Чёрное и белое 2: Союз

Из окна напротив номера 77 вырывались языки пламени. Вокруг здания полиции летали пожарные звездолеты, суетились мчсники и медработники, вынося раненых - но огонь, несмотря на их старания, взвивался всё выше и выше в тропическом ночном небе, рассыпая золотые искры, и его никак было не загасить. — Бензином облили наверное, твари! - послышалось снизу. — Больше объяснений не видно. Но что ж это за бензин-то такой, что ни один огнетушитель его не берёт? А ну-ка, поднажмём, братки! И - раз! И - два! Бейл Органа закрыл форточку и решительно повернулся к столпившемуся рядом с ним его безмолвной компании - его жене с дочкой, Гарм Белу, Мон Мотме и остальным - и его голова покачалась из стороны в сторону, издав печальный вздох. — Надо эвакуироваться, ребят. Огонь перекинется и на нас, даже Алдераанский артефакт говорит это. - тихим голосом произнёс он, надевая лямку рюкзака на плечо. — Дорогая, позаботься о Лее и объяви тревогу. Гарм Бел, ты поможешь мне вынести вещи, какие удастся спасти. Остальные - бегите. И берегите лидера, она нам ещё пригодится. Поняли? — Не надо, я и сама справлюсь. - чандрилианка решительно помотала головой, и отросшие волосы неловко хлестнули её по лицу. — Бейл, я попросила бы вас называть себя сенатором Мотмой, как раньше. Я ведь... Этажом ниже раздался страшный треск и дикие вопли. Сонные гости санатория, внезапно очнувшись посреди ночи, метались в панике по этажу - даже отсюда было слышно тревожный топот их ног. Невесть как перекинувшееся пламя, пожирая всё на своём пути, полыхнуло на миг в окошке - и тут же загорелся соседний номер, к счастью своему, пока пустующий. Лея, словно чувствуя общее настроение, завизжала, чуть не выпав из рук матери. Органа нацепил рюкзак на второе плечо и сделал страшные глаза. — Бегите, глупцы! Я разберусь! - выкрикнул он, нацепляя на лицо кислородную маску и бросаясь со шлангом в холл, уволакивая за собой слегка опешившего кореллианца. — Если не вернёмся, попросите лидера назначить новых. Бегом! Политики мигом рванули с места, со страшной скоростью пронесясь на балкон и гремя ногами по лестнице. Мон Мотма заколебалась - так велик был соблазн остаться и единым махом избавиться от всех накопившихся проблем, нависших над ней Дамокловым мечом. Говорят, сгорать заживо дико больно и во время этой мучительной смерти ты сто раз жалеешь, что не выбрал другой способ - но кто знает, может на этот раз всё будет гораздо быстрее, чем раньше? Женщина невольно покосилась на располосованные вены собственных локтей - уж лучше так, чем самой... А лучше ли? "Мон, что ты делаешь? Беги!" - воскликнула Амидала в её сознании, всплеснув руками. "Сила не поможет тебе, даже Вейдеру не помогла - сгоришь! Или тебе жить надоело?" "Пускай. Я устала бежать. Устала быть главной и никогда не сдаваться. У меня нет смысла жить дальше, Падме." - так же мысленно призналась Мотма, сжимая голову вспотевшими от волнения ладонями. Температура у неё уже спала благодаря настойке на бакте и сарлачьей слюне, но сознание до сих пор оставалось помутнённым. "Я понимаю, что они мне верят, смотрят в рот и уважают - но разве не найдут другого, если меня не станет? У них ведь ещё полно других компетентных людей и инопланетян. Не так ли?" "А как же он? У него и так родители умерли. Потом сестра. Потом практически все, кого он любил и с кем дружил, исчезли из его жизни или отошли на второй план, а кто-то и вообще бросил. Без тебя он и жить не захочет - сразу суициднется, и что тогда станет с нашим делом, с нашим Восстанием? А ты - захочешь ли до конца загробной жизни вечно испытывать муки совести за то, что не смогла сохранить его жизнь? Думаю - нет!" - голос любимой подруги стал жёстким и строгим. "Ты считаешь свою жизнь бесконечной пыткой, но ему пришлось перенести гораздо большие проблемы - просто посмотри, в чём ещё душа держится, и то не сдаётся! Беги, глупая, я тебе как бывшая наставница приказываю! Беги!" Огонь уже охватил часть комнаты со стороны окна и уже пробирался по стенам. Мотма кинула