Бикфордов шнур

Уилл поморщился, прикрыв глаза свободной рукой, когда его лицо осветила вспышка, и сделал инстинктивный шаг назад. В глазах заплясали белые пятна. На обратном пути, вспомнив, что в доме нет еды, Уилл решил заехать в супермаркет. Было десять, до закрытия оставался еще час, поэтому он неспешно побродил по пустому магазину, пребывая в своих мыслях и в итоге, как всегда, набирая в корзину исключительно вещи первой необходимости. Недолго думая, он положил ко всему остальному в корзину бутылку виски. На этом вялые брождения по отделам были завершены. — Добрый вечер, выглядите не очень! Грэм знал, кого увидит. Проморгавшись, он протер заслезившиеся глаза костяшками пальцев и раздраженно уставился на приветливо помахивавшую рукой Фредди Лаундс. — Так и знал, что это были вы, — он обошел журналистку, удерживая в себе желание просто ее оттолкнуть, чтобы освободить себе дорогу. Уилл отдавал себе отчет в том, что вспышка ярости сейчас была вызвана эмоциональным откатом после испуга, но опыт показал, что ругаться с Фредди Лаундс чревато неприятными последствиями. — Я смогу легко доказать факт преследования, — профайлер опустил пакет на переднее пассажирское. Он слышал, как Фредди бодро цокала за ним, чувствовал, что она улыбалась — приветливо. Фредди прекрасно играла роль милой девочки даже перед теми, кто уже видел ее истинное лицо. Журналистка повесила фотоаппарат на плечо. На ней была шерстяная приталенная куртка, теплые зимние сапоги, леггинсы и вязаная шапка. В полутьме едва освещенной парковки ее одежда и волосы казались абсолютно черными, лишь бледное лицо слегка подсвечивалось в воздухе и было холодного серого оттенка. — Ну что же Вы, нам этого не нужно… с Вами ведь не поделились, не так ли, мистер Грэм? — от наигранно-сочувствующего взгляда Фредди Уилла замутило, в груди снова вспыхнуло раздражение. Он захлопнул дверцу громче, чем хотел. Звуки хлопка отразились от ограждавшего пустую стоянку забора. Все затихло. — Я не собираюсь обсуждать с вами детали дела, мисс Лаундс, — Уилл сделал вздох, пытаясь перебороть отвращение. Журналистка представляла угрозу. Грэм прекрасно понимал, что не может с ней не считаться. Следовало продумывать каждое слово, но Фредди вызывала в нем мешавший сосредоточиться гнев, поэтому Уилл просто пытался ее избегать, чтобы не попасть в очередную ловушку. Грэм направился к водительской двери. Журналистка последовала за ним. Она положила ладонь в перчатке на его руку, когда он взялся за ручку, чтобы открыть машину. — От Вас отмахнулись, как от назойливой мухи, и выставили за порог, — Фредди открыто, но испытующе смотрела ему в глаза. Она доверительно, немного по-детски склонила голову набок, понизив голос. — Я знаю это выражение лица, мистер Грэм, я часто вижу его в зеркале… — Потому что лезете не в свое дело и мешаете следствию, — Уилл замер, поправляя очки, нервно поморщив нос. Он надавил на ручку, оттесняя Фредди открывшейся дверцей. — А Вы? Вы мешаете следствию? — женщина сделала пару шагов назад. Уилл чувствовал на своем затылке ее взгляд. — Езжайте домой и подумайте над тем, что случится, если вас очередной раз поймают на месте преступления без соответствующего допуска… — Вы же знаете, что мне не будет ничего. Уилл тяжело вздохнул, остановившись. Она была права. Он попытался сосредоточиться. Думать о сотрудничестве с Фредди не хотелось, но у нее, в отличие от ФБР, было больше неофициальных и недоступных правоохранителям рычагов давления. В отделе же приходилось письменно отчитываться о каждом движении пальцем и получать письменное разрешение на каждый шаг. Уилл поджал губы. Лаундс уловила его сомнения, но пока явно чего-то выжидала. У нее что-то было, у нее, действительно, что-то было. Вопрос был том, какой ответной услуги она попросит в итоге. — Знаете ведь, что не будет, — Фредди уговаривала его, как мать уговаривает непослушного ребенка. — С Вами не поделились тем, чем поделились с другими, Вы все еще нужны, но с Вами не считаются. Чувствуете, как поднимаются стены? Это понимаю даже я, хотя прекрасно вижу, как много именно Вы, мистер Грэм, сделали для Джека. Вас это беспокоит, но мы можем быть друг