Завеса тайны

      Данталион знает: таких, как он, вообще не должно было существовать. Он — плод ошибки, бюрократической мешанины и излишней сознательности одного врача, что просто не смог пройти мимо.       Ошибка, всё его существование — одна сплошная огромная ошибка. Как и существование других, таких же, как он. А если это ошибка, значит, её необходимо исправить.       Их нарекают нефилимами, гигантами и исполинами. Они не то чтобы изначально были плохими или злыми, скорее просто... растерянными и непонятыми. Отличными от людей, теми, от кого они шарахались и смотрели со страхом, одаривая их несчастных матерей косыми осуждающими взглядами.       Да-а... Они были потеряны в этом мире и всеми презираемы. Они сами не понимали, кто они и что они. И именно потому они в итоге обозлились на мир.       Им было больно.       Им было одиноко.       Им было обидно.       Им было страшно.       Ярость и злоба ослепляют их испугом. Тем испугом, что загоняет детёныша, маленького зверька в угол, а потом побуждает кусаться, чтобы хоть как-то отбиться от тех, кто пытаются его обидеть. Не природная злоба или ненависть побуждают его к этому действию, нет, лишь страх и желание выжить любой ценой.       В ту пору они были такими же зверьками. В ту пору они были опасной и случайной ошибкой. И в ту пору подобные промахи всегда исправляли жестоко и так, чтобы наверняка.       Вода, бесконечное множество воды. Сорок дней и сорок ночей она лила с небес, затапливая землю. Становясь братской могилой для всех: животных, людей и них. В самую первую очередь для них.       Ни у кого не было шанса избежать и сбежать от Божественного Гнева. Ни одной ошибке не дано было остаться в том мире, что Она с такой любовью и трудом создавала шесть дней.       Ни одной... Кроме него.       Данталион никогда не знал и не понимал, почему и зачем именно его Она пощадила. Какую цель Она преследовала, ограждая один-единственный островок вокруг всё прибывающей и прибывающей воды, сокрытый от взоров животных, птиц, людей, его братьев, ангелов и демонов?       Данталион не знал. Никогда не знал. Но он в отчаянии сидел, вцепившись в твёрдый шершавый ствол пальмы, и с безумием во взгляде смотрел вперёд. Он смотрел и видел, как прибывает вода; он смотрел и слышал, как кричат женщины и мужчины, прежде чем воды навсегда смыкаются над ними; он смотрел и чувствовал, как в агонии сдавливало лёгкие его братьям, что камнем шли на дно морской пучины.       Пока дождь всё лил и лил, не прекращая, и ледяные капли хлестали его по мокрому лицу, плечам, рукам и голеням.       Пока не пришло осознание. Оглушающее осознание: он остался совсем один.       Дождь тогда закончился, и была ночь, и была тишина, и был сорок первый день Великого Потопа.       Данталион сидел на своём островке, поднявшемся вместе с водой, вымокший и продрогший. Он стучал зубами и вглядывался в водную чёрную даль. Но не было в ней никого и ничего. Он был один, и внезапно...       Осознание это несло с собой облегчение.       Да, тогда Данталиону было страшно. Но страшно в большей мере потому, что он не знал, что будет теперь делать в абсолютно одиноком мире. В мире, где он остался единственной не исправленной ошибкой, которую Богу почему-то захотелось оставить.       Данталион фыркает — тихо, себе под нос. Между такими, как он, никогда не было никакой особенной связи. Каждый в этом мире был сам за себя и каждый выживал как мог. Потому что ничего иного они и не знали; ничего иного они и не умели. И каждый сородич для другого был не союзником, а таким же врагом, как дикий зверь или человек.       Теперь же всё изменилось, и он остался совсем один. Осознание это несёт облегчение и пьянящую свободу — выживает и вправду лишь сильнейший и удачливейший, всех остальных же поглощает забвение. И Данталион...       Определённо он был рад, что стал таким счастливцем.