Тот, кто заполняет пустоту

Замок Рейвенвотч едва мог сравниться по размерам и роскоши убранства с большинством графских и баронских имений, в которых Астору довелось побывать, хоть и не уступал им во внушительности, во многом благодаря громадине Скалы Рока, у подножья которой стоял. Тем не менее, в определённые моменты одиночество здесь ощущалось довольно сильно, как бывало в строениях, где площадь явно превосходила численность населения. Обычно в замке обитали четверо слуг и пятеро — уже шестеро — вампиров. Трое сейчас отсутствовали. Многие комнаты пустовали, а когда все немногочисленные жители были заняты чем-то, то замок стоял будто бы нежилой. Появлялось чувство, что его забросили совсем-совсем недавно, и от этого становилось жутковато. К счастью, долго Астору скучать не пришлось. С Дженеви он столкнулся ещё до того, как спустился на первый этаж, и её компании обрадовался: не хотелось бродить по замку одному, безделье угнетало, а вот скрасить время беседой и приятно, и даже полезно. Из всех Рейвенвотчей только с Дженеви Астор почти не общался лично, и потому ухватился за возможность узнать её получше. Пока Гвендис знакомила Верандиса с делами дома, они вместе осмотрели зал трофеев, затем прошлись по замку, обсуждая последние новости: Дженеви следила за тем, что происходило в Хай-Роке и особенно в кругах знати, гораздо внимательнее Астора, да и знала куда больше. Всего-то семь лет назад она сама была частью высшего общества. Дженеви, дочь дома Тамрит, младшая сестра королевы Ривенспайра, была воспитана в сдержанной строгости религиозной матери, однако больше взяла от деятельного, прагматичного отца: весёлость и лёгкость, широкий кругозор, светлый ум, открытый для чего-то нового… по крайней мере, о ней так говорили другие. Среди знати Ривенспайра, рядом с религиозными Тамритами, жёсткими Дореллами и мрачными Монтклерами она была настоящим лучиком света: яркой, блестящей… Вампиризм необратимо изменил её жизнь. Это сделал с ней Ризал-Джул, всё тот же безумный ящер, разрушивший Крестшейд; это стало его последним злодеянием, но, увы, непоправимым. Так уж случилось, что именно Астор первым нашёл Дженеви после обращения. И сохранил ей жизнь, убедив графиню Тамрит не казнить собственную сестру, но позволить ей присоединиться к Рейвенвотчам. Он не рассматривал возможность поступить иначе. Не после знакомства с Верандисом. В тот момент Дженеви была попросту уничтожена: её семья больше прочих божеств чтила именно Аркея; её сестра, Эсельд, в лицо сказала ей, что отныне считает её мёртвой. Конечно, она всё ещё могла наблюдать за домом Тамрит, за восхождением сестры на престол, за жизнью знакомых и родных, но обратную дорогу к ним не отыщет и самый опытный следопыт… Астор знал, как больно стоять в шаге от всего, что раньше было близко и знакомо. В одном маленьком шаге, и всё же — в стороне. Дженеви задумалась, пристально глядя на серые, безжизненные скалы, и замолчала на время. Потом встрепенулась. — Прости мою рассеянность. Я сейчас, наверное, не лучший собеседник, — она покачала головой, и небольшая прядка русых волос, собранных на затылке, змейкой скользнула на лицо. — Гвендис говорила, вы с сестрой вновь начали общаться. — Да, — Дженеви слегка улыбнулась. — Эсельд сама мне написала… впервые за семь лет. Сказала, что не хотела бы терять меня и жалеет, что осознание этого заняло у неё столько времени. Очень мило с её стороны. Несмотря на явный сарказм в последней фразе, Дженеви выглядела довольной. Очень повезло, что её приняли Рейвенвотчи: большинство молодых вампиров вынуждены влачить жалкое и печальное существование в одиночестве. А некоторые и этой возможности лишены… зачастую по чужой милости. Довольная и