Трансляция началась минут десять назад, чат разрывает от постоянных сообщений фанатов, не обходится и без надоедливого спама. Юнги в чат не смотрит, ему не интересно, да и прочесть не успеет. Парень топчется на месте, крутится, пытаясь напялить на себя тот самый серый фартук из прошлой недавней трансляции. Пояс спутался в узел и Юнги сердится, теребит его, как-будто это как-то исправит ситуацию. Фанаты пишут о том, как забавно он сейчас выглядит.
Расправившись с несчастным фартуком, Юнги снимает накидку в виде куска ткани с огромного мольберта, где красовались темно-синие мазки краски, потеки и более светлые оттенки (где-то на середине холста). Выглядит многообещающе, не правда ли? Что должно красоваться на этом холсте, известно только одному Юнги, и то не факт, что он тоже понимает какой результат от себя хочет.
— Привет! — Юнги легонько помахал в объектив камеры. — Вы так много пишете, я не успеваю читать, — хорошая отмазка, чтобы не болтать на протяжении сорока минут.
Шаг первый уже сделан — он надел фартук. Шаг второй: найти кисти. У Юнги возникает вопрос — «где ебанные кисти?!». И вроде бы все естественно. Ну просрал кисти, ну и что? Ему не хочется выглядеть глупо и нелепо на камере — статус рэпера не позволяет. Хотя какой там репер. По нему даже и не скажешь, что он вообще рэпер. Вы видели эту вечно милую и недовольную моську? Рэпом там и не пахло.
— Ааа… Я не могу найти кисти, — Юнги устало вздыхает, осматриваясь по сторонам. — Кто-нибудь помогите найти мне кисти…
Выглядит нелепо и смешно. На самом деле ему сейчас лень искать что-то, он хочет чтобы по щелчку пальцев все появилось. Мин Юнги, ты не в сказке, так что начни делать хоть что-то. Если честно, он бы предпочел втыкать в телефоне или посидеть в студии и поработать над битами, но парень четко дал обещание, что проведет вторую трансляцию с процессом создания, и уже пожалел об этом 1001 раз.
— О, вот они! — Юнги достает набор из-под прикрывшего его пакета. — Я нашел их! — а лучше бы не находил, хотя бы время потянул.
На трансляции зрителей все больше и больше, и спустя минут двадцать рассуждений рэпера, работа пошла как по маслу. Ну почти. Если не учитывать не одну попытку провести белой краской звуковую дорожку в виде голосового сообщения. Юнги хмурится. Это теперь надо самим рисовать? Ну нет! Запороть овер дохуя слоев дорогой синей краски? Вообще он бы предпочел ебланить и ничего не делать, потому что за день ужасно вымотался. Нет, серьезно — весь день от него что-то требуют. «Намджуну помоги, Чонгуку объясни, Чимину посоветуй, Джину тоже помоги…» Всем помоги, но не себе.
«У меня руки из жопы.» — подумал про себя Юнги, окуная кисть в белую краску.
Он аккуратно старается провести идеально ровную белую линию, но трясущиеся руки его норовят подвести или все запоганить, а он между прочим очень волнуется! Кисть касается холста и… Блять! Ну… Как говорится «первый блин комом», хотя ощущение, что будет комом не только первый блин. Юнги недовольно кривит лицо, рассматривая неровную линию.
— Выглядит… — херово выглядит если честно. — Как вам сказать… Не очень, но я стараюсь!
Фанаты продолжают строчить в чат о том, что все хорошо и не волнуйся, но как тут не волноваться, когда уже все пошло по пизде…а может и не все? Надежды есть, осталось только оправдать их. Вообще Юнги часто злиться, когда получается плохо с первого раза. Обычно он привык делать все не спеша, качественно и кропотливо, чтобы потом не переделывать по миллион раз под вопли лидера «Спасибо, что написал 70 листов хуйни, но это не то, что нужно!». Нет, Намджун такое Юнги не говорил (и не скажет), чаще всего это касалось Тэхена или Чонгука. Хотя… Такое было один раз, когда Юнги действительно написал много листов чистого бреда, потому что выпил «для храбрости» перед тем, как выложить свой первый микстейп.
— Я только начал, а уже не хочу это делать, — хнычет Мин, откидывая голову назад, пытаясь расслабить мышцы шеи.
