Бикфордов шнур

— Что именно беспокоит тебя в этом вопросе, Уилл? — после ужина они сидели в креслах у камина. В теплых отблесках огня Ганнибал выглядел по-домашнему уютно. Грэм задумчиво поворачивал перед лицом бокал, ловя отблески пламени его округлым боком. Кресла были слегка повернуты друг к другу и стояли близко. Ближе, чем в день званого ужина, когда доктор оставил Уилла одного в гостиной. Подлокотники практически соприкасались, но между ними, пожалуй, при должном усилии еще мог бы протиснуться взрослый человек. Профайлера это все равно несколько смутило, но отодвигаться он не решился. Он, как минимум, инициировал поцелуй и сам же предложил Ганнибалу встречу. С чего бы теперь делать вид, что ничего этого не было? В нем боролось множество противоречивых чувств, но в итоге одержало победу желание расслабиться и плыть по течению. Оставалось надеяться, что из них двоих хотя бы Лектер имел хоть какое-то более-менее четкое представление о том, что именно между ними происходит. — В каком именно вопросе? — голос Уилла прозвучал лениво. Он продолжал разглядывать красноватые мутные отблески сквозь толщу вина. Этот день его утомил. Уилл чувствовал, что заслужил отдых, и знал, что Ганнибал осознавал это не хуже него. Он словно позволял ему взять тайм-аут. Какое-то время после ужина они даже не говорили. Грэм догадывался, что у того день тоже выдался утомительным. — Безусловно, в том, о котором ты первым вспомнил, услышав мои слова, — Ганнибал медленно положил ногу на ногу и, сложив руки перед собой, посмотрел на него. Его глаза казались непроницаемо черными. По спине Уилла пробежал холодок, но тревога быстро растворилась, и его накрыло спокойствием, будто кто-то вырвал ее из него с корнем. Грэм чувствовал себя без преувеличения хорошо. Он скользнул по Ганнибалу ответным задумчивым взглядом. Дракона они обсудили еще за столом. Говорить о работе было просто, но рано или поздно работа иссякала, и оставался он один. Словно обнаженный без защитного панциря рутины. Уилл не считал себя достойной темой для разговора. Во всех его рассуждениях была работа, но не было его самого. Так было проще. Ганнибал имел в виду что-то другое. — Не понимаю Вас, Доктор Лектер, — ироничная формалистичность проскочила в голосе еще до того, как Грэм осознал, что это произошло, но он лишь отставил бокал на столик и прикрыл глаза, медленно выпуская из легких воздух. Уилл медленно провел по нижней губе языком. Он понимал, как наслаждался Ганнибал этими размеренными вечерами. Ему, определенно, нравилось проводить их с кем-то, иначе он не стал бы утруждать себя такими частыми приемами гостей. «Тебе часто бывает одиноко?» Уилл распахнул глаза, вдруг понимая, что произнес это вслух, и, смутившись, сильнее вжался затылком в спинку кресла, когда повисла тишина. Он нечасто спрашивал о самом Ганнибале. По-хорошему, он ничего о нем и не знал. Буквально ничего. И от этого осознания Грэм чувствовал себя несколько неуютно. В душе заскребло легкое чувство вины, но Уилл от него отмахнулся. Лектер смотрел на огонь. Его странное, будто бы вытесанное из камня лицо выглядело как-то неуловимо иначе. Такого выражения Грэм еще не замечал. Казалось, Ганнибала захлестнула меланхолия. Часть его сознания сейчас находилась где-то в другом месте. Но Уилл ждал ответа. Ганнибал всегда отвечал, просто, судя по всему, в такой момент ему было нужно на это немного больше времени. Губы психотерапевта слегка изогнулись. Раньше эта улыбка казалась Грэму несколько надменной, но сейчас она выглядела очень искренней, человечной, что бы это слово ни означало. Возможно дело было в том, как именно изменились за это время их отношения. Или в том, что Уилл теперь видел и чувствовал его намного лучше, чем в самом начале. Но Грэм до сих пор не мог до конца понять какой он — настоящий Ганнибал Лектер. Это знание ускользало от него каждый раз, стоило ему случайно подобраться к тому ближе. Доктор Лектер прекрасно владел искусством игры словами, его ответы всегда были содержательны, но настолько обтекаемы, что в итоге не давали другим о нем никакой конкретной