькающих труб и дымных резервуаров, кубов грунта в магической оплетке, многослойных погодных чар за толстыми стеклянными стенами. Киваю главному в этом бедламе, Кшиштофу Лойцу, ныряю за тяжелые прорезиненные шторы, отделяющие кабинет Валентина от остального подвала. Заваленное манускриптами, книгами и тетрадями, рулонами чертежей, логово профессора встречает уютным библиотечным ароматом и недовольным взглядом хозяина:  – Ты поздно, – говорит Валентин. Отодвинувшись на скрипучем стуле, с хрустом потягивается. Седые волосы еще влажные, рубашка под белым халатом хранит следы заломов – заглянул домой сегодня, уже хорошо. Под глазами набухли мешки – спал мало или не спал вовсе. – Чары? – Спрашивает про заглушающие. Щиплют запястье: – Работают. У меня два часа. – Тогда отставь завтрак подальше и давай сюда финальные расчеты. И сам сигил, конечно, – Валентин широким жестом сдвигает засыпающие стол бумаги в угол. – Пройдемся по логической цепочке, от центра к периферии. Я тут все расписал, но потерял листок... – кто б сомневался. Пока мужчина ищет записи, я устраиваюсь в кресле с увеличенной папкой. Произношу без всяких подсказок: – Сердце знака – убивающее проклятье, нацеленное на тьму. Соединено связкой Гегемона с сигилом мощного всплеска и условием детонации при гибели твари. –  Подожди-подожди, хоть очки надену, – их Валентин отыскивает быстро, под ботаническим журналом. Список находится там же. – Ну вот, хорошо. Покажи теперь. – Нужна лупа, – чтобы сравнить знак из древнего манускрипта, выуженного из-под стола, и рисунка на половинке альбомного листа, которую, если повезет, Наас даст свежеиспеченной Зарин Аваддон. – Под Броуди, – книгой о магических ядах и противоядиях, откуда мы взяли кровеносную систему знака – формулу антидота к укусу твари. – Итак, – Валентин склоняется над моим рисунком. – Расскажи мне, как это будет. Вдохнув, заученно повторяю в тысячный раз: – Наас и огненная, Зарин Аваддон, спустятся в архив библиотеки, воспользовавшись пропуском Айяки Корнелиус, из блока ученых – Наас обещал ей некую услугу, девушка заинтересована. Наас пойдет под предлогом помощи, а Зарин чары не засекут: ее еще не внесли в систему Университета, главный техник пока отсутствует и приедет только завтра. В библиотеке Наас отвлечет Айяку. Тварь проведет Зарин через тайный проход к своей камере. Камеры в архиве я вырубил и подменил картинку. – Как тварь укажет путь? Она же заперта. – Наведенным мороком. Плутон месяцами копила силы для этого колдовства. Девушка воспользуется формулой. Плутон умрет, и энергия ее смерти многократно усилит эффект проклятья, которое вспыхнет повторно – уничтожая всех темных созданий в радиусе действия, а радиус должен выйти далеко за пределы Университета, ведь Плутон – Высшая. После в зоне ее смерти будет умирать любая тварь ближайшие лет пятьсот – столько, сколько прожила Плутон. Университет не сможет проводить исследования над огненными магами и их чудовищами, перевезти лабораторию тоже нельзя: у нас давно кончились защитные элементы для барьера. Итог: твари мертвы, Хайме неистовствует. Гофолия в ярости, но ничего не может сделать. Огненных оставляют в покое и никакой больше охоты за тварями. Конец. Я зажмуриваюсь и массирую виски. На словах все выходит просто. Слишком просто. Я что-то упускаю. Выдыхаю: – Слишком мощная, – сказал мне Гийот, – Зарин Аваддон чересчур сильна. – Это же хорошо? – непонимающе хмурится профессор, продолжая сравнивать сигилы. – Да. Нет... Не знаю, – ставлю локти на стол, уперевшись подбородком в перекрещенные руки. Как же я устал. – Проверь еще кусок с расширением, я немного сомневаюсь. – Уже. Все верно. Переход не совсем элегантный, ты перемудрил с количеством огненных элементов, но работать будет. – Ладно, – у меня не осталось сил на волнение перед. Я готовился слишком долго. Валентин подвигает ко мне стакан остывшего латте. – Пей свой кофе. Тебе нужна ясная голова. Выдавливаю улыбку: – От меня уже ничего не зависит. *** Тренировка идет полным ходом, когда я появляюсь в зале. Сегодня здесь только искатели: Олаф, Смуглянка и любопытствующие столпились под высокими окнами, через которые внутрь проникает слепящее осеннее солнце, разрисовывая деревянный пол клеткой. Под потолком, в ярких лучах, висит отчаянно скрипящий зеленый диван, а дюжина волшебников внизу пытаются его отлевитировать на балкон. Диван трясется, грозясь развалиться и засыпать магов обломками. Прячу понимающую улыбку. Командная магия – сложная штука. – Эрлах! – Чересчур громко восклицает Смуглянка, и диван пикирует вниз, с диким треском останавливаясь в считанных сантиметрах от пола. Судя по растерянным лицам новичков – благодаря вмешательству извне. И точно, Олаф застыл со сведенными бровями и сжатыми кулаками. Хмыкаю: – Которая это попытка? Смуглянка улыбается: – Восьмая. Но они близки. – Не сомневаюсь, – еще полдня провозятся. Прячу руки в карманы, перекатываясь с носка на пятку. Выдыхаю: ладно, тревога во мне давно ищет выход. Ждать новостей невыносимо. В голове мечутся мысли, вопросы без ответов. У ребят получилось попасть в архив, пройдя многослойные защитные барьеры? Добраться до твари в Заповеднике? Активировать знак, убить Плутона и всех узников Университета?... Если да, неужели еще никто не заметил? Почему не подняли тревогу?... Черт, мне нужно отвлечься. Я знаю способ. Выдыхаю: – Потом закончат. Сейчас – один на один. С каждым, – Смуглянка тут же свистит, привлекая внимание. Бегло обьясняет подошедшим: спарринг до пяти минут или стопа, никаких взрывов и сломов реальности, иначе барьер тренировочного корпуса ответит мощным ударом, никакой темной магии – по той же причине. – Остальное можно? – С кривой усмешкой тянет самый высокий парень в группе. – И что будет, если я выиграю у капитана? Присматриваюсь. Блондин в обтягивающей крепкие мышцы футболке. Патрик Доу – вспоминаю имя. Что ж, Патрик, ты первый. – Вот сейчас попробуешь и узнаешь, – приглашающим жестом указываю на очерченную сигилами зону для магических боев. Патрик немного бледнеет, но не теряет гонору: заняв свое место, долго кланяется немногочисленной публике. Я ощущаю медный привкус во рту и как сжимается внизу живота. Правильно выбрал: проиграть такому я себе не позволю. Перебираю наощупь, по шрифту Брайля на корешках, картонки с чарами в кармане, в поисках... да, вот она. Карточка перекочевывает в рукав. – Запомнил правила? – Патрик хмыкает, кивает. Я облизываю губы, я возвращаюсь в затертое до дыр воспоминание, где Висия хохочет, давится пивом, что-то пытается сказать – прямо здесь, на том злополучном зеленом диване. Мы отдыхали после тренировки. Мы были молоды и еще беспечны. Самоуверенны, как этот пацан. Только жизнь показала: – Бои редко идут по правилам, – ускользнув от мощного, но неповоротливого проклятья, огрызнувшись своим, смявшим пол в гармошку, выставляю кулак с зажатыми чарами и представляю лицо главного мучителя Висии, Рамона Хайме. Ненависть на контрасте со счастьем моментально вскипает в крови, и темная магия с протяжным воем заполняет зону спарринга. Патрик хватается за голову, крича падает на колени. Между пальцев сочится кровь, брызжет из глаз и носа. Парень утыкается лицом в землю, колотит ладонью: с него достаточно. Я выставляю блок на пути ударной волны от защитного купола и жду еще несколько секунд прежде, чем отзывать морок. Теперь слышен его вопль: – ...АТИТ!... Хватит! Олаф помогает парню подняться и отойти к дивану, а я роняю: – Следущий. Новички идут на спарринг как на смерть. Но остальных ждет лишь рукопашная: я уклоняюсь от боевых заклятий и без единого колдовства подбираюсь на расстояние удара, а там – секундное дело. Дольше разбирать ошибки с каждым потерпевшим. Кроме Патрика, его уводят в лазарет. Представляю, что скажет мне Гийот. Мы заканчиваем только к вечеру, когда солнце садится, а новички уже едва стоят на ногах, но сигилы и движения отработаны до приемлемой четкости. Все попадают в команды к опытным магам и получают первые миссии. Распределяем здесь же, наскоро: сказываются усталость и голод, а меня последние полчаса подгоняют в спину пристальный взгляд замершего у дверей Нааса и неодобрительный – Олафа. Знаю, с парнем я переборщил. Само вышло. Все чертов Хайме, разливающееся по груди и животу жжение – вопреки бесполезным таблеткам, – и неизвестность, неизвестность! Что там с Плутоном?! Почему до сих пор не звучит боевая тревога? Какого черта у Нааса виноватый вид?! – Рассказывай, – бросаю, проходя мимо. Выждав прилично времени, парень догоняет и идет рядом. Молчит. Плохой знак. Вокруг нас плещется темнота. Редкие рыжие фонари размечают путь между зданий. Тихо, только шумят деревья и под ногами шуршат палые листья. Растираю ноющее плечо: старый перелом напоминает о себе. Будет дождь. Когда мы отходим от учебных построек, Наас, наконец, сдавленно говорит: – Плутон предложила Зарин клятву крови и верности. У меня замирает сердце. Твою мать. – Она согласилась, – ну еще бы! Дура! – Какого... – остановившись, запускаю пальцы в волосы, зажмуриваюсь. Встряхиваю головой. Мысли путаются. Пытаюсь сформулировать: – Она... барьер камеры... – Теперь тянет энергию из Зарин тоже, да, – осторожно говорит парень. Конечно, клятвой они связали души! А барьер работает на силе твари, ослабляя создание, которое горит куда ярче девчонки! Защитные чары выпьют Зарин за считанные дни! – Нужно разорвать связь, иначе Зарин умрет, – Наас бледен, на щеках ярко проступили веснушки, а обычно теплые ореховые глаза потемнели. Наполовину расплетенная коса лежит на плече – пряди ржавые, как у меня. Мы чертовски похожи с этим огненным мальчишкой. Я вижу в нем больше, чем в других. Боли, страха, вины. Злиться не получается, хотя... – Это я виноват, не подумал про клятву. Надо было предупредить Зарин. – Да. Надо было, – с трудом разлепляю губы. А теперь нужно разорвать связь. Барьер запирает тварь через дух ее создателя – Советника Тлалока, что похоронен на маленьком кладбище в парке Университета. – Мы должны вскрыть могилу Тлалока и изгнать дух, освободить тварь. Убить ее Зарин больше не сможет: тогда сама умрет. Плутон нас переиграла. – Прости, я все испортил, – кривится Наас. Качаю головой, сжимаю его плечо: – Нет, я тоже должен был... – чертов Гийот как в воду глядел! Слишком сильная – вот, в чем дело! Тварь не устояла перед таким лакомым кусочком. Зарин станет ее кормом до конца своей жизни. – Эрлах? – Задумался. Да, изгнать духа нужно сегодня. Я все подготовлю. Встретимся в полночь на кладбище. Позови Мару и Эдварда, пусть возьмут необходимое. Эд сначала откажется: пообещай ему прах Советника. Его заберу я, но потом отдам часть. – Да! Да, конечно! Спасибо тебе! – Мышцы под моей ладонью расслабляются. Наас блекло улыбается. – Это огонь в ней манит тебя, не она сама, – я обязан напомнить. Наследников пламени тянет друг другу, и это притяжение легко спутать с влюбленностью. И наоборот. Парень беспечно передергивает плечами: – Да, я знаю. Не волнуйся. – Хорошо, – отступаю. – Иди. – До встречи, – Наас быстро исчезает в ночи. Это его время – в маге борются стихии огня и ветра. Злость, страх и тревога. Ему кажется, что побеждает ветер. Я вижу, что ночь. По искристому напряжению рядом и плотной, полуденно-четкой тени. Моя сейчас размыта и двойственна, ведь луна скрылась за набежавшими тучами, и едва поспевает за широкими шагами. – Черт! – Прикусываю губу до солоноватого привкуса во рту. Сжимаю кулаки. Мысли мечутся переполошенными птицами, но чаще других звучит: нет, не может быть, невозможно! Мой план, бережно вынашиваемый последний год, рухнул, как карточный домик! Не могу поверить, что все кончено. Без смерти Плутона... все впустую. Мне хочется кричать. Ярость поднимается изнутри удушливой волной: ненавижу. Чертова тварь провела меня! А ведь еще недавно она умоляла о смерти, выпотрошенная после очередного эксперимента Хайме. Теперь мы сами вынуждены распахнуть перед ней дверь камеры, иначе девчонка умрет! Нужно было самому поговорить с Зарин. Нужно было... твою мать! Несколько кварталов, и я выхожу к корпусу искателей. Неприметное узкое здание с облущенной штукатуркой и следами пожара. Кажется, обглоданный до арматуры мостик в научный корпус вот-вот рухнет. У балконов второго этажа давно обвалился пол, и теперь постелены свежие доски – абы как, если честно. Останавливаюсь, считая вдохи-выдохи, заставляя гнев отступить. Рассматриваю следы пожара, протянувшиеся черными пальцами из окон, возвращаюсь в реальность. Привычно думаю: нам остро необходим ремонт. Но все ремонтные работы проходят исключительно через администрацию, а они точно заплетут в камень следящие и подслушивающие чары, которые потом не выковырять, не заглушить. Адамон непременно раз в месяц, будто кружком в календаре обведено, затевает разговор