-почему ты всё ещё занимаешься? половина одиннадцатого уже. -тебя видеть хочу.
этот ничтожно маленький диалог в считанные секунды всплывал в памяти абсолютно всегда: за извечно не прекращающейся работой, учёбой с синими пятнами на ногах, за совместными ночами в промёрзлых коммуналках, за общим квартирным ужином. и олег, вспоминая про ту ночь, проведённую в театре за капитальной уборки убитого закулисья - хотя на самом деле оба заперлись в гримёрной - был благодарен судьбе, что в прошлые месяца с середины апреля и до начала новогодних спектаклей жизнь вновь, после долгих четырнадцати лет, свела этих двух сумасшедших в одном из коридоров юсуповского дворца. сергей же, помнится, всегда говорил, мол, благодарен самому волче за их первую встречу, соправождаемой скулежом и переломанной в двух местах ногой. др сих пор помнят тот трёхэтажный мат с семейкой дубиных с компанией абраменко.-вера после снятия гипса меня потом долго лупила.
ещё помнил, как они маленькими щенками на пару друг за другом ходили по всему пространству, делая вид, что ничего не происходит, хотя одногруппники рыжей бестии уже начали подозревать высшие силы в их тайном языке. было немного стыдно, совсемчуть-чуть.
они помнили свою жизнь и писали её на любви друг друга собственными словами по белым альбомным листам.***
чужие тапочки неприятно шаркали по ободранным полам коммунального дома со всех сторон: сверху, снизу, по бокам, доводя итак освирипелого разумовского, сжимающего в руках письмецо, переданные верой, до белого каления. первые два месяца на третьем курсе дались не из приятных и, казалось, запомнившиеся "языки танца", здравый смысл и здоровый сон махали сереже ручкой, рассыпаясь грубым песком по свету, ухватив с собой остатки денег, отданных михаилу павловичу за аренду блядской комнаты у которой скоро стена упадет от огромного количества накленного друг на друга сырья: сотни обоев, газеты, плакаты и просто всякая дрянь от которой разумовского воротило во все возможные стороны, но нужно было смириться с такими условиями. хоть сокурсница скрашивает эту жизнь, но сейчас что-то совсем не до проницательных разговоров, думал рыжий. внизу опять что-то с треском упало на пол. вероятно, опять незаконченная скульптура, недавно въехавшего в этот дурдом и цирк с конями на восстания. зеленые, мудрые, глаза в углу вечного мрака в комнате следили, как сережа наворачивал уже, казалось, сотый круг, чудом не въебываясь во все углы в комнатке три на три квадрата, заставленной доисторических мебелью, которая, как и нынешние проживающие, сл скрипом разваливались. девушка уже на тридцать седьмом - она считала - заходе зло взглянула на соседа, снянимая очки, потирая уставшую переносицу. под конец не выдержав, вера убрала с коленок ноутбук, чуть ли не дым пускающий, и рывком спрыгнула со своей до жути скрипучей кровати, грациозно, хищным бегом встав перед однокурсником, крепко схвати за тонкие обнажённые веснушчатые плечи, сжимая пальцы. -угомонись,-только и сказала она, большими, оленячьими в этот момент, очами заглядывая в самые потаённые места души разумовского,-не делай вид умирающего человека, сергей! прижми свою задницу наконец! девушка тут же из медвежьей хватки перешла к восстановлению ментального здоровья друга хотя бы на ближайшие несколько часов до комендантского часа, чтобы поспать. аккуратно зарывалась тоненькой ручонкой в ржавую копну волос, поглаживая. медитацию под успокаивающие движения девичьей руки и спокойным взглядом студент проходит успешно и даже успевает немного расслабиться, потихоньку оседая на стульчик, благородно украденный у будки охранника в продуктовом, затягивая девушку за собой. веки вновь налились свинцом, а тело опять начало ломить от стресса, паники и