***
Всё когда-нибудь меняется. Лязг наручников превращается в гомон студентов Академии, бессонные ночи и постоянные погони принимают форму тихих семейных вечеров, одиночество вынимает свои острые когти из сердца и передаёт тебя в руки нового, тёплого, долгожданного чувства необходимости кому-то, желания сделать мир чуточку лучше ради этого кого-то. Даже кофе перестаёт быть вынужденной мерой борьбы с усталостью и заменяется на чай. Всё когда-то меняется. И вот уже нежные руки обвивают со спины, доверительные поцелуи покрывают плечо, пока на часах отсчитываются последние минуты до того, как терпение начальства сменится раздражительностью… Ему нравилась новая жизнь. И хоть её декорации сильно не изменились — всё тот же отшельник-Джерси, всё те же лица на улицах, всё до боли знакомо, привычно; но стало другим отношение агента Айеро, уже агента в отставке, ко всему, что его окружало. Возможно, на это повлиял его уход из Бюро, а может быть все эти перемены заключались в одном человеке, однажды повернувшем время вспять, взявшем его за руку и подарившем долгожданный покой. С Джамией Фрэнк был знаком давно, ещё с времён обучения в Академии, однако тот момент, когда однажды близкая подруга стала его женой, он как-то пропустил. Будто заснул и очутился в лучшем мире. Будто все эти годы он жил совершенно в другом измерении, где требовалось выгрызать зубами право на жизнь каждый день, и в один день всё вдруг перевернулось с ног на голову. Ему это определённо нравилось. Порой обручальное кольцо всё ещё непривычно холодило кожу, напоминая, что сейчас, в этом растянувшемся на год или даже два умиротворённом «сейчас», вечером его ждут дома, его любят и понимают. Ему не нужно было больше бежать, гнаться за кем-то. Он всё не верил, но пытался свыкнуться с мыслью, что наконец видит и чувствует то, каково это, когда в твоей жизни всё хорошо. Когда рутина неизменна и невероятно приятна, когда нет необходимости постоянно быть начеку и ждать опасности. Когда согревает мысль о том, что в скором времени их маленькая семья станет на двоих крошек больше. Бывший агент Айеро впервые понял, почему родители так сильно желали его ухода со службы. Всё постепенно налаживалось, даже отношения с родными. Удивительно тихо и мирно текла теперь жизнь. Каждое утро начиналось с лёгкой улыбки человека, до сих пор не верящего в реальность происходящего, и ритуалов среднестатистического семьянина: завязанный нежными руками галстук, поцелуй на прощание, обещание быть к ужину дома. Чудесное, тихое настоящее… Но всё ведь когда-нибудь меняется. И однажды в новеньком почтовом ящике появляется молочного цвета конверт без каких-либо пометок или даже намёков на отправителя. А в нём Полароид чего-то смутно похожего на ночной лес и небрежная подпись: «Возможно, мы встретимся в другой жизни?» Конверт сильно сжимается в ладони, глаза боязливо осматривают улицу и дом, проверяя, не заметил ли кто-нибудь его реакцию на один несчастный конверт. Жене на вопрос о почте отвечается: «Ничего важного, дорогая», а тем временем думается, куда бы понадёжнее спрятать весточку из прошлого, так старательно закапываемого в глубины памяти. Судьба фотографий — лежать в металлическом ящике на чердаке, где-то между чемоданчиком с табельным оружием и коробкой с какой-то посудой, привезённой Джам из дома «на всякий случай». Лишь бы подальше от глаз, сердца и вообще реальности. Забыть, не обращать внимания, вычеркнуть. Фрэнк обещал это себе самому ещё два года назад одним рождественским утром и не намерен нарушать своё слово. Пришлось выпить залпом стакан ледяной воды, чтобы привести себя в чувства перед выходом из дома. Только не сейчас. Он не готов. И никогда не будет…***