Парень встает на ноги, выпрямляясь в спине — сидеть 10 минут на корточках не самая хорошая идея. Юнги с кряхтением подходит к камере, чтобы почитать чат, который кажется скоро просто зависнет от такого потока сообщений.
— Как много вы пишете, — усмехается Юнги, иногда листая чат вверх. — Вы правда мной гордитесь?
Поддержка для Мина всегда очень важна, несмотря на то, что он делает. Так он чувствует себя лучше.
— «Вау! Ты большой молодец!» — первый комментарий замечен. — Спасибо! Я очень стараюсь для вас!
— «Где Хосок-оппа? Мы его потеряли!!!», — цитирует он, перечитывая это второй раз. — С Хосоком все хорошо, он отдыхает и проводит время с семьей. — глаза бегают по сторонам, будто пытаясь что-то скрыть.
Пиздеж во благо. Одному Богу известно, что эта невинная мордочка откровенно врет на миллионную аудиторию. Юнги это прекрасно понимает, не стыдится, потому что есть за что пиздеть, да и тем более
такие вещи рассказывать… Он еще не настолько в себя поверил.
— Ах, мне надо воду сменить, а то она уже грязная, — Юнги смотрит на стаканчик с водой. — А еще я подумал, что включить музыку будет отличной идеей, пока я отлучусь на минуток пять! Не скучайте!
Юнги и правда включает музыку, да так громко, что не было слышно ни единого шороха, скрипа двери или еще чего-нибудь постороннего. Мин берет в руки стакан с водой и исчезает из кадра под шумок. Проблема была в одном: вода в стакане была довольной чистой.
Парень уходит в угол комнаты, куда попадает меньше всего света, и черт как он ждал подойти туда снова. «Где Хосок-оппа? Мы его потеряли!!!» — как где? Хосок тут, перед ним, сидит на кресле и материт про себя Юнги всеми словами на свете. Ноги младшего разведены по бокам кресла, привязанные к подлокотниками черной веревкой, руки заведены за спину, тоже зафиксированы намертво. Хосок мокрый, уставший и очень измученный, но возбужденный до предела. Все что на нем есть — это серая большая футболка, в которой он расхаживает по общежитию. Музыка заглушает его всхлипы и непонятные бормотания. Хосок проклинает эти 40 минут, если не больше, потому что сидел так еще за несколько минут до начала трансляции. Его рот заклеен серым широким скотчем, щеки надуваются в попытке крика, но нет, сегодня он ничего не скажет.
Чон Хосок такой невинный и разбитый — это так ахуенно выглядит.
Он который раз выгибается в спине, пытаясь уйти от вибрации внутри него. Юнги хорошо постарался, потому что есть за что проворачивать
такое со своим парнем. Грудная клетка младшего ходит ходуном, кровь стучит в висках и кажется, что он ни черта не соображает. Будь бы не привязанным, он бы давно ему настучал по голове за такие выходки — сейчас он беспомощен и полностью под контролем старшего.
— Как ты себя чувствуешь? — невинно мурлычет Юнги, невесомо касаясь его мокрой шеи. — Все в порядке?
Хосок готов разреветься прямо здесь на трансляции хена. Спрашивать «все ли в порядке?», когда он в таком состоянии — это надо быть извергом и совсем его не любить. Чон отрицательно машет головой, даже не взирая на старшего.
— Тебе совсем-совсем плохо? — парень проводит пальцем по скуле, после убирая мокрую челку с потного лба, чтобы лицезреть эмоции Хосока. — Ты выглядишь так потрясающе, знаешь? — Рука скользит по прилипшей к телу футболке. — Весь красивый, разбитый, и такой хороший, — Пальцы касаются сосков, надавливая на них, смотря как выражение Чона меняется каждой секундой. — Ну, тише, тише, все не так плохо как ты думаешь, — его голос звучит так убаюкивающе и одновременно чуть хрипящим. — Я уверен, что ты бы не хотел позорно застонать на всю студию, когда я выключу музыку, так ведь? — по щекам Хосока начинают скатываться слезы, ему так хорошо, ужасно плохо, и страшно одновременно. Он думает, что уже одной ногой в аду, а Юнги чертов Сатана. — Мы не плачем, малыш, не плачем, — он вытирает большим пальцем слезу с правой щеки, абсолютно не торопясь. — Я больше чем уверен, что ты будешь хорошо себя вести, тебе же не хочется опозориться на несколько миллионов человек? Ох, конечно не хочется, — Юнги целует его в уголок губ через скотч и отстраняется от него. — Не скучай, Хосок-а.
