Помощь.

-Мы же по одну сторону баррикад, милая моя. Голос Самозванки растекается глумящимся мурлыканьем по черной пустоте. Аглая не видит ее головы, затянутой страшным туманом, но знает: лицо девчонки подернуто косой неприятной ухмылкой, которая проскальзывает только у тех, кто выиграл, жульничая. -Ты, как и я, моя дорогая, служительница Закона. Инквизитор пытается поднятся, но тело ее не слушается. Ноги тут же проваливаются во что-то мягкое и хлюпающее, руки утопают будто бы в глине. Естественно, какими же это конечностями может командовать отсеченная голова? - Пошла вон, - бросает все еще презренно, но чуть хрипло и с пузырящейся на губах кровью, - у меня больше нет сторон. Смех Клары отражается от невидимых стен и оседает повсюду. Звонкий, неприятный, отдающий чем-то невообразимо гадким и скрипящим. Аглая не была мистиком, но точно знала, что так смеется сама Смерть. -Я же могу помочь тебе. Когда Самозванка приходит в следующий раз, она не стоит, пряча лицо в сизых клубах дыма. Она наклоняется к самому инквизиторскому лицу, холодной ладонью скользит по впалым щекам и шутливо щёлкает по носу. Присаживается рядом и, взяв чужую неживую ладонь в свою, смотрит Аглае прямо в глаза. Однако ухмылка никуда не пропала. - Хочешь ноги, Инквизитор? - зрачки Клары расширились, почти закрывая собой небесную хлябь радужки, - мы же с тобой почти сестры, ну, милая, соглашайся! Самозванка переходит на шёпот, а Лилич нещадо хочет закрыть лицо руками, лишь бы не смотреть в эти страшные очи. Она даже не знает, какая из девчонок пришла на этот раз, да ей, в принципе, плевать. Какая разница, кто будет хихикать над поломанной куклой сегодня? Инквизитор опускает тяжелые веки с набухшими синими венами и одними губами просит Клару помолчать. Если бы в ней все еще оставалась кровь, она бы списала нарастающий гул на нее. Но дьявольский шум шел снаружи, а не изнутри. Самозванка издевается, точно извести хочет! Аглая пытается окрыть глаза и накричать на мерзавку, сказать, чтобы проваливала и больше не марала грязью с тяжелых ботинок её беспокойные покои, но и веки, и губы, и даже язык стали ей неподвластны. Женщина лежала мертвой игрушкой, и только острый ум её продолжал жить, да только эти стуки в конце концов и его погубят. Что это, лязг костей? Или поезд откуда-то едет? Аглая хотела бы зажмуриться, да не могла. Аглая много чего хотела бы сделать сейсас, но Самозванка все давила и давила своими холодными пальцами. "Хорошо"-Проносится в угасающем разуме тихая мысль,-"Помогай". Ледяным дождем тарабанит степь по земле, звонкой трелью поет твирь. Запах в воздухе повис нехороший, почти гнилой. Аглая распахивает глаза и тут же, согнувшись пополам, обхватывает себя за плечи. Дрожит, дергается. Руки работают-уже хорошо, но ноги пока ещё зарыты в рыхлой грязи. Или что это? Глина? Женщина глотает вновь заработавшим горлом воздух, утирает с лица капли и начинает судорожно раскапывать себя. Пачкает руки, грудь, позволяет земле застрять под обломанными ногтями-плевать, Инквизитор хочет и будет жить. Да только под слоем глины Аглая Лилич находит вместо своих белых ножек обломки гниющих костей.