Мелодия бессердечных

      Все живое будто чувствует, будто чует за километры того, чей клинок пронзил множество тел, разорвал на мелкие кусочки, без жалости, для него ее не существует. Много раз, сидя в своей спальне, там, где его никто не трогает, где не слышит про себя новые небылицы, или правду, открывал старые корки, со старыми исписанными чьими-то фантазиями листы, никогда не читает название, просто берет и бегает глазами по словам. Разве важно, как кличут ту или иную историю, разве важно знать имя того, чье забудешь через день-два? Нет. Альфа не помнит эти прекрасные золотые буквы на обложке, но помнит каждую простую черную строчку за ней. Помнит, как описывали какую-то любовь, но он ничего не чувствовал. Пусто. А разве должен? Не часто он задается таким вопросом, разве он должен, обязан чувствовать это? Его сердце заморожено, оно не подвластно даже ему самому, разве можно тогда говорить о ком-то другом? Что они могут сделать? Что? Спасти? Его могут спасти?              Он не тонет, чтобы его спасать.              Солнце уже, наверное, встало, никто не знает: его не видно. Только тучи, туманы, пыль и пепел. Они приближаются к лагерю, в котором уже находились воины, что расставили палатки. Еще долго до утра, поэтому все спят, но Каменному Алмазу редко, когда нужен сон, ему все равно. Сзади него везут под сильной охраной повозку. Он косится на нее весь путь, ему же показалось? Даже если и так, почему тогда он чувствует этот запах до сих пор? Мужчина еще ни разу не испытывал такого странного чувства, будто кто сидит рядом, прямо за твоей спиной, кажется, что ты не одинок. Его солдаты почти спят на конях, навалившись на них, от чего те фыркают, но продолжают путь. Их встречают несколько людей, что стояли на стреме, они выглядели немного шокированными, потому что не знали, что главнокомандующий приедет задолго до утра. Он отправляет всех спать оставшиеся часы до утра, а сам, оставив своего верного коня цвета угля, ступает в туман. Идет все дальше и дальше, пока перед ним не открывается «ничего». Даль не видно, он концентрируется на своем одиночестве, на ветре, но нет. Распахивает глаза в непонимании. Почему он все еще рядом, почему запах где-то здесь? Глаза наливаются небом от злости, а земля начинает дрожать от его силы. Поворачивается обратно, а грунт пускает трещины, альфа не понимает этого. Он не сталкивался с таким. Будто ребенок, который первый раз увидел снег, который впервые ступил на траву.              Туман начинает рассеиваться, но прахом пахнет до сих пор, к чему все солдаты уже привыкли, а сам главнокомандующий этим дышит не надышится, он любит запах войны. Все начинают просыпаться, скоро наступит пять утра, петухи петь не будут, для них мелодия одна. Ти-ши-на. Тихо встают, тихо собираются, завтракают, они не боятся произносить звуков, хотят оставить голос для семьи. И странно: все равно ведь знают, что не вернутся. Даже к такому человеку, как главнокомандующий есть частица уважения. Никогда никто не видел, как он плакал по кому-то, как улыбался, хотя бы дернул уголком губ, нет, никогда. И поэтому же все его опасаются, особенно те, кто видел, на что тот способен на поле битвы, все погибали. Все. А мужчина все ходит вокруг повозки, здесь энергия сильнее, запах тоже, неужели его догадки окажутся верны? Но он просто не может открыть эту чертову дверцу, дал клятву, что не откроет, пока не окажется в сильной опасности. Но он подходит, снова вдыхает, закрывает глаза и слушает. Тишина, а после стук-стук-стук. Каменный Алмаз резко открывает глаза, что снова загораются голубым светом.              Этот чертов мальчишка здесь!              