У Чона нет сил даже на истерику, но он был бы не прочь разреветься прямо на этом чертовом кресле. Руки еще не затекли, хотя в такой позе он сидит минут двадцать точно. Эрекционное кольцо ужасно сдавливало основание члена, при этом оно даже не вибрировала, и Юнги прекрасно знает, что без рук он не сможет кончить, и нагло этим пользовался.
Мышцы ужасно перенапряжены, тело вздрагивает от сильной вибрации внутри него. Угораздило же Юнги засунуть в него вибрирующую пробку, которая была по диаметру толще чем его член. Пробка распирала его до невозможности и всегда меняла скорости, потому что в кармане фартука заранее лежал пульт, и как только Юнги невзначай просовывал руки в карманы — стоило ожидать самого худшего.
Старший возвращается в кадр, делая музыку чуть тише, чтобы его было слышно уже заждавшимся фанатам.
— Надеюсь я не заставил вас ждать! — Юнги снова ведёт себя как ни в чем не бывало. — Кажется краска уже подсохла, думаю можно нанести второй слой.
Парень разбавляет белую краску малым количеством воды, и вновь начинает творить. Голову не покидает мысль, что там, в углу комнаты сидит его парень в ахуеть каком неописуемом состоянии. Он бы сейчас все бросил, закончил трансляцию под предлогом плохого самочувствия и уделил все своё внимание Хосоку, который сейчас очень нуждается в нем. Юнги в раздумьях застыл как статуя, держа кисточку на весу, смотря куда-то в сторону, витая в облаках.
Белая краска капает на рисунок, и только тогда Мин замечает, что ничего не делает.
— Дерьмо, — шёпотом ругается Юнги, продолжая создавать видимость работы.
К слову получается так себе, потому что линии выходят не такими ровными, как бы хотелось Юнги. Парень снова встаёт, поворачиваясь куда-то в сторону.
— Сегодня очень хорошая погода.
Юнги не смотрит в окно. Он смотрит на дрожащего, связанного Хосока, который мечется, не зная куда себя деть. Это чертовски завораживает. Мин уже тысячу раз подумал о том, как Чон красивый, милый…ужасно горячий, и просто очень хороший мальчик для него и только для него. У Юнги всплывают самые непотребные картинки для такого вида, и желание все бросить к хуям — увеличивается, но Мин держит себя в руках, все-таки терпеливый человек.
Хосоку очень стыдно поднять голову на Юнги, его ужасно трясёт и подбрасывает. Эмоции переполняют младшего с каждой секундой. Ещё чуть-чуть и он просто отключится, но вибрация даёт ему понять, что он ещё живой и ужасно чувствителен.
Чону больно. Парень стал очень чувствительным и теперь новая волна вибрации отдаётся ужасной болью внутри него. Влажные стеночки судорожно сжимаются вокруг пробки, делая только хуже Хосоку, но сидеть на месте со спокойным лицом тоже не получается. Младший старается меньше двигаться, чтобы не так сильно переносить этот дискомфорт, но как только Юнги вновь тянется к пульту, находящийся в кармане — его как током прошибает, выгибается в спине, дергая скованными руками, осуществляя бесполезную попытку освободиться и выбежать отсюда. Спустя столько времени его настигает сухой оргазм, ему невероятно больно, Чон снова ощущает, как глаза начинают слезиться.
Член младшего стоит колом и сочится смазкой, чертово кольцо его сильно передавливает. Хосоку хочется бежать и громко плакать…а ещё кончить. Старший не так прост, чтобы взять его на слабо, и даже видя как Чон ужасно мучается словно в агонии, не собирается как-то давать передышку.
Юнги опускает мольберт на пол, и понимает, что без подставки ему будет тяжеловато, но она находится на первом этаже в комнате с барахлом.
— Кажется без подставки мне не обойтись, — говорит Юнги, мило улыбаясь в камеру. — Я сейчас вернусь, ждите меня!
Но кто вообще сказал, что ему нужна подставка для картины?
