Путь домой

Ты здесь — Чувствую я тебя, Радуясь и любя. Ты здесь, Только не уходи, Всё у нас впереди Ты здесь. Ты здесь… (Диана Гурцкая)

       — Да погоди ты! — шутливо, смеясь, отмахивается Энн, когда он обнимает её сзади, притягивает к себе, и, без особого желания, старается вырваться из плена. Гарри её не выпускает, обвив руки на хрупкой талии, аккуратно скользит вверх и вниз по бёдрам. Кажется, если хоть на мгновение выпустить её из ладоней, она выскользнет, словно пёрышко, и исчезнет навсегда, растворится в воздухе.        Он проводит носом по её шее, ласково целует подбородок, что стал острее, потому что она похудела, чертит языком дорожку по родинкам. Прислонившись к стене, Энн тихо выдыхает:        — Мне ведь на работу… Гарри…        — Подождёт работа, — тыльной стороной ладони он ласково касается её щеки, находит губы, затягивая её в мягкий неторопливый поцелуй. Она упёрлась руками в его грудь. Ещё пытается сопротивляться, впрочем, он видит, что закрыла глаза, и слышит тихий вздох, позволяющий ему делать буквально всё на свете.        Нежно, неторопливо, ласково он проводит языком по мочке её уха, услышав в ответ шумный выдох, улыбается. Она чудесно пахнет, утром и гелем для душа, и он узнаёт её кожу на вкус — именно такой, каким он его запомнил. Её дыхание сбивается, становится шумным, горячим. Каждый вздох приятно ласкает его кожу. Ладони ласкают грудь, пальцы нетерпеливо расстёгивают пуговицы рубашки. Его рука, тем временем, перемещается ей на живот, лаская сквозь ткань платья, ныряет вниз, вползая под юбку. Кожа тёплая, почти горячая, мягкая, и тоже пахнет гелем.        — Мы же… — она поворачивает голову так, чтобы под обзором оказалась шея, чтобы он продолжал её целовать, — только что оделись… Гарри…        — Вот и я думаю, — проведя носом по её подбородку, а затем оставив на нём короткий поцелуй, шепчет он, — что нужно исправить положение и раздеться.        Она то ли охает, то ли бессвязно мычит, не понятно. Путаясь, её пальцы справляются с нижними пуговицами, и рубашка летит на пол. Некоторое время он долго смотрит на неё, не скрывая удовольствия, любуется. Она красива, а для него — самая красивая женщина в целом мире. И это было неизменно с того апрельского утра в девяносто пятом, когда они впервые встретились, случайно столкнувшись в чиновничьих коридорах. Энн открывает глаза и смотрит на него в ответ. Серо-голубой обычно очень внимательный взгляд сейчас затуманен, она подаётся вперёд, за новой порцией ласк. Бегло он отмечает, что в уголках её глаз стало чуть больше морщинок. Но время, как обычно, щадит её. Она всё та же женщина, от которой он однажды потерял голову.        Осторожно взяв её лицо в ладони, он снова припадает к её губам в поцелуе, на этот раз более требовательном. Энн отвечает, он чувствует, как она обмякла, расслабившись. Больше, кажется, не будет даже слабых попыток сопротивляться. Хорошо. Ему нравится, когда она сдаётся, когда такая послушная. Пока губы ласкают её губы, ладони путешествуют по платью. Сквозь плотную ткань он угадывает и узнаёт знакомые очертания, о которых бесконечно мечтал в разлуке. Небольшая грудь, круглые острые соски, напрягающиеся мгновенно, стоит к ним прикоснуться, плавные линии бёдер, острые колени.        Она теперь сосредоточено сопит, шумно втягивая воздух ноздрями. С восторженным выдохом позволяет ему подхватить себя на руки, прижимается к нему. Ладонь, обвившая его шею, напряглась на миг, а затем пальцы обмякли.        Гарри движется к постели, мягко толкает её на кровать, опускаясь следом. Замирает, нависая над ней, но лишь для того, чтобы снова полюбоваться ею, посмотреть, какая она красивая. Энн тоже смотрит на него, осторожно целует ямочку на подбородке, более заметную, когда он хмурится.        