другу полезны. Я могу помочь Вам, Вы — мне. Это будет честный обмен. Уилл повернулся. Какое-то время он молча смотрел на Фредди. Нужно было дать понять, что он ей нужен намного больше, чем она — ему. Он пожал плечами, привалившись к крыше машины: — Возможно «Слитым преступлениям» стоит обратиться с вашими данными напрямую к Джеку Кроуфорду. Он уже не раз шел вам навстречу и оказывал ответные услуги. Просто пригрозите, что сольете все раньше времени, как делаете обычно, и им придется с вами считаться, — профайлер обвел журналистку уставшим взглядом. Гнев улетучился, и теперь Уилл мог взглянуть на ситуацию трезво — если бы ей была нужна помощь Кроуфорда, она бы не преследовала его самого. Фредди как никто другой знала, что к Грэму на хромой козе не подъедешь, какие там интервью. В последний раз они пересекались, когда провоцировали Потрошителя и проверяли Авеля Гидеона, как сказала Фредди, «на вшивость». Уилл вынужденно присутствовал там в качестве эксперта, и Лаундс явно испытывала по этому поводу какое-то темное торжество. Ей было удобно его бесхитростное раздражение, ее радовали его упреки, его ответная уязвленная реакция. Однако она бы не стала обращаться к нему просто так. Возможно она исчерпала свои ресурсы, получила отказ от Джека или что-то в этом духе. Или ей нужно что-то, чего не сможет дать ФБР. Уилл уловил ее эмоции. Она была взволнована и слегка расстроена. Судя по всему, для нее это было не типично. Психологический портрет Фредди мог бы вызвать восторг у тренеров личностного роста — упрямство, несгибаемость, самоуверенность. Скорее всего, в детстве ей приходилось много и успешно врать. Уилл не в первый раз с удивлением отметил, что Фредди с ее усидчивостью и вниманием к деталям могла бы стать отличным детективом и, возможно, даже успешно работать в команде Джека, но такие кадры, как она, обычно не шли в правоохранительные органы. Ей была нужна свобода. Грэм хмыкнул, стараясь вести себя как обычно. Не получив ответа, он опустился на водительское сидение и собирался было уже захлопнуть дверь, когда Фредди решившись, сделала шаг вперед и осторожно придержала ее рукой: — Я помогу Вам найти анонима, — быстро проговорила она, ее большие светлые глаза смотрели прямо. Уилл замер, недоверчиво нахмурившись. Их взгляды столкнулись. Он чувствовал ее волнение, но не собирался задавать встречный вопрос. Выдать свою заинтересованность в ее помощи означало признать свое поражение. Уилл поднял брови, его губы сами собой растянулись в скупой и немного саркастичной усмешке. Фредди либо сразу выкладывает свои условия, либо катится к чертовой матери. — А Вы поможете мне узнать больше кое о ком другом. — Я? — Грэм приподнял брови. — И о ком же? — Знакома ли Вам фамилия «дю Морье»? Сердце Уилла пропустило удар, между бровями пролегла морщинка. Для Фредди это было исчерпывающим ответом.

________

— Уилл? — Ганнибал оторвался от рисунка и поднял голову, когда дверь кабинета открылась. Грэм был бледен. Они не виделись и никак не контактировали с момента, когда тот уехал из Балтимора в Куантико больше суток назад. Ганнибал считал, что ему нужно дать время. У него был запасной план на случай, если Уилл не оправдает его доверия, но, судя по всему, прибегать к нему было рано. Профайлер остановился у рабочего стола. Он молчал, под глазами залегли глубокие тени, голубые радужки, казалось, подсвечивались изнутри, отражая свет лампы. Уилл сглотнул, отводя взгляд и плотно поджимая губы. Он так уверенно ворвался к Ганнибалу в кабинет, но, едва его увидев, растерял весь свой пыл и все заранее заготовленные слова. — Ты хочешь мне что-то сказать? — Лектер отложил карандаш и сел прямее, складывая руки перед собой в свете лампы. В комнате было тихо. Лицо Уилла на долю секунды исказилось, будто от боли, но быстро разгладилось, лишь приподнятые сведенные брови выдавали в нем движение эмоции. Уилл заморгал, с трудом разлепляя губы: — Ты знал, — он сделал вдох словно через силу. — Я хотел, чтобы ты сам пришел к этому знанию. — Ты скрывал. — Все было на виду, — Ганнибал окинул его спокойным взглядом. — Ты просто не хотел увидеть, не так ли, Уилл? Грэм опустил голову, тяжело