информации. — Возможно, — коротко ответил Ганнибал, его улыбчивый взгляд снова перешел от огня к Уиллу. Какое-то время они смотрели друг другу в глаза. — Правда, обычно я об этом не думаю, у меня всегда находится пара-тройка важных дел. — Я заметил… — Уилл запнулся, садясь ровнее, — ты рисуешь. Это твои работы. — Всего лишь эскизы, — мужчина слегка кивнул. — Талантливые эскизы. Ты тратишь на это много времени. Подобные занятия располагают к рефлексии, — Грэм сделал паузу. — Вся твоя работа располагает к размышлениям в процессе. — Как и твоя, — в уголках глаз Ганнибала снова собрались морщинки. Уилл бессознательно склонился к нему, перенося вес на левый локоть и тяжело вздохнул, скользнув взглядом по каминной полке, прежде чем продолжить: — О чем ты думаешь в такие моменты? — Это довольно сложный вопрос, Уилл, ответ на него не уложился бы, вероятно, даже в день или два. — Ты строишь себя, как строят форты и бастионы. Максимально интегрирован в социум, но при этом абсолютно закрыт для окружающих. — Форты, бастионы… Все материальное имеет свойство разрушаться, — подметил Ганнибал, с интересом слушая чужие слова. — Ты, как никто другой это понимаешь. Уилл медленно отвел взгляд. Он цокнул языком, его брови коротко приподнялись, затем он склонился вперед, упираясь локтями в колени, смотря на свои пальцы. — Людей всегда привлекают многообещающие загадки, — Грэм пожал плечами. — А тебя они привлекают? — Я буквально живу тем, что собираю кубики Рубика чужих разумов, — губы Уилла против воли растянулись в смущенной улыбке. — У этой головоломки есть определенный алгоритм. Твоя работа намного сложнее. Сложно сойти с ума, собирая кубик Рубика, — Ганнибал был явно позабавлен сравнением. — Ну, если только очень сильно постараться. Иногда люди очень зацикливаются на попытках решить что-то, чего они совершенно не понимают. В более… глобальном масштабе это бывает деструктивно. И мы снова ушли от темы. — Бастионы и форты — оборонительные сооружения. Мой разум сам по себе устойчив и не нуждается в такой защите. Я заполняю свой Дворец памяти воспоминаниями. — Получается, твоя рефлексия заключается в прогулках по… Дворцу памяти? — Пожалуй, можно назвать это так. Какое-то время Уилл молчал. Дворец памяти. Этот термин не был для него новым. Метод локусов, так же известный как «чертоги разума». Мнемонический метод упорядочивания памяти. Эта техника требовала высокой концентрации и не менее высокого уровня интеллекта. Ганнибал упомянул ее обыденно, но профайлер сквозь все эти защитные барьеры невольно ощутил нечто особенное. Дворец памяти был чем-то вроде центральной оси мира Ганнибала Лектера. Уилл прикусил нижнюю губу, задумавшись. Через пару минут заговорил: — Ты чувствуешь себя лучше с Эбигейл, я прав? Лектер медленно кивнул, затем, словно о чем-то поразмыслив, поднялся на ноги, подходя к камину. На нем не было пиджака. Темный жилет красиво подчеркивал его статную фигуру и плавный изгиб спины, вызывая в Уилле практически подростковое волнение. Будто он видел что-то запрещённое. — Ты ценишь то, что помогает тебе хранить эти воспоминания, — догадался Уилл, неотрывно наблюдая за чужими действиями. — Оно заставляет тебя заново проживать то, что начало выцветать и терять свою реалистичность в твоем сознании. Ты придерживаешься той линии поведения, которая будет минимально противоречить твоим привычкам, чтобы сохранить связь с памятью. Она не бесконечна, а новые вещи легко заполняют образовывающиеся со временем лакуны. Ты боишься потерять эту связь. Я думаю, для тебя одним из главных страхов является утрата воспоминаний, которые когда-то сделали тебя тобой. Тебе не нужны форты, потому что то, что ты хранишь не нужно ни от кого защищать. Единственный твой враг — время, — Грэм медленно прикрыл лицо руками. — Его необратимое течение. Этим тебя пленяет искусство. Оно замораживает чужое время навсегда. Чужой взгляд на момент, которого уже не будет. В одну реку не зайти дважды, поэтому любая даже самая точная копия уникальна, — Уилл выждал пару секунд. Ганнибал молчал, поэтому он продолжил. — Ты не