о состоянии корпуса, но пока мне удается отбивать его атаки. Выдыхаю: хорошо, я снова владею собой. Нет времени на бессильную злость, нужно решать текущие проблемы. Прохожу через темную гостиную и коридоры, сталкиваюсь на кухне с Сано Тхеви – кирпичное широкое платье, розовый ежик волос и дерзкие стрелки, звенящие браслеты и серебрянные кольца на тонких пальцах. Одна из лучших искателей готовит кофе в турке и сонно улыбается: – Привет. – Привет, – в холодильнике ничейные блины с мясом. Отлично. Нужно восстановить силы. – Отдыхаешь после задания? – Да нет. Хотела, но Ульрих тянет в кино, – девушка зевает, прикрывая рот ладонью. – А ты? Все хорошо? Прислонившись к косяку, растираю затылок. Накопившаяся усталость сдавливает шею. Вдруг говорю: – Нет. И мне нужна твоя помощь. – Сейчас? – Сано отставляет чашку. – Сейчас. Это не приказ, просьба. – Ладно, только позвоню Ульриху. Разговор не занимает много времени. Слушая больше интонации, чем слова, удивляюсь, почему они еще вместе. И зачем Ульрих сделал ей предложение полгода назад. Прижав телефон плечом к уху, Сано крутит усыпанное камнями кольцо с цветком на безымянном – вульгарная вещица, совсем не в ее вкусе. И Ульриху она предпочитает вечер со своим капитаном. – Готово. – Идем, – прихватив блины, пропускаю девушку с кофейником и двумя чашками вперед. Вместе мы быстрей справимся с заклятиями, необходимыми для изгнания духа и заметания следов ритуала. А что за дух – ей знать совсем необязательно. *** Когда Сано уходит, я выключаю свет и некоторое время сижу в темноте, отдыхая. Создавая тонкими чарами тень, что будет ждать меня в комнате и отражаться на всех поисковых заклятиях вместо. Фонарь за окном натужно скрипит при каждом порыве ветра, его блеклое сияние дрожит, как от страха. Деревья роняют желтые листья, клонятся волнами – будто их оглаживают исполинской рукой. Парк шумит, волнуется. И мое тело волнуется – печет кожу там, где старые ожоги, покалывает лицо. Разум спокоен, но где-то в глубине бушует буря. Застегиваю жилетку и надеваю плащ, привычно нащупываю в особом кармане шило, чтобы чертить сигилы, и бумаги с изображением самих знаков. Пора выходить. До встречи, тень. Улица встречает настоящим ураганом. Приходится закутаться плотней и скорее пересечь периметр через ближайшую калитку, спрятаться под защитой дубов и платанов. Здесь пахнет сыростью и тиной: болото близко. Однажды топь поглотит кладбище волшебников, и наши предшественники сгинут без следа. А может, это будем мы. Вскоре я оказываюсь среди покосившихся надгробий и ветхих склепов. Перешагивая через плиты и толстые корни, иду к наиболее древней части захоронения. Высокие травы мешаются под ногами, дергают за одежду репейники. Сбивается дыхание. Где же лежит Советник? Я нахожу Божена и Фарамея, Ри и Цингистида, Приора и... о, вот он, Тлалок. Небольшой серый камень с полустершейся надписью. Все, что осталось от великого мага, последнего создателя Высшей твари. А после нас уйдет и душа. Колкие слова заставляют поникнуть траву ровным широким кругом и разбивают первый слой защиты на могиле. Второй уничтожает сигил, с которым мне помогла Сано. Третий я, сквозь боль под ребрами, снимаю старым универсальным заклятием времен Тлалока: как раз вовремя, вдалеке раздаются голоса, мелькают лучи фонарей. Пришли. И спорят. Наас, его друг и сосед по комнате Тони Луиза, огненная Зарин Аваддон. С ними увязалась Айяка Корнелиус – девушка, что должна была провести ребят в архив и не более... черт. Надеюсь, это все сюрпризы на сегодня. Но впопыхах вычерченные чары поиска показывают, что есть еще один человек. Ну твою же мать. Жжение на коже многократно усиливается. Ненавижу. Нужно было принять лишнюю таблетку. Руки тоже горят – ими я закрывался от взрыва... Набираю полные легкие прохладного осеннего воздуха, медленно выдыхаю. Еще раз. Еще. Пока не становится лучше и можно выходить к магам: – Я уже снял заклинание с могилы, – обрываю спор. На мне пересекаются лучи фонарей, заставляя прикрыться рукой. – Убрали. И замолчите. Ваши крики разносятся по всему парку. – Эрлах, – улыбается Наас с заметным облегчением. – К руководству никто не пойдет, – выдерживаю долгую паузу. Возражений нет. Поворачиваюсь к Наасу, обнимающему Зарин. Вот тебе и "различаю притяжение". Придурок. – Вы пересекли периметр вместе, причем выбрали ближайший к кладбищу выход. Лень было прогуляться до главных ворот? – поднимаю брови. Наас чертыхается. – Если что-либо случится не по плану, никто не избежит наказания. Поэтому в точности выполняйте мои указания. Я вдруг понимаю, кто мог увязаться за ребятами. Тот, кто не пропустит ни одной юбки в Университете, особенно новой: – И ты тоже, Кан, – хочется рявкнуть, но сдерживаюсь. Маг с шорохом появляется из высоких трав и теней. Наас освещает парня фонарем, ослепляя до кривой гримасы: – Даниель... – хмурится капитан охотников. Отворачиваюсь, некогда: – Поможешь с ритуалом. – Нет. Останавливаюсь, спрятав руки в карманы пальто. Вдруг замечаю, как много звезд сейчас на небе. И как колюч их свет. Говорю едва слышно, сдерживая злость и перебирая вслепую заклинания. Вкрадчиво: – Когда их поймают, новенькую проверят. Обнаружат, что профессор Рабинский подделал отчет. Найдут монету. У Нины такая же, верно? У скольких еще? Ты ведь совсем не к Рабинскому должен был ее вести. Тогда никто не обратил внимания на ошибку, но теперь задумаются. Оборачиваюсь. Кан играет желваками, но молчит. – При чем здесь... я не понимаю, – растерянно бормочет Айяка. – Рабинский? Нина? ... Никто не отвечает. Девушка пробует еще раз, уже уверенней: – Когда тварь вырвется на свободу, она сможет перемещаться по всему Университету. Если Зарин еще нет в системе, Плутон пройдет куда угодно. В лаборатории, хранилища, общежития! Убивая, разрушая... Не выдержав, сминаю в кулаке бумажки. Произношу с нажимом: – Мы все знали, на что шли, когда выбирали магию. Я не могу предсказать, как поступит тварь или каковы рамки клятвы. Но кто бы не встретился у нее на пути, он должен уметь за себя постоять. Это наша работа. Она не сдается: – А ученые? Администрация? Техники, да новички же в конце концов! У многих нет шансов даже против полтергейста, а ты предлагаешь сразиться с Высшей тварью! – Тони кладет руку Айяке на плечо. – Если захочешь, после обсудим моральную сторону вопроса, а сейчас – за мной, – не дожидаясь ответа, направляюсь к месту проведения ритуала. – Пойдем, – уговаривает Тони. Ответ девушки я не слушаю. Лучи пронзают темноту за спиной, шаря в поисках проложенной мною тропы. Вскоре маги догоняют – когда я успеваю загнать злость поглубже, привыкнуть к едва стерпимому жжению, разлившемуся по груди и шее, и начать сигил для вскрытия захоронения: – Сам ритуал простой, проблемы начинаются, если дух не хочет уходить, а Советник не захочет. Основная наша задача – заставить его постоять спокойно, пока Зарин проведет изгнание. Единственное незавершенное дело Тлалока – тварь, которая отныне стала твоей, – поднимаю глаза на Зарин. – Он откажется принимать это, но ты заставишь. Девушка краснеет: – Понимаю. Я уже участвовала в подобном... только те духи не сопротивлялись. – Мы запрем его в жесткий барьер, чтобы не рыпался, – Эдвард Анна бесшумно выбирается на поляну. За ним тенью следует Мара Кейтлин. – Главное – удержать, иначе свалит. Технически, духи привязаны к останкам или особенным местам, но призрак Советника может оказаться очень сильным. Не хватает еще, чтобы принялся шастать по всему парку. – В Университет ему не попасть, уже неплохо, – пожимает плечами Наас. – Если сбежит – хрен поймаем. Гарантирую, – Эд лезет в рюкзак за элементами защитного контура. Хорошо. – Верно, – я заканчиваю знак, вспарывая шилом землю. – Мы должны сосредоточиться на поддержании защитных чар. Кан, пожалуйста, наколдуй стазис. Кан скрещивает руки на груди, когда все смотрят на него. Не унимается: – Зачем тебе это? – Разве ты сам не нарушил правила, помогая Зарин? – Она спасла Нину. Я вернул долг. И никто не пострадал. Хмыкаю, поднимаюсь с колен: – Вот теперь пострадает. Отведи ты огненного мага в администрацию, к Адамону, мы бы здесь не стояли. Кан, в обход правил, доставил Зарин к Валентину, который занизил показатели в отчете и дал старинный артефакт, монету, что блокирует силу, – подарил шанс на выживание в Университете. Шанс для твари в том числе. – Не вали это на меня! – повышает голос парень. – Отвечай! За каким чертом тебе подрывать безопасность Университета?! Я пытаюсь спрятать горькую улыбку. Причина? То, что заставляет меня просыпаться по утрам, выпивать горсть Гийотовых таблеток и горький кофе, терпеть жар и продолжать жить: – Висия. – Что? При чем здесь... – Висия, – говорю громче. – Мантикора. Янни. Илай. Наас. Нина. Зарин. И еще десятки имен, – причин, чтобы попытаться сломать систему. Эта тварь особенная. Она даст нам ответы. Возможности. Свободу. Или тебе нравится нынешнее положение дел в Университете? – Нет, но... – Я уже говорил, что у тебя нет выбора? Кан морщится. Сжав губы, поднимает кулак. Я склоняю голову набок. Волосы падают на лицо теплой волной. Рука сжимает шило. Что ты сделаешь? Ты ведь понимаешь, кто я? Убираю оружие в карман, когда вокруг парня из воздуха проявляется вода, по щелчку пальцев сплетается в равновесный сигил. Эдвард преувеличенно цокает языком: – Неплохо. Я снова опускаюсь на корточки и накрываю ладонью свой рисунок. Закрываю глаза. Вспоминаю кусочек детства: мы с папой едем на машине, он позволил мне сидеть на переднем сиденье – как взрослому. Я вижу его профиль в теплых закатных лучах, слышу голос и очередную сказку о волшебниках, сражающихся с нечистью. Обернувшуюся былью сказку. Конец у нее несчастливый, но картинки, вспышки удовольствия хватает, чтобы земля отозвалась, рванула навстречу из могилы, обнажая старые кости в истлевшей мантии. Наас подходит к краю ямы и светит вниз, а Эдвард и Мара начинают строить барьер. Двигаясь поразительно слажено, они рассыпают философскую соль и раскладывают мешочки с заговоренными камнями. Первые нити колдовства протянулись за девушкой – изящные, лаконичные. Мне стоило лично переговорить с ней и Эдом. Все еще стоит – после. Извиниться, что впутал в эту историю. А пока подзываю Тони, лучшего друга Нааса и сильного мага, даю копию сигила: – Помоги мне воссоздать. Я займусь центром, ты – периферией. В центре узор сложней. Пыль и мелкие камушки образуют линии и окружности, буквы и схематичные рисунки, закручиваются в спирали, поднимаются на уровни выше и ниже сердца знака. Порывы ветра дергают, силясь порвать, узор. Тони доплетает мышцы, связки, я помогаю с кровеносной системой и кожей. Вскоре все готово. Теперь – время слов. Произносим заклинание хором, и сигил поднимается выше, смещаясь к распахнутой могиле. Обернувшись к Зарин вижу, что девушка обняла себя за плечи. Карие глаза прикованы к яме, брови сведены на переносице. Красивая в своем страхе, она наверняка будет прекрасна в ярости, как и всякий сильный маг огня. – Зарин, иди сюда, – зовет Тони, понимая правильно мое молчание. – Наас! Ты тоже. Когда ребята подходят, я говорю: – Тлалок и Плутон связаны с помощью тьмы, поэтому нужна твоя сила, чтобы вскрыть замок. Чары Заповедника дали трещину, когда ты приняла клятву, и разлом растет, поэтому будет несложно: мы просто подтолкнем, и система рухнет. Я хочу, чтобы ты закрыла глаза и вспомнила момент, когда тебе было до смерти страшно. Попытайся воссоздать это острое чувство, пережить заново. Не торопись. Когда будешь готова – коснись здесь. Вы оба, чтобы наверняка. Здесь – в точке разрыва. Наас заправляет волосы за уши, как всегда, когда нервничает. Поясняет: – Пока Кан отдувается, есть время сконцентрироваться. Как только его силы кончатся, дух вылезет. Будет очередь нашего заклинания. Ребята подстрахуют, все должно пройти нормально. Для тьмы достаточно первого импульса. Если что, я помогу, – маг становится рядом с девушкой, притираясь плечом. – Держи нож. Ты знаешь, что делать. – А если у меня не получится? – Получится, – отвечаю за парня. Усмехнувшись, киваю на ее сжатую в кулак руку. Даже сейчас, среди обученных магов, она готова сражаться за свою жизнь. Наверняка Зарин приходилось защищаться не раз, ведь завязанная на ярости и страхе сила огненных притягивает не только тварей, но и людей. Злых, отчаявшихся, способных на все. Уверен, мало кто пережил встречу со столь яркой вспышкой пламени: – Я знал мага вроде тебя. Скольких ты убила? Неужели среди них не найдется достаточно страшного воспоминания? Девушка делает шаг назад. Врет: – О чем ты? – Зарин? – Наас вновь подходит ближе. – Можешь солгать мне сейчас, – трогаю камни в заклинании. Оно отзывается дрожью. – Сказать, что никогда не отнимала ничьей жизни. Или – случайно. А может, просто защищалась... Мы все