Рука, замершая под платьем, на колене, перемещается выше. Он ещё ничего не сделал, но Энн разводит ноги, срывая с его губ лукавую улыбку. Возбуждение, наконец, угнездилось в нём, пронзая каждую клетку, не оставляя ни одного участка кожи. Она аккуратно поворачивает голову, подставляя шею под поцелуи, и снова тихо вздыхает. Вздох, впрочем, звучит громче, когда, наткнувшись ладонью, что скользит под платьем, на твёрдый бугорок, он принимается медленно исследовать его сквозь бельё. Он выбрал неспешный темп, потому что сейчас чувствует себя первооткрывателем. Исследовать её, изучать, постигать её тело — так ново, но так знакомо. Такие восхитительные ощущения дарит ему этот бесценный момент.        Энн ёрзает, издав глухой стон. Из груди вырывается шумный вздох:        — Пытка какая-то…        Гарри улыбается. Ему нравится растягивать удовольствие, дарить его этапами, порциями, восхищать её, красться к ней, к источникам её наслаждения, чертить карту её родинок, исследовать тело. Он прикасается — она выгибается, рисует вмятины на простыне. Проведя ладонями по горячим ногам, Гарри пробирается к белью, медленно спуская его вниз. Слушает, как колотится в груди её сердце, считает удары. У неё, похоже, лёгкая аритмия. Он гонит из головы мысль, что, быть может, сейчас, стоит остановиться, и это опасно.        Он отгоняет мысль, но та не спешит уходить.        — Что такое?        Вырванная из неги, Энн приподнимается на локтях и пристально смотрит на него. Её ноги всё ещё разведены, волосы разметались, и она не спешит опускать платье.        — Я боюсь, что это спровоцирует приступ, — прикусив губу, сознаётся он, чувствуя себя отвратительным и бесполезным, — прости.        Энн садится. Кладёт руку на его плечо, другую заводит ему за спину. Пристальный взгляд изучает его до мелочей, до микрочастиц.        — Всё в порядке. Пожалуйста, не останавливайся.        — Но…        — Всё хорошо, — она продолжает гладить его по спине, — правда.        Как он может ей возразить? Переведя взгляд, он замечает, наконец, что кислородной маски на тумбочке нет, там стоит только пузырёк с таблетками. С сомнением он снова смотрит на неё, самую любимую женщину.        — Это всего лишь витамин С.        Гарри придвигается поближе, забирая её в объятья. Склоняет голову ей на плечо, исхудавшее, острое. Острее, чем он запомнил. Коротко целует ключицу. Ловит губами её губы, льнёт к ним в нежном поцелуе. Прячет лицо в её волосах, отметив, что корни уже седые. Она переместила свои ладони на его талию и замерла. Ждёт, что он станет делать дальше. Поддев пальцами платье, он медленно стаскивает его. Ведёт носом по обнажившейся горячей коже, к ложбинке меж грудей. Зарывается туда лицом, встречает пышущий оттуда жар. Возмущённо вздыхает, потому что единственная преграда в виде бюстгальтера мешает ему наслаждаться её кожей. Энн переместила ладонь, устроила на его затылке, ласково поглаживая вечно ершащиеся волосы. Он покрывает её лицо, шею и плечи быстрыми, торопливыми поцелуями.        Ему страшно. Вдруг всё это окажется сном, кто-то отнимет её у него, он проснётся — а её снова не окажется рядом. Энн поворачивает голову, обнажая шею, тихонько стонет, когда он нежно прикусывает жаркую кожу. Она снова опускается вниз, устраивается на постели, тянется навстречу его губам. Застёжка бюстгальтера сдалась после недолгой борьбы, и тот отправлен в нокдаун, на пол. Гарри встречает её взгляд — ласковый, полный тепла и нежного обещания, но и, как всегда, любопытный. Наверняка, она, как обычно, фантазирует, что он станет делать с нею, что придумает на этот раз.        