прощальный взгляд на успевший уже стать ей родным за неделю отдыха номер - и кинулась прочь из комнаты, уже начавшей мало-помалу заполняться ядовитым дымом и запахом гари. *** Ночное зарево костра висело над пустынным пляжем, оставляя отблески в тёмной мутной воде. Санаторий уже пылал, вздымая клубы дыма над разрушающейся крышей - и не он один. Весь посёлок был окутан языками рыжего пламени - такого же яркого и прекрасного для него, как и те искры горящего Агрокорпуса родом из далёкого-далёкого детства, заведения-тюрьмы, которое забрало у него лучшие семь лет детской жизни и жестоко поплатилось за его заключение. Он и сам не помнил уже, что конкретно произошло и почему он вообще оказался там, но факт оставался фактом - они все мертвы, все сгорели, и единственная вина их - лишение его свободы. Но справедливо ли это по отношению к тем, кто вообще не мешал ему жить? Мимо по направлению к морю пробежала знакомая фигура, скидывая на ходу рюкзак и туфли и заходя по колени в прохладную ночную воду. Слегка поёжилась на ветру - сезон-то уже начинал заканчиваться, и со стороны противоположного берега веяло прохладой. — Ох... Хорошая водичка. За всё время, пока тут была - ни разу не искупалась. Зачем тогда вообще на море ездила? - послышалось за спиной солдата. — А ты что здесь вообще делаешь? Ты же от полиции скрываешься, разве нет? Тогда почему... Ворота пляжа распахнулись. Послышался топот по бетону и голоса штурмовиков. Медлить было опасно - Геррера мигом сориентировался, выволочив сенаторшу на берег и обхватив рукой поперёк горла. В ладони его мелькнуло знакомое уже лезвие ножа, и Мотма почувствовала у шеи холодок. Надо же, а начиналась эта ночь совершенно по-другому. — Зови на помощь, Мон. Не то нам обоим трындец. - прошептал он, еле шевеля губами. Его горячее дыхание обжигало её затылок, заставляя волосы на голове невольно подниматься дыбом. — Плачь, кричи, умоляй о пощаде - что угодно делай. Считай, я взял тебя в заложники. Ну! — Я не могу. Не обучена. - сквозь зубы произнесла она, пытаясь хоть как-то совладать с равновесием. Колени её тряслись и невольно подгибались, грозя удушением. — Фальшивку раскусят сразу. Они не настолько тупые, как ты думаешь, Со, хоть и штурмовики. — Помочь? - поинтересовался подскочивший сбоку союзник-мятежник, и, не дожидаясь ответа, резко дёрнул её за волосы - да так, что в глазах потемнело. Чандрилианка закричала, чувствуя, что ситуация начала пахнуть керосином по-настоящему и её могут пристрелить на самом деле - либо свои же братья повстанцы, либо уже вставшие на изготовку штурмовики. — Помогите!!! - голос разнёсся над пляжем, привлекая внимание редких прохожих. — Меня убивают! Полиция! На лице ондеронца не дрогнул ни единый мускул. Может, и жаль ему было её - но ситуация явно не требовала сентиментальности. Только холодную, расчётливую жёсткость и рассудительность. — Валим, ребята. - повстанец мотнул головой, и двое боевиков открыли огонь по всё ещё опешившим штурмовикам, а он схватил женщину за шиворот и втащил внутрь своего транспорта, под видом имперской службы спасения припаркованном прямо на стоянке у пляжа. Двигатель заревел, и невольная пленница со своим другом покинули планету, так и не заплатив за аренду номера санатория «Вайолет-Айес», ныне догорающих вдали развалин. *** В салоне было тускло и душно. Кроме них двоих, неподалёку на сидении примостился ещё один хмырь непонятной национальности, безуспешно пытавшийся раскурить самокрутку. Заметив шефа, он отдал честь и сел обратно на место, продолжая подпаливать упрямую бумагу. — Здрасьте, начальник. Ещё одна заложница? - нехорошо оскалив зубы и направив пристальный взгляд на торчащие из-под короткой ночнушки голые колени женщины, спросил он. Мотма невольно вздрогнула от такого наглого действия - но больше она ничего сделать не могла. Только сидеть со связанными сзади руками между коленей своего пленителя, ощущая, как в низ спины ей что-то явно упирается. И - как ни странно - даже получать какой-то кайф от осознания собственной