делаешь электронных заметок, ты пишешь исключительно от руки и превращаешь каждую страницу в произведение искусства одним своим участием, — Уилл встал, подходя ближе. — Твоя жизнь такая же. Ты заполняешь каждую ее страницу чем-то особенным, чем-то, что оставит для тебя след, заставит запомнить каждый день. Рутина — враг твоей памяти. Я видел, как ты готовишь. Это каждый раз нечто особенное, целый перфоманс, существующий исключительно для тебя. Ты строишь мост к своему прошлому каждый день, — он скользнул взглядом по огню. — Я не уверен… но, кажется, люди вроде меня вызывают у тебя раздражение. — Ты не вызываешь у меня раздражение, Уилл. Грэм опустил голову, тяжело сглатывая. Это прозвучало так… особенно. Его щеки тронул румянец. Он не нашелся с ответом, поэтому замолчал, медленно опуская ладонь на шершавую поверхность каменной каминной полки. — Я, — Уилл коротко облизнул губы, — наоборот ценю обыденность. От переизбытка значимых событий голова идет кругом. Мое спокойствие в той самой рутине, каких-то очень простых мелочах, которые забудутся через час-два. Наверное, чем-то таким они и хороши. Какие-то простые обычные вещи ты проживаешь десятки и сотни раз заново. И, как бы ты ни пытался их запечатлеть… у тебя никогда не получится, потому что именно в этом ценность момента. Carpe diem. — Et momento mori, закончил за него Ганнибал. — Страх смерти делает нашу жизнь привлекательнее и наполняет ее смыслом. Бесконечность заманчива, но она лишает нас цели… — Но ее ты не боишься, — Уилл поднял взгляд на чужое застывшее лицо. — Смерти. Возможно именно в этом и заключается твоя проблема. На какое-то время повисла тишина. Они молча смотрели друг другу в глаза, и Уилл чувствовал, как внутри него постепенно запоздало закипает то волнение, с которым он должен был говорить то, что сейчас сказал. Он уже не был уверен в том, что вообще имел право на такие слова. Возможно он влез слишком глубоко и слишком бесцеремонно, однако, когда Грэм отвел взгляд, его щеки коснулись чужие пальцы, и он не смог сдержать облегченного выдоха. Закрыл глаза, чувствуя, как теплая ладонь медленно проходится сначала по скуле, затем — уху, и в конце концов касается волос. Пальцы с осторожным, изучающим интересом прошлись по кудрям и неторопливо вплелись в загривок, слегка обхватив шею сзади. Если изначально Ганнибал казался ему поверхностно-вежливым, то теперь эта социальная маска постепенно покрывалась трещинами и спадала прямо у него на глазах. Уилл пока не мог увидеть того, что именно таилось за этой маской, но по крайней мере начинал прощупывать в Лектере его суть. Уиллу казалось, что постепенно он погружает свои руки в чужую грудную клетку и рано или поздно коснется того самого — заветного. Того, что так давно хотел рассмотреть поближе, чтобы понять, почему присутствие Ганнибала вызывает у него головокружение и ощущение холода. Возможно тот так же пытался вцепиться в душу Грэма, как сам Грэм — в его. Кем бы он ни был. Это явно вызывало в них обоих схожий, практически охотничий азарт. Уилл слегка запрокинул голову назад, наслаждаясь ощущением легкой, но уверенной хватки. Что-то внутри него тревожно сжалось, но он лишь выдохнул через приоткрытые губы и едва заметно улыбнулся, понимая, что внимание доктора сейчас приковано исключительно к нему. Он был практически уверен, что своими провокационными обличающими словами всколыхнул в Ганнибале целую бурю противоречивых эмоций. У Уилла возникло странное ощущение опасности, но она не вызвала в нем первобытного инстинктивного желания бежать. Он чувствовал, как по нему постепенно разливается напряжение, но не мог понять, чье именно. Уилл не раз думал о своих странных видениях. Его никогда не подводила интуиция, он мог полагаться на нее больше, чем полностью, она была его маяком в кромешной темноте, поэтому сомневаться в том, что с Ганнибалом, действительно, было что-то не так, Уилл уже не мог. Он чувствовал это с самого начала, он знал это с момента, когда тот впервые коснулся его разума. В тот миг между ними произошло что-то вроде обмена — тайного обмена, о котором, возможно, даже