Вспоминает ли она их прежнюю близость? Гарри — нет. Важнее то, что происходит именно сейчас. Он соткан из любви к ней, из немого обожания, которое испытывает, едва увидев её впервые, а нынче просто воплощает в реальность мечты, преследовавшие почти каждый день, пока томился в разлуке, вдалеке от неё. Он спускается ниже и ниже, чертит дорожку по её телу, старается не пропустить ни единой клеточки в поцелуе, не обделить ни единого местечка на теле. Она подрагивает, временами извлекая из уст негромкие вздохи. Ладонь, застывшая на его затылке, не привлекает его ближе, но и, что важнее, не отталкивает. Закрыла глаза, глубоко дышит. Щурится от каждой его ласки, не смогла сдержать нежного стона, когда он обводит круг её сосков, каждого по очереди, и нежно надавливает на них большим пальцем.        Какая она чудесная, какая восхитительная! Ни одна женщина никогда не сравнится с ней, ни одна в его глазах не будет лучше, красивее, желаннее. Никого и никогда он не любил и не полюбит сильнее неё. Прижавшись лбом к её плечу, он старается восстановить дыхание, сбившееся от очередного прилива чувств. Рядом с ней он весь соткан из миллиона эмоций, и чувствует себя живым. Целует острые ключицы, жадно проводит по ним языком. Повторяет мизинцем линию подбородка, поднимается к щеке. Энн всё с тем же нежным обещанием во взгляде наблюдает за ним. Разводит ноги, приподнимая бёдра, когда он ныряет вниз, очутившись у её ног. Он всегда думал сперва о её удовольствии. Её наслаждение было залогом удовольствия для него. Ласкать любимую женщину, припав к её ногам, казалось ему восхитительным. Иногда он представлял себя её пленником, и не видел в этом ничего постыдного. Это было так естественно, словно он был рождён, чтобы быть пленённым ею.        Очень осторожно он кусает её пятку, улыбнувшись, зализывает укус. Маленькая шалость, на которую она отвечает улыбкой. Поднимается поцелуями от стопы к пальцам, не обделяя ни один вниманием. Нежно посасывает мизинец, слушая её тихий смех. Выпрямившись, зарывается лицом меж её разведенных ног, оставляет след из поцелуев на горячей коже с внутренней стороны бедра, дарит ласковые прикосновения этим восхитительным клеточкам. Воодушевлённый её нежным вздохом в ответ на это, наталкивается губами на небольшой бугорок. Он ещё помнит, как она реагировала на подобные ласки. Ничего не забыл. Язык находит и мягко, неспешно проникает в нежные створки, смыкается на твёрдом бугорке, проводит по колечку волос.        Ахнув, Энн шумно втягивает воздух, чтобы выдохнуть в долгом протяжном стоне. Она извивается под его ласками, изгибается, когда он касается глубже. Гарри чувствует знакомый вкус во рту. Она стала чуть кислее, но всё ещё узнаваема. Его женщина. Этот кисловатый сок внутри, который он пробует — лучшее подтверждение тому, что он всё делает правильно. Она дрожит, теперь уже чаще, всем телом поддаваясь навстречу. Он почти наверняка уверен, что, стремясь удержать в себе как можно больше удовольствия, она жмурится.        Вскоре Гарри чувствует её ладонь на затылке, в волосах. Сильно сжав его волосы пальцами, она буквально пригвождает его к центру своего наслаждения. Восторг исходит из каждой её клетки, изливается в бессвязном шепоте, но он не может разобрать слов. Она толкается, подаётся вперёд, губы его вновь обволакивает кисловатый сок. Соблазнительный бугорок, который он с таким упоением ласкает, твердеет, а она становится жарче. Проведя ладонью по животу, он ощущает, что кожа её — словно пламя. Энн толкается быстрее, сильнее, и, наконец, опадает на подушки с тихим и долгим стоном.        