Завеса тайны

      Меньше всего Марбас подозревал, что когда-нибудь у него появится семья. И не просто семья, а ещё и дети. Трое детей, родной плоти и крови, если быть точнее.       Пути Господни, впрочем, как любят повторять ангелы, неисповедимы. И предугадать, предвидеть то, что будет в далёком будущем, не может никто: ни смертные люди, ни бессмертные ангелы и демоны. Все они — лишь часть непостижимого плана, шестерёнки в едином механизме под названием «мир».       Так что, учитывая Её замысел и план в частности на самого Марбаса, вполне закономерно было, пожалуй, что в конце концов у него появилась семья. И дети, которых Марбас, хоть он при этом был суровым губернатором четвёртой щели восьмого круга и бесчувственным демоном, действительно любил. Каждого из всей троицы, но каждого по-своему.       Джейсон был его первенцем. Сыном, старшим ребёнком, главным наследником их с Рафаилом знаний и умений. На него Марбас возлагал невероятные надежды во многом именно потому, что он был его первым ребёнком.       Джейсон, кроме этого, был невероятно талантлив. Тягу и талант к медицине он в полной мере унаследовал от обоих своих отцов и, в отличие от своего младшего брата, с возрастом научился гармонично совмещать научный интерес с практическим воплощением.       Марбас гордился им. Он гордился своим старшим сыном. Но тем не менее он не мог сказать, никогда не мог, что был с ним действительно близок.       Джейсон был ребёнком Рафаила, и связь его с ангельским родителем была гораздо сильнее чем с демоническим. Да и характером, который кардинально изменился лишь после нелепого несчастного случая, был намного более похож именно на архангела.       Марбасу это не то чтобы претило, но он был слишком нелюдим и замкнут и переизбыток эмоций его раздражал. А потому от мужа и от сына он был в определённой мере отстранён.       Как был отстранён и от младшего сына.       Валентин — один из близнецов, которым Марбас сам непосредственно дал жизнь. Его уменьшенная копия чисто внешне, которая унаследовала полностью характер Рафаила.       Валентин был слишком активным и энергичным. Его интересовало всё и он мог вляпаться во всё, что угодно, лишь бы получить бесценный опыт. Марбаса подобная непоседливость утомляла, а ещё вызывала недовольство, ведь Валентин оказался таким (не)человеком, который мог схватиться за множество дел и ни одно из них не довести до ума.       Медицина потому была для него скорее хобби, сторонним интересом. В то время как сам он пытался найти наиболее гармоничное применение своим способностям и энергии.       Это было похвальное стремление, которое Марбас в сыне уважал. То, что он отдавал себе отчёт, что не всякую ответственность он готов взять на себя и отвечать за неё. То, что он действительно пытался найти себе занятие, наиболее подходящее и такое, какое смог бы и был бы готов вести от самого начала и до самого конца.       Конечно, Марбас поддерживал сына. Но с ним он был в большей мере строг, чем со всеми другими детьми. Приучал его к ответственности и дисциплине хотя бы минимально и был с ним гораздо суровее, чем с его братом и сестрой. Что, разумеется, не способствовало слишком близким отношениям.       Оба сына, таким образом, от Марбаса были отдалены. Они уважали его и любили, но старались лишний раз не тревожить и без особой надобности не отвлекать по мелочам — требования, впрочем, актуальные не только для них, но и вообще для всех взаимодействующих с Марбасом существ.       Кроме одного. Асийя.       Единственная дочь, сестра-близнец Валентина, она не была похожа ни на кого из своей семьи. Спокойная и тихая, молчаливая Асийя была всегда вежливым, стеснительным и робким ребёнком. С возрастом, конечно, детскую стеснительность она во многом переросла, но так и осталась спокойным и флегматичным (не)человеком.       Впрочем, не только уравновешенный тихий нрав был отличительной чертой этого ребёнка. Внутренний стержень и решительность, гибкая уступчивость, которая всё равно не позволяет отступать от своих принципов — Асийя во многом напоминала Марбасу самого себя в те благословенные дни, когда разум его ещё не был затуманен сладкими речами светлейшего из них. Слабый отголосок прошедших дней, от которых у Марбаса не осталось ничего, кроме расплывчатых воспоминаний.       Видеть его теперь воплощённым в собственной дочери было... странно.       Но Асийя на всех в их семье оказывала умиротворяющий, успокаивающий эффект. Рядом с ней всегда было спокойно, уходило напряжение и раздражение, схлынывал переизбыток эмоций. Она была удивительной, доброй и нежной, такой, какой, казалось, просто не может быть в их сумасшедшей семье.       Но она была. И к ней Марбас тянулся больше всего. Наверно потому, что он больше и чаще всего нуждался в тех самых покое и умиротворении, которые были, похоже, неотъемлемыми спутниками Асийи.       А потому из всех детей именно она проводила с ним больше всего своего времени. Была любимой папиной дочкой, ребёнком, к которому Марбас был привязан сильнее всего.