не догадывался сам Ганнибал. — Это было впечатляюще, — тихий, задумчивый голос Лектера нарушил абсолютную тишину. Его чарующий тембр заставил Уилла приоткрыть глаза и подглядеть сквозь ресницы. Впервые он видел, чувствовал, что пробил в чужой броне брешь. В глазах Ганнибала читалась нерешительность. Он выглядел как человек, сознательно совершающий самую большую ошибку в своей жизни. Уилл не был уверен, что хотел добиться именно этого, но впервые за долгое время на лице Ганнибала отразилось что-то бесконечно живое, что тот не смог проконтролировать, вероятно, выбитый из колеи метко брошенными словами. Уилл прикусил нижнюю губу, отдаленно чувствуя на коже тепло беззвучного дыхания, и прекрасно зная, что это движение привлечет Ганнибала, взгляд которого с жадным сконцентрированным вниманием скользил по его лицу. Сейчас. Призрачное ощущение зыбкого тревожного контроля делало смелее: — Ты не жалеешь о том… — Уилл понимал, что скатывается в примитивнейшую провокацию, но не смог отказать себе в удовольствии это озвучить, — поцелуе? Это было, — он открыл глаза, отворачивая лицо и демонстрируя открытую шею, — не очень красиво с моей стороны, — Уилл выдохнул, чувствуя, как чужие пальцы принялись легко поглаживать кожу на его шее. Он знал, что Ганнибал внимательно его слушает. Буквально ловит каждое его слово. Его не выдавала даже микромимика, но что-то волнительное, тянущее растространялось через его кончики пальцев. — Все же я являюсь твоим пациентом, — Уилл хрипло хохотнул. — И, выходит, ставлю тебя в… «непрофессиональное положение». Губы Лектера тронула заинтригованная улыбка: — Мне всегда казалось, что мы просто беседуем, — он тихо усмехнулся. — Даже так? — Уилл нерешительно поднял руки и коснулся чужой груди ладонями, словно проверяя, какая ткань на ощупь. — Крайне продуктивно, доктор Лектер, — он разгладил невидимую складочку, чувствуя, как сердце взволнованно ускоряет темп, зная, что Ганнибал тоже это ощущает. Этот момент был не таким, как в тот раз. В тот раз Уилл стал жертвой своего же собственного импульса. Он не планировал целовать Ганнибала, но Ганнибал, прочитав его желание открыться, вполне осознанно подтолкнул его к этому решению. Теперь это казалось естественным. Правда, робкая израненная часть Уилла все еще опасалась. Они играли. Он играл. С профессиональным игроком в покер. И Грэм ставил в этот момент на кон единственное, что было в его распоряжении — он сам, но не понимал, какую ставку сделал Ганнибал. Уилл пошел ва-банк, но для него это было самой жалкой ставкой на свете. Однако Ганнибал смотрел на него так… — Не спорю, прогресс есть, — Ганнибал слегка склонил голову набок. Он заметно наслаждался происходящим. Возможно ему даже льстило такое внимание. — Кто ты такой? — Уилл отвел взгляд, осознавая, что маска блефа медленно сползает с его лица. Он свел, слегка приподнимая брови, чувствуя, как чужие пальцы сильнее надавливают на его затылок. Грэм покорился направляющему движению и закрыл глаза, принимая тот ответ, который ему дали. Ганнибал медленно провел по его губам кончиком языка, затем и сам прижался к ним губами, не встречая никакого сопротивления. Наоборот — Уилл царапнул короткострижеными ногтями по его плечам, отвечая на поцелуй. В этот раз увереннее, но рассредоточено и взволнованно. Чужой язык скользил по его зубам, обвел внутренню часть губ, столкнулся с его языком, приятно потершись. Уилл задышал чаще, сбиваясь с ритма и, возможно бы даже, отстранился, если бы в его волосы не вцепились стальной хваткой, фиксируя голову на месте и отрезая пути отступления. На это Уилл тихо хрипло замычал и, сдавшись, прижался крепче, чувствуя, что тело предательски его подводит. Оно не могло не подвести. Сколько раз он видел подобные моменты в своих снах, сколько раз ему хотелось, чтобы это произошло с ним на самом деле. Он хотел знать, что это происходит в реальности, что это не очередной реалистичный сон. Ганнибал, действительно, целовал его. Сам. По своему желанию. Уилл несильно прикусил его язык зубами. Ганнибал выдохнул, склонив голову набок, постепенно