Глаза её закрыты, она словно не здесь и не сейчас. Гарри поднимается выше, нависнув над ней, наблюдает, изучает вновь каждую морщинку на её лице (их немного), каждую родинку, каждую деталь. Когда дыхание восстанавливается, Энн открывает глаза. Смотрит на него, проводит ладонью по щеке. Улыбка делает её моложе и роднее. Гарри коротко целует её в нос и в губы, садится, чтобы снять с себя оставшуюся одежду. Ремень падает на пол с громким хлопком, брюки скинуты вместе с трусами. Их тела обнажены, а души — словно оголённые провода. Он снова с восторгом смотрит на неё, давая понять, что хочет ещё, опять желает её. Она ведь не думает, что это — всё, что он способен дать ей, и что он её теперь отпустит? Энн его изучает с любопытством, в глазах её танцуют озорные огоньки.        — Тебе удобно лежать на животе? Не давит на сердце?        — Удобно. Нет, не давит.        — Тогда ложись.        Энн послушно переворачивается на живот, зарываясь лицом в подушку. Тихо дышит, спокойно лежит, ожидая, когда он снова начнёт действовать. Волосы светлыми волнами разбежались по спине.        Гарри знает, что её спокойствие обманчиво, на самом деле она в предвкушении новой порции ласк. Он неспешно, с деланной небрежностью, проводит ладонью по её спине, улыбаясь, потому что заметил между лопаток россыпь веснушек. Поцеловав свою чудесную находку, он медленно опускается сверху, но старается не очень давить на неё. Замирает, давая привыкнуть ей и слушая собственные внутренние ощущения. Он жаждет её и близости, хочет слиться с ней в любви. Ещё лет семь назад он был бы готов сделать это почти мгновенно, по щелчку пальцев. Теперь же ему требуется больше времени. Сперва он думает о том, чтобы попросить её поласкать его, помочь возбуждению полностью завладеть телом. Но она так удобно устроилась, так мерно дышит, вся в ожидании ласки, что он отбрасывает от себя эту мысль, посчитав её неуместной. Требуется некоторое время, чтобы привести себя в порядок. Гарри чувствует, что, наконец, готов продолжить ласкать её, доведён до нужного состояния. Всё то время, что он томил её вынужденным ожиданием, не оставлял ни на миг. Целовал острые лопатки, осторожно дул на кожу, слушая, как она тихо смеётся, проводил языком по позвонкам. Прильнув губами к её плечу, он нежно вторгается в её тело, и тут же замирает от восторга. Внутри она горяча, словно ад. Он замирает, даёт им обоим несколько секунд, чтобы освоиться, немного свыкнуться с дивным чувством, что возникло внутри и сладко разливается по телу, а потом начинает неспешно двигаться.        Толкаясь в ней, Гарри понимает, что дышит с трудом, и сердце пропускает удар за ударом. В этой нежной чувственной норке, в которую он нырнул, тесно и восхитительно горячо. Погладив её напряжённые бёдра, добравшись ладонью правой руки до её напрягшихся сосков, он с удовольствием понимает, что она старается удержать его, сжимает в себе. Дышит шумно, громко, хватая ртом воздух, раскалённый, словно ток. Напряжение нарастает, их обоюдный восторг тоже, и вот Гарри уже вонзается в неё, слыша собственный стон. Рука с груди перемещается на мягкий живот, где появилась небольшая складочка сбоку — пожалуй, единственное свидетельство возраста на этом участке тела. Кожа её горячая, а потому ещё сильнее возбуждает его. Энн приподнимает и опускает бёдра, двигаясь с ним в такт. Один за другим довольный, чувственный стон, тонет в подушке, в которую она всё глубже зарывается лицом. Но Гарри всё равно прекрасно слышит, как она стонет, и это возбуждает его ещё больше, сводит с ума. Кровь приливает к голове, в висках бьёт сердцебиение. Он теперь максимально тесно прижат к ней, и их тела будто слились в одно, изобретя удивительный рисунок. С тихим вскриком Энн немного приподнимается на подушке, замирает, а потом, громко выдохнув, рушится на постель. Она достигла пика, он чувствует, как она становится мокрой внутри, как взрывается. Это ощущается сильнее всех самых сильных чувств и эмоций, что довелось ему когда-либо в жизни испытать. Это — его благословение.        