зависимости и беззащитности. Может, даже если бы он взял её даже здесь и сейчас, в грязном звездолёте на глазах у этого противного ксеноса, она была бы не против. Но, с другой стороны, какие-никакие остатки прежнего приличия оставались в ней и мешали попросить об этом. А вот в Софиусе - нет: она это поняла сразу, когда его сухие губы сомкнулись вокруг участка кожи на её шее, оставляя собственническую метку. И никаких сомнений, только твёрдая уверенность в том, что он всё делает правильно - да такая, что женщина невольно ахнула, запрокидывая голову набок. — Ясно, шеф. Это ваша личная пленница. Мне опять никто не достанется. - без особого разочарования констатировал чувак и снова вернулся к своему до сих пор не надоевшему раскуриванию травки. В салоне послышалась вонь подпаленной кожи и ругательство пополам с воплем - ничтоже сумняшеся инопланетянин поджёг вместо дури собственный нос. — Сколько раз я говорил не курить эту дрянь, Альберт? - не отрываясь от сладостного истязания любимой политички, прокомментировал Со. — В салоне вонь, духота, да ещё ты со своей травкой... Смотри, гауптвахту стоять будешь! И только попробуй опять заснуть на ней, как в прошлый раз - Бор Галлет одним пальцем ноги уже не ограничится. Понял? Ксенос хихикнул, показывая подозрительно гаморреанскую пасть, из которой воняло ничуть не лучше, чем от его палёной кожи, и, украдкой выкинув цигарку на пол и затоптав, приложился к фляжке. Он нарочито отворачивался, показывая, как брезгливо относится ко всем этим любовным мусям-пусям, но нет-нет и поглядывал в их сторону, особое внимание уделяя затянутым в мокрые чулки ножкам прекрасной узницы. О, он с удовольствием помацал бы эти худые бёдра с выпирающими косточками - и не только их, но преграда в виде явного обладателя этих ножек, которому эта человеческая женщина позволяла трогать из без всякого сопротивления явно наталкивала на мысль, что лучше бы ему о них забыть и больше к их теме не возвращаться. В самом деле, а чем хуже конечности у той же тви’лечки из забегаловки, готовой стать его буквально за пару сотен кредитов? Правильно - ничем. — Не жмись ко мне так близко. Я кончу, если так продолжится дальше. - шёпотом выдохнула Мотма, сжимая промежность настолько сильно, насколько могла. — А тогда уже сложнее будет изображать несчастную пленницу в беде. Давай займёмся этим потом... Мятежник не слышал - он слишком был занят, если под занятостью можно подразумевать целование позвоночника. Выглядело сие действо со стороны довольно странно, да и сама сенаторша понимала, что пора уже закругляться, чтобы любовные игрища не переросли во что-то большее, но что она сама могла сделать с этим? Только разве что показывать своим видом, что ей не нравится. Правда, существовал ещё один способ отвлечь его внимание - но расстёгивать ремень на брюках стянутыми проводом руками было крайне, крайне сложно. К тому же, как оказалось, он понял всё в меру, как говорится, своей испорченности. — Не так быстро, детка. Самое главное лучше оставить на после. - пробормотал Со, достаточно тихо, чтоб не услышал курильщик с гаморреанскими предками, но достаточно, чтобы расслышала она. — И, к слову, не забывай, что я тебя вообще-то похитил, а ты только об одном и думаешь. Неприличная сенаторша. Я всего лишь пару раз тебя помацал, а ты уже кончаешь - как не стыдно? — Я и не собиралась торопиться. Но надо же было как-то привлечь твоё внимание непосредственно ко мне, а не только к туловищу. - с трудом призналась женщина, борясь с желанием прижаться к нему ещё сильнее, наплевав на все моральные устои. Разве это так уж принципиально? — Да и я вообще-то веду себя довольно прилично, в отличие от кое-кого другого. Кто здесь кого, спрашивается, ещё домогается? Сам-то руки убери. Защитник целомудрия нашёлся. Всегда так себя ведёшь? На этот аргумент Геррера не нашёлся, как ответить - зато ксеномутант, уже закончивший хлебать свою мутотень, снова зверски расхихикался и смачно плюнул на пол, пока шеф не видит. Хорошенькая сенаторша хочет знать правду - что