здесь говорили подобное. Чаще всего – самим себе. Верно, Наас? – Перестань, – взвивается ветер. Самоконтроль у него ни к черту. Продолжаю: – Только так магия не работает. Сила начинается с правды. Висия не понял этого, и теперь он мертв. Наас отрицает, и – ты ужасный маг. Наас скрещивает руки на груди: – Иди к черту. Качаю головой: – Видишь: отрицает. Будь честна, когда дотронешься до знака. Иначе весь пережитый тобой страх ничего не стоит. Я отхожу к могиле, где собрались остальные. Кан бледен до синевы, вот-вот сорвется. Зарин стоит поторопиться. – Зарин... – говорит позади Наас. – Оставь меня, – дрожащим голосом произносит девушка. Умница. Вспоминать лучше в одиночестве. Я смотрю на серую от волнения Айяку Корнелиус, долго смотрю – заставляя нервничать сильнее, – когда нити знака натягиваются до звона в груди – тонкого, надсадного. Окрашиваются золотом. Я оборачиваюсь. Маги огня замкнули узор. – Приготовиться, – мы синхронно расступаемся, открывая доступ к яме. Глаза Зарин светятся хищным желтым, зрачок исчезает в огне. Наасовы лишь бликуют... Знак вспыхивает и резко меняет форму, перерождается в солнце. У меня останавливается дыхание. Никогда прежде я не встречал такого огня: ровного, мощного, согревающего – не пожирающего самое себя, как у прочих... Как она смогла остаться такой?... Эдвард и Мара заводят молитвенную песнь – ловушку для духов. Я не могу оторвать взгляда от девушки. Наас рядом хватается за нити чар, буквально повисает в золотой паутине: – Отпускай, я удержу. Зарин, зажмурившись, падает на колени. Проводит ножом по ладони, потом втыкает лезвие и прокручивает до полной пригоршни крови. Вокруг нее обрывками мелькают образы, люди, звуки из старых дней, крик Советника – этот здесь и сейчас пытается удержать власть над тварью. Но девушка уже у ямы, протягивает духу окровавленный нож. Разорванный барьер хрустит и лопается, воздух наполняется низким гудением, будто электричеством. Я ощущаю странную легкость и азарт – чего не чувствовал много лет. Будто проснулся от долгого сна. – Она. Моя, – выдыхает Зарин Аваддон со страстью, которую я проглядел. Иначе ни за что бы не отправил ее в Заповедник. – Моя. Умри. Роняет нож, разрезая связь между душами. Чары вспыхивают ослепительным белым, и вдруг все кончается. Давящее присутствие Советника исчезает. Падает Наас. Ветер вьется у тела, взрыхляя землю тугими струями. Зарин медленно соскальзывает в яму. Я едва успеваю ухватить за лодыжку, когда чары, прощально замерцав, осыпают нас градом камней, а в могиле зарождается огонь. Поднимаю девушку на руки. Зарин легкая, кожа обжигает даже через ткань. За веками сияют золотом круги. Боже мой. Хайме никогда ее не получит. Прижимаю худенькое тело крепче, отношу к краю поляны. Кладу около Нааса, который сразу неосознанно придвигается ближе. Сидящая на корточках рядом с ним Мара поджимает губы. – Вот это да, – говорит Эдвард. – Не ожидал. – Да. Я тоже. Айяка испуганно, а Кан мрачно смотрят на огненных магов. На щеке парня – красная полоса ожога. Без солнечной магии вокруг ночь темна и полна шорохов, будто среди могил бродят забытые души. Наверное, поэтому наследники пламени когда-то правили миром: их свет прогоняет чудовищ. А еще – создает. *** Зарин и Наас приходят в себя почти одновременно. Мара, единственная среди нас целительница, дает ребятам напиться воды с каплей зелья из аптечки. Пламя еще выплескивается из могилы Советника, гудит в тон поднявшемуся ветру. Это не сила Нааса бушует – просто собирается гроза. Порывы гуляют в ветвях, сбивают сухие дубовые листья. Я вдруг отчетливо осознаю: осень, конец лету. Послезавтра равноденствие, а дальше – долгие ночи и короткие, тусклые дни. И Зарин, Наасу, нам всем придется несладко. Рыжее зарево заливает небо со стороны Университета. Хрипло надрывается тревога, кричит прямо в моих венах. Я стараюсь не думать о том, что происходит в Университете. Мы выпустили Высшую тварь, боже мой. Говорю: – Нужно возвращаться. Вы пятеро – через ворота на другой стороне, – кручу в руках шило, которым чертил чары. – Скажете, что ходили прогуляться в парк. Эдвард, Мара, переночуйте в городе. – А ты что будешь делать? – тон Кана холоден. – Я не покидал территории Университета, –прячу ухмылку. Фокус с тенью – древняя шутка, мое отрытое сокровище и большой секрет. – Как...? – вскидывается Наас, но я поднимаю ладонь: – Ты испортил кости, обойдешься. – Это Зарин испортила, – маг стухает и отходит. – Я не хотела, – Зарин осторожно сжимает кулак с замазанной лечебным гелем раной. Вздрогнув, оборачивается. Я поначалу не вижу тварь. Лишь вспышка молнии вытравляет тонкие рога, изящные чешуйчатые лапы и мокрый мех на груди. Вскрикнув, Айяка прячется за Тони. Тот наводит на тварь луч фонаря. Я сжимаю зубы: ее шерсть измазана кровью. Достаю пистолет. Зарин неуклюже поднимается, опираясь на Нааса. Хромает навстречу своему чудовищу. Тихий шепот Плутона громче бури и пронзает как нож: – Спасибо, – Зарин зажимает уши. Тварь повторяет еще дважды, пробуя слово на вкус: – Спасибо. Спасибо. – Боже, – Кан вскидывает оружие, Эдвард и Мара следуют его примеру. – Твое обещание, – говорит Зарин, обернувшись к нам. – Что оно значит? Она оглядывается, когда тварь исчезает. Мы замираем, прислушиваясь. Давящее ощущение страха, морок, сопровождающий Плутона, спадает. Ушла. Я требую: – Идите. Сейчас, – Ветер дергает плащ, толкает в спину – скорей! Меня наверняка ищут. Первые капли дождя бьют по голове и плечам. Плохая примета – думаю я, пока под ногами поднимаются травы, скрывая опустевшую могилу – грунт едва заметно просел, а расколотое огнем надгробие накренилось вперед. Воздух еще пахнет дымом, но скоро его смоет грозовая свежесть. Я отступаю по тропинке и повторяю заклинание, шаг за шагом заметая следы присутствия. Другие маги уже исчезли в темноте под раскидистыми дубами. Небо над прогалиной разрезает молния, спустя несколько секунд сквозь вой сирены продирается гром. Морщусь: звук тревоги вибрирует в костях, уши заложены, а в горле стоит ком. Я связал себя с чарами барьера чересчур крепко, и теперь пожинаю плоды. Развернувшись, ускоряю шаг. Тень дожидается в комнате, нужно соединиться быстрее: капитан блока не может проспать тревогу. Дождь усиливается, нарастает тяжесть в солнечном сплетении. Ливень поможет, смоет лишнее – повторяю про себя, ныряя в непроглядную тьму под деревьями. На задворках сознания мерцает боль. Дождь – это Висия, Висия – смерть, стыд, вина. А еще огонь: багряный жар углей под вуалью пепла, золотые искры на обломанных гранях. Похоже горит и Илай, горели многие до них. Встретив Зарин Аваддон, я ожидал подобного, но ее сила... Она сияет как солнце, – предупреждала Нина, а я не поверил. Дурак. Чертов самонадеянный идиот! Тщательно, месяцами, выстраивал план, и в конце не проверить девушку перед знакомством с тварью! Все казалось идеально простым. Тварь хотела умереть. Она жаждала, требовала освобождения от мучений, которым ее подвергали в лабораториях. Я подарил ей свободу – не смерть, но девочку-солнце Зарин Аваддон, мага сильного и целостного, способного вынести клятву Высшей твари. Не удивительно, что Плутон ухватилась за возможность сбежать. И теперь я сам бегу сквозь ночь, которая пахнет Висией и озоном, чтобы скрыть свой промах и попытаться... не знаю, ничего уже не исправить... Приближаются оранжевые огни над оградой. За ними сияют белым прожекторы на крышах. Торможу у калитки и опираюсь о покрытый сигилами металл, прижимаюсь лбом. От холода мысли проясняются. Неважно, что потом станет с тварью и девушкой, сейчас я должен скрыть свое участие. Сконцентрироваться, собрать знак невидимости – сквозь вой сирены призываю силу. Еще раз. Отвечает неохотно, будто спросонья, поворачиваясь на другой бок тяжелой глыбой. Давай же! Бью кулаком по стене, в милионный раз ругаясь, что мне досталась такая. Лучше бы огонь или вода, тревожный ветер – любая из четырех стихий, кроме земли, которая вызывается счастьем. Я несчастлив уже много лет, не могу представить себя счастливым, только вспомнить, но воспоминания бередят старые раны. Висия. Дождь. Смерть. Стыд. Вина. Хватит! Сосредоточься! Давай: Висия увлеченно рассказывает о новых чарах, порывается показать – огненные, прямо в комнате! А я и не спорю, и вот уже в его ладонях пляшет пламя... да, вот так... теперь я невидимка. Путь открыт. Незамеченным прохожу насквозь толпу возле бара. Впервые на моей памяти площадь ярко освещена, горят и высокие окна тренировочного корпуса, и аудитории научного. Дождь хлещет по голове, плечам. Ручейками из переулков стекаются люди. Многие кутаются в одеяла поверх домашней одежды – хмурюсь. Оружие дай бог у половины. Ужасная подготовка. После нужно будет поговорить с капитанами блоков. Хмыкаю, встряхнув мокрыми волосами. Мне стоит волноваться совсем о других вещах. Несколько поворотов, длинная цепочка заброшенных складов, и я выхожу к зданию общежития искателей. Поникшие ржавые фонари сияют ослепительным белым, обозначая каждую трещину, каждый скол старого камня. Следы огня. Между лопаток пробегает холодок. Поежившись, перескакиваю через растрескавшиеся ступени с проросшей травой, ныряю в холл. Гостинная впереди полна людей. Все в форме и вооружены – ловлю себя на улыбке. Олаф и Смуглянка разговаривают в центре. По скрещенным на груди рукам и хмурым лицам понимаю, что безнадежно опоздал. Маги нарушают общий протокол, повинуясь моему приказу собраться в корпусе, а не на главной площади, и если Адамон узнает... впрочем, у него на ближайшее время хватит проблем, а там разберусь. Коридор у моей комнаты, по счастью, пуст. Преодолеваю последние метры и со вздохом захлопываю дверь. Глаз цепляет сидящая на кровати фигура. Черная, мутная, в ней завихряется дым с хлопьями сажи – отсветы из окна бурлят внутри тени, внутри меня пульсирует звук сирены. Вновь думаю, что пора отпустить тот день. Если бы план с Зарин сработал правильно, я бы... смог? Не уверен. Зажмурившись, прислоняюсь к двери. Во рту горечь. Знобит от холода. Спина ноет. Завтра боль усилится, пронзит поясницу, бедра, свернется тяжестью в животе. Мне хочется кричать, но я только опускаюсь на корточки и обхватываю колени, сжимаюсь в комок. Тихий стон сливается с уличным воем. Под веками мелькают золотые пятна. Стискиваю зубы, слушаю колотящееся сердце. Мне нужно идти, нужно быть собранным и внимательным. Я обязан разобраться с последствиями собственной глупости. Выдыхаю заклинание, проверяя барьер. Олаф приходил дважды, Смуглянка – четыре раза. Ладно. Теперь нужно соединиться с тенью. С трудом поднявшись, бреду к кровати. Сажусь в тень – меня обнимает влажное тепло, будто надел свою же срезанную кожу. Поежившись, жду, пока прирастет. Чертову вечность, и почти мгновенно проваливаюсь в беспамятство. Прихожу в себя уже свернувшись клубком, от резкого стука в дверь. – Иду! Остаток ночи проходит как в тумане с редкими отчетливыми картинками. Вот на меня налетают Олаф и Смуглянка и, перебивая друг друга, рассказывают об освободившейся твари. Вот я в администрации, и отвлекающийся на пиликающие телефоны Адамон выдает указания капитанам блоков. Вот иду вдоль периметра, прозванивая чары барьера метр за метром, следом толпятся маги технического блока. Спускаюсь в Заповедник, где Советник Байра и переминающийся с ноги на ногу главный техник Костром Лиед пытаются разгадать тайну побега Плутона, пока бледный до синевы уборщик вытирает кровь с пола. Труп охранника уже унесли. Я стискиваю кулаки и киваю Сойту Роэну. Мужчина глубоко затягивается сигаретой, выдыхает дым вниз. Адамон морщится, когда бывший полицейский стряхивает пепел на пол. Но молчит. В Заповеднике курить запрещено, да только Сойт Роэн лучше прочих читает в красных брызгах и разводах: – Охранник стоял у камеры, когда окошко взорвалось. Осколки повредили лицо. Он бросился к столу с сигнальной кнопкой. Стрелять начал оттуда, значит – пистолет держал в ящике, а не кобуре, согласно уставу. Тварь билась в дверь, было время достать оружие и прицелиться. Он попал, – мужчина указывает сигаретой на черные ошметки плоти у косяка. Стальное полотно двери, согнутое до угла, валяется в противоположном конце зала. Я оглядываю заколдованные до непрозрачности окна камер. Создания в них могли бы многое рассказать о случившемся. Кто-то и расскажет – позже, под пытками. Небыстрый процесс, поэтому мы слушаем хриплый голос Сойта Роэна и представляем: – Тварь отскочила туда, – царапины в кладке, – он выстрелил еще три раза, – созвездие отверстий, – следующим прыжком она настигла и вцепилась в голову. Мгновенная смерть, – мы смотрим на розовую жижу под шваброй уборщика. Тот съеживается и замирает. Мигает свет. Байра вскидывает голову, раздраженно щурится. – Сеть восстановили, последние наладки, – быстро вставляет