страха. нужно скушать шоколадку, как в таких случаях говорили воспитатели в детском доме. -вер, не чувствую я себя в роли дезира,-всё же сказал рыжий, полностью облакотившись на спинку стула, миллиметр за миллиметром выпутываясь из молодых девичьих рук,-никогда не чувствовал. и никогда не буду. дубина только хмыкнула и театрально грохнулась на досчатый пол после тяжело вздыхая на слова своего благоверного приятеля, потянувшись к разбросанным вещам у чужой кровати, переворачивая тоненькую курточку. -рубинштейн хороший хореограф и верит в твои способности,-ладонь притянулась к разумовскому,-особенно в твои способности,-передавая самодельную перекошенную вразброс сигарету и доисторическую покоцанную зажигалку, еле как пашущую и миллипиздрическим количеством газа. сережа лишь принял вещицы сразу же зажигая самокрутку,-было бы странно не доверять его выбору. разумовский медленно и задумчиво кивнул, затягиваясь. -просто не понимаю, почему именно я стою на его роль, а не твой брат, к примеру,-начал свою истеричную тираду парень. он был бы рад сыграть кого-то из массовки. даже готов был за милую душу напялить женскую пачку с лифом и пойти отжигать по всему питеру, но не ключевых персонажей уж точно,-дима прекрасно бы подошел. -он отказался от партий в "спящей красавице" и пошел в "баядерку",-вспомнила вера, отнимая сигарету из тонких пальцев,-не забывай, что он сейчас перешел к другому руководителю. -и даже от этого не легче,-засмеялся в кулак сергей, вдыхая табачный запах, запечатанный на руках,-сходишь со мной завтра за краской? а то с рыжиной я вряд ли буду выступать. -да за милую душу, серёж. -и за шоколадкой? -откуда у тебя деньги, разумовский?***
сергей, который занимается с семи часов утра - злой сергей, а если лучший ученик по социальному вопросу, сделанному у директора в кабинете пару десятков лет назад, когда разумовского даже не планировали делать, будет злой - погода испортится. а рыжий живёт в питере, так что лучше посадить чёрта с покрасневшими от чёртовой мелкой динамики ногами на ящики в другом конце зала. пусть пока скульптор позанимается с чертами лиц других учеников. пока все работали над движениями в поте лица - рыжее существо нагло сидело на каких-то репетиционных ящиках и выкрадывало из женской сумки уж слишком аппетитные на момент шестого часа нахождения в душном зале сухарики за восемь рублей из автомата. даже на возгласы белокурого вихря по типу "ещё раз разумовский и я тебе хер оторву" серёга не обращал никакого внимания. хотя бы потому что вера уже три года обещает это сделать, но даже близко не пытается. но разумовский не был бы разумовским, если бы не признался, что был бы рад такой перспективе. пока многие ученики уходили из зала на минуты две или три за убийство своих ножных агрегатов - спасибо елене васильевне за лучшую фразу в жизни - на лестничной площадке, сергей мысленно крестили пальцы, чтобы дубина не подошла к нему и не тряхнула ногой ему по ебалу за очередную открытую пачку сухарей. но вера-то в любом случае подошла, спасибо, что без намерений насилия против рыжих. -барон гертенберг к вашим услугам, графиня дубина. девушка, тяжело вдыхая, удерживаясь за одни лишь перины ящиков, чтобы не упасть, грустно посмеялась, выворачиваясь у деревянной коробки, сев рядом с сокурсником, тут же копошась в суме в поисках присыпки. слишком сильно пуанты липнут к полу, а канифоль не помогает в этом от слова совсем. -если у вас нет денег на такси, то принесите даме воды из кулера,-вера, уставшая как чертила, кротко легла на ящик и немного задрожала от великих чувств скорой смерти ногам,-будьте добры. сергей, понимая, что если он не поможет подруге сейчас - та свалится в ближайшую канаву, или ещё хуже, навернётся на лестничной