же? Она её получит. — Думаешь, он только с тобой лицемерит? Да он каждый день так совещание проводит. - нагло выдал инопланетянин, выкидывая фляжку вслед за неудавшейся самокруткой. — Сначала говорит: на этих мы работать не будем, они денег дают мало. Этих мы в плен не возьмём, с ними мороки много. На тех нападать не станем - армии не хватает. И что, как ты думаешь, мы потом делаем? — С точностью до наоборот? - осторожно спросила чандрилианка, чувствуя, как держащая её поперёк талии рука сильно напряглась. В присутствии третьего критиковать его бывает опасно - лучше соблюдать аккуратность и не говорить лишних слов. — А несогласные выстраиваются в очередь на промывку мозгов к Бор Галлету? Так ведь? — И откуда ты всё только знаешь, Мон Мотма? - поразился повстанец, перебирая между пальцами рыжие локоны. — Хотя с таким болтуном, как Лакс, стоило бы держать язык за зубами... Да и Альберт хорош. А если б это была настоящая заложница и она, скажем, сбежала, что тогда бы ты сказал, а? — Настоящие заложницы так себя не ведут, шеф. - возразил Альберт, не отрывая глаза от голопада с танцующими тви’лечками. — Они либо замыкаются в себе и молчат, гордо подняв голову, либо плачут и молят о пощаде, валяясь в ногах. Но уж никак не сидят на коленях самого шефа, изредка жалуясь на слишком шаловливые ручки последнего. Так ведь я говорю? — А я всё-таки был прав! - удовлетворённо произнёс лидер криминальной банды, бросая косой взгляд на своего бухого сотоварища. — Даже родиано-каминоано-иториано-гаморреанца можно научить думать логически, несмотря на тупость его предыдущих поколений, только и занимавшихся грабежом и мошенничеством. Верно я там назвал тебя, или как? «Пресвятые сенаторы, кого у нас в Галактике только не встретишь!» - с восхищением подумала Мотма, пытаясь переварить в голове довольно сложное даже для неё сочетание рас. «И самое ужасное, что в своевременном обществе эти прекрасные существа в большинстве своём - изгои! Почему Палпатин не желает бороться с тем, как над ними издеваются на улице и осыпают насмешками на работе? На его же, в том числе, политическом поприще! А ведь во времена Республики моффы-самодуры их так не гнобили... да, славное было время, хоть и не без своих тараканов...» — Примерно. Но вы забыли, шеф, что моё имя Альберт Кар’шантай Радиус Итори Хиньянь Лайон... — Хватит! - испуганно закричал из передней каюты водитель звездолёта. Работа у него была непростая, и он не хотел случайно влететь в какой-то астероид, раздумывая о нелёгкой судьбе Альберта с множеством имён, каждое из которых ему приходилось выговаривать при приёме на новую работу. Самого же водителя звали проще - Алексиаль Санчесс, родом он происходил с древней джедайско-королевской семьи Эраклиона в системе Бормеа, и жизнь у него была куда проще - он был женат, имел двоих детей-мальчиков и зарабатывал таксистом. Большего же - войны, политики, проблем расовой дискриминации и прочего - ему было просто не надо. Он знал и Эммануэллу - то бишь саму Мон, но помогать ей в фальшивом побеге не собирался. А зачем? У него и без того своих дел хватало - причём даже не просто по горло, а по самый затылок. *** — Вот и приехали. Шевелись, сенаторша! Вставай, говорю тебе! Мотма приоткрыла один глаз и зевнула, выгнувшись в спине. Даже в такой не слишком удобной позиции она ухитрилась заснуть, и теперь не очень-то хотела двигаться с места. Её уже даже не волновало, кончила она там случаем или нет - слишком уж успела за свой рабочий отпуск устать, сидя днями и ночами за компьютером. — Куда мы приехали-то? - поинтересовалась она, без особого желания сползая с колен на пол и там уже кое-как вставая на ноги. — Это типа ондеронские развалины королевского дворца? Уж не помню, когда я в последний раз его и целым-то видела. Наверное, когда мы с Падме делегацией сюда приезжали, как раз в то лето, после переворота... Договор республиканский заключали. — А, так тогда я впервые тебя и увидел. Сразу понял, что непростая ты политичка - много рассуждала, торговалась, не желала