***
Чимин стоит укутанный в плащ альфы, что оплачивает ночь в отеле. Фея напряженно улыбается, кивает, со страхом сжимает широкие бежевые штаны, а после наконец дает ключ от номера. Кивком головы мужчина указывает на лестницу. Парень плетется сзади тихими шагами, все еще сжимаясь от запаха главнокомандующего, пытается стереть из головы произошедшее недавно. Что он творит? Это ненормально, неправильно так желать чужого и ненавистного тебе человека. Он даже не может винить самого альфу, ведь видел в его глазах непонимания даже больше, чем чувствовал сам. Было видно, как мужчина был напуган, но увидеть это смог лишь он. Каменный Алмаз поворачивает ключ до щелчка, от которого Пак слегка дергается, выходя из дум, забегает в распахнутую для него дверь. Скидывать накидку не пытается даже, его трясет от холода, дождь был чуть ли не ледяным, но улыбка расползается по лицу, когда замечает камин. Подбегает и садится рядом, кидает дрова, спустя минут пять зажигает. Комнату обдает светом и теплом, от чего омега расслабляется и чуть ли не растягивается на полу от блаженства, но вовремя вспоминает, что не один. Мужчина стоит у стола, складывая на него свои вещи: меч, мундир, достает из кармана ордена и медали. Чимин видит красное пятно на рубахе и порванном мундире, и вспоминает про ранение. Хочет спросить, но не решается, лишь наблюдает, как альфа зачесывает мокрые волосы назад открывая лоб, идет к нему, садясь рядом. Через некоторое время становится довольно тепло, что заставляет парня стащить с себя плащ, вновь открывая красивые участки тела, на которые изредка бросает взгляд мужчина. Тишина угнетает, да и омеге становится от нее неловко. — Чем вы заплатили за ночь и за мою одежду? — спрашивает, нарушая тишину, Чимин. — У меня кроме медалей ничего нет. — только это отвечает альфа, безэмоционально смотря на огонь. — Медали? — моргает часто. — Вы продали медали? — Не все, у меня еще пара штук есть. — Как вы могли отдать то, что накапливали половину своей жизни? — шепчет Чимин. — Они для меня ничего не значат, для меня это просто кусок золота или серебра. — смотрит наконец на Пака. — А для других много. — раздражается парень, садясь поудобнее. — Остальные заслуживают их намного больше. — Да. — Что? — Чимин явно не ожидал такого ответа. — Воины, что пришли на службу знают, чем закончится для них любовь к родине. Я видел много чужих слез, но не один не отступил, каждый из моей армии шел до конца. — рассказывает, не отрывая взгляда, но Чимин не краснеет, внимательно слушает. — Я не совсем понимал их, они умирают, выживают, но не могут жить дальше из-за физических потерь, ряди чего, семьи, друзей? Для меня нет такого понимания, как умереть за кого-то… — Это не просто «умереть за кого-то», — перебивает его парень. — Это люди называют любовью, но вам этого не понять. — А как я должен понять это, ни разу не влюбившись и не любив кого-то? — спрашивает серьезно, его интересует этот вопрос многие годы, но спросить не у кого, свой шанс использовал сейчас. — Я разве должен уметь то, что могут другие? — Любовь — это основа человека. — чеканит Чимин. — Это делает тебя живым, одним из настоящих. Если вы не любите, значит вы и правда каменный. — Ты умеешь летать? — вскидывает бровь. — Что? Конечно нет. — хмурится Пак в непонимании. — А Алконосты могут, почему же ты нет? — Потому что это другой вид существ? — с издевкой спрашивает, но говорит уже не так уверенно. — А я «Steindiamant» — Каменный Алмаз. Я из рода тех, кто в принципе не может любить, у нас даже сердце не бьется. — кроме него. У него оно почему-то бьется. — Так как, Чимин, — омега удивленно смотрит на главнокомандующего. — Как я должен летать без крыльев? — Я не называл вам своего имени. — немного отодвинулся. — Откуда? Альфа поджимает губы, отворачиваясь, снова смотрит на огонь, а после на свою руку. Он сжимает и разжимает ладонь, но ничего. Каменный Алмаз не чувствует жжения от огня, он и сел сюда для того, чтобы высушить одежду. Он не мерзнет. А