площадке, пока ничего непонимающий и неосознающий новый уборщик драит полы на втором этаже. а ещё, собрав свою волю в кулак, вера даст разумовскому такую затрещену, что он вылетит из окна в коммуне, обидется и наложит булавки в балетки. хуже только дьявол. а вера является им. -да за милую душу, барыня,-рыжий черт спрыгнул с ящика и уже было побежал к выходу из душного зала пока девушка не заметила количество пустых пачек и не погналась за ним. -не те века, разумовский! - крикнула вслед балерина. -небесно плевать, милая! - пытаясь не прерывать занятия в других классах ответил парень, избегая контакта не обращающего до недавней минуты на него внимания рубинштейна. хореограф косо глядел то на красную, покрытую пятнами, спину дубиной, то на сверкающие и удаляющиеся пятки сергея, спускающегося на нижние этажи. рыжий уже давно привык, что по академии можно без зазрения совести ходить как бомж: в гетрах, в дырявых спортивных штанах, смело использовавшихся как пижама и просто в убитой майке с курточкой поверх. и можно даже не обращать внимания на такую роскошь вокруг, которую можно ценить будучи человеком без гроша в кармане. разумовский был таким. - хоть и залы были однообразные, стены покрыты не самой лучшей штукатуркой, немного обдербарвшимся паркетом и прочей туфтой. это всё равно было лучше старых стен детского дома, пропитанного запахом от убойной пыли и грязи, дырок в стенах и ужасного проживания детей. разумовский на всю свою недолгую жизнь запомнил очень мало из детства: нежный и добрый голос родителей, особенно певчий голосочек матери, несколько прекрасных воспитателей с огромным сердцем, не пожалевших часть своего бюджета на репетиторов для маленького серёжи. а ещё тогдашний шестилетний рыжий пацанёнок отчётливо помнит, как в другой корпус поселили мальчика с огромными серьёзными глазами, словно шоколад, и беглым русским говором, но спустя полгода он куда-то пропал, говорили, что переселили в москву. сергей тогда расстроился, что не смог нарисовать того парня, но он с ним разговаривал. представляете? разговаривал! и не один раз! но сейчас, пролетая между этажами, синие, широко раскрытые, глаза зацепили знакомый хмурый и поджарый профиль на зеркальном покрытии, хлипко державшейся на лестничной пролёте. господи, прямо как и тех редчайших диснеевских мультиков про любовь. фу, сейчас стошнит. разумовский перестал что-то понимать, когда как заворажённый не вступил на какую-то ступеньку, облитую водой, и не прокатился куборем вниз, не так поставив ногу на дерево. голова тяжело приземлилась на пол, будь он неладен, а нога неприятно пульсировала тупой болью, что быстро сменилась на острую и удушающую с тем, как сергей пытался ей подвинуть. как там было? "приплыл ты, уёбок". испуганные карие глаза напротив тут же появились в лёгкой дымке из отяжелевшей бошки, потом появились две пары зелёных, серых и голубых, но сергей уже не мог соображать, положив тоненькую ручку на лоб, задыхаясь в собственных слезах. глаза закрылись в белой дымчатой пелене.***
разумовский лежал и матерится сквозь зубы, когда дубина, злая, как чертила, но всё же беспокоющаяся за друга, скребясь своими когтями о сердце, с придыханием не прочитала, как в местной закрытой группе в вк всех третьих курсов, куда скидывались все мемы не нашлось информации на разумовского. "серж, аки огненная жрица, пролетела по лестнице в светлое будущее. но как известно - мы живём в такой стране, как раша, здесь нет такого. россия для грустных! посему сей чудесный господин, кубарем прокатившись по ступеням, пересчитав все свои позвонки, сломал, давеча, свою ножку" девушка произнесла так, будто тот самый леонид каневский с его "а это уже другая история", и это, блять, вообще не спасало ситуацию. под постом