Пронзите меня, мой Лорд!

Это был, пожалуй, лучший вечер, проведенный Темным лордом с момента его возвращения к полноценной жизни. Дамблдор наконец был мертв, и Волдеморт заполучил Старшую палочку – исполнились сразу две его давние мечты. По такому случаю в поместье Малфоев закатили грандиозный пир, на котором собрались практически все Пожиратели Смерти. Вино из закромов Малфоев лилось рекой, звучали тосты в честь Темного Лорда, возносившие его как величайшего темного волшебника всех времен, и он искренне наслаждался своим триумфом. Беллатриса Лестрейндж, любезно притащившая своему Лорду пару маглов в качестве подопытных, больше всех восхищалась, как прекрасно действуют заклятия Империо и Круцио, наложенные с помощью новой палочки, и как восхитительна его Авада Кедавра, быстрее и ярче, сильнее и неотвратимее, чем у любого другого волшебника. Волдеморт был вполне удовлетворен, и глубокой ночью, когда большинство Пожирателей разлетелись по домам, а Малфои клевали носом стол, в знак особого расположения Темный Лорд позволил Белле проводить его до выделенных ему покоев. Беллатриса распахнула перед ним дверь, взмахом палочки зажгла огонь в камине и задернула на окнах темные портьеры. Волдеморт уселся в огромное кожаное кресло с высокой спинкой и широкими подлокотниками, на один из которых примостилась Беллатриса, подавая ему очередной бокал вина. — Мой Лорд, сегодня вы были не просто великолепны, а сногсшибательны! – промурлыкала она своим низким голосом. – Ваша палочка лучшая из всех палочек в мире! Вернее, все ваши палочки – лучшие, я в этом уверена! — Все? – покосился на нее Волдеморт, отставляя в сторону бокал. — О, да… И эта, которой вы наверняка совершите множество великих дел! – Беллатриса нежно провела пальцами от его локтя до запястья, по направлению к бузинной палочке. – И еще одна ваша палочка, которая, я уверена, на многое способна! – Белла уронила руку на мантию Темного лорда и зашарила в ее складках, словно в поисках палочки. Волдеморт перехватил ее руку и угрожающе повернулся к Беллатрисе: — Нет здесь больше никакой палочки! — Ну как же нет, мой Лорд? – проворковала она, запуская свободную руку ему между ног. – Вот же она! Волдеморт замер. То, что Беллатриса называла «палочкой», скорее напоминало жухлый корень ростка мандрагоры. В свою бытность младшекурсником Хогвартса он частенько развлекался, вытаскивая из земли корни саженцев мандрагоры и «забывая» их пересадить. Поначалу они были твердыми крепышами и бешено орали, но через несколько часов выдыхались, скукоживались и замолкали, еще через некоторое время – уже навсегда. Но если дотронуться до такой вялой мандрагоры, она взрагивала и снова начинала тихо голосить. Его «мандрагора» под мантией так же легонько вздрогнула от прикосновения Беллатрисы, но по крайней мере молча. Белла с придыханием воскликнула: — Ах, ваша палочка! Сильнейшая, могущественная, лучшая из всех палочек всех великих волшебников! Так эту часть тела Волдеморта еще никто не называл. Польщенный, он отпустил руку Беллатрисы, и холодно сказал: — Пусть так, но это не значит, что тебе позволено до нее дотрагиваться. За это можно поплатиться смертью. — О, мой, лорд! – воодушевленно воскликнула Белла, прильнув к его плечу. – Вы сама смерть! Сама неотвратимость! Убейте меня, сожрите меня, как глава Пожирателей Смерти! Волдеморт недоуменно повернул к ней голову, и Беллатриса в ту же секунду накрыла его почти безгубый рот своими губами, скользнула языком в попытке углубить поцелуй. Сопротивляясь этому натиску, Волдеморт прокусил ее губу, и, почувствовав приятный привкус крови и вина, разомкнул зубы и впустил ее язык в свой рот. Они упоенно целовались, словно пожирая друг друга, в то время как левой рукой Беллатриса снова вцепилась в мантию Темного лорда, неумолимо задирая ее и обнажая его худые, бледные ноги до самых бедер. В любой другой момент он оттолкнул бы Беллу, но сейчас он был опьянен не столько вином, сколько своим сегодняшним триумфом, и пребывал в настолько благостном состоянии, насколько это было возможно при его натуре. Он ступал на новый жизненный этап, и был готов к новым ощущениям, даже если они, по сути, были давно забытыми старыми. В молодости ему нередко приходилось ухаживать за женщинами, чтобы выудить из них определенные сведения или артефакты. На красавчика Тома Реддла западали многие, и он в свое время пользовался этим для достижения нужных ему целей. Но никогда не понимал, что люди находят такого особенного в физическом контакте. Разве что в ту пору его «палочка» действительно выглядела как палочка… Хотя, собственно и сейчас… Он чувствовал, как «мандрагора» под настойчивыми пальцами Беллатрисы снова наполняется соком, растет и поднимается. Одной рукой Волдеморт вцепился в подлокотник кресла, другой