смотрит на мальчишку и видит, как того слегка колотит от холода. Чувствует легкие нотки зависти. — С границы вам родные присылают письма. — подал вновь голос альфа. — Я… Они все шли через дворцовый двор, поэтому перехватить их было очень легко. — и снова смотрит в глаза Паку, что кажется отголосками разума понимает, о чем речь. — Я собирал их все, абсолютно. Читал перед сном каждое из них. — Мы ждали… Мы так ждали писем от отца, а вы… Все из-за вас… — еле выговаривает слова от шока. — Вы… Зачем? Зачем вы делали это?! — подлетел и схватил за еще мокрую рубашку. — Каждое письмо было написано с таким неведанным мне теплом. — смотрит все еще не отрываясь, отмечая, какие глаза красивые. — Я отвечал на каждое от своего имени, писал о том, как провел день, что было на завтрак, обед или ужин, каких успехов я добился. Я отвечал так, будто все эти письма были для меня. Будто я нуж… — оборвал себя на полуслове. — И там были письма для тебя, для твоего папы и брата Тэна, которому исполнилось три года. — сам не замечает, как начинает тепло улыбаться рассказывая. — Он спрашивал, хватает ли денег, научился ли Тэн говорить, с какими оценками ты закончил школу, ждете ли вы его еще. — Чимина уже внутренне трясет, он сидит, слушает внимательно, слезы, очень много горьких слез скатывается по пухлым щекам. — Писал, что скучает, обещал при возвращении купить тебе Нюхлера, которого ты просил еще с детского сада. В каждом письме клялся жизнью, что война закончится. Чимин не выдерживает, ревет в голос, ему так не хватает его, ему так хочется к отцу в объятия. Он скучает, он очень-очень сильно соскучился. Омега вспомнил о папе и брате, что, наверное, уже давно похоронили его. Не хочется представлять, как папа бился в истерике, как маленький кроха плакал сутками, как было тяжело им думать, что еще один член семьи не вернется домой. Главнокомандующий держит лицо, но сердце шепчет, приказывает, он повинуется — обнимает руками парня, прижимая к себе, вдыхая его запах. И в момент, когда их тела соединились, оба почувствовали прилив внутри, будто их резко накачали горячим воздухом, оба тяжело задышали, чувствуют, что что-то происходит с ними снова. Чимин вскидывает голову, выдыхая, тело расслабилось на столько, что, не взирая на приказы хозяина обратилось в форму. Уши и хвосты стоят торчком, а сам Пак пугается. Нет-нет-нет, ему нельзя, чтобы его сущность видели, но не двигается, смотрит только на лицо рядом, ожидая реакции. Какой реакции? Чего Чимин хочет? Он желает… Чтобы его оценили по достоинству. Не специально выгибается, показывая свои белые хвосты, что горят легким голубым огнем, а уши опускаются по бокам, ждут похвалы, ждут, когда услышат в сторону хозяина слова о том, какой он красивый, какой прекрасный и незаменимый, только для этого альфы. А тот словно завороженный смотрит на пять пушистых, что качаются вызывающе из стороны в сторону. Опускает голову, смотрит на омегу, что сам кажется не понимает, что творит. Топ из золотых нитей отражает красные огни камина на личике, что завораживает его еще больше. Наблюдает за тем, как мальчишка поднимается к его лицу, скользя по его груди своей, держит их обоих на своих крепких руках, на которые опирается сзади. Пак поднялся выше альфы, смотрит в чужие глаза сверху-вниз и с его губ срывается неожиданное. — Чонгук… — и сразу зажмуривает глаза. — Откуда знаешь мое имя? — шепчет, рассматривая такие прекрасные черты лица. — Я не знаю, — вертит головой, снова начиная плакать от непонимания и страха. — Я правда не знаю… Мужчина кладет руку на щеку парню, гладит медленно, нежно. И так аккуратно, что позавидует любой этой нежности. И Чимину нравится, нравится его внутреннему существу, как же ему приятно. Утыкается в шею, устраиваясь между крепких ног альфы на своих коленях, дышит запахом своего Чонгука и слышит, как бьется громко чужое сердце. Но это же не может быть. — И сколько раз билось твое сердце? — шепчет омега. — За всю твою жизнь. — Один раз. — и не признается, что