Рейджи:
Для паука кровь — наиважнейшая пища, которая должна доставаться без каких либо усилий, особенно когда хочет безболезненной смерти. Так считаю я, сравнивая себя с ядовитым пауком, к которому бояться подойти свирепые хищники. Они не просто бояться проноситься кривым оскалом и хищным взглядом при маленьком убийце, они бояться умереть от его яда. Смертельного яда, прошу заметить. Мне нравятся ядовитые пауки, этакие, безобидные на первый взгляд, убийцы. Они хоть и малы и на первый взгляд, ничтожны по сравнению с дикими животными. Но очень осторожные насекомые в отличии от сильных, грязных и неисправимых диких зверей. К примеру, наподобие этих грязных, безрассудных и умалишенных зверей. Взять бы в пример Аято… Самонадеянного мальчишку, который постоянно полагается лишь на свою силу и выдуманное коварство, считая, что все и всегда пойдет ему в угоду. Он просчитался. Ему велено стать совершенством, не велено вечно жалобно скулящей гиене стать величественным, лишь жалкой, погрязшей в слепой гордыни гиеной. Канато… Он капризное дитя, жалкая дворняжка с бешенством, которой просто повезло оказаться среди стаи трусливых и мерзких гиен. Райто… Признаю, что в юноше есть крупица ума и он ею умело пользуются, достигая недосягаемых высот, подобно его матери. Но ему постоянно мешает безнравственность, половая распущенность, именно в те моменты, когда он бывает сильно похож на гиену, у которой текут слюни от одного вида добычи. Это мерзко. Ненавижу гиен… Или Субару… слабовольного и трусливого зверька, которому просто не повезло родиться в этой семье. Мне даже жаль видеть то, как он едва справляется с собственными эмоциями, пытается противиться самому себе, трусливо сдаваясь и прикрываясь словами о несбыточной мести к отцу и его вине в наших страданиях. Шу… Это всего безнадежный слабак, ничтожный червь, который противно извивается, живет благодаря тому, что ему подкидывают объедки. Самый старший и самая жалкая пародия на того, кто по настоящему достоин взойти на трон нашего отца. Горькая усмешка растягивается на моем лице, когда мысли о стаи трусливых гиен, слабых и ничтожных становится невыносимо смешной. Удушливое омерзение окутывает разум, но как-то незаметно для чужих глаз. — Ты все? — равнодушный, спокойный голос презренного мною и самой судьбой червя долетает и отрывает от мыслей. Я бросаю пытливый взгляд на того, кто посмел меня оторвать от моих мыслей, на того, кто не заслужил власти. Смотрю напрямик в глаза объекта своего раздражения. Всего лишь простой взгляд, но этого вполне хватает неприязни вязким туманом застилать весь разум. Этого взгляда вполне хватает, чтобы разжечь ненависть. И мне кажется, что я смогу сплести паутину для той мерзости, развалившейся на диване в моей лаборатории. Я считаю, что смогу сплести крепкую паутину, подобно пауку, затаиться и незаметно напасть, наказать наглеца, смеющего постоянно пользоваться моими трудами. — Да, только не употребляй постоянно.***
Шу:
Через какое-то время неуверенно беру в руки опиаты под насмешливый взгляд Рейджи. Беру и пытаюсь найти оправдание своим много раз обдуманным действиям, ибо я больше не хочу видеть кошмары. Мне больше не хочется видеть мучительные кошмары, задыхаться от собственных страданий, лишь жить себе в удовольствие. — Да, только не употребляй постоянно. Я слышу спокойный голос брата, но в нем проскальзывает что-то тревожное и непонятное, ощутимо давящее, застревая ненадолго в моей голове. — Конечно, я же не бездумный кайфолов, хочу просто отдохнуть и забыться. — Понял. Спокойно и равнодушно смотрю напрямик в постоянно осуждающие меня глаза. Под этим пытливым, прожигающим во мне дыру от моих прихотей взглядом становится неуютно и неприятно, отчего я отвечаю тем же, ибо не нечего смотреть на меня так. Не смотри на меня так, ибо не твое право судить меня. Если мне хочется сломать самому себе жизнь, получить хоть каплю любви в баре, то это не значит, что ты должен думать обо мне. Усмешка трогает мои губы, когда в сию секунду я буквально испаряюсь на месте и слышу приглушенные девичьи крики где-то вблизи. Приглушенные, истерические крики доносятся, безошибочно говоря о том, что в наш особняк пришла гостья и сейчас испытывает на себе всю жестокость младших братьев.