Юнги вновь возвращается туда, и Хосок слышит как он приближается к нему. Он все ещё не понимает, за что Мин так с ним поступает, пока через пару секунд над ухом не доносятся слова:
— Хочешь расскажу чем ты так провинился? — он по настоящему ним издевается. — Давай я тебе напомню все твои проебы за последние две недели. Ты был ужасно невыносим, постоянно мешал мне, когда я работал, — Юнги ведёт пальцами по животу, очерчивая каждый кубик пресса. Прохладные руки лезут под влажную футболку, чувствуя какая кожа младшего горячая и мокрая, а живот напрягается каждые пару секунд. — А когда я тебя просил немного подождать, то ты начал язвить и разорался в моей студии, что я тебе уделяю мало внимания, — Узловатые пальца подбираются ближе к паховой зоне. Хосок в немом ожидании. Музыка вновь по всей комнате, так что их разговора никто не слышит. — Ты не раз прятал мои ключи от студии, чтобы я остался с тобой, когда мне действительно нужно было работать. — Ладонь оглаживает красный член младшего, и того нехило подбрасывает. Чон готов умереть прямо тут, в руках хена. — Когда мы с тобой трахались, ты решил, что во мне ещё много смазки, и можно сказать, что ты трахал меня почти на сухую, а на мои слёзы и крики ты не обращал внимания.
Хосок плохо соображает, но уже сожалеет о своем поведении и существовании. Он бы щас мог ему все объяснить и поговорить спокойно, если бы тот выключил вибратор и снял скотч с его рта.
Юнги внимательно наблюдает за ним, за каждым вздохом, движением. Парень ждёт, пока Чон осмелится посмотреть на него своими бесстыжими глазами, но не дожидается и взяв того за скулы, разворачивает к себе. Сердце Хосока бешено застучало, стоило ему посмотреть на хитрое лицо старшего.
— Как тебе? — Мин надавливает на живот, и под упругими мышцами можно было прощупать очертания пробки, которая доводила младшего до последних сил. Хосок краснеет от стыда, опуская взгляд куда-то в пол. — Не очень здорово быть на моем месте? — Пальцы проходятся по всей длине, еле еле касаясь возбуждённой, горячей плоти. — Смотри на меня, солнце. Не смей отводить взгляд, — Вторая рука снова надавливает на живот, вызывая смущение у Хосока. — Чувствуешь как глубоко она в тебе? — Чон судорожно кивает, смотря в глаза хену, неловкость ситуации нарастет вновь. — А вместо неё мог быть мой член, солнце, но ты ведёшь себя просто ужасно, капризничаешь как маленькая девочка, хотя актив у нас ты, — Большой палец начинает медленно и мучительно растирать смазку на головке. Хосок пытается свести ноги, но веревки не позволяют даже на миллиметр свести их вместе, чтобы прекратить эту пытку. Он чувствует, что ещё пару манипуляций и его накроет второй сухой, болезненный оргазм, а испытать такое ещё раз он очень не хочет.
— У меня ещё в запасе пару минуток, Хосок-а, — протягивали Юнги, смыкая пальцы у основания головки. — Могу довести тебя до оргазма… Правда это будет очень больно, но ты же у меня хороший мальчик, да? — Чон бессильно кивает, смотря на Юнги вверх-вниз, предвкушая ближайшие минуты.
— Ты такой хороший для меня, — рука двигалась по спирали, размазывая смазку по всему налитому кровью членом. — Я так люблю тебя, Хоби, — Хосок любил, когда Юнги назвал его так. Было в этом что-то очень милое и искреннее. — Ты не перестаёшь меня удивлять, прелесть, — Юнги знает где у Чона слабые точки. Он медленно ведёт вверх, прислушиваясь к отчаянным всхлипам. Хосоку было необходимо кончить, а ноги вновь пытались соединиться в попытке избежать сухого оргазма. Чёрные верёвки впивались в разгоряченную кожу младшего. Он был на грани. — Стараешься для меня быть таким красивым, — Юнги пальцами нажимает на те самые точки, и Хосока накрывает второй оргазм, тело ужасно трясет, а по лицу течёт пот рекой. Чону ужасно плохо. И хорошо… В голове каша, и сообразить, что происходит он нормально не может, возбуждение вновь его кроет.
Хосок болезненно стонет сквозь скотч, намекая, чтобы старший остановился. Член болезненно ноет, дергается. Младший нуждается в полноценном окончании и снятии гребанного эрекционного кольца, чтобы нормально кончить, облегчив этим свои мучения.