Адамон. Поворачивается к выходу, прислушиваясь. По коридору приближаются шаги. – Труп второго в архиве, – ровно продолжает Сойт Роэн, – сломан в позвоночнике, следов борьбы нет. Напала со спины. Поднялась лестницей наверх, входную дверь вы видели, – враз постаревшую на тысячу лет: железо рассыпалось ржавой пылью. – Тварь подпиталась страхом и плеснула магией, – говорю я. Входят профессор Хайме и Советник Гофолия. – Дорвалась, – с ненавистью выдыхает Рамон. Обвислое лицо Советника, дрогнув, собирается складками: – Чего еще ожидать от темного создания. Большего – молчу я. У твари было время поразвлечься. Прогуляться в лаборатории. Напиться досыта ужасом и агонией, помучить тех, кто дразнил ее день за днем из-за чар защитного контура. Она поступила иначе. Присаживаюсь у останков барьера камеры. Трогаю дырчатые линии: узор, обычно невидимый, протравился в камне пола, заполнился желтым трупным соком. Нюхаю пальцы: кислый запах с примесью мочевины. Признак смерти от слабости. Кожа немеет, а жидкость приобретает зеленоватый оттенок, согревшись – значит, знак разложился не более четырех часов назад. – Это все очень интересно, но как она прошла сквозь барьеры? – Хайме приближается к Байре, упирает руки в бока. Тот смеривает ученого тяжелым взглядом: – Заклинание лопнуло, когда потеряло основу. Дух хозяина твари. – Что с ним? – шелестит, гримасничая, Гофолия. Отворачиваюсь. И замечаю нечто, выпадающее из уравнения Сойта Роэна. Осколок. Скругленный, тонкий, – один из сотен в сверкающей куче битого стекла. Не от окна, те в сантиметр толщиной, – кусочек колбы, еще в присыпке праха. Амулет, выдаваемый всем огненным для защиты от тварей. Искоса гляжу на мужчину. Тот, легко качнув головой, проводит по карману на куртке. Молодец. Прячу находку в рукаве плаща. Отвечаю: – Тлалока больше нет. Я ходил на могилу. Заклинание цельное, связь с барьером камеры не нарушена. Дух Советника просто... ушел, а вместе с ним ушла сила, державшая Плутона взаперти, – Костром хмурится и поджимает губы: он, главный техник, должен информировать Совет о причинах обрушения барьера. Я вскидываю бровь в ответ на полный неприязни взгляд. Старик скрещивает руки на груди и каркает: – Подобное случается. Духи тоже заканчивают свое существование. Байра морщится: – Тварь также преодолела барьеры Заповедника, архива, главный контур. Чары не заметили ее. Я не нахожу причин подобному. Она должна была ломать каждую систему, но ей не пришлось. – Я могу это объяснить, – выпрямляюсь и смотрю в глаза Байры – голубые, яркие и колючие. Его загорелая кожа золотится под слепящим светом ламп. Мне вдруг кажется, что в каштановых волосах с нашей последней встречи поубавилось седины. И морщины будто потеряли глубину... – Даниель? – смаргиваю. Сжимаю кулаки – в ладонь впивается осколок колбы. Черт. – Советник Тлалок по рангу имел доступ в любую точку Университета. Тварь носит в себе часть его души. Барьер камеры был нацелен запирать именно эту искру, но остальные, наоборот, должны были пропускать ее повсюду, – Байра с шумом втягивает воздух: – Ты хочешь сказать, пятьсот лет назад, когда Тлалок умер, никто не подумал о возможном побеге? И все это время... мы сами пропускали огромную дыру в безопасности? – он поворачивается к задеревеневшему Кострому. – Да. Телесный след Советника есть в ключевом сигиле, – я внес его, чудом успев спасти кость, пока зажженное Зарин Аваддон пламя не поглотило скелет. – Вы ничего об этом не знаете? – Гофолия спрашивает на грани слышимости. Костром сереет. Именно он принимал дела от предшественника и проводил инспекции последние лет двадцать. Я отвожу взгляд. Пусть старик лишь формально числится главным техником, а по-настоящему управляет чародеями Байра – кто-то должен понести наказание за случившееся. Уж точно не смуглый маг, который, сомкнув веки, уже сосредоточился на проверке системы. Советники связаны с защитой Университета на ментальном уровне, им нет нужды спускаться в подвалы к рисункам формул, нырять в их зеркальные сердца – где пропадают ощущения тела и времени, где чары становятся многомерными, перепутанными, полными эмоций живых-мертвых людей. Повожу плечами, прогоняя холод из затылка. Вспоминаю нить Тлалока: дрожащую, истрепанную. Безумие в ней заставляло мысли скакать галопом, швыряло чувства из эйфории в ледяной ужас. Тварь жила в этом столетиями. Отворачиваюсь и вхожу в камеру. Узкая, всего пара метров, и невыносимо белая. Голоса Советников и Хайме отдаляются, стоит приложить руку к выцарапанной на стене формуле. – Послание твари, – говорит за спиной Сойт Роэн. – Угроза. В мозгу возникает картинка: ревущее пламя глодает оскаленный череп. Точно так сгорел Тлалок, когда Зарин Аваддон заявила права на Плутона. – Возможно, – облизываю губы. Или триумф свободы. Прощание. Сожаление об утрате... В зале плещется эхо шагов: маги и Адамон уходят прочь. Проверить, не добралась ли тварь до святая святых – личной библиотеки Совета с хранилищем артефактов. – Так чье это? – на грани слышимости спрашивает мужчина. Я роняю окровавленный осколок в карман, промакиваю платком порез. – Нового хозяина твари, – которая зажгла сигил разрыва единым мощным выбросом – словно солнце взошло. Семьдесят пять процентов огня. Недалеко от Висии. Только он колдовал иначе. Его стихия расцветала в воздухе обманчиво медленно, завораживая переливами золота и киновари. А потом вдруг оборачивалась утробно воющим смертоносным вихрем. – Что ты собираешься делать? – не отвечаю. Я без понятия. *** Короткий сон уходит перед рассветом. Еще не открыв глаза, знаю – на часах без пятнадцати пять. Мое время сизых сумерек и стылой тьмы. Выпутываюсь из влажных простыней. Пол холодит босые ноги. Призраком прохожу в мутном, расколотом трещиной зеркале. С трудом открываю рассохшуюся раму окна, дерево крошится под пальцами. На улице холодно и непривычно ярко: горят оранжевым фонари ограды, на заросшей травой дорожке лежит четкая паутина теней. Далеко-близко перекликаются птичьими голосами патрули. Прислушиваюсь, расшифровываю: – Все спокойно, – чудовище ушло и не вернулось. Растираю скованную напряжением шею. Прижимаюсь щекой к шершавой раме. Слушаю пробуждающийся мир. Голоса людей смолкают, а вот чириканье становится гуще. Воробьи пролетают по сумеречному небу. – Ученые собираются провести ритуал, – предупредил меня ночью Сойт Роен. – У них осталась плоть твари, от нее несложно протянуть ниточку к созданию. Сложно потянуть. Кого из огненных выберут? Мантикора измотан последними исследованиями. Янни слаб. Наас и Нина тем более. Значит, сегодня не повезет Илаю... или новенькой, – мысль отзывается спазмом в шее. Валентин сказал, что дал Зарин монету, зачарованную глушить эмоции, но как поведет себя сила девушки в условиях ритуала и клятвы? Испуга и боли? Что сделает тварь? Воспротивится призыву, задавит магию хозяина до искры? Или охотно вернется в лаборатории – мстить? Она не станет – в памяти звучат далекие шершавые слова: – Мне некому мстить. Я уже добралась до Хайме и его шавок. Прокляла – обереги не спрячут. Поэтому они не покидают периметра. Но однажды выйдут, выйдут умереть – когда устанут жить в Университете. Год... два... хоть десять. Неважно. Ваша клетка побольше моей, да только со временем станет тесна. Ты не хуже меня знаешь, Эрлах, как тяжело дышится в этих стенах. Взгляд цепляется за граффити на ограде: красный глаз и подпись – Саурон. Выше, за витками колючей проволоки, в облетающей листве мигает алым глазок видеокамеры. Я отворачиваюсь и закрываю окно. – Знаю. И думаю, что пора нам снова встретиться, Плутон. Поясная кобура с пистолетом, рубашка и брюки ждут на стуле, пока я заправляю кровать – тщательно избавляясь от складок на покрывале. Армейская выучка. Висия всегда наблюдал за мной, легко усмехаясь. Прислонялся к косяку, зевал и приглаживал коротко остриженные волосы. Отводил светлые глаза, когда я начинал переодеваться. Тихо бросал: – Я к автоматам, – за кофе. А когда я выходил из комнаты, уже протягивал стаканчик. Я обжигался о тонкий картон и горький вкус. – Я понял от чего у тебя морщинки у рта, – сказал он за два месяца до смерти. Глотнул свой капучино. – Каждое утро ты кривишься, когда пьешь эту дрянь. – У тебя такая же, – и никаких морщин. – С молоком и сахаром, – Висия поднял брови. – Гораздо вкуснее. Попробуй, – я попробовал и чуть не подавился. Парень рассмеялся: – Чего? – Сколько сахара ты положил? – я поспешил запить сиропную сладость остатками эспрессо. – Четыре пакетика, – огненный маг улыбался, склонив голову набок. На щеках дрожали солнечные блики. – Мой заряд бодрости. Нелегко, знаешь ли, вставать в пять утра каждый чертов день. – Ты можешь спать, – я опустил ресницы. – Оставлять тебя бродить в одиночестве? Ни за что. – Но ты оставил, – я стою в пустынном холле у жужжащего аппарата. Прослеживаю пальцем ветвистую трещину на стене. После первого и последнего ремонта общежитие быстро начало разрушаться. Стискиваю руку в кулак, чтобы не поддеть ногтями штукатурку, не проверить – нет ли под ней жирной копоти. На мгновение вижу коридор черным, с сожженными в угли дверями. – Четыре года назад, – Висия вспыхнул, наша комната превратилась в огненный ад. Пожар охватил половину здания. Забрал моего друга и три жизни, искалечил пятнадцать человек. Меня тоже. Ожоги не в счет, и диагностированная Гийотом депрессия тоже. Я изменился изнутри. До гибели Висии едва замечал огненных магов. Не интересовался и работой лабораторий Рамона Хайме. Хватало своей. Пожелания-приказы искать наследников пламени неизменно отправлялись в конец короткого списка неприоритетных задач. Там же значились Высшие твари, Темные земли и Первичный портал – любимые фантазии Совета. Я выбирал другие цели, избегая мараться о тьму. Справедливо полагал, что если долго вглядываться в бездну, однажды она заглянет в тебя. Отметит, как отмечает всех своих детей, позволяя мгновенно узнавать родственную душу в толпе. Теперь я тоже могу: увидеть тень своих страхов в Нине Северин, холодную тревогу – в Наасе Мерезине. Внутри Янни – бессилие, горечь утраты. Мантикора напоминает горячечную вспышку ярости, в Илае переливается жаром углей затаенная ненависть. Были и другие, которые не вернулись из ритуалов. Все разные и в чем-то совершенно одинаковые, но только Зарин Аваддон вдруг показалась мне чистой силой. Разрушительной и созидающей – как пламя войны, что затухает победой. – Твари повезло, – скользя пальцами по стене коридора, иду к пожарному выходу. – На месте Зарин мог оказаться любой. Надавив у ручки, открываю скрипящую дверь почти бесшумно. Тенистый переулок пуст. Ржавый свет фонарей уже поблек на фоне светлеющего неба. Дыхание вырывается паром. Воздух пахнет тиной и стоячей водой. Плотнее запахиваю плащ, поднимаю воротник. Переступаю через перегородившую дорогу ветку. Ночной ветер засыпал асфальт оборванной листвой, каждый шаг сопровождает шелест. Не смолкает даже когда я останавливаюсь – птицы перепархивают в кронах. Нащупываю в кармане осколок колбы и мягкий пакетик. Нужно поспешить. Пройти через слепое пятно камер, сплести сеть маскирующих чар, запустить сигил присутствия, разминуться с патрулем – проскальзываю в обманчиво густой кустарник, замираю, пока уставшие люди проходят тропинкой мимо. Луч фонарика вяло шарит по зарослям, касается рукава и бежит дальше. Выдыхаю: преступная халатность. Я мог бы убить весь отряд за минуту. Отступаю прочь, шепчу: – Доложить Кану. Другие группы далеко, и я не таясь добираюсь до ручья. Любимое место Нааса, сюда он зовет, когда хочет поговорить. Здесь стоят мощные заглушающие, здесь маг признался: – Я обещал кое-что... – чертовой твари. Вот, когда все началось. С этого обещания. – Чертова тварь, чертов порывистый мальчишка! – шепчу я, проходя речными камнями к центру потока. Утренний туман рассеялся, к рассветной свежести примешиваются запахи трав и палой листвы. Остановившись на крупной глыбе, проверяю заглушающие чары и достаю из кармана пакетик с окровавленной ватой. Опускаюсь на корточки, прикладываю ладонь к прохладному песчанику. Задерживаю дыхание, нащупывая сердце – порода отзывается дрожью. – Привет, – изнутри валуна поднимается тепло. Творю сигил из заполняющего трещины крошева, отщипываю кусочек ваты и вплетаю в знак. Теперь чувства, чтобы оживить. Я собираюсь приманить порождение страха. – У меня есть подходящее воспоминание. Блеклый облачный день. Пламя ревет в окнах общежития. Мечутся люди, крики тонут в вое сирены. Кто-то пробегает мимо, цепляя плечом. Я силюсь вдохнуть едкий от дыма, жаркий ветер – и не могу, не могу отвести глаз от столпа огня: там наша комната. Руки, грудь и живот пульсируют болью, тело сотрясается, колени слабеют. Задыхаясь, я падаю в погребальный свет, в сумеречную воду. Но меня дергают наверх за воротник