стучит уже давно. Он чувствует, что его ложь слышна, его ложь чувствуется в груди, на которой располагается маленькая теплая ладошка. Омега чувствует. — Ты лжешь. — и улыбается. А после губами мягко целует кожу, что сразу покрывается мурашками, а после поднимается по миллиметру все выше, каждый миллиметр зафиксирован мягкими и мокрыми губами, что заставляет альфу выдохнуть от странных ощущений. Тот хмурит брови и пытается дышать ровно, но никак, это трудно, он не хочет прекращать это, чувствует, как теплые хвосты обвивают его ноги, согревая. Согревая… Он смотрит на пушистых, с слегка шокированным выражением, медленно тянет руку с одному, что обнимает бедро, проводит по гладкой шерсти. Кожей чувствует тепло, даже горячо немного. За всю свою жизнь он впервые чувствует такое, Господи, он… Счастлив? Да, точно, это оно, он уверен, это так приятно, такое окрыляющее ощущение. А омега уже по щеке ведет губами, вздрагивает от руки на хвосте, от чего все распушились и загорелись еще больше, поцелуи на коже оставляет, тянется к губам, но не целует. Ждет, когда это сделает альфа, он хочет, чтобы тот доказал, что Пак для него желанный, что именно от него сердце так гоняет кровь по сильному телу. Мужчина с полуприкрытыми глазами рассматривает лицо, слышит в сознании громкие рык, что вырывается из горла, заставляя мальчишку вздрогнуть и прижаться ближе, между ними нет и сантиметра. Губы Чонгука со страстью впиваются в мягкие и сладкие, вызывая высокий стон облегчения. А на небе раздается гром, что пугает всех, но не их, не тех, кто в объятиях друг друга готов утонуть. Ладони чувствуют огонь, которым разгорается Чимин, тянет их выше, забирается под золотой топ, накрывая грудь, от чего омега снова стонет, вздыхает, он хочет больше, он хочет еще и еще. Отрывается, снова начиная целовать сильную шею, что кажется приобретает еще больший серый цвет, но Паку не до этого, его манит и дурманит аромат мужчины. Он нутром чувствует, что тот должен принадлежать ему. Альфа жаден, он и сам это понимает, когда сильнее сжимает ладони на талии и груди, наслаждается губами, горячим языком, но вдруг чувствует что-то внутри. Рычит снова, но это не тот звук, это нечто другое. Сам отрывает от своей шеи голодного лиса, смотрит в его глаза, а тот чего-то прижимает к макушке уши, но не в испуге, скорее в ожидании. Омега смотрит в глаза, что голубым восполнились, это он их наполнил до краев, смотрит и улыбается. — Давай, Чонгук, — шепчет, взгляд на хищный сменился. — Мы же вместе, давай, выпусти его. И я пойду за тобой. А Чонгук сжимает челюсти, дергается в перед, пальцы вокруг тонкой шеи окольцовывает, пытается управлять существом, что злится на него за такое отношение с омегой, приказывает отпустить, но понимает, если отпустит, если позволит Паку манипулировать, может произойти нечто плохое, он чувствует это. Поэтому, слегка сжимает точку на шее, от чего огни на хвостах затухают, а сам парень закрывает глаза и падает в руки Каменного Алмаза. Пытается успокоить дыхание, глаза постепенно становятся темно-карими. Начинает слышать сопение, которое заставляет глаза закрываться, уже не думая ни о чем, аккуратно ложится на пол. Руки крепко держат причину его опасений, неизвестных чувств, тепла. Засыпает, не чувствуя, как маленькие руки сжимают в объятиях в ответ. А ближе к раннему утру в город прибывает охрана, развешивая на стенах объявления о розыске опасного преступника и изменника родины. «Разыскивается опасный преступник: главнокомандующий страной Амор, вид Каменный Алмаз. Доставить живым или мертвым. Вознаграждение десять тысяч золотых и место в королевском дворе Форана». Начинается охота.Hölle
28 сентября 2020 г. в 16:36
— То есть, ты хочешь сказать, что нам, чтобы попасть к твоему знакомому, нужно пересечь городок Форана — Борок, потом проплыть на корабле еще день-два до Саира, а только потом дойти до каменных плит, которые закрывают проход в башню, где и находятся друиды, а ключ от каменных плит — эта прекрасная птичка.
