Как ночь, как уголь

— Это кража, — нахмурился Инженер. — Да ладно тебе, покажи сотрудника, который ничего здесь не украл, — закатило глаза отражение. — Я уверен, что даже Виктор Сергеевич тащит себе всё, что плохо лежит. Или хорошо лежит. А уж его новая машина… Откуда, думаешь, у него деньги? — Это с-совсем неправильно… И зачем тебе вообще… — Тссс… Нас могут услышать, говори тише, дурашка. Инженер воровато оглянулся и снова повернул голову к надтреснутому зеркалу в туалете. — Зачем тебе вообще все эти реактивы? Т-ты… Собираешься кого-то отравить? В-взорвать? — И в мыслях не было! Как ты мог такое обо мне подумать… — Второй надул губы, но тут же растянул их в ухмылке. — Я тебе не верю… С-совсем. — А кому ещё доверять в этом мире? Если не самому себе. Я частичка тебя. Нравится это тебе или нет. — Ты пудришь мне вс-сю голову только… — Если не хочешь пачкать ручки, то позволь это сделать мне. — Нет! Н-нет… — Инженер тут же понизил голос. — Я-я просто хочу з-знать, зачем… — Затем, Кешенька, — раздражённо вздохнул Другой, — что мы должны быть во всеоружии. Когда за нами придут. — Если… — Если ты не будешь делать так, как я скажу, — отражение оскалилось, — то одним утром Ромочка может не проснуться. И виноват будешь ты. И твоё непослушание. Инженер вздрогнул при этих словах. От страха за Рому и от вспышки мутных, неприятных воспоминаний, связанных со словом «непослушание». — Не бойся, в чулан я тебя запирать не буду. Как папочка. — Второй скривился. — Ненавижу чуланы. — Меня никто не запирал в ч-чулан… — прошептал Инженер. — Да что ты говоришь. — невесело хмыкнул Другой. — Ты хоть что-нибудь о своём детстве помнишь, дорогуша? Ладно, не буду ранить твою нежную психику воспоминаниями. Просто… Сделай, как говорю. Достань чёртовы реагенты и я отстану. *** Инженеру казалось, что все смотрят на него. Будто все знают, что именно находится в его портфеле и под пальто. Знают, знают, знают. Доложат Виктору Сергеевичу и его сразу уволят с позором, а может и в милицию сдадут. А Жилин скажет, что ошибся в нём. Что он не такой уж законопослушный гражданин и раз способен на кражу, то и на убийство способен. И тогда всё. Его посадят, расстреляют может даже. Холодный пот выступил на лбу. Иннокентий прошёл мимо охранника на проходной, стараясь не смотреть тому в глаза. Он ожидал, что вот-вот услышит в спину: «А-ну стоять!» Но охранник даже не обратил на него внимания. Выйдя из здания НИИ, Инженер глубоко вдохнул и медленно выдохнул, чтобы успокоиться. Может, никто и не заметил. Может, и не заметит. Тёмный был прав: в институте постоянно что-то пропадало. Воровали все: кто на дачу себе какие-нибудь трубы, чтобы грядки поливать; кто датчики, чтобы продать на рынке. Но Иннокентий никогда подобным не занимался. Он слишком боялся попасться, слишком боялся наказания. Но ещё больше он боялся Тёмного. Он не знал, на что тот способен, но догадывался. Уже убил человека, а теперь строил какие-то планы, но Иннокентий не мог их пока разрушить, ведь не знал всего. Это казалось таким несправедливым, что Другой может слышать его мысли, видеть его глазами, а сам Инженер не помнит ничего, что тот творил, захватив его разум. А может… Он ведь не всегда видит и слушает. Может, и у Иннокентия могут быть свои секреты. Стоять на морозе даже в новом пальто становилось уже холодно. Обычно Мерседес Ромы ждал его у входа, как только Инженер выходил, но сейчас машины не было видно. Он не знал, как объяснить Роме сворованные из института вещи. А тот, естественно, заметит. Можно сказать, что взял работу на дом… Пальцы Иннокентия уже совсем окоченели, при каждом выдохе изо рта вырывалось облачко пара и таяло в свете фонаря. Он стоял чуть пританцовывая и снег поскрипывал под его ногами. Машины не было. Рома не приехал за ним. Может, что-то случилось? Может, появились какие-то другие планы, а Кешу он предупредить забыл… На душе было неспокойно и тоскливо. Вздохнув, Инженер медленно побрёл в сторону дома длинной дорогой, огибая злополучный парк. Внутри теплилась ещё какая-то иррациональная надежда на то, что он откроет входную дверь, а Рома будет ждать его в коридоре, улыбнётся так, как улыбается только ему. Но в квартире было