писали, что шутка не смешная, что это жестоко, а вера это читала. читала с надеждой, что это поможет поднять настроение серёге, который, кажется, совсем поник на фоне последних событий. надежда в сердце возникла зря. сергей, рассматривая загипсованную ногу и неровные мазки за большом пальце, внезапно взглянул на девушку, буквально одним взглядом спрашивая, что сказал хореограф на буквальный выверт разумовского. -он отстранил тебя от занятий,-с какой-то долью жалости ответила дубина на два горящих синим огнём глаза,-сказал, что даст ещё и время на реабилитацию, если совсем всё плохо будет. -а оно будет. -оно будет,-кивнула зеленоглазая. и снова - крик сумасшедшего человека с примесью боли, злости и отчаяния, вырвался в никакущую подушку. серёга помнил, что такие в детском доме выдавали. внизу опять упала какая-то статуэтка и разбилась с тонким звоном. эх, игорь-игорь... разумовский заснул прямо так: с подушкой на лице - оставленную чисто из идеалогий удавиться ею -, уличных или же парадных брюках и с разорвавшейся от ступенек маечке. проснулся лишь от звука закрывающейся двери. прекрасно, умирать, так без свидетелей.***
ну что? пошло время увлекательных занятий сергея разумовского из детской группы "аленький цветочек" или же руководство "я сломал ногу, а теперь иду обратно в театр после полгода отсутствия". было крайне непривычно, что на тебя смотрят с сочувствием, когда ты натягиваешь на балетку два длиннющих пояса эластичного бинта у голени и лодышки. дак ещё и рядом становятся, чтобы приподдерживать, если стопа опять будет с непривычки выворачиться. вот же черти. парень встал у станков, оперевшись на рабочую пятку, игнорирую липкую канифоль притягивающую плотную ткань туфель к скользкому полу, вытягивая стопу в сторону. вроде, жить будет."максимально осторожно и будто летяще"
,-говорила врач ещё на третьей проверке сломанных костей. сергей старается, хотя осанка за одинокие шесть с половиной месяцев улетела куда-то в тартарары вместе с с верой, ушедшей не только в отрыв в главной роли "спящей красавицы", но и с новой комнатой в другой коммуналке. вера долго извинялась с этим инцидентом, а серёжа всё простил. понимает ведь. так же плавно поставив ногу на зальный, весь пыльный и грязный, пол, уже пытаясь сделать это, стоя на больной ещё ноге. получилось максимально херово: ногу схватил спазм в районе голени и мышцы начали грубеть. так нельзя в балете. разумовский напрягся и мёртвой хваткой всцепился в шатающийся со стороны в сторону станок, аккуратно опускаясь, пытаясь побыстрее помочь себе работающей ногой. парень чувствует чужой взгляд в затылок и хочется, наконец, подохнуть. ну да, упал, сломался, опозорился, ушел из группы на неопределённый срок, но вам-то, первокурскникам, это знать зачем? вот бы проволиться под землю, желательно в котёл к дьяволу сразу и без очереди. "рыжее чудо", как его многие называли в детском доме, нагнулось вниз, даже не кинув взгляд в зал через зеркало перед собой. не хотелось позориться, хотя у сергея на лице написана вся скорбь мира. эластичный бинт развязывается у пяты и позволяет снять обувь, полностью пропитанную поистине волшебными мазями соседки. когда балетка оказалась вконец отонщавших руках - разумовский со всей злостью кинул её на пол, наплевав в ту секунду на преподавателя, студентов и возможных лишних лиц. заходив кругами по залу как-то заметилось, что нет ни тонких девичьих ног в колготках и юбчёнкой поверх, ни грубого голоса этого хореографа, который в своё время сидел у всех в печёнках, ни даже обычного жизненного для танцора шума гулко стучащих подошв и шелеста ткани. рыжий в кои-то веки поднял глаза. -никого,-грустно раздалось эхо по залу, вызвав у парня далеко не радостный смешок. никто не