— Я Альраун.
— Альраун, — кивает Юнги. — И, конечно же, ты понятия не имеешь, где находится мой друг, которого нужно срочно найти перед тем, как отплывать.
— Да. — улыбается Ким. — Все так.
— Ты издеваешься надо мной? — шипит омега нагнувшись ближе к Ведьмаку, пока они оба сидят на облучке. — У меня батя с папаней с ума сойдут за эти дни, а про папу с братом Чимина вообще молчу.
— «Батя с папаней?» — дернул бровью мужчина.
— Ну да, а что?
— Хистачи создают Алхимики, разве нет?
— Ты из какого века пришел? Мы уже давно размножаемся естественным путем. — и достает пачку крекеров. — Нас же мало осталось, существуем, как можем.
— А что же опять Алхимики, почему не создают вас? — держит поводья одной рукой, а второй тянет крекер из пачки.
— Очень много времени и сил уходит, да и сам в курсе, что вид мы довольно опасный, вот и запретили. — откинулся на спину. — Это сейчас я такой красавец, — послышался смешок альфы. — А раньше был похож на ящерицу с желтыми глазами и острыми зубами. Но с возрастом начал меняться, так сказать, походить на стандарты красоты.
— Да, ты красивый. — и повернул голову к Мину. — Я бы даже сказал, очень.
— Извини, старик, но ты не в моем вкусе. — закатывает глаза хистачи.
— Ха-ха-ха. — засмеялся Тю, что сидел над ними на крыше повозки. — Ты мне так нравишься.
— А ты мне, пернатый. — и гладит маленькую голову.
— Очень смешно, я старше тебя всего на семь лет, не такая уж и большая цифра.
— Была бы таковой, если бы мне не было восемнадцати. — и снова крекер издает хруст.
Они едут почти целый день, на пути попадались лишь иногда какие-то дома. Заброшенные они или нет, не понятно, да и все равно как-то. Юнги пытается запомнить это небо таким — чистым, без единого облака, кристальным. Юнги хочет окунуться в него, с пят до головы, испить свободы и спокойствия. Солнце греет его лицо, оставляя приятные поцелуи на щеках, что видно все больше и больше. Его черные волосы отдают блеском, и пахнут чем-то таким домашним, приятным: может печкой, может одеялом. Намджун не может разобрать. Омега лежит закрытыми глазами и не видит, как на него смотрит Ведьмак. Они начали подъезжать к Песчаному Городу— Бороку, который считался вторым по территории и населению после столицы Форана. Мин впервые оказался в другом городе, там, где светло и тепло, настолько, что расстегивает на две пуговицы рубашку, от чего перед глазами мужчины ключицы, покрытые маленькими чешуйками. Город видно, но он еще вдалеке, так что Юнги берет без разрешения книгу Намджуна, пока тот следит за дорогой, выслушивая новые причитания фамильяра. Читать терпеть не может, поэтому просто листает, рассматривая редко попадающиеся картинки. Смотрит, пока не доходит до той самой, где изображены… Хистачи надеется, что это бред. Он просто найдет лохматого и вернется с ним домой, Ведьмаку он ничего не обещал, так ведь? Так. Листает дальше, видит какое-то озеро, потом огромного дракона, что несет на своей спине кого-то, книга старая — не разобрать. Долистывает до конца, замирая. Тянет за рукав альфу.
— Намджун, — тот реагирует на голос. — А так и должно быть?
На последних листах и на внутренней стороне обложки располагаются следы когтей. А половины оставшихся страниц просто нет.