живая, несмотря на статус нежити, Дженеви напомнила ему другую девушку. Астор время от времени вспоминал о ней, когда имел дело с Рейвенвотчами. За восемь лет лицо почти стёрлось из памяти, но имя запомнилось — и осталось надолго. Едва прибыв в Ривенспайр, он попал в самое пекло: вдоль дороги от Старых врат до Шорнхельма тянулись фермы, кормившие всё королевство, и именно их решил атаковать тогда Монтклер. Паникующие мирные жители, десятки раненых, сгоревшие дома, трупы повсюду… это Эжен уже видел. А вот кровавые монстры и полчища вампиров оказались в новинку: первые были такими же безмозглыми, как поднятые трупы, однако атаковали неожиданно и с нечеловеческой силой и скоростью; вторые были более… разумны, но по их манере двигаться создавалось впечатление, что ими кто-то управляет. Неудивительно, что солдаты Шорнхельма не смогли в полной мере сдержать их натиск. Вампиры не задавили их количеством и силой лишь потому, что, по видимому, были обращены совсем недавно и не успели привыкнуть к своим способностям. Хотя его задание было предельно ясным — как можно быстрее добраться до Шорнхельма и предстать перед его правителями, — Эжену пришлось задержаться: от Старых врат и южных ферм вампиров удалось отбросить, но севернее продолжались бои. Эжен предложил посильную помощь тем, кто остался в тылу. С ранеными он ничего поделать не мог — не вспомнил ещё, как затворять кровь, — но мог многое другое. Так он скооперировался с Элоиз Менуа, целительницей, что взялась помогать выжившим фермерам — в частности, семье Ино. Они обосновались в уцелевшей башне: оборонять её намного легче, чем фермерский дом, проще и надёжнее забаррикадировать изнутри, а припасы не испортятся на земле и не станут пищей злокрысам. Семье Ино повезло, большинство получили лишь лёгкие ранения, с которыми Элоиз без труда справилась, а кое-кто даже хотел мстить за причинённый вампирами ущерб и горе. Всё указывало на то, что эти тяжёлые времена они переживут… Эжен лишь ненадолго отлучился, чтобы найти оружие для тех, кто был способен его держать, а когда вернулся, обнаружил пустую башню, труп отца семейства… и ничего не понимающую Элоиз. Всё выглядело престранно: судя по ранам, фермера убил один из вампиров, но как он попал в надёжно запертую башню? Почему Ино открыли ему дверь? И он куда делся?.. Отыскав разбежавшихся членов семейства, Эжен нашёл и ответ на вопрос: Элоиз случайно заразилась вампиризмом от напавшего на неё кровавого монстра и даже не знала об этом. Моменты, когда голод брал верх, ускользали из её памяти: она не помнила ни нападение на отца семьи Ино, ни другие подобные случаи, если они были. Элоиз, конечно, испугалась правды и сбежала в сторону заброшенных опустевших домов. Она действительно бежала, не слишком-то заботясь о том, чтобы замести следы, и Эжен, конечно, без труда нашёл её… несчастную, растерянную и раздавленную случившимся. По дороге она растеряла почти все свои вещи: осталась лишь небольшая поясная сумка с несколькими флаконами. Защититься или оправдаться Элоиз не пыталась — она действительно убила фермера и действительно заразилась вампиризмом. Случайно, как и в большинстве случаев… мало кто добровольно становился вампиром. Её было жаль: молодая девушка, умная, красивая, и всё закончилось… так. Скверно и грустно. Эжен к ней немного привязался, но отпускать новообращённого кровососа, когда совсем рядом так много раненых, что запах крови слышно даже не-вампиру, полное безумие. Она ведь всё равно стала бы монстром, ведомым одной только жаждой — одичавших вампиров тысячи, а даже если они и сохраняют разум, то становятся жестокими, буйными. Заложенная Балом тяга к насилию… пересиливает всё другое. Эжен не убил её, нет. Элоиз