Ярость

      Ярость – это все, что она чувствует, когда смотрит на Джейкоба и Миранду в челноке после побега с базы, ее нового места рождения. Шепард сдерживает ее изо всех сил, когда позже говорит с главой «Цербера» – Призраком. Доверять ему – последнее дело утопающего в отчаянии человека, а она не отчаялась – она в ярости.       Это чувство сопровождает ее на опустевшей человеческой колонии, а встреча с Тали добавляет ей горечи. Но Шепард не винит кварианку, ведь ей самой от себя противно: она не знает, что она такое, как бы ее ни убеждали в том, что она Оливия Шепард.       На лице коммандера много жутких шрамов и, кажется, глаза теперь чужого – потустороннего красного цвета. Шепард криво усмехается, рассматривая свое отражение и получает какое-то безумное удовольствие, когда церберовцы шарахаются в стороны или отводят от нее взгляд. Она смягчается лишь в общении с Карин Чаквас и Джокером, на них не распространяется всепоглощающая ярость.       Миранда и Джейкоб ведут себя тихо, когда идут вместе с ней на Омегу за саларианским доктором и каким-то турианским борцом с преступностью с пафосным прозвищем. Шепард думает, что это весьма иронично – она сейчас похожа на демона из преисподней, так что же тогда выйдет из встречи с Архангелом?       Сначала ее останавливает батарианец, и Шепард снова ощущает, как начинает медленно закипать. Но сдерживается, стискивая кулак правой руки. Миранда хмурится, не такой она ожидала увидеть знаменитость Альянса, героиню Цитадели. Та Шепард правильная, умеет договариваться и насилия не терпит, та Шепард спасает заложников, давая уйти террористам, та Шепард… «Умерла», - хочется сказать Оливии, но вместо этого она продолжает идти, проглотив горечь от непроизнесенных слов. Потом ее тормозит встреча с Заидом Массани. Шепард бросает Джейкобу, чтобы он возвращался на «Нормандию» (Миранду она предпочитает держать у себя на виду). Он не доволен, для нее это очевидно, но Тейлор смиренно говорит в ответ «Есть, мэм» и уходит. А ей глубоко плевать на чувства этого человека – Массани ей внушает больше доверия, чем церберовец. Впрочем, она и того уже ненавидит. Наемник идет вслед за ней и женщиной с идеальной задницей на встречу к хозяйке Омеги.       Азари демонстрирует власть и диктует свои правила. А Шепард думает, как сильно эта станция и окружение похожи на ее родной мир, из которого она родом. И ярость клокочет внутри от этого воспоминания с новой силой – Оливия не любит вспоминать эту часть жизни. Ария Т’Лоак не вызывает у нее страха, тем более что самопровозглашенная королева Омеги не собирается ей мешать. И Шепард это, более чем, устраивает. Ярость немного стихает лишь тогда, когда азари делится с ней информацией об Архангеле и докторе Солусе. Шепард решает, что сейчас она больше нужна турианскому борцу с преступностью, чем доктору – с чумой, охватившую ту часть станции, где была его больница, ей вряд ли справиться – она далека от медицины. А вот спасти турианца… Шепард хорошо знала только одного представителя этой расы, но ей сказали, что его не найти. На мгновение она закрывает глаза, чуть улыбаясь – ей бы сейчас не помешала его компания, и потом решительно направляется вниз, где ведется вербовка охочих до буйной головы Архангела.       Проникнуть оказалось легко, она даже пропустила мимо себя сексистские комментарии батарианца, а на обратном пути спасла шкуру пацана, что желал также поохотиться на турианца. Он чертовски напомнил ей саму себя – когда-то (когда она была еще самой собой) офицер Альянса посоветовал ей не тратить свой дар биотика на банду, а присоединиться к армии человечества. Оливия думает, что он, в некотором роде, спас ей жизнь. И сейчас она только что провернула нечто похожее. Шепард идет дальше, отбрасывая непрошенные воспоминания и мысли.       