уступать ни тем, ни другим. А глаза-то как горели! Жаль, что всё это прошло, жаль... как боец против местных сепаратистких порядков ты ничего такая была. - одобрительно произнёс мятежник, ощущая невольную гордость за свою женщину. Знай наших, как говорится, хоть она и из Чандрилы. — Шеф, бабки. - пробурчал водитель звездолёта со своего сиденья. — Поторопитесь, у меня ещё заказов немерена куча. За чаевые не расскажу ничего Империи. Идёт? Геррера разочарованно цокнул языком. Жаль, конечно, денег, но жизнь дороже. Тем более, пилот мог сдать их ещё на Скарифе, а то и вообще расстрелять пушками на пляже. Ладно уж, хоть базу не приметил, а то была бы им всем труба. — Ладно, водила. Лови свои бабки. И впредь при женщине попрошу так некультурно не выражаться. - довольный от собственной «вежливости», ухмыльнулся он в бороду. — Альберт, вылезай! Я за тебя платить отдельно не собираюсь! Из салона послышалась возня и недовольное ворчание. Ксенос ну никак не рассчитывал, что шеф внезапно обидится на него и заставит платить самому. А что? Ну не хочет признавать, что втрескался в «заложницу» - а чего в этом такого? Кряхтя и пыхтя, как старый бомж-дедок на лестнице, он всё-таки вывалился из звездолёта и, показав водителю внушительный фак, направился к развалинам, переваливаясь с боку на бок. Командир и сенаторша последовали за ним, причём руки последней так и не были развязаны. По телу Мон невольно пробежали мурашки, как будто тело предчувствовало какой-то ужас. И, как оказалось впоследствии, оно не ошибалось. — Моя база. Заходи, не тронут. - послышалось за её спиной. — Здесь такое правило: кто рядом с шефом - к тому придирок нет. К тебе, Альберт, это не относится, к слову. - добавил мятежник, проталкивая Мотму в открытые двери. — Просто он столько косячит, что мне надоело его покрывать. Откуда руки только растут? — Здоровчики, шеф! - из-за угла вынырнул весёлый Лакс. — Как дела? О, вы опять с сенаторшей? Прикольно. А зачем в заложники взяли? — Не твоё дело, Лакс. - осадил его Со, прищуривая глаз. — Проследи за Альбертом, а мы пока пойдём. Всё готово? — Да, шеф. Как вы и говорили. - взгляд Бонтери отчего-то повеял грустью. Мон стало ещё более жутко - что там такого приказал приготовить Геррера, что юноша её жалеет? Хотя, возможно, это лишь её собственные домыслы. — Ладно, удачи вам, товарищи. И премию, премию годовую мне за старание! - выкрикнул он им вслед. — Вот же ж приставучий. Ладно, пошли. - повстанец подтолкнул политичку в спину. Довольно грубо, к слову. Мотма хотела сказать что-то в ответ - но слов не нашла, и только последовала за ним, оглядываясь по сторонам. В целом, база ничем не отличалась от какого-либо офиса. Если, конечно, учесть, что это не совсем офис, а склад для хранения оружия, если принимать во внимание многочисленные тюремные камеры по сторонам и то, что потолок в некоторых местах протекает - а что? Многие даже имперские базы, с затраченными на них большими деньгами выглядят ничуть не лучше, а оружия не имеют вовсе. Бедные, бедные штурмовики - о чём они думали, когда отправлялись служить в Армию Империи Палпатина, ожидая званий и боевых наград, а в итоге становясь пушечным мясом? Хотя и местные бойцы погибали с не меньшей регулярностью, судя по тому, как легко собственный шеф оставляет их на погибель - тогда, на пляже, она просто не могла не заметить того, что двое братков остались разбираться с полицией, став им обоим словно живым щитом. Да и в целом их на базе было как-то мало - на первом, нулевом и минус первом, по крайней мере, встретилось их немного. Зато с каждым этажом боевых дроидов становилось всё больше и больше. — На казнь меня ведёшь? - нерешительно спросила Мотма, стараясь не выдавать дрожь в своём голосе. — А если да, то почему? Ондеронец помотал головой. Зубы его сами собой стиснулись, стоило ему лишь задуматься о том, через что она должна будет пройти. Да, это неприятно в том числе и ему самому, но так необходимо. Иначе никак. — Нет. Ты выживешь, как и все, если будешь шевелить мозгами и телом. Но