— Что за…? — выхватывает и начинает нервно рассматривать, потом листает на станицы, где еще можно разобрать буквы. — «…Нет боль… Большего, его душа настолько же огромна, как и он сам в истинном обличии. Посмотрите на него, зовет свою половину, а тот укротит его без боли…». — хмурится от неразборчивости. — «…К воздуху привыкнет, начнет дышать, а другой, что не дышал эти годы, утонет в его любви, да будет мир».
— Эм, если честно, ничего не понял. — помотал головой Юнги.
— «К воздуху привыкнет», «Утонет в любви», — начал Тю. — Мне кажется, или это…
— Да, Тю, черт возьми, надо было сразу дочитывать эту книгу. — ругается на себя Ведьмак.
— Да что случилось?! — крикнул омега, чтобы его наконец услышали. — Я не понимаю вас! — послышался гром, а после первые капли упали на макушку.
— Их не двое. — прошептал Ким.
— Кого их?
— Те, из-за кого начнется хаос, их не двое, есть еще кто-то. — тихо сказал питомец. — Нам нужно двигаться быстрее.
Ошарашенный Мин сидит и всматривается в исцарапанные переплеты, не замечая, как недалеко от них ругается какой-то человек, крича:
— Обокрали средь белого дня! Что за люди пошли!
Начало темнеть, они добрались до ворот, с другой стороны города слышатся звуки музыки, что затихают, уступают место мелодии дождя. Остановиться решили в небольшом отеле, где их поприветствовали молодые омеги, с которыми Намджун уже начал флиртовать. Хистачи никогда не нравились такие мужчины, падкие на мягкие красивые тела, гуляют от одной постели к другой, меняют одну омегу на другую. Не дают найти счастья ни себе, ни другим. Не дождавшись мужчину сам берет ключи идет к номеру, замечая, что за ним пошел только фамильяр. В комнате уютно и тепло, слышит, как за окном льет, капли бьют по стеклу, намереваясь достучаться до него, предупредить, но Юнги не слышит, просто закрывает шторы. Альраун говорит о невоспитанности хозяина, о его любви к вниманию омег, на что Мин фыркает и сбрасывает с ног ботинки. Пытается разжечь камин, но не получается: то рука затрясется, то спичка сломается, то что-то еще. Раздражение накатывает парня, который не может понять, с чего бы это? Просит помочь разжечь Тю, а после наблюдает, как тот лапками ловко зажигает спичку, кидает в камин. Через минуты пять комнату одаривает теплом, от которого мурашки бегают по плечам, но ему нравится. Тю залезает на колени омеги, что сидит на застеленной кровати, хистачи позволяет ему гладить по перьям на голове и шерстке на спинке. То ли мурлыкает, то ли посвистывает, не понятно. Ким приходит спустя пол часа, а что больше возмутило Юнги, от него пахло омегой. Отвратительно. Фамильяр также неодобрительно качает головой. Ким, не стесняясь, скидывает с крепкого тела накидку, а после и рубаху, являя взору татуировки, хистачи смотрит на все это с нескрываемым шоком, отвернуться хочет, но ему не позволяет какая-то сила, или чувство.
— Прекрати. — почти приказывает Мин, но что сам не знает.
— Что именно? — дергает бровью.
По лицу можно сказать, что тот реально не понимает, чего от него хочет Юнги. А парень не понимает, если его влечет не сила альфы, то что тогда? Сжимает кулаки, впиваясь когтями в ладони, от чего он уверен появляются глубокие почти кровоточащие следы, но ему плевать, нужно избавиться от этих дурных мыслей. Ведьмак садится рядом, откидываясь назад, держа вес на руках, и постепенно расслабляется.
— Сваливай, тут сплю я. — не терпит возражений парень, а они есть.
— Хах, с чего бы это? — смотрит на него насмешливо. — Я заплатил за комнату, мне решать, кто и где будет спать?
— Лучше книжонку свою дочитай, а я спать лягу, нам, Хистачи, очень важен сон, уважай мой вид.
— Если так, — наклоняется к нему Намджун. — Я слышал, что ваш вид очень жаден до любви, и я сейчас не о чувствах, Юнги.