— Ох, так больно? — спрашивает Мин, хотя ответ тут очевиден. — Я скоро закончу, потерпи немного.
Хосок проклинает себя и Юнги, наблюдая сквозь пелену слез, как тот уходит обратно. Если бы не заклеенный рот, он бы высказал все, что думает о хене прямо сейчас.
Вибрация резко прекращается и Чон судорожно выдыхает, чувствуя облегчение. Руки сжимаются и разжимаются, словно чего-то ожидая. Тело уже не ноет, он дышит ровно и спокойно. Щеки немного пощипывает от влажных дорожек слез, но Чона до сих пор трясет от еще не отступившей боли.
«Если я так продолжу, то он откинется прямо тут.» — думает Юнги, выключив в этот момент в кармане пульт.
На самом деле, он бы мог просто это спокойно с ним обсудить, но Юнги не такой простой, чтобы все так обсудить, если головушка придумала более хороший способ.
— Через пятнадцать минут я буду заканчивать! Думаю, что результат покажу чуть позже! — Юнги уверенно улыбается в камеру, поправляя челку.
Убираться прямо сейчас он не собирается. Парень думает, что включить свой новый микстейп будет хорошей идеей, и время быстро пролетит.
***
— Спасибо, что пришли! Всем пока! — Юнги прощается со зрителями, видя в чате много сообщений «не уходи!!!». — Мы ещё встретимся! Пока-пока! — Мин отключает камеру.
Настало время серьезного разговора.
Юнги снимает с себя фартук, кидает куда-то в угол комнаты.
— Привет ещё раз, Хосок-а, — опять этот невинный прикид. Он стоит пред ним, мило хлопая глазками. — Думаю, что ты стал более разговорчив, — Юнги аккуратно отклеивает скотч с губ Хосока.
— Ты придурок! Самый настоящий садист! — громко высказывает своё недовольство Чон. — Да как ты… Это ж на сколько меня надо ненавидеть!
Юнги усмехается, целуя младшего в щеки, пока тот грозно зыркает на него. — Я люблю тебя, солнце, поэтому так и поступаю. Надо же как-то воспитать в тебе совесть, — хен пожимает плечами. — Потому что я крайне тобой недоволен.
Мин отходит на пару секунд, чтобы взять пару вещей из рабочей зоны. Хосок поднимает голову, пытаясь сфокусировать внимание на Юнги, который топчется на месте, что-то подбирая. Чон шумно выдыхает, откидывая голову назад, уже наплевав куда тот съебался.
Юнги вновь возвращается. В руках небольшая баночка темно-синей краски и кисточка в кармане. Хосок смотрит на хена и задается двумя вопросами «зачем» и «для чего?».
Старший берет рядом стоящий стул и садиться напротив Хосока. Чон изредка поглядывает на него, стараясь не столкнуться взглядами, пока тот копошится. Юнги придвигается к нему ближе, в руке пушистая кисточка.
— Я думаю, что ты будешь не против? — Юнги заглядывает в глаза напротив, пока Хосок мотает головой. — Тебе нравится когда тебя дразнят?
Хосок вздрагивает. Откуда у его парня такие вопросы к нему, да еще в таком интимном характере? В голове висит табличка с мигающим «пиздец», и он даже не знает, что ему ответить, зато чувствует, как тело будто-бы просится на ласку. Ему никогда в жизни не приходилось думать над такими вещами, и что ответить сейчас — Чон вообще не понимает. Кажется ему некуда деваться.
— Я… — волнение вновь обретает свои краски. — Я не д-думал над этим. — младший ужасно волнуется, сердце вот-вот выпрыгнет.
— Кажется пришло время проверить, да, Хоби? — Юнги в открытую ухмыляется, заставляя Хосока смущаться еще больше. — Только не кричи, я не хочу, чтобы кто-то знал об этом, — звучит как вызов, который видимо младший проиграет…или нет?
Юнги ведет кисточкой по разгоряченному телу, рисуя непонятные узоры. Кисточка очерчивает грудь, обводя каждый сосок. Мин немного надавливает щетиной на бусину, наблюдая как Хосок жмурится от сильной чувствительности.