если сдашься, можешь и погибнуть. - сухим тоном констатировал он. — Только будь рассудительна, если что - у меня плохое предчувствие насчёт будущего. Ясно? — Ясно. А что вообще произошло? Почему ты был на пляже? Из-за чего там оказались штурмовики? И, наконец - кто поджёг милицейский участок? - нервничающая Мон буквально засыпала своего спутника вопросами, лишь бы отвлечься от тревожных мыслей. Геррера вздохнул, но согласился ответить - ему тоже не хотелось загружать себе голову. — Я забыл в номере ствол. Звонить было стрёмно, поэтому решил забрать сам. - признался он, почёсывая щетину на затылке. — Ну, потащился сдуру через главный вход - там меня и зацапали. Начали допрашивать, мол: вы кто такие, мы вас не звали, документы. Морочили мне голову на протяжении трёх часов, а потом решили оставить в участке на ночь, а отпечатки по базе пробить. Ну я дождался, пока охранник отвернётся, взял, свернул ему башку, спрятал в камере, потом пошёл в главный щит, топлива разлил и короткое замыкание устроил. Рвануло - да так, что не приведи пресвятые сенаторы, как ты говоришь, еле успел сныкаться. Пока то да сё, я уже забил на ствол, и обратно - к браткам, на пляж. Шашлычков поели. Вдруг видим - ты бежишь, а за тобой, в полкилометра - менты. Ну а дальше ты уже знаешь. - закончил Со. — О, мы кстати уже пришли. Заходи. Комната, в которую он привёл её, была похожа больше на пыточную камеру. В углах валялись различные инструменты, от вида которых волосы вставали дыбом, а в центре комнаты стояла железная перекладина с тянущимися по бокам ремнями. Сердце женщины бешено заколотилось, когда дверь за спиной захлопнулась - но пути назад уже не было. Только слабая надежда на то, что ей удастся вырваться из железной хватки до того, как та зажмёт её окончательно в своих тисках. *** Повстанец усмехнулся и подтолкнул сенаторшу к устройству фиксирования, развязывая ей руки. Женщина шарахнулась в сторону, отталкивая его, но Со оказался сильнее - он перехватил её поперёк талии и насильно прижал к перекладине, привязывая выворачивающиеся запястья. Мон закусила губу, стараясь не закричать от страха - она прекрасно понимала, что щадить её никто не собирается. — Сто ударов хворостиной. Будешь плохо себя вести - будут все двести. - до ужаса спокойным голосом произнёс Геррера, доставая орудие наказания с полки. — Я и так тебя слишком щажу. Другим больше доставалось. «А что я такого сделала?» - мысленно спросила она себя, зажмурившись и вдавив ногти до боли в ладони - вслух она не решалась произнести это. «Почему всю жизнь меня только и делают, что бьют? На спине и так живого места скоро не останется! Но почему он? Почему не кто-то другой, пусть даже и сам Император? Неужели он меня теперь настолько ненавидит, что готов исхлестать до полусмерти? А если да, то виновата ли в этом я? Ай!» Гибкая палка начала опускаться на оголённую спину женщины, оставляя красные полосы. Пусть это было и вполовину не так больно, как от хлыста - но удары сыпались подряд, со всей силы, мешая ориентироваться в их количестве и силе нанесения. Сначала Мотма крепилась, стараясь терпеть молча, но где-то на пятидесятом не выдержала и взвизгнула. — За что? - сквозь слёзы выкрикнула она, кусая и без того отдающие болью губы и полость рта изнутри. Выдержки уже не хватало - претерпевать долгие пытки её не обучали. — Чего я такого натворила, что ты меня избиваешь? Скажи мне, прошу! Железная рука невольно остановилась, зависнув в воздухе. Потом без всяких колебаний опустилась опять. И снова - с перерывами, ещё более мучительными своим ожиданием, нежели сами удары. Пусть она и не заслужила этого наказания - он делает это ей во благо. Пусть отучается болью от покорности, как и была приучена - он тоже прошёл через это, и стал сильнее. Главное, чтоб она не вздумала терпеть до самого конца - иначе точно загнётся. — За пресмыкательство перед Империей! - удар! — За жертвенность и покорность твою ненужную! - удар! — За трусость, за неумение дать отпор! - удар! — Ты будешь бороться за жизнь, если