А омега сглатывает, чувствует, как начинают полыхать щеки, да все лицо! Зрачок стал узким, что не может не заметить Ким, наслаждаясь такой реакцией. Теплая ладонь касается чешуек, гладит по росту, от чего их обладатель тянется к губам, таким мягким на вид, таким вкусным, но чувствует резко чужой запах, что исходит от альфы. Что-то в нем вопит от злости, оно не хочет, оно жаждет… Крови. Как только Мин начал видеть перед глазами ужасную картину, где те омеги с ресепшена разорваны на части, он упивается их кровью, доказывая свою преданность, свои чувства, поднимая голову одного из них, как трофей, то дернулся назад в испуге. Он хотел его поцеловать, до сих пор хочет, но это… Это пугает. Ким не понял его реакции, но усмехнувшись, встал и сел на ковер у камина, разворачивая книгу, начиная читать с того места, где остановился. Хистачи снова сглатывает и аккуратно, на ватных руках и ногах перелезает к изголовью, заворачиваясь в одеяло, сам того не замечая, оставляет место рядом. А фамильяр в это время тоже пытается прийти в себя, от той энергии, которая только что заставила отлететь от этих двоих. Подползает к хозяину на полу, засыпая рядом, пытается не обращать внимания на странное ощущение, которое исходит от Кима. А тот сидит, как в воду опущенный и копается у себя в голове, пытается отыскать там то, что было только что, что было в его теле, внутри него, глубоко-глубоко. Когда Юнги приблизился, он сам этого не ожидал, хотел подшутить, но не это. В один момент он просто выпал, хистачи для него всего на секунду стал диким, но только для него, еще немного и он набросился бы на парня. Проведя ладонью по лицу, он начал читать, пытаясь сосредоточиться. Слова немного расплывались, но все-таки буквы начали складываться в слова, а слова в предложения, которые несли за собой смысл. От огня начинает колоть кожу, от чего хочется отодвинуться, но тогда будет темно. Листает до целых страниц, что еще держатся в переплете и дают прочитать все свои секреты. Намджун бегает по строкам, и каждое слово наводит странное чувство.
«…Еще тогда горло от крика чахло, да ни разу так никто и не услышал их. По пеплу разбросаны письма, те пытались сгореть, а хозяева спасать не пытались. По небу с раскатом грома промчался монстр, крылья горелые, глаза на людей озлобленные. Даруй свою любовь ему, пусть потонет в этом омуте».
Ведьмак пытается понять, но почти ничего не выходит, ему тяжело от этой книги с недавних пор. Смотрит на огонь, не выдерживает, отодвигается немного. Перелистывает на следующую, на которой уже есть один разорванный след. Зачем они испортили эту книгу, почему именно эти листы, почему именно последние?
«Бога нет! Они сами себе Боги, сами себе семья, очаг и дружба. Узами крепкими переплетены, что любовью кличут, а любви не существует, тогда насколько сильна их связь? Любви не существует — они связаны чем-то бесконечным».
Ведьмак заметил, как предложения постепенно стали мыслями автора, и, кажется, понять, что он пишет о том, что было и будет не сложно. Намджун не хочет думать, что в его руках послание, предостерегающее хаос и разрушения. Почему они служат уничтожительной силой, но представляют собой силу крепкой любви? Как-то до ужаса иронично. Альфа не сказал прямо, что друг хистачи может быть частью этого, но уверен, Юнги и сам догадался. Слышит, как ворочается парень во сне, начинает громко дышать, что заставляет Кима встать, не потревожив фамильяра. Он сел на постель, начиная будить Мина, но тот все больше дергается, от чего пугает. Приложив большую силу, трясет за плечо, зовет по имени, а после и сам чувствует боль в области головы. Свист пролетает от уха до уха, а в конце раздается очень сильный гром. От головокружения ложится на вторую сторону, укрывается одеялом, и, сам того не замечая, притягивает к своему раскаленному телу от огня хрупкое прохладное. Эта прохлада расслабляет, заставляет уснуть, это тепло успокаивает и заставляет обнять в ответ. Выполнив свою работу огонек тухнет, в последний раз освещая последние слова, что так и остались непрочитанными.
«Помянем спокойную жизнь».