выдыхая, уголки губ задрожали: — Я соврал. — Это вынужденная мера, такое случается, — Ганнибал понимающе кивнул и, чуть понизив голос, добавил: — Как отреагировал Джек? Уилл стиснул зубы — на щеках дрогнули желваки. Какое-то время он молча смотрел в глаза Ганнибала. Повисла тяжелая тишина. Уилл чувствовал себя зависшим между молотом и наковальней. — Он устал. У меня получилось убедить его в том, что он руководствуется заблуждениями. Он злится на то, что мы снова упустили Сорокопута. — Бойл им не был? — Бойл им не был, — ресницы Уилла задрожали, он метнул рассредоточенный взгляд в сторону, обшаривая им книжные стеллажи и стены, на короткий момент останавливаясь на фигурке оленя, стоящей у фортепиано. — Я был уверен в этом еще тогда. — Значит Эбигейл убила невиновного. «Убила». Безразлично брошенное слово повисло в воздухе между ними. Между бровей Уилла снова пролегла морщинка. Он был возмущен, но за бессонную ночь и тяжелый рабочий день успел подвергнуть это чувство тщательному анализу. — На что на самом деле ты злишься, Уилл? — словно прочитав его мысли, спросил Ганнибал, отклонив голову назад, смотря на него снизу-вверх. — Ведь у тебя и раньше были подозрения на этот счет. Насчет ее участия. — Ты не рассказал мне, — голос прозвучал глуше, чем Уилл планировал, как-то по-чужому, будто это не он сейчас отвечал Ганнибалу на этот элементарный вопрос. — Ты мог, но не рассказал. — Что ты чувствуешь по этому поводу? Обида? Ты чувствуешь себя преданным? Левый уголок губ Уилла дернулся вместе с мышцей на шее. Его дыхание слегка ускорилось, он сдерживал себя — слезы блеснули в уголках глаз, но Уилл моргнул, и они исчезли. Он смог взять себя в руки. Обида. — Я хочу, чтобы ты прошел через все это самостоятельно и делал сознательные выборы. — Ради чего? — по щеке Грэма все же скатилась слеза. Он раздраженно стер ее рукавом рубашки, его глаза покраснели. — Ради тебя самого, ради Эбигейл, ради нас, вероятно? — Я даже не знаю, кто эти «нас» и есть ли они вообще… — Уилл подавил желание закрыть лицо рукой. Вместо этого он уперся ладонями в столешницу, слегка склонившись к Ганнибалу. — Что произошло в доме Хоббсов? — Ты знаешь ответ, Уилл. — Отдал бы все на свете, чтобы не знать ничего из того, что уже знаю, — пробормотал в ответ тот, сокрушенно покачивая головой. — Мне так часто говорят о том, что я все уже знаю, что складывается впечатление, что вы меня просто изолируете от информации и заставляете додумывать… Бойл не нападал на Эбигейл. — Она так посчитала. — Она об этом думала? — Она была напугана. — Зачем он пришел? Умоляю, не говори мне о том, что я уже все это знаю. Просто ответь на вопрос. Делай со мной что хочешь, но не ври мне, — Уилл снова поднял взгляд на чужие глаза. — Пожалуйста. — Скорее всего, он хотел объясниться и своим появлением ее испугал. — Зачем он пришел? Он хотел наладить контакт со следствием? Сдаться полиции? Что он хотел ей сказать? — Этого мы, к сожалению, уже не узнаем, — Ганнибал покачал головой. — Кто-то убивает Мариссу Шур. Подражатель… — Уилл оттолкнулся от стола и прошелся по кабинету, сложив руки на груди. — Причем уже после смерти Хоббса. Подражателем может быть кто угодно. Эбигейл точно не знает Сорокопута в лицо. Ей бы было выгодно его сдать, потому что он представляет опасность такую же, если не большую, чем ее отец. Подражатель убивает тех же девочек, что убивал Хоббс, то есть жизнь Эбигейл, теоретически, находится под угрозой, пока мы его не поймаем? — он гадал. Замолчав, Уилл закусил нижнюю губу, повернувшись к Ганнибалу спиной. Тот не двигался, продолжал сидеть за столом, со спокойным видом перекатывая карандаш от указательного к среднему пальцу. Уилл слышал звук. — В первую очередь защитить Эбигейл нужно от Джека Кроуфорда. — Если Бойл не нападал на Алану, то… — Грэм медленно повернулся в сторону Лектера, останавливая на нем взгляд. В полутьме стол казался освещенной сценой, центром представления. Ганнибал слегка склонил голову набок, его верхняя губа дрогнула в полуулыбке, но он сдержался. Уилл задался правильным вопросом, но молчал не в силах его озвучить. В его голове все казалось проще, чем, когда он пытался облачить