умереть проще? Склонишь голову перед своими врагами, позволив её отрубить? Ответь ты мне! Станешь бороться? - удар! — Да, стану! - сенаторша взревела, словно раненый зверь и изо всех сил рванулась с привязи. Ветхие ремни не выдержали, с треском лопаясь, и она вскочила, пошатываясь на ногах и выломала уже на ладане дышащую перекладину из фиксатора, без всяких сомнений шарахая ей своего мучителя. — На, получай! И ещё получай! Вот тебе, маньяк, садист проклятый! Вот тебе за всех, кто надо мной издевался! Шест словно порхал в её руках, шарахая со всех сторон. Повстанец сперва уклонялся от ударов с лёгкостью, но следующий настиг его в колено, затем в грудь - и разъярённая женщина направила острый край ему прямо в горло, навалившись сверху. Но она не могла не заметить на его лице удовлетворённой ухмылки, довольно странной в такой ситуации. — Чего лыбишься? - уже не с такой злостью, но недовольно спросила она, не опуская палку. — Добился своего, да? Разозлил меня? — Ты молодец, Мон Мотма. И так теперь поступай всегда. Надеюсь, это наказание будет последним в твоей жизни. - прохрипел он, втягивая с силой воздух - навалившаяся союзница практически перекрыла ему кислород. — Борись, не жалея ни себя, ни других, и тогда обретёшь победу. По-другому - никак. А теперь слезь и дай мне встать. — Не по кодексу получается. Ну ладно. - сенаторша резво вскочила, не опуская оружие, и тут же пригнулась, вовремя уходя от встречного удара. — Вот видишь, я усвоила урок - не только языком в Сенате трепать умею. Я раньше вообще на карате ходила и на второй дан сдала. — А что ж тогда бросила? - мятежник поднял руку вверх, знаком показывая, что «испытание пройдено» и уселся на стоящую у стены скамью с цепями. — Помнишь, как ты меня домой к себе затащила с раненой рукой и температурой тридцать семь? Сомневаюсь, что ты смогла бы это просто так, без тренировок и сильной выносливости. Или это всё твой кристалл? — И то, и другое. Сейчас я вряд ли смогла бы тебя сдвинуть с места, особенно учитывая массу брони и протезов. - уже более спокойным тоном ответила женщина, всё ещё сжимая в руках железную палку. Мало ли, вдруг захочет на ней ещё что-нибудь тренировки ради испытать. — А ты меня гораздо проще теперь поднимаешь - руки меньше напрягаются, видимо. Так ведь? Геррера не ответил, а лишь начал медленно заваливаться набок, схватившись за голову. Редкие чёрные волосы окрасились кровью. — Софиус! - позвала Мон, не двигаясь с места. — Софиус, что с тобой? Из-за спины бессознательного мятежника нарисовался Альберт с инопланетными корнями, держащий в руке дубинку с гвоздём. В левой дрожал ствол, неуверенно перевозящий дуло то на Мотму, то на Герреру. Ксенос никак не мог определиться, кого ему валить первым. — Я спас тебя! - пафосным тоном произнёс предатель Восстания, уже увереннее переводя пистолет в сторону бывшего начальника. — Можешь не благодарить, Мон Мотма - меня попросил Алексиаль, водитель. Твой троюродный дядя, к слову. А теперь отойди и позволь мне убить этого негодяя. — Убить? Зачем? - стараясь выглядеть безразличной, произнесла чандрилианка. Палка тряслась в её руках, сбиваясь с цели - она только поняла, что прямо сейчас может потерять его. Навсегда. И никто, даже сам Дарт Плэгас не вернёт Софиус Герреру обратно в этот мир - глава мятежной организации умрёт, и любовь умрёт вместе с ним. Только б не расплакаться сейчас - это было бы позорнее всего, что она могла сделать в этой ситуации. — Как зачем? Он терроризирует мирных граждан, убивает сдающихся. Пытает заложников, нарушает правила честного боя. А теперь и собственную жену (ты ведь жена его, не так ли? Любовниц у наших заводить не принято, а если и заводят, то долго они не живут) подвергает издевательствам на грани с сумасшествием! Скажи, понравилось ли тебе его последнее испытание? — Нет, конечно. Но слишком много ты болтаешь для одного нападающего. Спорим, вас здесь как минимум десяток. - спокойно ответила Мотма и без всякого предупреждения метнула в него импровизированное копьё, одновременно