Когда жар её плоти изнутри немного спадает, Гарри осторожно отстраняется, оставив её. Устроившись рядом, поворачивается на правый бок. Приподняв её лицо, снова нежно заточает его в плен ладоней, припадает губами к её губам в сладостном поцелуе. Энн отвечает с пронзительной нежностью, и он собирает пальцами хрупкие слезинки, которые путешествуют по её щекам. Дыхание её становится ровным, а потом она осторожно опускается вниз. Ему нужно совсем немного, чтобы кончить, хватило бы простых прикосновений, но возлюбленная выбрала иной путь. Обведя языком головку, она приоткрывает рот, впуская в себя его член. Гарри шумно втягивает воздух, шипя, и в следующую секунду изо рта вырывается несдержанный стон. Он помогает ей бёдрами, толкаясь, неспешно приподнимая и опуская их, пока она рисует пейзаж на его плоти губами. Каждое касание её губ, каждый поцелуй Гарри чувствует всеми фибрами души, каждой клеткой, ощущает всем естеством. Голова внезапно начинает гореть, тело ощущается невесомым. Рука, запутавшаяся в её мягких волосах, заставляет её замереть. Он останавливает Энн, ощущая пульсацию, и, пробормотав нечто нечленораздельное, чего сам не понял, второй раз за день изливается в простынь, измятую и горячую, которую всё равно придётся стирать.        Первые секунды после нового раунда любви такие восхитительные, что кажется, будто он попал в рай. Гарри блаженствует. К пальцам, замершим в чудесном спазме, понемногу возвращается чувствительность. Он обнаруживает, что так и держит любимую за волосы, собрав их в кулак, и разжимает ладонь. Наконец, находит силы открыть глаза и опустить, потому что хочет найти, где она.        Энн кладёт голову на подушку, поворачивается на бок, и теперь они лежат напротив друг друга, любуясь друг другом, признаваясь взглядами в любви. Гарри пытается, правда, совершенно ничего не видит. Глаза будто заволокла пелена, сквозь которую он едва угадывает очертания её лица. Сердце в груди колотится так сильно, что отдаёт в ушах.        Дыхание всё ещё не удаётся выровнять до конца, сколько бы он не пытался. Ему нужно время, чтобы прийти в себя. Вздохнув, он закрывает глаза, абсолютно теряя счёт времени. Всё это время Энн спокойно лежит на боку, обволакивая его, словно сладкая нега.        Тепло, охватившее тело, становится уютным, перестаёт так отчаянно колоть, медленно разливается внутри, передаваясь по крови. Дыхание становится тише, сердцебиение спокойнее. Жар плоти спадает, он окутан уютом и светом, хотя не знает, как описать словами все свои ощущения и эмоции. Он сейчас будто чистый лист — совсем ничего не знает, кроме восхитительного чувства наполненности, смысла, и бесконечной любви.        Повернув голову к возлюбленной, он пристально смотрит на неё, ласково улыбается.        — Гарри, это, правда, ты? — с тихим вздохом спрашивает она. — Мне до сих пор не верится. Всё кажется, будто это сон, и, стоит открыть глаза, как ты исчезнешь.        Он проводит ладонью по её лицу, останавливается на подбородке. Их пугает одно и то же, но сейчас не стоит об этом говорить. В глазах его — восторг и обещание:        — Я не исчезну. Не уйду, даже если ты вздумаешь гнать меня отсюда.        — Я не стану.        