плаща. Реальность обжигает хуже памяти. Выворачиваюсь, прыжком оказываюсь в потоке – голень простреливает болью, холод сковывает бедра. Вскидываю руку, заставляя каждый камешек вокруг... – Ты не можешь управлять силой земли, пока напуган, – скалится сидящая на заклинании тварь. Взрезает формулу когтями – вспыхнув, исчезает вата с кровью Зарин Аваддон. Моя сила плещется в висках, звенит галькой и ворочается между корней сосен. Почти, еще немного. Я судорожно ищу счастье, а Плутон смеется: – Не старайся, я не причиню тебе вреда. Наоборот, хочу поблагодарить. Ты нашел прекрасного мага. – Ее нашла Нина, – выплевываю, отпуская стихию. К черту, она права. Я не способен сражаться магией. Под плащом пистолет оттягивает пояс, но я не спешу демонстрировать оружие. – Я говорю не об Аваддон. Ты привел рыжеволосого мальчишку, который помог мне спастись. Я – твой должник. Я всегда плачу по счетам. Поэтому пришла на твой зов. Чего ты хочешь? – Узнать, что ты собираешься делать, – после признания Нааса я действительно спускался в Заповедник. Тогда она убедительно говорила о смерти. Но теперь живее всех живых: обрела объем и плотность, искрится чернотой звездной ночи, в расслабленной позе читается грация силы. Плутон поводит головой – рога описывают изящную дугу, хрустят позвонки, поднимается дыбом шерсть на острых лопатках. Резко выдыхаю: сейчас тварь понимает в счастье намного больше моего. – Скорее ты жаждешь гарантий, что я не обижу твоих подопечных и помогу избавиться от недругов, – узкое лицо надкалывается металлической улыбкой. – Я могу рассчитывать на гарантии? – ноги немеют от холода, плащ отяжелел, а течение толкает в сторону. Начинаю медленно двигаться к берегу, стараясь не оступиться на неровном дне. Тварь наблюдает с усмешкой. Вытягивается на камне – смотри, я не собираюсь атаковать. Напряжение сдавливает шею. – Я не нападу на Университет, это могу обещать, – говорит Плутон, стоит выбраться на землю. – Других тоже не отправлю, – добавляет в ответ на мою поднятую бровь. – Я обучу Аваддона владеть своей магией, не отдавать ничего в ритуалах. Дам знания, которые Совет прячет от всех. Однажды она возглавит орден – ты сам понимаешь, ты видел ее свет. – Этого недостаточно. Иначе Мантикора... – Он все еще может, – расправляет плечи. – Каждый из них. Тьма создает оси вне зависимости от состояния хозяина. Это сила, меняющая мир. Ты достаточно изучил, чтобы знать: именно наследники огня творят историю. – Чушь, – я теряю связь со стихией. Гнев согревает щеки – бесполезный, с тенью страха. – Висия умер, что это изменило?! Он страдал всю жизнь, страдали люди рядом с ним – и ради чего? – Ради тебя, – тварь садится. Я перестаю дышать. – Он изменил тебя. Ты увидел изнанку пламени, вспомнил собственные корни и начал пробиваться к власти. Спас жизни нескольким огненным. Этими монетами, ядом, что рушит связь чувств и тела, но все же. Ты нашел Нааса Мерезина. Велел Нине Северин привести Аваддона в Университет. Ко мне. Дал чары для убийства. Формула была сложнее, чем следует, – она обнажает клыки. – Распространила бы импульс моей смерти на любое темное создание в пределах барьера Мерлина. Вспышка вышла бы колоссальной. Ты хотел убить всех... нас. С усилием разжимаю кулаки. Перемещаю правую руку ближе к кобуре. Порезанную ладонь печет от пота. Создание прищуривается. – Убить и закрепить, связав освободившуюся энергию, – шагаю вперед. – На несколько столетий вперед. Любая тварь мгновенно умирала бы, только попав в Университет... или родившись. Конец исследованиям: для оборудования защиты нового места нужны артефакты, которых нет и не будет. – Прекрасный план, – выдыхает она. – Как жаль, что я выбрала иной путь. – Да, – роняю я. – Слишком длинный. Сколько еще умрет в лабораториях, пока наступит твоя новая Огненная эпоха? – Зависит от тебя, – Плутон встает, выпускает кинжальные когти. – Позаботься о них, Эрлах. Тебе будет полезно искупить вину за смерть Висии, – выхватываю пистолет. Выстрел пронзает дымную взвесь. Стискиваю зубы, оружие. Тварь скользит кругом, ошметками ночи в тенях – чересчур зыбко и быстро. Волоски на затылке поднимаются дыбом. Глажу прохладный металл, считая выдохи. Ярость бухает в висках, обостряет грани реальности. Плутон хихикает. Шершавый звук ложится инеем на щеку: – Люди очень просто устроены, – успеваю развернуться и поймать на мушку стальной полумесяц ухмылки. Создание проявляется совсем близко – упираю дуло в покрытый чешуей лоб. Громко сглатываю. Тварь жмурится, напоминая сытую кошку. – Как заклинания: тело и ключевая эмоция. За редким исключением, одинаковая у всех. Усиливаю давление на курок, а Плутон хмыкает, клацает зубами-иглами: – Вина. Ваша слабость и самое сильное чувство. Она парализует тебя, Эрлах. Заставляет искать ответы и ресурсы внутри. И вот результат, – Плутон смеется, шагает вперед. Ствол проходит сквозь вязкую плоть, руки на миг оплетает лед. Антрацитовые глаза застывают в считанных сантиметрах от моих. Я будто обнимаю тварь, которая шепчет: – Твое оружие бесполезно. Заклинания мертвы. Висия мертв. Хватит обманываться, твоя вина знает правду: парень нуждался в поддержке, беспомощный со всей своей огненной мощью. Сила не внутри, – снаружи. Ты должен был отдать ее. И нет ничего плохого в том, чтобы взять, – хватаюсь за основание рога, пистолет – к горлу. Жесткий мех колется, а подшерсток оказывается удивительно мягким и холодным. Сердце гулко бьется в груди. Угловатое тело прижато слишком тесно, слишком остро пахнет влажным лиственным дымом. Мы делим дыхание. Неуместное понимание давит за ребрами: я много лет не касался кого-либо так... – Вернемся к главному. Ты должна мне, верно подмечено, – выходит рычанием. Тварь вздергивает верхнюю губу. – Должна целую жизнь. Век тварей долог, поэтому взамен я хочу две человеческие. Наас и Зарин. Оставь их в покое. Уйди из его снов. Подпитывайся ее силой, но не трогай разум, – вглядываюсь в звездный сумрак на дне зрачков. Долг жизни – не магическая клятва, хоть связывает двух существ до конца их дней. Тонкая нить и моральный выбор, свободный от страха. Люди чтят святость спасения, но твари... Тварь Зарин Аваддон шипит, обдавая мелкими брызгами слюны: – Я возьму столько, сколько потребуется. Мой долг будет оплачен, если я не убью тебя прямо сейчас, – улыбаюсь: торгуется. Кажется, я подобрал ключ к чудовищу. – Я не боюсь смерти, – пуля не прикончит Высшую тварь мгновенно. Она еще успеет вцепиться мне в горло. – Убей, но условия останутся прежними. Наас Мерезин. Зарин Аваддон. Спаси их – и мы квиты. Плутон молчит. Неглубоко и часто дышит, глаза пульсируют тьмой. Что она скрывает? Вину? Страх? Искру человечности, заложенную Тлалоком? Сможет ли новая хозяйка раздуть ее в пламя? – Отпусти, – роняет на грани слышимости. Помедлив, разжимаю хватку и убираю оружие. Она продолжает стоять вплотную. Трепещут ноздри: пробует мой запах – аромат первого колдовства. Расшифровываю: – Полевые травы, – вздрагивает. – Прогретая земля. – Огонь, – киваю: в памяти тонкая струйка дыма дрожит почти вертикально, готовая в любую секунду оборваться и исчезнуть. – Откуда? В тебе... – Четыре процента. Иногда этого достаточно, – тварь глядит нечитаемо. Вдруг отступает, запрокидывает голову. Над нами пролетает стайка воробьев. Плутон оборачивается следом, к невидимому за деревьями Университету. Кинжальные когти вспарывают землю. – Плутон. – Что? – огрызается тварь. – Я не смог защитить Висию. Но я позабочусь о Зарин. Если ты позволишь. Хмыкает, качает рогами. Со смешком крошится на части: – Однажды, Даниель Эрлах, – шуршит в соснах. Поднявшийся ветер дергает плащ и бросает волосы в лицо. Сердце пропускает удар, когда за эхом шагов звучит холодное: – Не сегодня. *** Подавив желание немедленно бежать в лаборатории, сосредотачиваюсь на дыхании. Вдох. Выдох. Еще. И еще. Заземлиться. Я не успею. Она ушла убивать. Сначала в подвалы, затем двинется дальше. Научный корпус. Учебный. Тренировочный. Администрация, общежития, лазарет. Пока не доберется до своей хозяйки. Страх расползается по венам. Возвращаю пистолет в кобуру. Растираю скованную спазмом шею. Опускаюсь на землю, вплетаю пальцы в редкую траву. Вода мерцает бликами ярко, до черных пятен на изнанке век: солнце уже поднялось над деревьями. Зажмурившись, прислушиваюсь к переливчатому шелесту потока, пытаюсь добраться до камней на дне. Успокоиться, обдумать ситуацию. Вдох. Выдох. Вдох. Ничего лишнего. Выдох. Она не станет, нет. Она обещала. И Плутон слишком умна. Она скорее... – Возьмет, – потянет за ниточку, когда ученые попытаются открыть к ней портал. Выпрямляюсь. Ветерок приносит далекий птичий гомон. Подготовка к ритуалу идет своим чередом. Задев крылом мою щеку, пролетает бабочка. Скоро взвоет сирена. Когда Зарин Аваддон покинет этот мир. Поднимаюсь и отряхиваю брюки. Влажная ткань холодно липнет к коже, в ботинках хлюпает. Перехожу ручей по камням, иду через полумрак сосновой рощи. Под ногами ковер из хвои, солнечные пятна скользят калейдоскопом – ускорить шаг, выбраться на поросшую сухим разнотравьем поляну. Здесь высокие стебли прячут кочки и рытвины, повсюду торчат кривые лапы оборванных ночной бурей веток. Я не сразу нахожу среди взлохмаченной сирени начало тайной тропки. Едва заметная, змеей прорезает густые заросли. Пыльная поредевшая листва открывает паутину стволов. Замираю, слушаю: где ближайший патруль. – Все чисто, – тихо. В переулках Университета тоже ни души. Птицы исчезли. Блекло горят фонари, среди граффити на стенах мерцают огоньки: в обычно пустующие пазы вставили накопители магии, чтобы усилить охранные чары и удержать защиту в случае падения главного контура. У научного корпуса нет караула. Глянцево-белые коридоры пусты, двери закрыты. Мерно лязгают секции решеток, пропуская в недра Университета. Металлический грохот отзывается дрожью в позвоночнике. Сдавливает плечи. Я почти скатываюсь по лестнице, перепрыгивая через половину ступеней. Выдыхаю, обнаружив в холле лабораторий толпу. Большинство в белых халатах – ученые, лаборанты, медики. Несколько мужчин в гражданском: администрация. Люди часто смотрят на вход в конференц-зал. Голоса звучат приглушенно и насторожено. Чуть в стороне, на скамейке возле оранжереи, сгорбился Янни – самый юный из огненных магов. Натянул до носа красный пуховик и рассматривает стоптанные кеды. Его брат стоит рядом, нервно вертит блокнот и что-то говорит скрестившему руки на груди наследнику пламени Илаю. Я прохожу к нему: – Еще не закончили? – альбинос медленно моргает. Под кровавыми глазами разлились синие тени, сетка лопнувших сосудов расчертила щеки. Губы искусаны до мяса. Молчит, глядит сквозь меня. Вздрагиваю: так глядел и Висия после ритуалов. Значит, с помощью Илая пытались отыскать тварь... Повторяю вопрос, но отвечает Мария: – Кажется, даже не начинали. Туда ворвались Кан, Наас... его друг и лаборантка из моего... второго блока. Буквально минуту назад. – Портал открывается, – выдыхает в никуда Илай. Вздрогнув, оборачиваюсь. В недрах подвалов вспыхивает писк. Пульсирующий звук стремительно заполняет черные коридоры, заставляя людей шарахнуться к выходу. Машинально хватаюсь за пистолет и пригибаюсь, проталкиваясь к конференц-залу – навстречу крикам. Гаснет дневной свет, загорается вязкий алый. Утробный вой сирены поднимается из-под земли и захлестывает с головой. Я прохожу мимо длинного стола под портретами давно умерших Советников к стеклянной перегородке. Тяжелый полог за ней одернут, неподвижный строй охотников заслоняет недра лаборатории. – Расступись! – перекрикиваю тревогу. Несколько парней оглядывается – лица напряженные и растерянные. Заметив оружие, послушно пропускают к границе оцепления. Ухо обдает дыханием: – Черт-те что творится, – замираю у кромки сигила. Сплетенное из жирной плоти тело знака рывками меняет форму. Линии конвульсивно перестраиваются, в новых узлах образуются демонические символы. Блекло светящийся пол покрыт разводами и ошметками черной крови. Закашливаюсь: вонь разложения ест глаза и набивается в легкие. Стоящий рядом маг зажимает рот ладонью. – Где Кан? – кивает на центр формулы, где трясется туман и сияет раскаленная точка. Прищурившись, на доли секунды различаю пять силуэтов – лишь тени пропавших, память заклинания. – Вперед! Чего вы ждете?! – с трудом узнаю голос Рамона Хайме. – За ними! – профессор прорывается сквозь толпу и застывает в метре от схлопывающегося портала. Запускает пальцы в волосы, окидывая зал диким взглядом. – Какого черта вы замерли?! – Охотники неуверенно переглядываются, первый ряд шагает назад, вопреки приказу. – Быстрее! Раньше, чем кто-либо успевает сориентироваться, сигил прощально вспыхивает, я закрываю уши: хлопок, будто вынули пробку из гигантской бутылки, на миг гасит сирену, бьет по вискам. Дернувшись, люди