***

             В объятиях Юнги так тепло, так уютно, что не хочется просыпаться совсем. Омега сильнее обнимает своего друга, от чего тот шипит во сне, наверняка представляя, как съел кусочек свинины, покрытый соусом. Да, Мин любит все необычное, поэтому они здесь и оказались. Пак резко подрывается, вспоминая сон, но оглянувшись понимает, что это был далеко не он. Это просто кошмар. Взгляд бросается на это, и он со жатыми зубами и глазами отворачивается. Это просто отвратительно. Омега смачно зевает, прикрыв рот кулачком, а после чешет голову, в этот самый момент понимая, что во сне он выпустил уши. Что? Но почему он их выпустил? Встряхивает головой, пряча, а после оглядывается в поисках чего-нибудь съестного: желудок начинает петь оперные песни. Дергает носом, вдыхая аромат чего-то вкусного, что же это? Опускает руку в мешочек, доставая консервы, булочки и воду, Чимин улыбается, начиная жевать булку с повидлом, которую он не очень любит, но сейчас для него это божественно, запивает водичкой, причмокивая немного губками. Но вдруг нечто толкает их повозку, из-за этого Пак чуть не проливает воду из бутылки, а после замирает. Парень оглядывается, стены, потолок, и напоследок прислоняется к полу ухом. Сразу все понимает, начинает расталкивать хистачи, что ни в какую не хотел просыпаться, недолго думая, омега выливает на него остатки воды. С тихим писком друг вскакивает, и тут же затыкается под рукой Чимина.              — Юнги, мы все-таки заснули и повозку куда-то везут. — шепчет активно Пак.              — Так, тихо, кха-кха, — откашливается от воды, что попала в нос. — Главное сейчас не издавать звуков, хорошо? А потом, как только откроют двери, сразу выбегаем!              — Да, отличный план, у тебя так все просто! — яростно шипит ему в лицо Чимин.              — А у тебя есть варианты получше? — не дождавшись ответа сразу говорит. — Вот именно. Поэтому, дай мне тушенку, я ее видел.              Они сидят в тишине еще минут десять, пока не чувствуют, что повозка остановилась. Теперь им лучше слышны редкие голоса, а Чимин снова чувствует легкую дрожь от трансформации, нет-нет, нельзя, только не здесь. Хистачи видит, как его друга трясет, поэтому берет его за руку и крепко сжимает. Пак расслабляется, но не на долго, ведь стенки начинают трястись, заставляя предстать в истинном обличии, Мин видит это, обнимает крепко, прося успокоится, он и сам это чувствует, к ним кто-то приближается. У хистачи очень хорошая интуиция, сейчас что-то произойдет. Не успевает он успокоить друга, как тот замер сам, и смотрит на двери, принюхиваясь. Чимин закрывает глаза, а после резко открывает. Последовал громкий звук, но не тут, где-то вдалеке, а после крики. Омеги ничего не понимают, решают выйти пока не поздно. Хистачи дотрагивается до двери и… Ничего. Она открыта? Что с печатью? Но эти мысли быстро исчезают, когда слышат еще один взрыв. Они толкают двери с обеих сторон, только хотят выйти, как застывают, увидев какой хаос творится. Закрываются обратно.              — Что делать? — все еще в шоке спрашивает Мин.              — Н-нужно… — смотрит в стороны. — О, нужно собрать вещей в дорогу! И нужно забрать их. — показывает на лежащие рядом.              — Ты серьезно? Ох, ладно, хватай. — и тоже набивает карманы, чем только сможет. — Нам нужно выскочить быстро и спрятаться в лесу. Это не наша война, пусть проливают кровь.              — Не говори так. — твердо посмотрел на друга Пак. — Мой отец не погиб напрасно.              — Нет, Чимин, — обнимает его Юнги. — Для меня он всегда будет героем. И только он, вот здесь, помнишь? — бьет кулаком по груди. Напоследок улыбаются друг другу. — Готов? Раз, два… — и снова взрыв. — Три!              