Ещё она шутливо ворчит, что он испортил ей день и сбил рабочий настрой, но Гарри только смеётся, забирая её в объятья. Он смотрит на неё, не переставая удивляться тому, насколько она красива. Чувствует, как она обмякла в его руках, и что дыхание её становится всё тише, всё спокойнее. Впрочем, засыпать она не собирается, а просто смотрит на него. Слова, вроде бы, излишни, они оба переполнены нежностью и теплом, и всё же, он не может удержаться.        — Здесь вчера свеча стояла, — показав взглядом на подоконник, говорит он, — или я путаю?        — Недавно была сильная гроза, выключали свет. Я поставила свечу, а убрать забывала.        Отчего-то ему приятно, что заметил такую мелочь, хотя он всегда был довольно внимателен и умел подмечать детали. Наверное, без этого у него не вышло бы ничего в писательстве — ведь он был автором, который издаёт свои путевые заметки и рассказывает истории о своих странствиях в мельчайших подробностях.        — Но завтра мне всё же нужно на работу, — с лёгким укором в голосе продолжает Энн, — мы с Гасом шесть лет назад открыли книжный магазин, и, к моему удивлению, он процветает.        Шарлотта рассказывала ему, что у матери книжный бизнес, и она управляющая магазином. Гарри тогда храбрился, делал вид, что ему всё равно, а вечером напился до чёртиков, чтобы с утра не найти в себе сил встать с постели.        — Странно, что ты удивляешься этому.        — Я не думала, что люди всё ещё активно интересуются книгами.        — Ты ведь понимаешь, что я ни за что не поверю, будто ты не просчитала всё до мелочей? — с мягкой улыбкой на губах спрашивает он.        Пальцы обводят её подбородок и мягкие губы, и она, лукаво улыбнувшись, кусает подушечку мизинца.        — А вдруг я за эти годы потеряла хватку? Такой вариант ты не рассматриваешь?        — Это такая же вопиющая ложь, как и то, что ты стала менее прекрасна.        В девяносто пятом, когда они впервые встретились, она была главой крупной финансовой корпорации, сильной леди, в начале политической карьеры. Все его друзья твердили ему, что он сошёл с ума, пытаясь покорить эту неприступную вершину. Мадлен хмурилась и твердила, что он сломает ей жизнь, и Энн вовсе не нужен безответственный мальчишка в качестве воздыхателя. Сама Энн долго держала оборону, говорила о разнице в возрасте, своём сложном характере, и о том, что у неё попросту нет времени на личную жизнь. Пресса судачила, что он альфонс, и что она захомутала его, и едва ли не в заложниках держит. Всяк и каждый пророчил ему нелестный статус мистера Даркинса, издатели за спиной у Мадлен шептались, что он загубит этой связью свою карьеру, тогда только начавшуюся. Шарлотта устроила матери бойкот, не приняла её выбора, и, в конечном счёте, пригрозив рассказать на весь мир о сексуальных домогательствах в отношении себя, вынудила его уйти, унося всю любовь, исчезнуть из её жизни на пять лет, показавшихся невыносимыми. Он писал ей письма, первое время бомбардировал ими, но Энн не отвечала. И Гарри сдался, решив, что она рассержена, что решила поставить точку в их истории, что он больше не нужен ей, не интересен. Знай он тогда, что любимая женщина понятия не имеет об этих письмах, потому что её дочь прячет их от неё, будь он умнее и пойми сразу, что, работница почты, Шарлотта сделает всё, чтобы весточки от горе-любовника не дошли до матери, он бы приехал, сгрёб Энн в охапку, отвоевал у целого мира, и никогда не отпустил. Но тогда он считал иначе. Не зная, что Энн оказалась обманутой, он верил, что был обманут сам, что наскучил ей. Шарлотта сама рассказала правду. Гарри простил её, увидев в ней ребёнка, которому всегда не хватало матери, её заботы и любви. Чтобы примирить с ней Энн, потребовалось гораздо больше времени и больше усилий, а также всё его терпение, хотя порой казалось, что он исчерпал весь запас.        