Первый стон срывается с губ младшего, и Хосок испуганно смотрит на хена. Ему так стыдно, но чертовски хорошо. Он никогда в жизни не прогибался под Юнги, и видимо зря, потому что то, что вытворяет старший — восьмое чудо света.
— Боже, солнце, нас могут услышать, — монотонно сообщает Юнги, продолжая щекотать возбужденные соски. — Я вижу, что тебе нравится?
Нет, нет и ещё раз нет! Хосок даже с пистолетом у виска не признаёт всю ахуенность. Он не хочет ему показаться каким-то милым или пушистым, хотя в глазах старшего он такой и есть: — Эт-то… Странно, — выдыхает Чон, откидывая голову назад.
— Мы только начали, Хосок-а, — начали? Хосок готов был прибить его за такие слова, потому что уже давно нихуя не начали, чертов Мин Юнги. — Хочу посмотреть как ты будешь со слезами на глазах умолять меня, чтобы я дал тебе кончить. Ты такой красивый когда плачешь. — Юнги ведёт кисточкой вниз, продолжая рисовать линии разной толщины, то сильно надавливая, то вовсе еле касаясь. — Посмотри на себя, твоё тело выдаёт тебя, прелесть. — реперу нравится смотреть как дрожат ноги младшего, а его живот напрягается от нехватки внимания
снизу. — Ты так беспомощен, — продолжает мурчат Мин, теперь уже обмакивая кисточку в воду. — Нравится быть полностью под моим контролем? Я же вижу как ты хочешь согнуть ноги… Осознание, что тебя обездвижили — так возбуждает? — Старший ожидает ответа, хлопая по щеке измотанного Хосока. — Отвечай мне, когда я тебя спрашиваю.
— Мгх, я не знаю, я ничего не знаю.
— Ты все знаешь, солнце, — шепчет Юнги, приближаясь мокрой кисточкой ближе к низу. — Я же вижу, что тебе нравится.
Хосок замирает, не осмелившись даже посмотреть на Юнги. Он чувствует как на теле остаются мокрые следы, резко меняя контраст между ним и кисточкой. Старший приближается к паховой зоне, скорость — убийственно низкая. Рука резко замирает, Юнги вновь смотрит на Чона, проверяя его состояние. Младший мелко дрожит, кусая обветренные губы — выглядит очень красиво.
— Боже, какой ты чудесный, — рэпер проводит мокрой кистью по возбужденному члену, и Хосока как льдом по голове обдаёт.
Младший открывает рот в немом стоне, закатывает глаза и шипит из-за чрезмерной резкой смены температуры. Член ужасно болит и ноет, но в тоже время так приятно, что сам того не понимая, раздвигает ноги шире, несмотря на то, что они и так разведены. Юнги улыбается, видя ответную реакцию парня.
— Ю-Юнги, стой, я — Хосок мямлит, его кидает в жар. — П-пожалуйста, Юнги…
— М? — Мин задерживает кисточку на возбужденной до предела плоти, поднимая голову. — Что ты хочешь, прелесть? — останавливаться Юнги явно не намерен.
— Все, н-не надо, — младший разбито звучит, а его щеки не успевают высыхать. — Не смогу больше, правда.
— Ты сможешь, еще как сможешь, солнце, — успокаивает Мин, не переставая водить кистью по горячему члену. Кольцо снимать не думает, ведь для Хосока это все еще воспитание его заебов. — Почему ты думаешь, что не сможешь? — мокрая кисточка все еще хозяйничает на возбуждении младшего, не давая тому нормально собраться с мыслями. — Мне два раза повторять надо? Я думал, что научишься хоть чему-то с первого раза, если в тебе минут двадцать повибрирует пробка, пробивая тебя на жалкие слезы, но нет, ты даже можешь мне ответить. Это так трудно?
Хосок впервые сталкивается с грубостью старшего, и он молчит. Ему колко, ужасно колко от этих слов. Чон в жизни не мог подумать, что любимый хен может так с ним разговаривать. Его который раз пробивает на слезы, он начинает плакать. Везде больно и неприятно, думает, что Юнги все равно.
— Мне больно, мне ужасно больно, — всхлипывает Чон, елозя на кресле.
— Но тебе все равно приятно, Хосок-а?
— Д-да.
Язык не поворачивался сказать такое, но ведь это правда, ему действительно хорошо. Хосок ходит по лезвию ножа, между болью и наслаждением, а куда девать себя, ума не приложит.