Ее спутники не вмешивались и четко выполняли приказы, следуя за ней по пятам, пока Шепард разговаривала с каждым главарем из банд, прижавших Архангела в его укрытии. Коммандер без зазрения совести саботировала роботов и устранила батарианца-техника, с интересом изучая тактику и стиль боя, что вел турианец, укрывшийся по ту сторону моста, пока Миранда продолжала оценивать не свойственные ее психологическому профилю поступки. Как ни странно, но Массани пригодился сразу же – Синие Светила охотно поболтали с ней на тему предстоящего штурма, узнав в наемнике бывшего товарища.       Они двинулись на мост, пропустив вперед пушечное мясо. Турианец метко стрелял, если не сказать, что идеально. Женщина нахмурилась, когда его пули потрепали ее щиты, быстро нырнув за укрытие. Этот стрелок мог убить ее, но промазал? Она отмахнулась от этих мыслей, решив спросить с Архангела за это позже лично. Бросив короткий взгляд на свою группу сопровождения, Оливия пошла в атаку. Было ли ей противно, что пришлось убивать наемников на мосту в спину? Нет, ей было все равно. Миранда кривила губы, щурилась, но по-прежнему молчала. Может, признавала, что действия оправданы, а может, еще ничего не решила для себя. Когда Шепард поднялась выше, к самому укрытию турианца, то позвала его. Но Архангел не обернулся, лишь поднял руку в немом жесте – попросил подождать. Он выстрелил в последнего человека и только тогда поднялся, опираясь на винтовку. Шепард видела, как он устал. Турианец сел на ящики и снял шлем.       — Шепард, – произнес хриплый до боли знакомый голос устало, - Я думал, ты умерла.       — Гаррус! – она воскликнула, не скрывая радости и убирая за пояс оружие. Двинулась к нему, раздвигая руки в стороны, желая поскорее обнять. Но что она знала о культуре турианцев? Она знала только, как их убивать. И ее дружелюбный для человека порыв мог оскорбить своей невежественностью Гарруса. И женщина подавила его. – Что ты здесь делаешь?       Пока она слушала его и рассматривала с жадностью и голодом, который ему был не понятен, Вакариан косился на ее спутников – они ему были не знакомы. Мужчина с уродливым шрамом и искусственным глазом подпирал дверной косяк и с видимым безразличием смотрел перед собой, в то время как женщина в до неприличия облегающей одежде следила за Шепард с большим интересом. Он условился с Шепард, что расскажет ей все, когда они выберутся отсюда. И она его поддержала.       Гаррус узнавал ее в старых приемах, в стиле движений во время боя, но было что-то неуловимое, какая-то особая и неприсущая ей холодность во время того, как она убивала одного противника за другим. На короткий миг ему показалось, что шрамы, которых у нее раньше не было на лице начали пылать огнем, а серо-голубые глаза скрылись за красным маревом. Женщина перед ним была той самой Шепард, но в то же время другой. «Где ты была эти два года, Шепард? И что с тобой стало?» - слова так и рвались наружу, но он не мог дать им выхода, еще не время. А потом все резко оборвалось, когда Тарак объявился на летуне. Последнее, что он помнил – это ее испуганный голос и склонившееся над ним с тревогой лицо женщины. На долю секунды стало нестерпимо больно и страшно, что на самом деле ее тут нет. И все это предсмертные галлюцинации, вызванные агонией его мозга. Но серо-голубые глаза… Духи! Он был рад увидеть ее еще хоть раз.       Шепард накричала на Миранду, вызвавшую у нее очередной приступ ярости, когда церберовша зачем-то прокомментировала тяжелое положение Вакариана. Будто она и без нее этого не видела, но все мгновенно как рукой сняло, когда она переключилась полностью на Гарруса.       — Держись, пожалуйста, только держись, – шептала она, слегка к нему прикасаясь.