— Итак, традиционная теория предполагает, что вы должны «влезть» в шкуру преступников, чтобы раскрыть дело, то есть представить себя на их месте. Но это в корне неверно. Просто потому, что человечество ещё не научилось менять личности по щелчку пальцев. Если, конечно, у вас не синдром Миллигана. Вы априори не преступник и мыслите иначе. Мой метод, которому я попытаюсь вас научить за ближайший семестр, заключается в другом. Вы должны представить себя другом преступнику. Фрэнк остановился посреди аудитории, заметив в глазах студентов замешательство, удивление и недоверие, и улыбнулся. Его курс всегда производил подобный эффект на будущих выпускников Академии. Но для этого он и вводился в их учебный план: для небольшой психологической встряски. Ещё два года назад специальный агент Айеро не поверил бы, что ему, в ответ на прошение об отставке, предложат работу в Академии в качестве преподавателя. Конечно, это был идеальный вариант для внезапно обретшего семью Фрэнка: никакого ненормированного графика работы, никакой ужасной бумажной волокиты и постоянных выездов. Спокойно, и дарит чувство удовлетворения, потому что делиться своим опытом ему было в радость. Он чувствовал сразу, что не зря половину жизни посвятил Бюро, что его знания нужны другим. — Конечно, сейчас вам это кажется полным бредом. Как же так, — думаете вы, — нас так долго учили не доверять преступникам, а тут вдруг всё наоборот. Я понимаю ваше недоверие, это нормально и даже отлично для вас как для будущих агентов ФБР. В глазах студентов постепенно загоралась заинтересованность. — Однако надеюсь, что мой курс докажет вам, что смотреть на мир нужно чуть шире обычного. — Мистер Айеро, у меня есть вопрос. Все, кто, находился в аудитории обернулись в поисках говорившего. Им оказался худощавый парень в очках в двухцветной оправе. Он сидел с выражением ледяного спокойствия на лице, и только слегка подрагивающие кончики пальцев поднятой руки выдавали его волнение. — Да, я вас слушаю. — Скажите, ваш метод действительно работал на практике? «Глаза. Удивительно похожие глаза», — эта мысль была первым, что появилось в голове Фрэнка в тот момент, когда он наконец нашёл этого любознательного студента среди остальных. Парень смотрел на преподавателя с неким вызовом, но не конкретно ему, а будто бы всему миру. «Нет, ну не может же быть таких совпадений. У него был брат, но…» Взяв себя в руки, агент всё же ответил: — Конечно. Иначе бы я не стоял здесь перед вами сейчас. У вас всё? Я могу продолжить? — Нет, не всё. — Студент скрестил на груди руки и, слегка вздёрнув нос, заявил: — Все присутствующие здесь в курсе, что одно из последних ваших дел было провалено именно из-за вашего метода «дружбы» с преступником. Так, простите, чему Вы нас будете учить? — Молодой человек, Вы, простите, о чём говорите? О Коноре Блейке, который благодаря стараниям моего отдела теперь радостно отбывает свой пожизненный срок за жестокие убийства и организацию терактов? Вы это считаете провалом? — Нет, что вы, — будто скальпелем разрезая взглядом агента, ответил студент. — Я имею в виду дело Джерарда Уэя. Вы ведь его так и не поймали. Как же так? Подружиться не удалось? Или наоборот?.. Звонок прозвенел очень вовремя. Видит Бог, Фрэнк был на грани бешенства впервые за долгое время. Ему очень хотелось стукнуть своего студента головой об парту, хоть это и было бы совсем не педагогично. Но вот оставить его после пар для предъявления выговора он может. — Вы все можете быть свободны. До встречи. — Захлопнув папку с материалами лекций, произнёс Айеро. Шумная толпа курсантов спешно покидала аудиторию, с интересом обсуждая инцидент. Лишь один остался неподвижно сидеть на своём месте, ожидая, когда последние студенты покинут помещение. Фрэнк, заметив это, одобрительно-мрачно констатировал: — Догадливость — прекрасная черта для будущего стажёра Бюро. Назовите своё имя, Вы знаете, что вас ждёт. — Майкл Джеймс Уэй. Казалось, сердце агента Айеро остановилось где-то в глотке, а потом рухнуло вниз. Воздуха резко стало не хватать. Фрэнк чувствовал себя выброшенной на сушу рыбой. — Четыре года назад, — продолжил студент, не дождавшись какой-нибудь реакции от преподавателя, — Вы искали нас. Мою семью. Вы приходили в наш дом, беседовали с моей мамой. Вы называли его имя. Имя моего брата. Что вам было от нас нужно? — Вам стоило бы знать, для чего агенты ищут родственников