— Поверь мне, тебе будет действительно хорошо, просто расслабься и доверь все мне. — убеждает Юнги, отстраняясь от рыдающего парня.
— В-вытащи из меня эту черт-тову пробку, — уже умоляет Хосок. — Она у-ужасно давит.
— Прошло много времени с тех пор, как я ее выключил. Будет больно, ты потерпишь?
— Да, — кроткий ответ, дающий понять, что он готов потерпеть.
Юнги больше ничего не спрашивает. Услышав ответ младшего, он тянется к внутренним сторонам бедер, и нащупывает тот самый кончик пробки. Мин взирает на младшего, немо спрашивая «могу?». Хосок повторно кивает, прикусывая щеки изнутри, ожидая каких-то действий. Рэпер начинает тянуть ее на себя, слыша, как младший томно дышит, чуть поскуливая. Ощущение, будто внутри его раздирает до крови, и Чон начинает сжиматься вокруг пробки, затормаживая движение.
— Расслабься, я так не смогу вытащить.
Хосок напрягается еще сильнее. Тело не поддается расслаблению, внутри все ужасно горит и больно тянет, хотя Юнги только начал.
Старший откладывает кисть в сторону, этой же рукой начинает успокаивающе гладить по животу, бедрам, пытаясь хоть как-то расслабить напряженное тело. Хосок выдыхает сквозь стиснутые зубы, чувствуя, как Юнги продолжает вытаскивать пробку из сухого нутра, вновь начиная брыкаться и ерзать, за что получает легкий шлепок по ноге.
— Не дергайся, — рыкнул Мин. — А то сделаешь только хуже. — Рэпер вытаскивает вибратор, где-то над головой был услышан облегченный вздох. — Вот, а заикался, что все плохо. — Юнги откидывает игрушку в сторону, вновь взяв в руку кисть, но уж чуть другой толщины. — Так что ты там просил, Хоби?
Хосок снова нервно дергает руками, злится, что хен заставляет его повторять просьбу. Он утверждает про себя, что больше никогда не позволит ему быть доминатом, иначе он просто умрет в его руках.
— Хосок-а, солнце мое, отвечай.
— Дай мне к-кончить, — бормочет Хосок, повисая головой. Стыдно до кончиков пальцев.
— Как просят хорошие мальчики, Хоби? — Юнги невинно хлопает глазками, крутя кисть меж пальцев. — Давай же, прелесть.
— Юнги, дай мне, пожалуйста, кончить. — без запинок ответил Чон.
— А ты заслужил?
Хосок шипит с желанием заехать своему парню кулаком между глаз. Гребаное эрекционное кольцо начинает мелко вибрировать. Младший глотает ртом разгоряченный воздух, хотя в комнате ужасно душно. Он закусывает нижнюю губу, проклиная Юнги с ног до головы — он его хочет расцеловать и ненавидеть за такие выходки.
— В-выключи эту штуку, — просит Чон, подаваясь бедрами вперед все еще пытаясь свести ноги вместе.
Юнги довольно улыбается, но кольцо не выключает — есть у него одна идея на примете. Мин окунает кисточку в рядом стоящую баночку синей краски, стряхивая лишнюю краску о железные края баночки. Он подносит кисточку к набухшему члену, облизывая сухие губы. Хосок хочет его поцеловать.
— Знаешь что такое «искусство»? — спрашивает Юнги, легко поглаживая член узловатыми, влажными пальцами, смотря как орган беспомощно дергается. — Сейчас ты сможешь ощутить его на себе, — с этими словами, хен медленно провел кистью вдоль всей длины. Краска холодная, а еще полужидкая. Синие капли стекают вниз по стволу, пачкая кресло и кольцо. — Вау, боже мой, ты невероятен.
И правда — он невероятен. Хосок скулит, жмурится, старается не застонать очень громко, потому что сейчас ему невъебенно хорошо. Юнги ловит открытый рот, помещая два своих пальца во влажную тесноту. Он обводит мягкие губы грубыми пальцами, проникая в рот, играя с языком.
— Ты такой милый, я так люблю тебя. Покажи мне, насколько сильно ты хочешь кончить, и может я дам тебе желаемое, — Мин проталкивает пальцы глубже. — Оближи их как следует.