хватаются за головы. Знак, разом выпутавшись из новообразований, уплощается до первоначального двухмерного рисунка. – На выход! – кричу, подкрепляя команду жестами. Вокруг неуверенно опускают оружие. Охотники не должны мне подчиняться, но станут. – Покинуть помещение! У кого идет кровь носом – в лазарет, срочно! Остальные – помогите дойти! Пошли, пошли! – Тру переносицу. Сглатываю слюну с привкусом железа, первые иглы боли ввинчиваются в мозг. В ближайшие полчаса все присутствовашие в лаборатории слягут с ослепляющей мигренью. Посещать лазарет необязательно, но страх – лучший стимул следовать приказу. Лаборатория стремительно пустеет. Рвется вой. В образовавшейся тишине тонко попискивают компьютеры и звякают, переключаясь на обычный стерильно-белый режим, световые панели стен и потолка. Перешагивая через обуглившееся мясо линий, прохожу в центр рисунка, где Хайме, Максимилиан и Байра склонились над дымящей красной лужицей. – Отрезок. Тварь была в Отрезке, – говорит Рамон. Ругается сквозь зубы. Советник поджимает губы. Максимилиан трясущимися пальцами вытирает бегущую из носа кровь, только размазывая. – Мы учли вероятность в формуле, – Байра цепко рассматривает останки портала, сверяет с бумагами. – Возможное притяжение оси было прописано. Я нахожу соответствующую группу знаков. Множитель впечатляет – но его оказалось мало. Рамон выдыхает, первым озвучивая невероятное: – Темные земли, – я морщусь и спешу спрятаться за завесой волос. Рамонова идея-фикс. – Тварь отправилась домой и оставила нам след! – Посветлевший лицом ученый смеется. Лающий звук перекрывает прочие. Нервно оглядываются собравшиеся у мониторов лаборанты. – Не исключено, – хмурится Байра. – Вот так подарок! – профессор с широкой улыбкой и блеском удивления в темных глазах достает мобильный и быстро печатает. Наверняка спешит обрадовать Гофолию. – Как только Илай или Мантикора восстановятся, мы сможем перебросить туда отряд. Надо созвать Совет. Обсудить численность, чтобы подготовить оружие и людей. Выбрать замену Кану Александеру. Охотникам нужен новый капитан. Кто-то амбициозный и жесткий, чтобы вымуштровать недоумков. Вы видели? Они просто стояли как стадо баранов! Я ведь приказал идти в портал! Хмыкаю: будто они обязаны подчиняться его приказам. Самовлюбленный сукин сын. – Тварь понимала последствия, – будто не слушая Хайме, говорит Советник. – Но решила, что указать нам путь в их логово... стоит того? Нас заманивают в ловушку? Или эта девочка, огненный маг, так необходима Плутону? – Сорок четыре процента, – кривится Рамон. – У Илая пятьдесят один, и знак не шелохнулся. Ловушка тоже, на мой вкус, сомнительна: нам давно известно, что Темные земли кишат тьмой. Я полагаю, тварь просто сбежала зализать раны, набраться сил, не беспокоясь о преследовании. Думает, мы не рискнем! – Возможно, нам и не стоит, – я касаюсь носком ботинка влажной плоти. – Если окажется, что портал окружен – с людьми на знаке его не захлопнуть, и твари проберутся к нам... – Значит, в интересах охотников будет немедленно прорвать оцепление, – поднимает брови Рамон. Поворачивается к Максимилиану: – Гофолия назначил совещание на два. Подготовьте отчеты по наличествующему оружию, перепись незанятых на миссиях магов и список кандидатов в капитаны пятого блока. Пусть остальные ждут наших распоряжений у администрации. – Всех боеспособных – в патрули и на периметр, – добавляет Байра. – К искателям это тоже относится, – сухо кивает мне. Значит: убирайся, Даниель. Прячу руки в карманы плаща и отступаю: – Принято, – вызовет позже, когда погасит истерический ажиотаж Рамона Хайме и узнает мнения о случившемся у всех членов Совета. Я иду медленно, замирая и словно изучая останки портала – выбирая на ощупь листочек с заклинанием прослушки. Опускаю ресницы, воскрешаю в памяти проблеск детского счастья, чтобы многократно усиленное эхо голоса Советника произнесло: – Мы не можем себе позволить рисковать многими жизнями. Вначале стоит отправить малочисленный отряд: разведать обстановку. Связаться с Каном и остальными – я сомневаюсь, что они мертвы. – Почему? – не понимает Рамон. – Я проверил охранные чары и обнаружил, что вечером накануне побега твари Наас Мерезин и Айяка Корнелиус спускались в архив. Возможно, с ними была и новенькая... – Которую не внесли в систему, – у меня холодеет в затылке. – Верно. Зарин поселилась в комнате с Наасом и Тони Луизой с разрешения капитана блока, а потом все пятеро оказались на знаке. Занятное совпадение. – Вы считаете, они освободили тварь? И хотели помешать поймать ее? – с усилием делаю шаг. Пора уйти, пока Байра не понял, что я слышу: – Я не вижу причин подобному поступку, но собираюсь собрать больше данных и найти ответ. *** Механически пробиваясь сквозь толпу в коридоре, игнорирую вопросы и сбрасываю прикосновение к локтю – Илай, хмурится и что-то выискивает в моем лице. Кусает губы. – Что там? – выглядывает из-за его спины Мария. – Идите к себе, – кончиками пальцев растираю лоб, надавливаю на веки. В огромном холле душно, тесно, мерцает свет. Люди кажутся фантомами, и на секунду я решаю, что сплю в своей комнате, под жаркой тяжестью одеял, и вижу сон – из муторных, тягучих, от каких сложно проснуться. Поэтому бумажно-тонкий Илай не исчезает, а подходит ближе: – Они исправят формулу и попробуют снова. Это должен быть я, – белки глаз порозовели от лопнувших сосудов – словно красная радужка потекла. Зажмуриваюсь и трясу головой: – Если восстановишься, – мерцание усиливается, звуки становятся плотнее. Я морщусь, когда огненный маг хрипло шепчет: – Мое место там. Сирас видел. – Сирас? – перебиваю, но он не обращает внимания: – Я попаду в Отрезок так или иначе. Лучше скорее. Если мою силу сначала потратят на накопители, я потеряюсь. Мне больше нельзя, – гримаса ужаса мелькает вспышкой – моментальная фотография. Еще одна в моей обширной коллекции. За годы в Университете Илай лишился многих воспоминаний, каждое следующее может стать фатальным. – Скажи им, я лучше Мантикоры и Янни. Киваю и стискиваю зубы. В черепе прокатывается чугунный шар. Отстраняюсь. Иду к лестнице. Каждый шаг будто дробит лицевые кости. – Даниель! – не узнаю окликнувшего, но спешу протолкаться мимо очереди к лифту, взбежать по ступенькам на уровень, два, три вверх. Там ловлю парня с нашивкой медицинского блока: – Обезболивающее. Сейчас, – прислоняюсь затылком, лопатками к прохладной колонне. С трудом сдержав ругань – к черту проверку, ты же знаешь, что открывали портал, знаешь последствия, какого хрена тянешь время?! – наблюдаю из-под ресниц, как целитель колдует: воздух, сгустившись до мутных нитей, неуклюже сплетается в сканирующий сигил. Краевые обводы провисают петлями, и маг задерживает дыхание. Новичок. Твою мать, вот так везение. – Дыши ровно, чтобы оставаться здесь и сейчас, – застигнутый врасплох, парень шумно выдыхает, на щеках расцветают пятна румянца. – Концентрируйся на связи эмоции и тела, именно она рождает магию, – собственное тело готово сползти на пол и свернуться клубком от боли. Мимо проходят взбудораженные голоса, часы и годы. Ветерок забирается в волосы, оглаживая затылок. Прикосновение к плечу: – Получилось. Возьмите, трех должно хватить. Еще одну перед сном и на утро, – подставляю ладонь. Маг ждет, пока я глотаю положенную дозу и прячу остаток в карман. Кашлянув, спрашивает: – А что там случилось? Обычно порталы работают иначе... – Этот открыли в Отрезок, – язык плохо слушается, но я ощущаю, как в животе теплеет. По позвоночнику взбирается дрожь: скоро станет легче. – Знаешь, что это? Парень виновато улыбается: – Не особо. Я тут недавно. – Повезет, если не узнаешь, – качнувшись, выпрямляюсь. Кожей растекается покалывание, в голове – звенящая легкость. Мигрень продолжает бушевать на периферии нервных окончаний скорее знанием, чем чувством. Дорогой к общежитию первого блока я мысленно перебираю досье подопечных. Результаты неутешительны. Примерно треть людей на заданиях, но остальные слишком хороши, чтобы избежать Отрезка. Допустим, сначала зашлют маленькую группу. Если они вернут беглецов, ученые попробуют открыть проход снова. И снова – через огненного мага. Наверняка Мантикора. Его ноги держат в саркофаге на случай вроде этого. Вторая группа пойдет с миссией установить драконий портал. Но тварь не позволит. Как? – Эрлах, – Олаф и Смуглянка поднимаются из кресел в общей гостиной. Внутри будто холоднее, чем на улице. Я прячу руки в карманы пальто и сразу вытаскиваю: еще влажно. В комнате тоже. Высокие окна выходят на север, поэтому солнечные лучи никогда не касаются покрытых паутиной трещин стен. Под ботинками попискивает истершийся паркет, в рамах свисят сквозняки – слышно, если приблизиться ухом к стеклу. Мебель остается новой, а здание стремительно стареет и обретает голос. Ночью в коридорах царят шорохи и скрипы, иногда что-то гулко рушится в кладовых первого этажа. Редкие люди при встрече вздрагивают и виновато улыбаются: легко забыть, что ты не один – когда возвращаешься передохнуть и уйти вновь. Никто не называет это место домом. Я тоже, хоть прожил здесь половину жизни. – Нужно сформировать патрули. По пять человек, один искатель на группу. Десяти отрядов хватит. Остальных рассредоточить по караульным вышкам и периметру. Техники позаботятся о сигнальных чарах, от вас я ожидаю внимания к среде. Охотники лишились капитана, поэтому будете руководить, – опасаясь конкуренции, Кан предпочитал единолично управлять блоком. Теперь к его возвращению должность присвоит сильнейший. Я склоняю голову набок, рассматривая помощников. – Кан мертв? – спрашивает Смуглянка, пока Олаф рассылает сообщения. Зрачки расширяются, затапливая насыщенно-голубую радужку. По лицу не понять, растроен маг или рад, что главный соперник в борьбе за сердце прекрасной Энид сошел с дистанции. – Пока сложно сказать, – я опускаюсь в кресло. – В любом случае, к вечеру ему найдут замену. – Смуглянка прикусывает губу. Его мысли явно далеки от обязанностей. – Поговоришь с ней завтра. Парень моргает. Олаф отрывается от телефона. – Не думаю, что Энид будет рада твоему вниманию сегодня. А мне оно чертовски пригодится. Смуглянка криво улыбается: – Ладно, капитан. Извини. – Идите. Я скоро присоединюсь, – массирую виски и смотрю в спины уходящим. Скрип половиц сопровождает каждый шаг. Боль ослепительной иглой пронзает мозг. – Принести обезболивающего, капитан? – низкий голос Олафа доносится как сквозь толщу воды. Взмахом руки отпускаю помощников: – Я уже принял, спасибо. Откинувшись на спинку кресла, пережидаю бушующую в черепе грозу. Мысли мельтешат и путаются, время от времени прерываясь белыми вспышками. Все реже – буря стихает, освобождая место ломоте в костях и свинцовой тяжести бессонной ночи. Я ощущаю, как рывками соскальзываю в грезы, к тонким черным тварям и огню под бледным небом. – Я больше не могу, – говорит лежащий пластом Висия, и простынь под ним темнеет, выпуская прозрачные щупальца дыма. – Я закончился. *** Вздрогнув, просыпаюсь. Тени поменяли цвет и плотность – который час?! При движении – неуклюжем, медленном, – поясницу будто пронзает ножами. Нашариваю телефон в кармане: – Пятнадцать сорок восемь, – я проспал заседание Совета. С усилием поднимаюсь, приспосабливаясь к разбитому телу, убираю волосы с лица. На ходу завязываю хвост. Еще влажная одежда холодно липнет к коже. Хорошо, что темная: возможно, в суматохе никто не заметил. На улице осенний ветер забирается под плащ. Небо налилось свинцом, на асфальте лужи в пиках волн. Редкие маги торопятся скрыться в зданиях. Следуя их примеру, добираюсь до администрации пропахшими лежалой бумагой лабиринтами научного корпуса. Коридоры многолюдны. Распахнуты двери; ярко, до белых солнц в золотистом паркете, горит свет. Игнорируя вопросы и стряхивая прикосновения, ввинчиваюсь в толпу возле зала собраний. Слушаю, складываю обрывки разговоров: Совет еще заседает. Можно выдохнуть. Прислониться к колонне. Боль в мышцах отступает, сменившись онемением. Отстраненно разглядываю людей и пролистываю сообщения Олафа. Патрули на позициях, парк и барьер под наблюдением. Вон мелькает взъерошенный подросток с ворохом папок под мышкой – Рики Беата, правая рука правой руки Гофолии. Проталкивается к двери и исчезает внутри под неразборчивый ропот. Значит, начальник мальчишки Максимилиан Одви здесь. Смуглянка отписался: новым капитаном охотников выберут либо Риддла Мелька, либо Пастрами Ши. Нахожу черную макушку Риддла. Парень оборачивается, высматривая кого-то. Вьющаяся челка скрывает тенью неподвижные глаза с целлофановым блеском. Порывшись в заметках телефона, перечитываю досье мага с комментариями Сойта Роэна. Информации прискорбно мало. Скидываю помощникам с просьбой принять к сведению и дополнить. Файл Пастрами тянется