увеличивая напор. В пару шагов он вжал Уилла в стену у камина, на что тот едва слышно ахнул, пуская чужой язык в свой рот с низким стоном. Его разум посылал какие-то бешеные, вибрирующие импульсы, расходившиеся от него волнами, как расходится рябь по воде, если бросить туда камень. Он весь резонировал, словно облучал Ганнибала собой, делал его кем-то другим, чужим. Менял его. Ненавязчиво, но безвозвратно и как-то до ужаса неотвратимо, угрожая его Памяти. Сопротивляться этому было практически невозможно. Ганнибал прижал Уилла к себе за поясницу, чувствуя во всем его податливом теплом теле, в исходящих из него импульсах трепет и ожидание. Он задавался вопросом — а знал ли Грэм, насколько сильно он проникает в его разум. Может ли такое быть, что он давно уже все осознал, а сейчас лишь ведет с ним какую-то свою игру. Однако, когда тот с тихим стоном практически робким движением обхватил его язык губами, доверчиво прикрыв глаза, все это стало уже не важно. Уилл не был лжецом — он не обладал необходимыми для этого навыками самоконтроля, он был чистым открытым потоком энергии. Ганнибал захотел его с первого взгляда, это была любовь, обязавшаяся обратиться в жертвоприношение, но ставшая чем-то большим и не менее опасным. Грэм не понимал, что именно с ним происходит. Лектер хотел знать, что тот почувствует, когда поймет. Он хотел ощутить это своей кожей. Создать в этот миг с ним контакт настолько близкий, насколько это было бы физически возможно. Ганнибал провел пальцами по теплой, почти горячей коже над кожаным ремнем. Требовать от Уилла полного соответствия его стандартам было не нужно, ему было бы тесно в рамках формальностей, да и Ганнибал не чувствовал необходимости загонять того в угол. Грэм резонировал и сам постепенно перестраивался. Он делал это сознательно, Ганнибал знал его мысли, чувствовал его эмоции, видел его сны и самые потаенные желания и страхи. Там не было места обману. Когда-нибудь тот научится закрывать свой разум, но к тому моменту ему уже не понадобится от него что-либо скрывать… Уилл слегка качнулся, ненавязчиво прижимаясь к нему бедрами. Ганнибал, хрипло выдохнув, оторвался от его губ, и, ощущая себя зачарованным, практически пораженным, провел губами по щеке, чувствуя грубые волоски, а затем прижался к шее, делая глубокий вдох, вдыхая потрясающий запах волнения и возбуждения. Он осознал, что Уилл перестал дышать и напряженно замер с приоткрытыми губами в шаге от того, чтобы сорваться на стон. Ганнибал уже давно заметил, что решительность Уилла существовала будто бы в совершенно иной плоскости, нежели его рассудок. Стоило Уиллу начать размышлять насчет своих действий, он тут же терялся и робел. Ганнибал был восхищен его мышлением, но в такие моменты ему больше импонировала редкая и самоотверженная, практически животная инстинктивная смелость. Грэм совершенно не сопротивлялся инициативам со стороны, даже если видел в них какую-то проблему для себя — он не защищал свои личные границы. Он готов был бороться за Эбигейл, Джека, Алану, Ганнибала, за кого угодно. Но, когда дело касалось его самого, то практически равнодушно — пусть и через боль — принимал любую участь. Сейчас Уилл мягко коснулся его затылка, и Ганнибал ощутил сомнение на кончиках чужих пальцев и снова прижался губами к шее под челюстью. Уилл судорожный вдохнул, будто до этого тонул и вынырнул на долю секунды прежде чем уйти обратно под воду с головой. — Тебя что-то беспокоит, Уилл, — прозвучало скорее утвердительно, но Ганнибал не стал исправляться. Он не отстранился, чувствуя, насколько сильную реакцию вызывает в том его близость. В этом сомнении читалось робкое осознание Уиллом того, что он не смог бы ощутить ничего подобного с Аланой. Ганнибал чувствовал метания его сознания: Уилл думал о том, что Алана была другой, но не мог понять, в чем именно состояло ее настоящее отличие. Его пугал тот факт, что такую реакцию в нем вызвал другой мужчина, однако как-то раз краем сознания, копаясь в его воспоминаниях, Ганнибал уловил, что подобный опыт у Уилла был, правда не особо впечатляющий. Уиллу хотелось