темно и пусто. Инженер сложил краденые вещи в шкаф, накрыв сверху одеждой. Вдруг он вспомнил про своё старое пальто, которое куда-то пропало: то ли Рома забрал вместе с головой, то ли второй спрятал. Иннокентий чувствовал себя каким-то зрителем в своей собственной жизни. Он будто совсем ничего в ней не решал. Тем более теперь, когда тёмная его часть плела интриги, не посвещая в них самого Инженера, а Рома разбирался с бандой Малины и тоже ни слова почти про свои дела не рассказывал. Какая-то беспомощность ребёнка, когда взрослые всегда знают, как лучше, а ты не лезь, не мешай. А не то получишь за н е п о с л у ш а н и е. Конечно, Кеша не помнил чулан, ведь ему было всего два года в первый раз. Не запомнил он и все последующие разы, когда плакал и царапал дверь, а мама, всхлипывая, пела колыбельные по ту сторону. Но слишком боялась мужа, чтобы вызволить собственного ребёнка. Кеша ничего из этого не запомнил. Он рос тихим и затюканным, заикался постоянно, за что в школе дразнили. Но в остальном был обычным, закапывался в энциклопедии, любил химию. Кеша не помнил, зато помнил Второй. Тот помнил всё, до мельчайших подробностей, включая ощущение шершавых рук отца на своей шее и затхлый запах в чулане. И того чёрненького пушистого котёнка, принесённого домой и выброшенного потом отцом из окна за кешино н е п о с л у ш а н и е. Помнил как плакал и кричал: «Не надо! Он мой! Не надо!», как жалобно пищал котёнок, пока его вырывали у Кеши из рук. Всё помнил. Этот Другой усвоил, что чужая жизнь не важна и не ценна. Любая жизнь. Всё когда-нибудь умрёт, прямо как тот маленький котёнок, летевший пять этажей. Он понял, что в этом мире все вокруг будут пытаться у тебя забрать, отобрать всё, что у тебя есть, всё, чем дорожишь. И каждый раз, когда Кеша отдавал, отдавал, отдавал, склонив голову, Тёмный в это время сатанел, скрипел зубами, но не мог вмешаться, потому что прятался внутри слишком глубоко. Но он копил все такие моменты, все обиды, бережно наслаивал их друг на друга, чтобы потом однажды, когда их соберётся слишком много, он мог вырваться и порезвиться. И вырвался ведь в ту ночь. Дождался. И прятаться больше не был намерен. Не моргая Инженер смотрел в стену, застыв посреди комнаты, как статуя. В голове роилось столько мыслей, столько образов. Казалось, что вот-вот он всё поймёт и осознает. Но Иннокентий собирал пазл, в котором самые ключевые кусочки картинки были замазаны чёрным. Чёрным, как ночь. Чёрным, как уголь. И тут либо подбирать кусочки наугад, вертеть в руках и надеяться, что хоть по форме подойдут, либо (как он и делал обычно) игнорировать тёмные пятна в картине. И он игнорировал, пока черноты не стало слишком много и уже никуда от неё нельзя было деться. Телефонный звонок выманил обратно в реальность не сразу, но когда Иннокентий очнулся от размышлений, то бросился к аппарату, скользнув взглядом по часам. Полдвенадцатого. — А-алло, Рома? — едва подняв трубку, воскликнул Инженер. — Здорово, Кеша. — голос у Романа был напряжённый и уставший. — У т-тебя всё нормально? Я-я…ну, ждал тебя, как о-обычно, но тебя не было и… — Нормально. С машиной там проблемы, извини. — П-поломалась? — Подорвали. — К-как подорвали?.. — Иннокентий медленно опустился на стул. — Ты цел? Как? К-кто? — Водилу немного зацепило, но так порядок. Это Малина постарался. Послание мне отправил. — О-он убить тебя мо…хотел… — Не, он так здоровается. Я послал ему подарочек, он — мне. Я только не ожидал немного, потому что его в городе нет. Обычно он такими делами лично распоряжается, наблюдает за реакцией. А тут, видно, раздраконился неслабо. — Поч… Что ты ему… Что за п-подарочек такой, Ром… — Башку послал. В коробке. — Рома! З-зачем… — Спокойно, Кеша. Так надо. Он не будет больше рыть и выискивать, он теперь уверен, что это моих рук дельце. Ты точно в безопасности теперь. Инженер уставился в стену, чувствуя, как голову давит со всех сторон, а пальцы рук немеют. — Рома… — прошептал он. — Нам пока видеться не стоит. Не хочу, чтобы его крысы прознали, что у нас, и навредили тебе. Так надо. Я разрулю всё, обещаю. Кеша, веришь? — Я… Я верю, к-конечно, но я так за тебя бою…волнуюсь. Ромочка, м-может, не