подозреваемых. Мне ещё раз стоит объяснить вам такие элементарные вещи или справитесь сами? Теперь уже агент не скрывал своего раздражения, своей взволнованности темой разговора и нежеланием его продолжать. — Что Вы хотели узнать, Уэй? — Почему Вы его не поймали, агент? Почему Вам не удалось? Моя семья хотя бы была в курсе, что с ним сейчас, не упусти Вы его. Вы хоть понимаете, каково это? Жить, не зная, что сейчас с родным тебе человеком? С тем, кто обещал быть всегда рядом... — Майкл, Вы решили примешать детские обиды к делу. Это неверный подход. И я вам советую оставить это, если хотите стать профессионалом. — Помогите мне. Пожалуйста, Вы единственный, кто хоть как-то был с ним связан. Я в Академию поступил для того, чтобы найти его и вернуть домой. «Боже, какая наивность», — усмехнувшись, подумал Фрэнк. Но затем он увидел волнение, отчаяние и призрачную надежду в таких же зелёных глазах. Что-то в агенте дрогнуло и опалило холодом прошлого, неуверенностью в правильности уже принятого им решения. — Я уверен, что Вы не просто так отпустили его. Он вам тоже дорог, я прав? — Уэй, это не ваше дело. — Строго ответил Фрэнк. — Я советую вам оставить поиски, потому что они ни к чему не приведут. Зайдёте потом в офис учебной части. — Я всё равно добьюсь своего, и без вашей помощи! Услышав, сколько разочарования было в этом возгласе, Айеро остановился прямо у выхода из аудитории и шумно выдохнул. Стремительно развернувшись на пятках, он подошёл к ошеломлённому Уэю-младшему и произнёс: — За все те годы, что я гнался за твоим братом, я смог усвоить одну простую истину: он сам должен захотеть, чтобы его нашли. Запомни это. Если он вспомнит наконец о семье, то найдёт вас сам. — Он и не забывал… — хрипло ответил Майкл. — Мы жили на то, что он оставлял на наших счетах. Мама была уверена, что это наследство нашей дальней родственницы поступает нам частями, так как об этом говорилось в письме, пришедшем нам однажды. Но не было никакой богатой дамы, вспомнившей вдруг о части своей семьи в богом забытом Белвилле. Почерк, — Уэй-младший поднял полный горечи взгляд на Айеро, и тому показалось, что он сейчас задохнётся от чужой боли. — Это был его почерк, Джерарда. — Как ты это понял? — Мы были очень дружны в детстве. Я знаю о нём гораздо больше, чем наши родители. То же самое и он. Я ни с чьим его почерк не перепутаю. У него своеобразный наклон, да и буквы имеют определённый вид. Оба сидели уже рядом за одной из парт, объединённые воспоминаниями об одном и том же человеке. — Вы знаете… — Фрэнк. Можешь называть меня так. — Спасибо. Знаете, он ведь всегда хотел, чтобы мы жили лучше. И вот как получилось. Он не преступник, а просто мечтатель. Кто угодно, но не преступник. — Боюсь тебя расстроить, Майки, но и святым твоего брата назвать сложно. Его авантюры не сделали ему доброй славы. — Я знаю, — усмехнувшись, ответил он. — Но он мой брат. — Когда-нибудь я расскажу тебе о том, как он играл с моим отделом и моими нервами целых восемь лет. — Узнаю Джи. На некоторое время каждый задумался о своём и одновременно обо одном и том же. Агент нарушил молчание первым: — Вы похожи. — Да не очень-то, на мой взгляд… Но некоторые сходства есть. Это нормально, мы же семья. — Взгляд и наглость. Один в один. Улыбнувшись, Фрэнк резко поднялся со скамьи и снова направился к выходу. Уже у самой двери агент сказал, чувствуя, что должен это озвучить: — Ты был прав. Я специально отпустил его. Так было нужно. — Почему? — Джерард никогда не был частью моего эксперимента или ещё одним ненормальным, которого нужно было изолировать от общества. Он всегда был гораздо большим для меня. — Оу… Так это правда? Я же не предполагал, когда говорил об этом, что… — Ничего не говори, ладно? Мой телефон найдёшь в деканате. Если понадобится помощь, какая-нибудь информация или совет, – звони. И да, Уэй, я жду Вас на своих занятиях на следующей неделе. Всё когда-то меняется. Жизнь, порой, поворачивается под новым углом. Спокойствие разбивается о неожиданные препятствия. Но, может, оно и к лучшему?..