мысли в слова. Он сглотнул. — Уилл? — Это был ты, — надо отдать должное, его голос звучал не обвинительно и не потрясенно. — Алана бы не смогла разделить вашу тайну, она слишком честна для этого, — Грэм крепче обхватил себя за предплечья, снова подходя к столу. — И… я. Ты не говорил мне по той же причине. Раньше. Ты считаешь, что я не смог бы… — он поморщился. — Теперь между мной и Джеком — стена. На этот раз Ганнибал, действительно, улыбнулся. — Он отрезал тебя первым. Но, уверяю, он все еще тебе доверяет. Иначе твои слова бы не смогли его переубедить. Однако он не глуп и всегда на чеку. — Вы сделали меня сообщником, — будто не в силах в это поверить, Уилл пожал плечами, его руки безвольно опустились. — Это настолько сильно тебя беспокоит? — Ганнибал лукаво прищурился, внимательно следя за реакцией. Он знал, насколько много значила для Уилла новоприобретенная семья, в которой он не чувствовал себя чужим, как это было в команде Джека. Лектер смог дать Уиллу то, от чего тот не был в силах отказаться. Чаша весов, поколебавшись, склонилась: — Нет, — выдохнул профайлер. Ганнибал несколько секунд внимательно вглядывался в его глаза. Уилл боялся. Боялся, что доверится и останется один. Ганнибал мог легко сделать его в этой ситуации крайним. Грэм все еще был слишком уязвим, чтобы этому сопротивляться, если появится такая необходимость. Лектер повел носом, не отрывая взгляда: — Фредди Лаундс? — Хочет сотрудничать, — если Уилл и удивился, то не повел и бровью. — Ганнибал… это ты помог Эбигейл избавиться от тела. Лектер медленно кивнул. — Тебя кто-то видел, — задумчиво проговорил профайлер, он прислонился бедром к столу, смотря в темноту. — Сомнительно. — Тогда почему они искали его тело? — Они потратили на это слишком много времени. Я делаю вывод, что они не были до конца уверены в том, что именно искать и где. Уилл нахмурился. Какое-то время он молчал, постукивая пальцами по столешнице, будто пытаясь ухватиться за какую-то мысль. В конце концов резко выпрямился, поворачиваясь к Ганнибалу: — Они не пользовались глазами. Возможно, у них есть какой-то другой способ доставать информацию.

________

Она выла. Выла по-животному, впиваясь в кожу головы ногтями, срывая голос на хрип. Тело болело, перенапряженные мышцы сводило до спазмов и судорог. Она подтянула колени к груди и закашлялась, отхаркивая кровь, уже не в силах кричать в голос, как до этого. Грудную клетку скребло и разрывало изнутри, будто оттуда пыталось вырваться маленькое, но хищное существо. Слезы стекали по одной щеке, скапливались у переносицы и скатывались вниз, ударясь об пол, мерзко хлюпала вытекающая из носа жидкость — кровь, разбавленная слезами и соплями. Она замерла, слыша, как будто откуда-то со стороны, свой собственный жалкий скулеж. Лицо уже болело, но слезы не останавливались, нос не дышал. Она приложила влажную ладонь к холодному деревянному полу: один ноготь был некрасиво обломан, костяшки сбиты. Ее тошнило. Она хватила ртом воздух с хриплым стоном и замерла, с трудом перекатываясь на спину и вытягивая ноги, безжизненным взглядом смотря в потолок. Теперь хотелось пить, но тело казалось очень тяжелым — сил подняться не было. Над ее головой крутился вентилятор. Прямо над ней на потолке, чуть дальше — к окну, поэтому ей приходилось поднимать взгляд вверх, отчего виски отзывались болью. Но она продолжала смотреть на монотонное гипнотизирующее движение лопастей, постепенно успокаивая дыхание. Сил плакать больше не было, хотя чувство жалости к себе перевешивало все остальные оставшиеся в ней чувства. С тех пор как pássaro умерла, такое с ней происходило постоянно. Да что уж там. Такое происходило с ней всю жизнь, но в более сдержанной форме. Пощечины, теперь казавшейся ей мягкими поглаживаниями детской ладошки. Она закрыла глаза, дыша ртом. Уши заложило, голова неприятно ныла. Надо было хотя бы сесть. Она уперлась ладонью в пол — глаза снова открылись, — медленно согнула руку в локте, опираясь и осторожно приподнимаясь. Взгляд поднялся на дверь — та открывалась внутрь комнаты. Ручки с этой стороны не было, как не было никаких защелок или замочных скважин. Ручку скрутили, пока она рыдала