внушительным списком успешных миссий, два года почти без отдыха. Закрываю: когда охотник берет на себя слишком много, срыв не за горами. Адамон это понимает и скорее назначит психолога, чем повышение. – Даниель, – рядом останавливается Валентин. Глядя перед собой, растирает след от очков на тонком носу. Лабораторный халат грязнее обычного, подбородок серебрится щетиной. – Понимаю, у тебя сегодня напряженный день, но, быть может, заглянешь вечером выпить чая со стариком? Буду весьма рад компании. – Только если накормите, – вежливо улыбаюсь. Желудок тянет от голода, но возможность пообедать я проспал: ручка на двери зала собраний неуверенно опускается вниз. Замирает, колеблясь. Стихают разговоры. Профессор Рябинский кивает и отходит: – Удачи. В щель холодного света протискивается Максимилиан Одви. Худой и нескладный, серый от кончиков волос до носков поношеных ботинок – сухая ветка на дереве власти Университета. Поднявшись на цыпочки, зовет шершавым голосом: – Капитаны блоков! Подойдите ко мне! Проскальзываю вперед и забираю сложенный втрое и запечатанный сигилом листок с приказом. Едва не сталкиваюсь с Риддлом. Вблизи он ниже на голову. Бледное лицо нечитаемо и будто спокойно, только взгляд нездешний, сумрачный. – Я буду представлять интересы пятого блока, – говорит Максу. – До официального назначения нового капитана. – Заместителя капитана, – мужчина кривит бесцветные губы, но бумагу дает. – Не спешите хоронить предшественника, молодой человек. Сдерживаю смешок. Пропускаю Кострома и главу ученых Йонера Трондта. Старики почти жмутся к друг другу, одновременно протягивая руки, чтобы получить распоряжения Совета. – Даниель, передайте, пожалуйста, – капитан медиков не пытается пробраться сквозь заслон любопытных. Поморщившись, щелчком пальцев привлекает внимание Максимилиана. – Даниелю. Побыстрее. – Не разворачивать, – принимаю неожиданно увесистый пакет. Закатываю глаза, но не комментирую. – От вас хотят многого. Гийот молча сует документы под мышку и направляется к лестнице. Тороплюсь последовать в тесноту и ясный запах трав – характерный для практикующих целебные чары, только гуще и плотнее. Будто зрение и слух подводят, и вокруг должны простираться зеленые леса. Я на секунду представляю: вместо полированного камня, весеннюю траву под ногами; сменившие стены, километры деревьев и ветров, обязательно далекие горы в вечерней дымке. Россыпь первых звезд на синеющем небосводе. – Вы меня нюхаете? – преодолев пролет, целитель оглядывается. Осматривает с цепким интересом. – Давно это с вами? От неожиданности коротко смеюсь и запускаю пальцы в волосы: – Прости...те?... – Большинство магов не обращает внимания на запахи. Мне приходится ежедневно натаскивать подчиненных в использовании всех органов чувств при работе с силой. Как вы к этому пришли? Узнали от целителей? – Гийот ждет, пока я поднимусь, и устремляется дальше. Считая ступеньки, медлю с ответом – сказать правду или пойти по легкому пути – соврав? Мы едва знакомы – на людях, и сейчас нужно держаться отстраненно. Но он мой друг, и... – Мой друг был магом огня, – прячу руки в карманах плаща. – Он часто упоминал те или иные запахи... на заданиях, при встречах с волшебными существами... другими магами. Тварями. Во время колдовства. Ритуалов, – мужчина чуть заметно хмурится. – Висия говорил, каждый маг имеет уникальный запах, соответствующий первому выбросу силы и дополненный следами регулярно применяемых заклинаний. – Наследникам пламени свойственна подобная чувствительность, – голос целителя становится тише и глубже. – Я считаю, именно огненная стихия опирается на животные инстинкты, и чем выше процент – тем сильнее. – У меня четыре, – мужчина хмыкает. – Потребовалось много тренировок. Зато теперь я больше замечаю. – Например? – Гийот останавливается у ведущего к лазарету перехода. За его спиной дребезжит под ливнем стеклянный коридор. Кажется, окна вот-вот лопнут, брызнут на шахматный пол осколками и потоками воды. Проходящие люди ускоряют шаг. Лишь один замер с сигаретой у приоткрытой форточки. Прищурившись, пытаюсь узнать по худощавой фигуре и сутулым плечам, колечкам пирсинга в ухе и модной стрижке с выбритыми висками – кто? Незнакомые демоны скалятся с предплечья, черная одежда напоминает... нет, не охотник. Новенький? Один, без присмотра? – Оставьте, – проследив за моим взглядом, советут Гийот. – Вам сейчас хватит проблем. Вы не ответили на вопрос. – Прошлый год вы пахли лекарствами сильней, чем обычно, – парень тушит окурок о раму и высовывает руки по локти в дождь. Я встряхиваю головой, чтобы вернуться к разговору, но продолжаю рассматривать коротко остриженный затылок и перехваченные ремнями тонкие запястья. – И... весной медикаменты почти выветрились, появился алкоголь, – что в его позе беспокоит меня? Где я уже видел... – Примерно месяц. Потом вы стали брать на работу дочь, – сейчас Гийот Кайруан напоминает каменное изваяние. Я убираю за ухо выбившуюся прядь: – Надеюсь, я вас не обидел, – это случилось до нашей дружбы, и Гийот никогда не говорит о смерти жены. – Скорее, удивили, – вытянутое, жесткое лицо непроницаемо. – Соболезную вашей потере, – говорю, чтобы заполнить паузу между раскатам грома. – Взаимно, – Гийот оглядывается. Вдруг спрашивает: – Чем пах Висия? – морщусь: спазм в шее усиливается, обрастая иголками боли. Висия... – Дождем, – улыбка получается кривой. Киваю на открытое окно. – Как сейчас. Вы сами наверняка знаете. – Знаю, – целитель устало выдыхает и оглядывается на парня. – Поэтому понимаю, чем вас зацепил этот молодой человек. У него такой же запах. Стискиваю кулаки: по позвоночнику взбирается дрожь. – Маг огня? Каким образ... – Нет, – Гийот отступает уходить. – Пустой. Перенес стычку с тварью. Видимо, ее след. Мне предстоит разобраться. Не берите в голову. Займитесь делами. До свидания. Я наблюдаю, как он жестом привлекает внимание незнакомца и указывает направление. Мазнув по мне взглядом, парень неспешно следует за врачом. Раздраженно вибрирует телефон серией смс. – Дела, – взламываю печать на приказе. Пальцы сжимаются, комкая списки имен. Люди, которые отправились в Отрезок. И те, кому предстоит. Взять досье на каждого в администрации, проверить актуальность информации. Срочно. Выделить слабые места – перечитываю дважды, глаз режет нехарактерная, прямая формулировка. Первая на моей памяти. Я ощущаю тяжесть в груди: дело дрянь, раз Максимилиан не выбирает слова. Деревянно переставляю ноги, сворачивая к отделу кадров. Здесь воздух суше, а свет холодней и подрагивает. Морщусь, тру висок: мигрень возвращается. В последний момент избегаю столкновения с нагруженной папками женщиной из бухгалтерии. – Извините, – отдел кадров дальше по коридору. Вотчина Адамона Влодека забита картотечными шкафами и сонными, почти неподвижными сотрудниками – только пальцы порхают по клавиатурам под натужное гудение принтера: начальник не доверяет облачным хранилищам и заставляет копировать данные на бумагу. Вот и сейчас вручает ксерокопии: – А могли бы отправить файл, – взвешивая внушительную стопку, по привычке шучу я. Адамон со вздохом снимает очки и протирает салфеткой. Обычно чистый стол завален бумагами, даже золотая табличка с именем похоронена под пакетом из кафетерия. От мужчины пахнет потом и сигаретами. Он тянется за пачкой, а заглянув внутрь, раздраженно сминает: – Это формальность, Даниель. Ей положено много весить. – Любопытная мысль, – мне хочется добавить что-нибудь едкое, но боль мешает сосредоточиться, а Адамон не заслужил: он просто винтик в системе, побольше прочих, но – заменимая деталь. Сам знает, вот и работает на износ. Говорит в спину: – Твои данные наверняка обширнее. Дополни ими документы. Можно в электронном виде, – хмыкаю и выхожу. По пути набираю сообщения Олафу и Смуглянке, пишу Сойту Роэну: – У тебя под подушкой, – отвечает он. Усмехаюсь: еще один противник технологий. Быстро он. Хотя папка, вопреки фантазиям Адамона, тонкая – голые факты и выводы, самое важное. Сняв плащ и влажные брюки, переодеваюсь в джинсы, закатываю рукава рубашки и забираюсь с ногами на кровать, чтобы углубиться в чтение. Периодически требовательно стучат в дверь, зовут и дергают ручку. Телефон мигает, высвечивая пропущенные вызовы. Отвечаю сообщениями. На улице редеет ливень и гаснет день, приходится зажечь торшер, чтобы разобрать мелкий шрифт. Я поминутно отвлекаюсь, проверяя мобильный. Разглядываю круг желтого света на полу, яркий в сгущающихся сумерках, и выстраиваю в голове древо связей с временными пометками. Ветви множатся, переплетаются, угрожая запутать напрочь – приходится вновь обращаться к прочитанным строчкам. Выписывать ключевые моменты для отчета... – Байре, – предложение зайти всплывает на экране. Оперевшись о стену, прижимаюсь затылком к прохладному камню и закрываю уставшие глаза. Сколько мне стоит сказать? Что – утаить? – Что он знает? – у Совета должны быть собственные шпионы в Университете. Надавливаю на веки, прячу лицо в ладонях. – Что мне делать? Теперь, когда все пропало? План давно составлен, но реализовать его сейчас – безумие. Я повторяю шепотом, уставившись на потертый край ковра: – Безумие, бред, чушь собачья. Не сейчас, не – так. Должны быть другие варианты. Но я их не вижу, ничего не вижу, даже чертов ковер расплывается. Кости черепа ноют, боль скрипит на зубах. Жжется кожа. С трудом разгибаю поясницу и поднимаюсь. Собираю бумаги с досье, запечатываю личным знаком и прячу в стол. Идти к Советнику в подобном состоянии рисковано, но выбора нет. Надеюсь, Байре не менее паршиво. Завязав волосы и накинув пиджак, выскальзываю в пустой коридор. Прислушиваюсь к голосам в гостиной: вернувшиеся из патруля отдыхают и делятся впечатлениями. Пахнет кофе и выпечкой. Вдруг гремит дружный смех. Замерев, пытаюсь вспомнить, когда в последний раз слышал подобное – здесь. Не получается. В зале снова смеются, что-то гулко падает и опять – смех. Улыбаюсь. В груди теплеет. Тихо, чтобы не потревожить ребят неосторожным звуком, отступаю к пожарному выходу. Появление капитана растроит веселье. Я не хочу встречать Эйсандея Ветту или Сойта Роэна, которым предстоит отправиться в Отрезок по моей вине. Вечерний Университет шуршит мелким дождем, сияет фонарями и окнами. Пронзительно-белые гирлянды у бара отпечатываются пятнами на сетчатке. Крыльцо занято курильщиками, но переулки пустынны. Лишенные привычного мрака, кажутся неприятно широкими. Я застегиваю пиджак, засунув папку с отчетом под мышку, и прячу руки в карманах. Мой путь лежит в главный корпус, где в самом сердце Университета скрыты покои Советников. Длинным арочным коридором, начинающимся в администрации, прохожу в небольшой, перекрытый стеклом уютный дворик: двойной ряд колонн, будто бы привезенных из Италии, по карнизам разлит приглушенный свет, посередине мозаичной площади журчит старинный фонтан с обнаженными скульптурами, шуршат листьями пальмы в кадках и перелетают потревоженные попугаи – никаких посмертных воробьев сюда не попадает. Окна непроницаемо черны – наверняка чары. Которые из них Байры? Какие – Гофолии? Советник ждет на скамейке в увитой лозами беседке, под свисающими кистями мелких фиолетовых цветов. Он переоделся в светлую кофту, мягкую даже на вид, и белоснежную рубашку с расстегнутым воротом. Загорелая кожа выглядит темней, а серебро волос – ярче. Байра приглашающе взмахивает рукой, указывая на противоположную скамейку и предлагая начинать доклад. Подавляю раздражение: он явно не расположен к разговорам, а значит – едва ли произнесет хоть несколько слов. Мне ничего не выведать. Открываю папку и пробегаю глазами по мелкому тексту. Бегло рассказываю, прыгая от пометки к пометке. От состояния внешнего барьера Университета, построенного еще по формулам Мерлина, перехожу к данным с пунктов охраны: северо-восточный зафиксировал всплеск темной энергии, значит тварь прошла рядом. Руководствуясь этим, я обнаружил ее след на восемьдесят метров к востоку, у выхода к старому кладбищу. По шее бежит холодок. Могила, дальше – могила Тлалока. Протягиваю вычерченные заклятья с метками обязательных повреждений, которые появились бы в случаях взлома. Едва не вздрагиваю, когда наши пальцы соприкасаются. Взгляд Байры мимолетно обжигает холодом, но через секунду уже скользит по листу, ничего не выражая. – Я не нашел лишь одного обязательного сигила: связи между душами Советника и твари. То есть, связь по рождению рассыпалась с гибелью духа. Остался след, вот он, – достаю из кармана колбу с зеленоватыми комками праха. К счастью, они пережили даже погребальный костер. Я уже хочу перейти к данным из ока барьера, но Байра размыкает губы: – Кто-нибудь выходил в парк через северо-восток до или в момент побега твари? – Когда патруль был как раз на противоположной стороне