зашипев от боли - последняя пуля, которой он выстрелил в неё, зацепила её по уху и ударилась куда-то в стену. Потом выдернула палку из уже мёртвого тела и задвинула поперёк двери, сделав импровизированный засов. Предатель был не один, снаружи их находилось явно немало, и они могли применить удушающий газ или бомбу в любой момент - медлить было нельзя. — Софиус, вставай! - позвала женщина, толкая ногой полуживое тело, лежащее на полу с приоткрытыми глазами. Такой она и запомнилась ему - в залитой чужой кровью ночнушке, порванных на коленях чулках и штырём-копьём в руке; горящий взгляд метался из стороны в сторону, а волосы, ещё более рыжие в освещении факела, растрепались в стороны. Словно валькирия, дева-воительница из древних мифов ещё до Старой Республики. "Настоящая партизанка." — Эммануэлла... Так ведь тебя зовут, да? - в полубреду произнёс он, с трудом принимая сидячее положение. Голова раскалывалась так, будто её рубанули и наскоро зашили. — Он же умер, да? Ты его убила? — Я. - гордо призналась сенаторша, одёргивая лохмотья рубашки на спине. — А ты пока живой. Поторопись, их там наверняка много ещё. Надо уходить. Коридор, к их удивлению, оказался пуст. Сканеры и данные с камер тоже ничего не дали - как был метис один, так им и остался. Теперь уже посмертно. — Да нет там никого. Предатель решил действовать в одиночку и не привлекать союзников, если они вообще были. Можешь проходить, дамы - вперёд. - пошутил мятежник и чуть не огрёб между глаз - Мон ещё не остыла в своём боевом настроении. — Да ладно, ладно, сарлакк с этим. Сам пойду. Эй, ты чего? Политичка покачнулась и схватилась за голову, опускаясь на пол. Еле сбитая температура возвращалась обратно - из-за волнений и перенапряжения, из-за боли, что придала ей силы, а потом забрала ещё больше и, конечно же, мокрая одежда и сырой воздух подвала добили её неокрепший организм окончательно. Она уже даже не чувствовала, как он поднимает её на руки и несёт в медпункт - слишком уж кружилась голова, а глаза заволокла мутная плёнка неведения. *** Раннее утреннее солнце разбудило спящую женщину, солнечным зайчиком посветив ей в глаза и потревожив мрачный сон. Мотма пошевелилась, слабо застонала и приоткрыла глаза, пытаясь разглядеть, что происходит - и взор её уткнулся на зависшую возле кровати Падме. — Привет, Моня. - улыбнулась мёртвая набуанка, приветливо маша подруге рукой. — Ты нас всех здорово напугала. Сначала убежала с точки сбора, потом исчезла без вести... А потом среди ночи Бейла Органу вызывает твой обожаемый ондеронец и извещает, что у тебя сильная лихорадка. Что мы должны были подумать? — Я спасла его. По-настоящему. - тихо, почти шёпотом ответила Мотма, сжимая ладонь под одеялом в кулак. Больше она ничего не могла припомнить, хоть убей. — А потом поняла, что поступила правильно. Я теперь официально мятежница, Падме - понимаешь? Я! Бывшая сенаторша улыбнулась ей в ответ. — Значит, он так дорог тебе, да? - спросила Амидала. Мон кивнула ей в ответ - много говорить она пока не могла. — Ты ему, кстати, тоже - он никак не хотел отходить от тебя. Говорил, что сам виноват и не должен был что-то там делать, держал за руку. И только тогда, когда перелом наступил в лучшую сторону, попрощался и ушёл. Просил передать от меня привет и то, что Восстание живёт и будет жить вечно, пока существуют его творцы. Он любит тебя, понимаешь? — Да, понимаю. Я его тоже. - твёрдо ответила Мотма, не колеблясь. Она уже встала с кровати и прижимала к своей груди копьё - первое в своей жизни оружие, которое спасло им обоим жизнь. — И можешь передать ему, что я буду бороться до самого конца. Если зло нельзя вылечить, то его нужно уничтожить - верно же? — Верно. - со слезами на глазах согласилась растроганная Падме и исчезла, оставив после себя лёгкий аромат сирени и крыжовника. Занимался день - первый день по-настоящему новой жизни сенаторши Мон Мотмы, мятежницы и негласной лидерши борцов за свободу, наконец-то полностью освободившейся от цепей, которыми Дарт Сидиус сковывал её долгие годы.