на полу. Она обдумывала это пару минут, ожидая, когда ее накроет чувством стыда, но не почувствовала даже его отголосок, только тихую глухую, как отдаленный шепот, злобу. Она не чувствовала стыда уже давно. Оно бы свело ее с ума, если бы решило обрушиться на ее несчастную голову в полную силу. Слезы высохли, оставив после себя неприятные стягивающие кожу дорожки. Все лицо было разукрашено склизкими разводами. Она медленно перевела взгляд на приоткрытую дверь в ванную. Ручки были скручены и там. Из комнаты пропало красивое зеркало, его заменил какой-то вкрученный в стену круглый небьющийся уродец, со стола исчез канцелярский нож и стакан с ручками и карандашами. Все ящики выдвинуты и перерыты — белье и одежда небрежно разбросаны по полу. Веревки от тяжелых плотных штор тоже куда-то пропали, как и висевшее на стене декоративное охотничье ружье. Она сначала поднялась на четвереньки, затем, постепенно выпрямляясь, села на колени, не решаясь на дальнейшие действия. Взгляд скользил по комнате, выявляя следы чужого присутствия. Она попыталась шмыгнуть носом, но не получилось. Она встала. В ванной практически ничего не изменилось — несколько баночек с таблетками опустели и валялись на полу у унитаза. Она захлопнула стенной шкафчик и встретилась взглядом со своим отражением. Что-то глубоко внутри сжалось, кончик носа закололо, но слезы так и замерли в уголках глаз. Взгляд был бессмысленным и уставшим, лицо — бледным в розовых некрасивых пятнах и багровых разводах над губами и на подбородке. Из крана хлынула горячая вода. Хотелось обжечься. Она прижала ладони к сливу и какое-то время держала их под набирающейся водой. С тех пор как pássaro умерла, ей уделяли слишком много внимания. Если раньше ее существование было болезненным и тихим, то теперь оно превратилось в ад. Она видела лицо этого мужчины. Изуродованное ужасом, перекошенное. Это должно было быть ее наказанием, но она боялась за себя. Она боялась оказаться следующей. Она слышала его крики, ему не стали закрывать рот, он должен был кричать из последних сил. Его ужас должен был быть ей уроком. Ее специально подвели к самому краю — мысы ее туфель висели над бездной — чтобы она видела, как это произойдет. С ней бы не церемонились, но она и ее несовершенный мозг были им нужны. В отличие от того несчастного. Его можно было легко заменить кем-то другим, никто бы даже не заметил. Даже Марго. Ей подумалось, что он, кажется, когда-то был даже красивым, но ужас отравил и это. Ей не хотелось думать о нем, она трусливо думала о том, что стоит на краю пропасти. Все вокруг перестало существовать. Лишь крик — истеричный, визгливый — и чавкающие звуки. На этом все закончилось. Марго убрала руки до того, как вода перелилась через белые бортики и хлынула на пол, и та стала быстро утекать в сливное отверстие. Руки были ошпаренного темно-розового цвета, как жирные бока тех мерзких прожорливых существ там — внизу. Она прижала их к щекам. В зеркале блеснул широкий, обхватывавший левое запястье серебряный браслет. Ограничитель. Она и не заметила, что его снова на нее надели. Значит пси-поле снова активно в полной мере. Ей больше не выбраться. Она под колпаком. Этот ставший крайне уродливым от ужаса мужчина, уже не мог ее спасти. Она коротко надавила пальцами на глаза и, оторвав кусок туалетной бумаги, высморкалась, принимаясь оттирать лицо, радуясь тому, что ее выдернули из постели до того, как она успела накрасить глаза. Тогда процедура бы затянулась. Ей хотелось умереть, но у нее отняли все, что могло ей в этом помочь. Единственный путь к спасению был пущен на корм жирным розовым зубастым свиньям. Эти страшные животные вызывали в ее коленях дрожь с раннего детства — с тех пор как родители впервые привели ее посмотреть на них в загонах. Тогда брат схватил ее за руку и просунул ту между прутьями клетки, крепко удерживая за локоть. Марго не знала, чем бы закончилась эта история, если бы в нее не вмешался отец. Если бы все пошло по плану, то она бы сбежала уже этим утром. Она перестраховалась. Она сделала все возможное, но этого оказалось недостаточно. С тех пор как pássaro умерла, Марго умереть не имела никакого права.