смотрел на это ничтожество, ну и слава богу. иссиня-черная ткань туфельки блистала на начинающимся закате. в середине апреля всегда погода была переменчивой, даже сегодня: пока бежал до академии со скоростью трёхпалой черепахи - пальто промокло насквозь, а сейчас вот, уже закат. сергей смотрит и думает, как долго он стоял на здоровой ноге, если он занимается уже полтора часа? видимо долго. на тончайшие плечи с редкими веснушками легли женские руки - сергей словил дежавю - и совсем немного коснулись большими пальцами чужой шеи. -я уж думала ты не придёшь сегодня,-тяжело вздохнула дубина, вспоминая прошлую неделю, когда рыжий о балете даже думать не хотел. небо затянулось тучами, значит разумовский в лютой печали. взгляд зелёных глаз зоркнул мимолётом к полу и долго-долго смотрел на одну единственную балетку, растворяющуюся среди тёмного растелинного дерева. -давай сходим к яне,-сразу же поняла девушка, сильнее прижавшись к напряжённым лопаткам,-она даст тебе ещё мази. ты ведь совсем ещё слаб. в горле застревает "и физически, и морально", но вера отодвигает их куда подальше, чтобы не добить разумовского, который, судя по дрожавшей спине, начал поливать слёзы обиды на всё: на ту скользкую лестницу, канифоль, на того самого дебила с постом в группе, вообще на всё. дубина хочет обнять друга, посмотреть на его глаза, успокоить. и вот было, сделала шаг, а там - ничего. нет слёз, и будто бы и не будет никогда. -пойдём,-взяв за локоть парня, девушка повела его к двери, быстро, продуманно, взяв обудку с деревянного пола. чёрт, забыла! оставив рыжего прямо на пороге из зала, державшего пуанту и дрожащего, как осиновый лист, блондинка тут же подбежала к станку и взяла сумку разумовского за ремешок, потянув на себя и тут же развернувшись к другу, побежав обратно. надо проводить разумовского до гримёрки.***
каким образом сергей оказался на диване в гримёрке - никто не знал, особенно этого не знал уборщик, решивший, что поубираться в ночную смену хорошая идея. не очень-то приятно в половину третьего быть разбуженным со словами "ты живой, чел?", дак ещё и с болящей икрой. полчаса ковыряния в темноте в поисках второго конца эдастичного, что б чёрт его побрал, бинта не прошли даром: разумовский наебнулся из-за задёрнутых штор на кресло у окна и упал всей своей не малой для танцора тушки на бедную, вскрикнувшую от испуга, веру. девушка, тут же в спешке потянувшаяся к перекосившимся очкам на переносице, пока разумовский впервые за долгое время искрене смеялся во весь голос, сворачиваясь вдвое на полу, игнорируя тупую боль. -придурок! - крикнула она, бросив в темноту наугад ту самую балетку, что по следующей "ай, бля" попала куда надо,-какой же ты тяжёлый, чем ты питался?! -я, между прочим,-уже заткаился серёга,-ниже и легче тебя, так что не пизди,-живот жутко крутило и выворачивало, но рыжий наконец-то успокоился и уже гладил повреждённую в не равном бою с балеткой спину,-как мы вообще здесь заснули? дубина, тяжело вздохнув, так и не оправившись от испуга, встала с кресла и тут же опустилась на пол рядом с другом, жамкая своё серое пальто. опять и рыжего дежавю. -ты хотел перевязать ногу в области голени и щиколотки, а потом пойти домой,-начала она, сняв очки и начав их тихонечко тереть об ткань юбки,-но как только ты забился в угол на диване - сразу же отрубился, прямо так, с концами бинта в руках. -а ты? -а я села в кресло и ждала пока ты проснёшься,-хихикнула тихо,-да и сама же заснула. они болтали бы дальше о всяком-всяком, как раньше, в коммуне, если б не уборщик, который наконец-таки включил в гримерке свет, не поторопил их. ишь ты! будут ещё здесь сидеть и шептаться, будто у них дома нет! а его и в самом деле нет, у них разумовским один дом на двоих - дружба. возможно бы сергей не пристроился бы в коллективе, который когда-то заправлял сам виктор томашек, если бы не выделяющиеся своим голосом брат с сестрой, а может и вовсе бы вылетел на середине первого курса за пристрастие разговаривать с абраменко на занятиях. но сейчас всё по другому. девушка помогла нормально закутать ногу в бинт, хорошенько так перед завязкой промазав мазью, взятую у яны алексеевны, ногу. "что б не болело" - говорила вера, а рыжий лыбился во все тридцать два зуба. спасибо, дед максим, ребятишки поняли, что из академии их выгоняют, не стоит об этом напоминать и тем более давать веником по вериным ляшкам со словами "кто на что учился". на удивление сергея, апрель в петербурге радует теплотой по ночам, не раздувая ветер по всему городу, снося людей с ног, подгоняя маленькими тучками песок, и большими волнами невы по набережной, где сейчас начал свою деятельность новый независимый театр. сумки болтались на плечах, постоянно тянувшиеся к земле и норовящиеся упасть прямиком в грибоедовский канал. разговоры занимали разумовского надолго, что он даже не вспоминал про ситуацию в зале и про болящую икру. -вениаминыч заикнулся про то, что ты сможешь вновь вернуться к "спящей красавице",-будто невзначай проговорила дубина, проходя по улице декабистов мимо сада при дворце юсуповых,-но поставит тебя на фоновую роль. -ну и слава богу,-громко прошептал серёжа, после имени хореографа,-да хоть столб играть буду по его желанию - соглашусь. лишь бы не дезира. девушка посмеялась на слова друга, покружившись по тротуару. -поверь мне, полностью восстановишься через пару-тройку лет,-не прекращая смеяться, говорила она, нападая с щекоткой,-сразу же встанешь на его роль! -нееет!***
сергей штудировал себя на протяжении двух месяцев без единого перерыва и при этом мазал по пять-шесть раз на дню разными термоядердными мазями, какой-то тупой надеждой веря, что нога окрепнет и его вернут в группу к однокурсникам и к вере, да побыстрее. ну что ж, надежда была не настолько уж и тупой. рубинштейн после смелого разумовского "я готов" думал дня три и смотрел изредка на занятый рыжим станок, где тот занимался очень яростно и не оставляя себя без работы. под конец недели - всё же надумал и сказал, чтобы пока танцевал голубую птицу. и на том спасибо, как говорится. сергей вновь оставался допоздна и выворачивал из себя душу, перевернув её полностью наизнанку, вкладывал своё сердцевина самые проникновенные сцены, хоть и ничтожно маленькие, но делал свою работу настолько качественно, что в академию вновь вернулся игорь, мол, надо доделывать бюсты лучших учеников курса рубинштейна. и гром был полностью прав в своих словах. о, и дима от другого хореографа ушёл! и дезира играет? счастье какое! бюст не получился, но маленькая статуэтка из остатков глины - да пожалуйста. даже лучше передаёт будущего "восходящего актёра русского балета"-как пророчила одна из телеведущих, когда та приехала для репортажа вагановой в петербурге. хотя вероятнее всего она просто решила, что нужно показать скульптора во всей красе. всё это время разумовского терзал вопрос - а где, собственно, тот мужчина с лестницы, оттирающий зеркало? неужели уволился после того, как сергей удачненько навернулся? хрен его знает, если честно. остатки апреля, весь май и весь июнь рыжий проводил в зале, а на начало августа уже поставили продажи билетов на балет в юсуповский дворце, на который тот так засматривался, когда они гуляли с верой ночью. за той красной тканью, с золотой вязью, было подно народа и тут же, закулисье во всю пестрило своими нарядами и янтарный блеском канифоли. кто-то себе пуанту крепче перевязывал, кто-то - вовсе под пятку ленты заправлял, а сергей мазал-мазал-мазал носок в присыпке, чтобы