периметра. Твою мать. Глупо было надеяться, что он это пропустит. Контролируя голос, отвечаю: – Кан Александер. Айяка Корнелиус. Тони Луиза. Наас Мерезин. – Зарин Аваддон, – делает очевидный вывод Советник. Приходится признать: – Вполне вероятно. Хотелось бы послушать их объяснения этому, – оставляю предложение открытым в конце, но Байра не торопится поделиться теориями. Что ж, стоило попытаться. – Продолжайте, – нарушает паузу. Прикусываю губу: зачем? Все важное уже сказано. Лицо горит, когда я добираюсь до ока, до ДНК Тлалока в базе. Здесь чувствую укол гордости: подлог выполнен изящно, даже Байра не найдет концы. Вспоминаю, механически отчитываясь о состоянии каждого уровня чар, как шагнул в черный колодец. Мгновенно растеряв ощущения времени и пространства, запутался в формулах, будто сам превратился в узел из сигилов и чистой силы, в уравнение: семьдесят восемь процентов земли, четырнадцать воздуха, по четыре огня и воды. Сложи вместе – получишь Даниеля Эрлаха, мужчину тридцати пяти лет, потомка драконоборцев. Слишком просто, и это худшее в оке: все уплощается, лишаясь деталей и оттенков. Голая правда: – Мы не можем удерживать тварей вечно. Барьер никогда не предназначался для устройства внутри структур вроде Заповедника, ведь Мерлин верил в святость каждой жизни. А наши надстройки слишком слабы, чтобы работать эффективно. Байра морщится: – Все рухнуло с появлением нового мага огня. Это интересно. Я закрываю папку. – Какие-либо распоряжения? – Спрашиваю небрежно. Внутренности сковывает льдом. Байра жестом отпускает: – Я уже поручил Сойту Роэну узнать все об этой Зарин. Возможно, нам придется вести с ней переговоры и понадобится... преимущество. Заложники – вот, что он хочет сказать. – Я работаю с досье остальных. Завтра к полудню предоставлю актуальную информацию. – Да, спасибо, – легко поклонившись, ухожу на деревянных ногах. Чертов попугай пролетает возле лица, цепляя крылом выбившиеся из хвоста пряди. Сжимаю руки в кулаки. Что мне делать?! Мысли мечутся в голове, подгоняя вперед. В коридорах администрации светло до рези в глазах, белые шары ламп отражаются в паркете. Никого. Только звук моих шагов и лязганье решеток, перекрывающих охраняемые зоны. С облегчением выхожу на крыльцо, где ночь обрушивается ледяным ливнем. Нужно наколдовать барьер, но я не нахожу в себе сил. Предательство горчит на языке, хоть я и не мог скрыть зафиксированные чарами факты. Байра проверяет информацию. Всегда. К блоку добираюсь изрядно промокшим, с полными ботинками воды. В гостиной горят золотистые гирлянды, оставшиеся с прошлого Нового года, и лампа на столе. Эйсандей Ветта склонился над внушительным фолиантом. Поднимает брови, неуверенно кивает: – Привет. Решил освежиться? – Вроде того, – одежда холодно липнет к телу, но мне интересно: – Что читаешь? Парень отводит взгляд. Дернув плечом, молча показывает обложку: Рудниз Альфред, Теория Отрезка. Хмыкаю: – Личный интерес или Хайме дал задание в обход капитана? – Назвать Рамона отцом Эйсы у меня не поворачивается язык, слишком они разные – хоть внешне до крайности похожи. Парень отвечает с явной неохотой: – Рамон дал. Сказал изучить на случай, если ему понадобится помощь искателей. Хмурюсь: – Ему стоило обсудить это со мной. Иди спать, книгу утром вернешь. Скажи: приказ капитана. Рамону полезно напомнить о субординации. Эйса бледно улыбается: – Хорошо... спасибо, Даниель. Тебя там ждут, кстати. Нина. Выругавшись про себя, спешу покинуть гостиную. В темном закоулке перед моей комнатой и правда черным призраком ожидает девушка. – Эрлах, – Нина Северин сидит, оперевшись спиной о дверь и вытянув длинные ноги. – Давно караулишь? – Получается несколько язвительно, но я устал, шея и поясница болят, кожу немилосердно жжет застарелый огонь, я должен многое обдумать. В одиночестве. – Я ждала тебя у Валентина. Ты обещал зайти. Черт: – Я совсем забыл. В любом случае, мне пока нечего рассказать. Нина поднимается, подходит ближе. Ее глаза зияют черными дырами, рот кривится, будто девушка вот-вот заплачет. Я чувствую дрожь в позвоночнике, снова думаю: что мне делать?... – Там мой брат, Эрлах, – голос Нины полон невыплаканных слез. –  Мы должны вернуть его. Пожалуйста, поговори со мной. Меня вдруг разбирает злость. На Кана, который вообще не был частью плана, на Плутона, оказавшуюся умнее меня, на себя самого – за тупость и самонадеянность. На Нину, которая сейчас мешает, и сама не понимает: – Тварь забрала их в Отрезок, и это лучшее решение на данный момент. Администрация уже подозревает связь между пропавшими магами и побегом твари. По возвращению Кана ожидают проблемы серьезней, чем мы сейчас способны представить. Я думаю, Плутон сохранит жизнь им всем, хотя бы как заложникам. Поэтому сейчас не стоит о нем волноваться. Нина всхлипывает, торопливо вытирает брызнувшие слезы: – Но что дальше? Что ты будешь делать? Вдох-выдох. Разжать кулаки. На мгновение опустить ресницы. Вновь встретить ее пытливый взгляд. Выдохнуть честно: – Хотел бы я знать, – опираюсь о стену, скрещивая руки на груди. – Господи, Эрлах, – девушка прячет лицо в ладонях. Всхлипывает. Но вдруг снова вскидывается, зло шепчет: – Ты что-нибудь придумаешь! Ты втянул нас в это! Ты и исправляй! Я уйду сейчас, но вернусь утром, и ты дашь мне ответ! А если нет – я буду возвращаться снова и снова, пока ты что-нибудь не придумаешь! Слышишь?! Поморщившись, отлипаю от стены и прохожу мимо Нины к двери комнаты. В голове шумит. Хочется кричать, но я лишь тихо отвечаю: – Я понял тебя. Я... я правда не знаю. Мне нужна помощь. Зайдешь?... *** Мы сидим до утра, играя в вопросы-ответы. Моя одежда успевает высохнуть на батарее без всякой магии, кофе заканчивается и приходится воровать у Айви – немного совестно, но весь блок так делает, а парню пора бы научиться отстаивать границы и зачаровывать свои вещи. Господи, я – ужасный капитан. – Если взять прах Тлалока и провести ритуал по призванию твари с Мантикорой? Он мощный, у него выйдет. – Допустим, но у нас не хватит сил победить ее и заставить вернуть ребят. И потом, как обьяснить их возвращение? – Скажут, что вместе одолели и заставили вернуть. – А что с ее побегом? – Прямых доказательств их вины нет... – А непрямых хоть отбавляй. Им хватит, поверь. – Тогда только убить Совет. – Мы не справимся. – Тварь справится. – Не думаю. Если б могла – уже бы убила. А она даже за Хайме не пришла. Что странно, кстати. – Да... Нина замолкает на целую вечность, иссякнув. Крутит в руках пустую кружку и глядит в окно, на пробуждающийся мир. Я закрываю глаза и откидываюсь в кресле. Спину ломит, жутко хочется лечь, но кровать занята девушкой и рассыпанными бумагами. Кожу на груди и лице печет, дергает короткими спазмами. – Мы можем спрятать их в белом пятне, где никакие чары слежения не работают, – ровно говорит Нина. – Навсегда? – Уточняю без интереса. – Они смогут выходить не надолго, – в ее голосе звучит сомнение. – И Кан на это согласится? После долгого молчания выдыхает: – Нет. И вновь воцаряется тишина. В коридоре шаркают шаги. Пищит микроволновка на кухне. За окном пролетают воробьи. Я почти шепчу: – А если белое пятно будет достаточно большим, чтобы его действие сохранялось на пару недель? – Что?... – скрипит матрас. – Ничего. Это ерунда. – Эрлах, посмотри на меня, – смотрю. Удивляюсь, как посветлело в комнате. У Нины видны веснушки на щеках и седые волоски в небрежно завязанной косе. – Говори. Любой бред, ерунду, фантазию – говори. Сейчас самое время. Пять утра, верно. Мое время. – Давай. Нам нечего терять, ведь правда? Когда еще строить безумные планы? – Нервно смеется. Мне тоже смешно: мы в самом сердце Университета говорим об убийстве Совета и союзе с Высшей тварью, тайных орденах в белых пятнах... тайный орден. – Братство Камня. Я знаю, как его найти. Теоретически. Нина садится: – Подожди, то самое Братство Камня, о котором в учебниках? Орден, управляемый огненными магами, сожженный во время восстания и утерянный в лимбе? Ненаходимая мечта наших ученых? – Да, – я указываю на разбросанные бумаги. – Я перечитал все дневники Тлалока. Он изучал свитки Огненной Эпохи и вычислил, где должен скрываться орден. Записи разрозненны и зашифрованы, но мне удалось собрать цифры в координаты. Он прятал их, описывая свою еду, завтрак-обед-ужин, представляешь? Повторял снова и снова, будто ел одно и то же каждый день в течение года! И никто не догадался! Решили, просто заскоки сбрендившего старика... – Орден наверняка разрушен до основания... – медленно говорит девушка. – Но можно же отстроить! Зона лимба вокруг надежно защитит от Совета... – Только ее нужно пройти сначала. Внутри действует морок, отпугивающий людей, его придется преодолевать буквально на каждом шагу. – Я тоже выпрямляюсь в кресле, со стоном потягиваюсь, растираю поясницу. – И, конечно, зона обширна, поэтому нужно ориентироваться по порталу мертвых, который находится в Братстве. Этого никто не может, кроме... – Кроме? – Она подается вперед, упираясь локтями в колени. – Эдвард Анна. Он медиум, видит мертвых. Увидит и портал. Больше никто не справится. Но если Эд перенастроит портал, чтобы им можно было пользоваться – другим не придется преодолевать лимб. Орден сгодится для жизни и будет недостижим для Совета, если только не попасться им в руки, – склоняю голову набок, разминая шею. – Слишком много если, – но девушка начинает пересматривать мои записи. Дергает ближе торшер, поднося распечатку карты Братства к свету. – Если, – подчеркиваю, – я стану Советником, то по праву драконьей крови возглавлю Совет – тогда все станет значительно проще. Я бы узаконил второй орден и обеспечил ему защиту, а магам – право выбора. Многим не по себе в Университете. Нина морщится, копаясь в бумагах: – Мы возвращаемся к началу: Советников сложно убить. Возражаю: – Их необязательно убивать. Есть другой способ, – я встаю и начинаю расхаживать по комнате, как всегда в моменты волнения. Присутствие Нины смущает, но к черту стыд, я впервые рассказываю кому-либо свой невероятный план: – Советником становится каждый, вписавший жизнь в Камень. Камней девять, но если найти десятый, одиннадцатый и так далее, то можно тоже стать Советником. Сделать Совет из двадцати человек, тридцати! Чтобы перевес любого голосования был на нашей стороне... –  замираю, пережидая стук в дверь. Нина глядит испуганно, но я узнаю тихие дробные удары, какими обычно стучится Смуглянка. После его ухода продолжаю: – Философские камни были изъяты из Первичного Портала. В дневниках я нашел точку, в которой начинается путь к нему. Но дальше – нужно искать подсказки по книгам и на месте, если они вообще сохранились... По итогу, таков был мой план. Я собирался реализовать его летом, во время отпуска. Сначала подготовиться и найти Камень, потом уже с Эдом – орден, и тогда открыть все в Университете. Шаг за шагом – может и получиться, но сейчас нужно действовать быстро и наверняка. Поэтому я не думаю... Я развожу руками и умолкаю. Нина тоже долго молчит. Так долго, что я начинаю чувствовать себя психом. Щеки и грудь опаляет жаром. Отхожу к окну и поворачиваюсь к девушке спиной, вцепляюсь в подоконник. Глажу вырезанные инициалы в углу: В.Ф. Висия Фредерик. Изначальные сгорели с ним, эти оставил я сам. Сердце колет. Я вдруг костями чувствую, как много лет прошло, как много я прожил – без него. Четыре года отсюда кажутся вечностью. Даже тонкий, зачитанный до желтизны дневник Висии сжался в мыслях до единственного последнего слова: надежда. Его послание в будущее. Мое наследие. Больно дышать. Прижимаю ладонь к груди, считая вдохи-выдохи. Сейчас мне не дотянуться до него, все воспоминания поблекли в памяти, заслоненные временем. На секунду я забываю даже лицо: черты рассыпаются осколками в калейдоскопе – не склеить, и так легко порезаться... Бросаю короткий взгляд на мутное, треснутое зеркало в шкафу – единственную вещь, пережившую пожар. В ней проще всего разглядеть Висию, будто часть его осталась в серебристых глубинах... но сейчас не выходит. – Я думаю, у тебя получится, – как сквозь туман доносится голос Нины. – Эрлах, я правда думаю, что этот план... лучшее, что у нас есть. Горько усмехаюсь. Паника отпускает горло, и получается ответить: – Так себе расклад. – Если вы выйдете одновременно с Эдом – шансы удвоятся! – Она подходит ближе и кладет мне руку на плечо. – Ты станешь Советником и всех спасешь, или мы спрячем их в Братстве Камня, а потом решим, что делать дальше. Или даже нам повезет, чтобы сработали оба варианта! Хмыкнув, качаю головой. Волосы щекочут щеки: – Опять если. А если ничего не сработает? И мы только потеряем время? – Кто-то останется в Университете, чтобы быть в курсе событий и вмешаться, если что. Или позвать вас обратно. – Кто-то? – Оборачиваюсь. – Я, – просто отвечает Нина.