стоило… — Стоило. Раз и навсегда с этим разделаемся. Чего волыну тянуть. Он через неделю вернётся, не раньше. И это… Там у тебя под кроватью ствол. Я тебе показывал, что делать надо. Запомнил? — Д-да… Ты зач… — С собой носи. На всякий случай. Я не могу ребят к тебе приставить, их всех крысы Малиновского знают. Ты в безопасности, но я хочу быть спокойным за тебя. Если со мной что случится, там в тумбочке письмо. Написано куда и к кому тебе обратиться. И деньги. — Рома, это… — Это подстраховка. Кеша… Родной… Я всё порешаю. Инженер кивнул, жмурясь, чтобы не заплакать. — Кеша? — Роман, естественно, его кивка видеть не мог. — Д-да, Ромочка. — через силу выдавил Иннокентий. — Х-хорошо… *** Пролежав в постели бессонную ночь, он встретил рассвет покрасневшими глазами, чувствуя себя совершенно разбитым и больным. Нужно было встать. Поесть. Собраться на работу. Нужно выдержать ещё полнедели, три дня и тогда можно все выходные провести в кровати, укрывшись с головой и не шевелиться. Кофе из турки сбежал на плиту, пока Иннокентий смотрел на него в упор, не предпринимая никаких попыток помешать. Только звонок в дверь привёл в себя. Он быстро выключил газ и побежал открывать, надеясь, что это всё-таки Рома. Даже в глазок не посмотрел. На пороге стоял вовсе не Роман. Вызывающе одетая блондинка с каре подвинула Иннокентия и без спросу вошла. Она окинула Инженера оценивающим взглядом и хмыкнув сказала: — Кофе. Иннокентий растерянно кивнул и показал в сторону кухни. Незнакомка тут же поцокала каблуками в том направлении. На кухне указала длинным наманикюренным ногтём на турку, и Инженер тут же налил кофе в чистую чашку и протянул ей. Сделав глоток, она скривилась и, поставив чашку на стол, демонстративно отодвинула её от себя. — Дешёвая гадость, — закатила глаза блондинка. — Н-ну, может чаю тогд… А вы вообще, ну…кто? — Инженер чувствовал себя так, будто не она заявилась к нему в дом ранним утром, а это он сейчас стоит посреди её кухни и не понимает, как сюда попал. — Нателла Наумовна. Стрельникова, — женщина гордо откинула прядь волос с глаз. — А ты — инженеришка в местном НИИ. Иннокентий будто в два раза уменьшился в размерах, таким тоном Нателла говорила о нём. — Ну… А зач…что вы делаете т-тут, ну, у меня на кухне моей? — Пришла глянуть на того, с кем резвится мой муженёк. — она театрально вздохнула. — Разочарована, конечно. Раньше у него был хоть какой-то вкус. — Я н-не пон… — Чего ты не понимаешь, недоразумение? Того, что влез в нашу семью? — Я не влезал совсем никуда, Р-рома говорил, что разво… — Инженер прикусил язык, понимая, что сболтнул лишнего, что надо было всё отрицать. — Сегодня разводимся — завтра не разводимся, что ты понимаешь в отношениях. А то, что между вами… — её лицо перекосило от пренебрежения. — Это временное помутнение рассудка у моего муженька. Иннокентий присел на стул, чувствуя, как кружится голова и пульсирует в висках. Нателла продолжала, стуча ногтём по столу: — И уж будь уверен, он никогда не был твоим. Стоит мне поманить его пальчиком — Ромка сразу прибежит обратно. Я заберу своё, а ты будешь жить дальше своей унылой жизнью и больше никогда не полезешь к нему. Он мой. Понял меня, дорогуша? Инженер сжал переносицу из-за невыносимой боли. А когда боль исчезла, то поднял глаза и, размяв шею, засмеялся. — Что смешного?! — истерично закричала Нателла. — А теперь ты слушай меня, курица, — Тёмный оскалился и наклонился вперёд, из-за чего она рефлекторно отшатнулась. — Твоего здесь ничего нет и Рома — не твоя комнатная зверюшка. А если ты ещё хоть раз появишься в моей или его жизни… Я сначала вырву твои накрашенные когти. Потом намотаю твои блондинистые патлы на кулак и оторву тебе голову. И уже после этого утоплю в серной кислоте. Поняла меня, дорогуша? — Ты псих! — она подскочила со стула, тыкая в Тёмного пальцем. — Маньяк! На голову больной! — О, милая, ты даже не представляешь, насколько, — Другой лениво потянулся. — А теперь порхай отсюда, пока я не нарезал тебя кухонным ножом себе к чаю. — Больной! Я тебе ещё покажу! Урод! — выкрикивала она уже из коридора. — Тебе капот! Тёмный смеялся ещё несколько минут после того, как за Нателлой захлопнулась входная дверь.