легко от пола отталкиваться. и вот: долгожданный и при том очень волнующий выход. сергей ещё на сцене вёл счёт на последней минуте про себя, закрывши глаза, отдаваясь лишь заученному, запечатанному в тонких и плавных движениях, танцу. раз-два, ноги вместе, руку лёгкую выкинуть кверху, слушая ритм музыки и чувствуя дирижёра. ждать, надо ждать. терпение, серёж, терпение. "соль" на клавтше пианино. готовьсь! три-четыре, встать на носки, вторую ладонь - на талию. открыть глаза, и смотреть в зал глубоко, на хореографа. и ждать. терпеть до последнего. даже с тупой болью в ноге. вторая "соль". ещё чуть-чуть... пять-шесть, другая птица так же делает, смотря на разумовского, одним лишь взглядом кивая ему. и вместе: два шага ближе к краю. и - взлёт! старт! и ближе к вере, будто птицою тихонечко подлетев, сделав новый пируэт, твёрдо поставив ногу и тонкую ладонь подав, сразу к краю сцены подойдя, за сцену тут же убежав, чувствуя взгляд счастливый в спину. оказалось, все остались довольны результатом долгих ночей подготовки. но сейчас синие глаза смотрели аккурат в добрый, нежный и поддерживающий взгляд напротив. сквозь года, через недолгое общение и светящиеся улыбки друг на друга. не было той бальзаковской старости на плечах, тянущих груз на себе миллионы лет. нет тяжёлых оков печали и натянутой радости для одного человека. нет душераздирающих воспоминаний. есть только одна душа, роднее будто нет которой, и она сидит рядом, обмазывает, огрубевшими от постоянных работ, мазь, сделанную на травах. серёжа запомнит этот вечер: запомнит первое большое выступление - даже через травму - с овациями юсуповского зала и похвалой хореографа, запомнит первые "прости меня, кукушка" и "ты как здесь оказался, волчонок?", запомнит долгие объятия и рассказы, как олег собственноручно поднял рыжего с пола и потащил на кушетку, запомнит, как горько было старому другу из детдома подходить к серёже с прощением. запомнит, в конце концов, поцелуй в висок, когда студенту хотелось расплакаться. запомнит, как последующие дни, недели, месяца специально оставался на постоянной работе во дворце, чтобы видеть, как измученные без сна шоколадные глаза опускались на грязнучий после выступлений, спектаклей и выставок пол. -почему ты всё ещё занимаешься? половина одиннадцатого уже. -тебя видеть хочу,-и вскакивает со сцены, взяв из чужих загорелых рук швабру,-давай помогу? тогда волков согласился, кивая уставше. а потом, через несколько недель, сам с одной лишь коробкой вещей к разумовскому явился, сразу же две кровати в одну соединив и целуя счастливо своего бешеного, сказав, что больше не уедет без него никуда. даже сейчас, когда дубина навестила своего друга в их жилище, будто изменившимся з ато время, что её не было, кружилась около стульчике, где сидел разумовский с ножницами и параллельно готовя темнущую краску. на вопрос "ладно, соглашусь, волосы тебе мешают, ну а краска для чего?" было хитрое разумовское "тебе лучше не знать", ну и ладно, сам догадается, когда на последнюю смену в роли уборщика будет идти, опять же, уставший, как чёрт знает кто. ржаво-коричневая вода ни то от краски, ни то от дерьмового стока, стекала в старую коммунальную ванну, утекая куда-то далеко, прямиком в слив. разумовский глядел на остриженные тупыми ножницами темно-бурые пряди и пытался удержаться от излишних неосторожных слов. ведь ему в родных крепких объятьях тепло. -дай удагаю?,-разумский, закутанный в полотенце и вжавшийся в друга, кивнул, смотря через чужое плечо на счастливую за друга веру,-всё-таки играешь дезира? девушка хихикнула. -вера! я так и знал, что ты ему расскажешь! -прости, серёж, но правила есть правила!,-и убежала вглубь коммуны. теперь сергей счастлив. по по-настоящему счастлив.