об этом забыть, и он добился своего. — Думаешь? — хрипло огрызнулся Грэм срывающимся голосом. Наконец он снова задышал. Часто и ритмично, словно вдруг вспомнил, как это делать, и попытался нагнать упущенное. — Уилл? — тихо надавил Ганнибал, слегка прихватывая кожу на шее зубами, с удовлетворением отмечая, как по телу того, проходит мелкая дрожь, а член ощутимо напрягается. Это можно было почувствовать даже сквозь плотную ткань одежды. Уилл явно подумал о том же, потому как попытался смущенно отстраниться, и сдавленно простонал, заливаясь краской, когда ему не позволила этого сделать чужая рука, крепко удерживавшая его сзади. До этого момента Ганнибалу казалось, что физический аспект для него не имел никакого значения, но с тихим вздохом понял, что ошибся. Он не особо вдавался в размышления о том, как именно воспринимал его желание уехать вместе сам Уилл. Лектера вполне бы удовлетворило даже обычное партнерство и близкая дружба, если бы Уилл оказался готов ему это предоставить. Вероятно, у того в голове такая неоднозначная концепция как-то логике не поддавалась и уложиться не могла. Думал ли Уилл об этой стороне вопроса? Чужое сердце неожиданно забилось медленнее и сильнее. Ганнибал замер. Что-то изменилось. Он отстранился, заглядывая Уиллу в глаза. В темноте светлые радужки подсвечивались изнутри лазоревым, практически белым, но в то же время казались мутными и болотистыми, как трясина. Ганнибалу даже почудилось, что он чувствует взявшийся из ниоткуда запах леса. Взгляд Уилла остекленел, зрачки мелко подрагивали, то сужаясь, то расширяясь. Кадык двинулся, но он не сглотнул, будто ему не хватило сил. «Ты просто невероятен, — вдруг прозвучал в голове Ганнибала голос Уилла. Он замер. — Но ты и так в курсе, не так ли?» Лектер медленно, потрясенно отдернулся. Грэм не двигался, смотря перед собой, словно уйдя в себя, уйдя под воду намного глубже, чем раньше. Смотря в него. Напоминая вставшего посреди ночи человека с синдромом лунатизма. «Что стоит за твоей спиной?» — Ганнибал слегка поморщился, дергая головой, будто мог отогнать от себя чужие мысли, но они, казалось, роились вокруг него. Он чувствовал удушье. Как в его голову просачивается что-то холодное и вязкое. По вискам начала разливаться нарастающая боль, давление в черепной коробке увеличивалось с каждой секундой. Это становилось опасным, но Уилл вдруг заморгал, его взгляд снова сфокусировался и приобрел обычное растерянное выражение. Наваждение прошло. Боль оборвалась и растворился вместе с запахами болота и леса. — У меня получилось. Повисла звенящая тишина. — Я увидел, — едва слышным упавшим голосом проговорил Грэм. На его лице снова проявилось то самое болезненное выражение. Он инстинктивным движением сильнее вжался в стену. — Что это такое? — мужчина приподнял подрагивающую руку и провел по воздуху над чужим левым плечом. Ганнибал напряженно проследил за его движением, но ничего не сказал, понимая, что у Уилла уже есть готовый ответ на этот вопрос. Тот убрал руку обратно и прижал ее к груди, потирая другой ладонью. Стоило ли винить Уилла в том, что он отвлек его и воспользовался слабостью, если Ганнибал пытался сделать то же самое с ним самим? — Это многое объясняет… — Грэм тяжело сглотнул, скользя по чужому лицу мечущимся взглядом. — Уилл… — Удивительно… — тот провел по своей нижней губе языком, медленно выдыхая. — Ты, как Хоббс. — Я не стал бы так категорично… — Ганнибал приподнял брови, когда Грэм прервал его, приблизив указательный палец к его губам, но так и не коснувшись. Лектер ощутил тепло чужой кожи. — Вот, в чем твоя проблема, — потрясенно прошептал Уилл. — Возможно, — Ганнибал чуть прищурился, усмехнувшись, видя, как Уилл медленно выдыхает и со с трудом скрываемым интересом скользит по его лицу рассеянным взглядом. Лектер, как и в прошлый раз, медленно перехватил его руку и нежно прижал костяшками к своим губам, удерживая визуальный контакт и ощущая, как Уилл оттаивает и слегка расслабляется от уже знакомого жеста. — Возможно… — эхом повторил Уилл. На его губах появилась едва заметная нечитаемая улыбка.