по-прежнему сжимал Старшую палочку, которая сейчас казалась ему продолжением его тела. Он поглаживал ее своими длинными пальцами, невольно повторяя движения Беллатрисы, и чувствовал, как в ней струится магия, перетекает в его ладонь, давая ему силы. Его возбуждение нарастало и требовало выхода наружу, однако Волдеморт немного озадачился, когда раскрасневшаяся и растрепанная Беллатриса отлепилась от его рта и с придыханием попросила: — Пронзите меня, мой лорд! Проткните меня своей палочкой! Волдеморт перевел взгляд с лихорадочно вздымающейся груди Беллы на палочку в своих руках. Какое, право, странное применение ей она придумала! Как будто заклятий недостаточно… Тем временем Беллатриса, не дожидаясь его реакции, задрала подол своего длинного платья и уселась верхом на Темного лорда, упираясь коленями в кресло. — Своей палочкой! – вне себя от предвкушения повторила она, вновь обхватывая рукой заветную часть его тела. – Проткните меня! Пусть свершится величайшая магия! Пусть семя Темного Лорда наполнит мое лоно! Семя, излитое из самой лучшей палочки, Жезла Смерти! Мой лорд, мой повелитель! Повелевайте мной, властвуйте надо мной своей палочкой! Она кусала губы, откидывала влажные волосы со лба и терлась промежностью о его «палочку», которая была хоть и короче бузинной, зато превосходила ее по толщине. Волдеморт переложил Старшую палочку в левую руку и взялся правой за ту, что была у него между ног. Если с ее помощью можно властвовать над кем-то, он не преминет этим воспользоваться. Белла, вздрагивая от нетерпения, с готовностью насадила себя на вожделенный предмет и со стоном вцепилась в тонкие плечи своего обожаемого Лорда. Он с сомнением покосился на ее цепкие пальцы и глубже вдавился в кресло, пытаясь отстраниться. Но Белла начала скакать на нем, ее грудь, наполовину выбившаяся из тесного платья, подпрыгивала у него перед глазами, ее волосы падали ему на лоб, на котором выступила испарина. Волдеморт по-другому представлял себе понятие «властвовать», и хотел перехватить инициативу на себя – для этого пришлось одной рукой обхватить Беллу за талию, и она застонала еще громче, вздрагивая всем телом и извиваясь, как от Круцио. Темный Лорд начал находить в этом наслаждение. На его памяти женщины, с которыми ему доводилось совокупляться в молодости, вели себя куда спокойнее, не стонали и не извивались. Может, он тогда делал что-то не так, но скорее всего дело в его возросшей силе. Да, определенно, он с возрастом стал сильнее и мощнее, и теперь способен даже без волшебной палочки, с помощью лишь своей собственной, довести женщину до Круцио, а то и до Авады. Об Империо и говорить нечего, Белла давно ведет себя так, словно находится под этим заклятием. Воодушевленный, он затолкал бузинную палочку между подлокотником и сиденьем кресла, рывком приподнял Беллатрису и подмял ее под себя, повернувшись и нависая над ней. Белла вжалась в кожаное кресло, раскинув ноги и глядя на Волдеморта темными, влажными, полными обожания глазами. — О, мой Лорд! Мой Лорд! – всхлипывала она, вне себя от радостного возбуждения. Одна из самых сильных его последовательниц полностью в его власти! Он снова слился с ней, силясь проткнуть насквозь, и наслаждался ее агонией, дрожью ее тела, стонами и всхлипами. Наслаждался тем, как в основании его «палочки» будто бы действительно собиралась темная магия, готовая выстрелить в Беллу самым мощным заклятием. И когда это свершилось, он вскрикнул и тяжелее навалился на нее, опустошенный. Беллатриса еще несколько раз вздрогнула, словно в судорогах, обвив его руками, не желая отпускать. Но он поднялся, сбрасывая ее с себя, как ненужный груз. Оправил мантию, не глядя на Беллатрису, которая так и лежала на кресле с задранной юбкой, тяжело дыша и приходя в себя. Наконец Волдеморт разлепил свои тонкие ссохшиеся губы и произнес: — Белла… Ты можешь идти. Она словно очнулась, поднялась, поспешно оправила платье, безнадежно помятое. На ее щеках горел яркий румянец, глаза лихорадочно блуждали. — Да, мой Лорд. Спасибо, мой Лорд! Вы были великолепны! Ваша палочка… она сногсшибательна! Для меня большая честь… Большей радости быть просто не может! — Большей радости… — повторил Волдеморт, немного склонив голову набок и вглядываясь в лицо Беллатрисы. То, что между ними произошло, кажется, называют «заниматься любовью». Это и есть любовь? Забавно. Но что-то в этом есть. Пожалуй, как-нибудь стоит повторить. — Можешь идти, Белла, — напомнил он, и Беллатриса, поспешно закивав, заторопилась к выходу. На пороге она оглянулась, поправила растрепанные волосы и воскликнула, закрывая за собой дверь: — Великолепны, мой Лорд! Волдеморт устало опустился в кресло, нащупывая в его недрах бузинную палочку. Любовь, хм… нет, ерунда. Вот оно, истинное могущество!