Младший повинуется, шире открывая рот, позволяя своему парню хозяйничать по его рту. В это же время второй мазок проходиться по всему члену, но уже захватывая чувствительную головку. Хосок немного прикусывает чужие пальцы от неожиданности, тут же зализывая укушенные фаланги, прося прощение за предоставленный дискомфорт. Чон чувствует каждой клеточкой тела, что вот-вот придет к разрядке, но член крепко передавлен, и он скулит еще больше.
— Что такое? — Юнги вынимает пальцы, испуганно смотря на парня.
— Я не смогу долго, прошу тебя.
Юнги откладывает кисточку, небрежно размазывая синюю краску по головке. Хосок вновь всхлипывает.
— Если ты так хочешь кончить, то ты должен извиниться за свое ужасное поведение. — он продолжает размазывать краску, пока Чон что-то бубнит под нос. — Ты должен пообещать, что больше не будешь закатывать истерики, — пальцы скользят вниз, нажимая на эрекционное кольцо. — не прятать мои ключи от студии, и всегда прислушиваться к моим словам во время секса. — Хосок тихо стонет от усиленной вибрации на основании, кивая головой. — Если я сказал, что мне больно, то ты должен остановиться, а не втрахивать меня до потери пульса. — рука возвращается вверх, делая спиральные движения, а благодаря краске, рука просто идеально скользит. Под ладонью можно было ощутить вздутые венки. — Обещаешь мне?
— Я… — на выдохе начинает Чон, пытаясь сосредоточиться. — Я обещаю, что б-больше не, — парень останавливается на пару секунд, пытаясь вспомнить все претензии Юнги, пока рука старшего медленно надрачивает ему. — Что больше не буду устраивать истерики.
— Так, — Мин делает мысленный подсчет, размазывая краску по головке.
— Не буду прятать т-твои ключи от ст-тудии, — его лицо застывает, когда вновь чувствует, что вот-вот кончит. — Когда тебе н-надо будет работать…
— И? — Юнги потихоньку начинает снимать кольцо, останавливаясь на середине. — Пока ты не закончишь — я его не сниму.
— И всегда б-буду прислушиваться к т-твоим просьбам, если вдруг т-тебе станет б-больно, — с тяжестью в груди выдает младший, с мольбой в глазах смотря на хена.
— Надеюсь, ты услышал меня, — Мин снимает кольцо, доводя Хосока до оргазма. Еще пару движений, и Чон с болезненным хрипом изливается в руку старшего. — Умница.
Хосок пытается отдышаться. Тело дрожит, ноги как вата, во рту ужасно пересохло, по вискам течет пот. Ему ужасно хорошо. Он высовывает язык наружу, подобно собаке, стараясь захватить больше воздуха. Чон размыто наблюдает за Юнги, пока он отвязывает его от кресла, растирая те места, где натерли веревки.
— Мин Юнги, ты чертов садист, знай это, — признается младший, убирая мокрую челку с волос.
— Я знаю, солнце, знаю, — поддакивает рэпер, пряча веревки в какой-то ящик на другом конце комнаты. — Сначала в душ, а потом спать?
— Вопросы у тебя, как у первоклассника, — цокает Хосок. — Интересно бы было посмотреть, как я, весь испачканный синей краской, улягусь на наши светлые простыни, идиот.
— Зато твой идиот, — улыбается Юнги, обнимая его сзади за шею.
— Зато мой, — повторяет Чон. — Иди сюда, — младший разворачивается к нему лицом и целует в эти желанные, сладкие губы. — Пошли в душ?
***
— Кто из вас, заляпал мое кресло?!
По общежитию разносится ор Сокджина. Никто не понимает, почему тот снова негодует, а когда он в гневе, его лучше вообще не трогать.
— Я еще раз спрашиваю! Что за кусок дебила испачкал мое кресло синей краской?!
В комнате Юнги сейчас сидят эти самые затейщики, испачкавшие кресло Джина. Они хихикают в подушку, стараясь не заржать, ведь если хен узнает, то обоим таких пиздюлей прилетит, что мама не горюй.
— Юнги, придурковатый мой, — шутливо обращается Чон к Юнги. — Ты запачкал кресло Сокджин-хена. Ты ж понимаешь, что будет, если он узнает?
— Какая уже разница, — пофигистично отвечает Мин, кладя голову на колени Хосока. — Мы и так согрешили, так что гореть нам в аду без всякого Джина.