Сразу, как только выбежали, начали искать пути отступления, стоя спина к спине. Он чувствуют этот запах, он отвратителен, ужасен, тянет блевать, но нельзя давать слабину, не сейчас. Внезапно Юнги хватает его за руку и бежит к другому концу поля. Они пытаются не смотреть на то, как разрывает почти перед ними человека, как желтая трава окрашивается в цвет крови. Они бегут и слышат какой-то рокот и вой, не выдерживают любопытства, поворачивают голову, смотрят на нечто ужасное. Таких тварей они еще не видели. Огромные, метра два-три, со страшным лицом, большими руками и белыми глазами. Они разбрасываются какими-то шарами, что в итоге взрываются, не оставляя после себя и пыли. Только хотели двинуться дальше, как один из них оказался прямо перед ними. Сердце отказывается биться, голова от страха идет кругом, а в ушах загудело, омеги отходят от него шагами, но в ответ видят занесенную для удара дубину, поэтому отбегают от друг друга. Удар прошелся прямо между ними, от чего их откинуло в стороны, Чимин слышал крик хистачи, но повернувшись не увидел никого.              Нет-нет-нет, только не это, где он? Где?! Слезы не могут держать себя, они падают, так бесшумно, но с такой болью. Замечает свечение, которое с большой скоростью приближается к ним, к нему и этому уроду. В последний момент замечает их брошенные у огромных ног, ничего не успевает сделать, все перед глазами расплывается в белую пелену и парня снова отбрасывает. Отлетел в этот раз дальше и больнее: за деревьями, в которые его отбросило, был почти каменный склон. Чимин больно приземляется на мелкие камни, булыжники, перекатываясь, все дальше падает вниз. Сильный удар был при приземлении, будто весь воздух из тела выбили, резко затошнило, в этот раз организм не сдержался. Его вырвало желчью, спустя секунд десять, он смог подняться со стоном боли, от синяков на теле, что расцветут к завтрашнему утру, если то наступит. Его зеленая рубашка слегка порвана, короткие штаны тоже, ботинки пока целы. Омега слышит сзади новые и новые взрывы, крики боли, слышит, как рвется плоть, и идет все быстрее, не знает куда, но уйти, надо уйти. Его разбитая губа саднит, поцарапанная щека горит, а тело, Боже, кажется, оно не все цело, но может просто кажется.              Проходит через редкие кусты, выходя к быстрой реке, он не понимает куда двигаться дальше, хочет назад, найти Юнги, его бедного Юнги, но понимает, что это равно самоубийству. Слышит стон в стороне и замирает. Поворачивает голову медленно, боится, что кости хрустнут в такой тишине, не хочет туда, но идет, почему? Снова это странное чувство. Ступает по выжженной траве аккуратно, все еще держась рукой за живот и ребра, ведь от каждого движения, тело кричит о боли, молит об отдыхе, но Чимин идет. Но прекращает, как только видит тело, что корчится от боли. Вроде это не тот урод, что чуть их не прибил, осторожность Пака подорвалась словно на мине мост — подходит ближе и ближе. Ох, снова эта энергия, снова этот запах, не понимает ничего, пока не приседает на корточки около тела, пока не дотрагивается впервые. Дернулись оба, ток пронзил тело, но так на миг приятно, что это, что это, что?! Лежащий мужчина встает, опираясь на меч, являя омеге свое лицо. Главнокомандующий? Теперь Чимину страшно, он отходит более стремительно, чем до этого подходил, вертит головой в стороны, когда тот ступает к нему.              — Н-не подходите ко мне. Стойте на месте! — и нечто громкое снова врывается, почти оглушая Чимина, но альфе плевать. — У вас… — смотрит на красное пятно. — У вас кровь, вы истекаете кровью.              А тот словно не слышит, тянет руку будто в бреду просит о невозможном, просит о том, что никогда бы в здравом уме не произнес бы.              — Прикоснись… — хрипит альфа.              — Ч-что?              — На меня не действуют яды, — почти падает. — Тогда почему…?              Паку дальше пути нет, он стоит на самом краю реки, еще шаг и все. Каменный Алмаз стоит прямо на против него, смотрит в глаза и не может оторваться, как же тянет прикоснуться, но есть чувство словно это незаконно. Глаза неожиданно вспыхнули, он повернулся спиной к омеге, а тот видит, как летит одинокая стрела прямо в их сторону, вонзаясь в грудь альфе, что издал вздох полный боли, который мог стать для другого последним криком. Чимин не может издать звука, его самого будто пронзили насквозь, зачем-то тянет руку к чужому, но не успевает что-либо сделать, как на него наваливается тяжелое тело.              — О, нет! — и заглушает плеском.              Течение в этой реке очень быстрое, он не успевает всплыть, но как только ему это удается, то видит, как начинает тонуть главнокомандующий, по рефлексу хватается за того, не давая утонуть ни себе, ни ему. Он уже наглотался воды, от чего хочется кашлять, но только хотел начать, как стало не до этого.              — Это же не то, о чем я думаю? — самого себя спрашивает он. — Погодите… О, черт-черт-черт!              Омега пытается грести быстрее к берегу, но сил совсем не осталось, да еще и тяжелое тело альфы мешает двигать обеими руками. Там водопад, что же делать? Пак хватается за ветки, что растут ближе к реке, но те с треском ломаются, не желая помогать. Вода ледяная, но из-за адреналина в крови он этого не чувствует. Грести больше не может, тяжело дышит и смотрит в лицо мужчины, что даже не понимает в каком они положении.              — Тебе хорошо, не видишь своего конца. — говорит ему омега. — Господи, — видит, что еще секунда и… — Покричим?              И с громким криком падает вниз. Удар прошелся по спине, от чего Пак потерялся в пространстве, шевелит руками и ногами, пытаясь всплыть, что получается, хоть и не сразу. Вода почти заполнила его горло, и нос, но всплыв, глотает воздух, кашляя водой. Мотает головой, ища полумертвое тело, или же уже мертвое, находит, когда чувствует, как что-то касается его ног. Сразу ныряет, хватая мужчину за руку, вытаскивая и снова всплывая. Еле доплывает до берега, бросая свое и чужое тело на землю. Оперевшись на локти, выхаркивает остатки воды, а после переводит взгляд на главнокомандующего, что не дышит, черт. Чимин присаживается на колени около него и начинает массаж сердца, а после хотел сделать искусственное дыхание, но тело и руки остановились на полпути. Он не решается, визжит, и в итоге закрывает нос, наклоняет голову и прижимается губами. Омега снова почувствовал разряд тока. И тот был такой силы, что тело Каменного Алмаза дернулось, а сам он начал кашлять, выплевывая воду. Почему, почему он спасает того, кого ненавидит больше жизни? Он встает и смотрит на тяжело дышащего мужчину, которого начало лихорадить. Разве Каменные Алмазы не почти бессмертны? Что тогда с ним?              — Хах, будто бы мне интересно? — хочет уйти, но останавливается. — Прекрати. — бьет себя по груди. — Ты не можешь, не сейчас! — и снова пищит от раздражения. — Черт, тебе повезло, альфа, что мои родители достойно меня воспитали.              Перекладывает его на более сухое и удобное место, и рассматривает стрелу. Надо разрезать ткань, чтобы было видно ее, оглядывается и видит около ног лежачего меч, просто повезло. Разрывает одежду, пытаясь не задеть кожу. Вырезает часть мундира, где была стрела, открывая вид на рану, от которой идут почти черные нити — яд. Такую же картину видит и в колотой ране ниже. Инструментов никаких нет, придется вспомнить некоторые заклинания. Руки сильно трясутся, но крепко хватают основание стрелы, аккуратно вынимая, шепча заклинание, но не помогает. Стрела вынута, но кровь хлынула потоком, пугая Чимина еще больше. Он не сможет, не в этой форме.              Пытается расслабиться, выпускает свои уши и пять белых хвостов, что сразу начинают загораться огнем. Пак накладывает хвосты на раны и сидит так какое-то время, не отрывая взгляда от серого лица. Вздыхает через зубы воздух, охлаждая пушистых, а после убирая. Рассматривает раны и понимает — получилось. Он остановил кровотечение и почти затянул раны, яд постепенно будет выходить из тела, например, как сейчас, мужчина снова кашляет, только в этот раз чернотой, густой и противной, но омега вытирает лицо влажным куском ткани черной рубахи главнокомандующего. Идет к воде, собирает калужницы, после выдавливает их сок на раны. Как же он устал, очень сильно. Сидит, опираясь на дерево, гладит хвосты последний раз и прячет. Чимин кидает взгляд на спящего и сам проваливается в крепкий сон.              А четыре звезды все горят.