Энн отвлекла его от воспоминаний о прошлом. Посмотрев на неё, он с удивлением обнаруживает, что она сладко спит. Быть может, таковым было сладкое послесловие от любви, возможно, болезнь заставляла её уставать больше обычного, но Энн абсолютно точно уснула. Он слушал её спокойное ровное дыхание, и расплылся в улыбке, когда она обвила руками его шею, по привычке устроив свою чудесную головку на его груди.        Некоторое время Гарри лежит молча, иногда смотря на свою дорогую женщину, продолжая восхищаться тем, какая она прелестная. Ему хорошо и спокойно, но, к сожалению, этого чувства хватает ненадолго. На смену умиротворяющему покою приходит тревога. Она настигает его внезапно, въедается в подкорку мозга, разъедает тело.        Аккуратно отстранившись от Энн, Гарри тянется рукой к прикроватной тумбочке, берёт в руки мобильный, и, вздохнув, набирает в поисковике: «пересадка сердца». Гугл тут же выдаёт ему результаты, в каждом из которых ужасные слова, которых он не знает, и знать и понимать не желает, ограничения, какие-то медицинские термины. Глаз цепляется за информацию, что средняя продолжительность жизни пациентов с пересаженным сердцем составляет десять лет, но бывают и исключения. Энн — исключение из правил, он знает. Но, даже если и нет, он готов отдать всё, что имеет, всё на свете, и даже самого себя, за возможность провести рядом с нею эти вероятные десять лет. Внимательно поглядев на неё, Гарри хмурится. У неё был шанс, но она уступила своё место в очереди на трансплантацию. Отдала своё потенциальное новое сердце, поставила под удар свою жизнь.        Он винит в этом себя. Мод сказала, что ей незачем было жить, когда они развелись, и она решила поставить точку таким чудовищным образом. Своеобразный способ убить себя, ни что иное, как самоубийство. Энн всегда была оригинальна, и теперь тоже поступила по-своему.        От этой мысли ему становится дурно, начинает тошнить. Он мотает головой, силясь отогнать её от себя, изгнать прочь из своей головы. Энн разнимает объятья, поворачивается к нему спиной. Гарри садится, натягивает бельё, надевает смятую рубашку. Сунув ноги в тапки, идёт на кухню. Делает чай, чтобы успокоиться. Это приносит мало утешения, но хотя бы согревает, и гонит липкое, противное чувство боли глубже, дальше.        Звонок мобильного заставил его вздрогнуть. Гарри переводит взгляд на экран. Нажимает на кнопку приёма.        — Привет, — слышит обеспокоенный голос подруги, — судя по всему, всё сложилось в твою пользу. Я рада, правда, но тебе всё же надо приехать. Рой в шоке, Шарлотта тоже. Я не рассказывала им о болезни, просто сказала, что ты решил попробовать помириться с Энн. Будь добр, приезжай, обсудим условия контракта, подпишешь новый договор. Думаю, лучше сделать это сейчас, не то позже я тебя совсем от Энн не оторву. К тому же, ты поехал туда с крохотным чемоданчиком, я спрашивала об этом у Маргарет. Я очень надеюсь, что ты счастлив, и больше не стану тебя беспокоить без веского повода, но тебе стоит приехать.        — Мод, — тихо говорит он, смахнув непрошеные слёзы с ресниц, — она такая красивая. Я так люблю её.        Он слышит вздох в трубке.        — Ладно, Гарри, — ласково произносит подруга, — сейчас, как я вижу, с тобой совершенно невозможно разговаривать. Позвони, когда будешь готов. Целую.        Связь прерывается, и некоторое время он слушает частые гудки. Потом кладёт телефон на подоконник, открывает дверцы шкафа. Идея сварить наваристый куриный бульон к обеду кажется ему удачной. Энн любит бульон, во всяком случае, раньше любила.        Он ищет подходящую посуду, но, стоит только открыть дверцу, как взгляд подмечает коробки и пузыри с лекарствами.        По телу медленно и липко разливается ненависть.