выпила приготовленный яд сама, а он не стал её отговаривать. Другого безопасного выхода он не видел. Тогда он не знал о Рейвенвотчах. Все вампиры, встреченные им до того, не проявляли ни капли здравого смысла — они не были способны контролировать себя; даже если когда-то они были людьми, они стали хищниками… весьма безмозглыми, но всё равно опасными для большинства смертных. Он зачистил несколько вампирских "гнёзд" в болотах Гленумбры и знал, на что способен голодный вампир — или вампир, упивающийся своим видимым превосходством. Оставлять хищника шататься совсем рядом с людскими домами и полевым лагерем шорнхельских солдат, ослабленных боем, казалось попросту безумным решением. Тем более, Элоиз многие там знали, потому она могла легко приблизиться к смертным, не вызывая опасений до самого последнего момента. Тем более, она уже сорвалась. И вряд ли смогла бы побороть жажду в одиночку… Жаль. Знай тогда Астор о Рейвенвотчах, поступил бы иначе: Валерик из Волкихара и Юшиха тому живые — относительно живые — доказательства. Неспешный обход замка подошёл к концу. У Дженеви были и свои дела, а Астор мог и сам себя чем-нибудь занять, например, подумать о том, как лучше скомпоновать рассказ о сошествии Созвездий-Хранителей на Нирн — случившееся в Краглорне Верандиса заинтересовало больше всего, потому и начать "просвещение" Астор планировал именно с этого. Вчера он говорил лишь в общих чертах, очистив от подробностей — сочных, но не особо важных для понимания картины в целом. Теперь же планировал… восполнить пробелы в Верандисовых знаниях настолько, насколько это возможно. События последних лет можно было с успехом "размазать" на пару веков, и никто бы не заскучал. Когда Верандис закончил обсуждать дела дома с Гвендис, все вновь собрались в обеденном зале, и чувство запустения отступило. На этот раз кровью делилась Эстель. Как Астор понял, установлен относительно постоянный порядок, кто из слуг и когда это делал, чтобы избежать чрезмерного истощения. Пил только Верандис — он нуждался в крови. Остальные составляли ему компанию; Рейвенвотчи обычно ели только утром. Разговор вновь зашёл о Феннориане и Адусе. Конечно, Верандиса интересовало, как они жили и что делали в его отсутствие, как изменились. Астор, по большей части, молчал — да ему и нечего было сказать. Гвендис же с удовольствием вела разговор. Она сидела напротив и болтала ногой под столом, иногда взмахивала руками, громко и эмоционально рассказывая то, что считала интересным и важным. Верандис же говорил тихо и улыбался с отеческой гордостью, словно они и правда были близкими родственниками. Адусе Верандис приходился скорее наставником, а вот Феннориану — действительно в какой-то мере заменил отца. Нетипичная для вампирских кланов ситуация: если судить по Валерику, то вампиризм, наоборот, разрушал даже кровные узы… — А что насчёт твоих родных, Астор? — Верандис, заметив, что Астор не принимал участия в разговоре и немного заскучал, решил втянуть его в беседу. — Да, кстати, ты никогда не рассказывал о них, — Гвендис повернулась к нему, подперев щеку раскрытой ладонью. Дженеви тоже заинтересовалась, хоть и ничего не сказала. Холодок покрыл рёбра с внутренней стороны тонкой коркой льда, колючего, крошащегося от каждого вздоха, и Астор пожалел, что отказался от какого-либо напитка: если бы руки были заняты бокалом или чашкой, их дрожь была бы не так заметна. Дрянная тема для разговора за столом, на самом деле. — Мой дядя Нимен — один из торговых лордов Рихада, — ответит Астор и замолчал, стараясь придумать, как сменить тему так, чтобы это выглядело естественно. Обычно дальше никто не спрашивал: этой информации было достаточно, чтобы собеседник в общих чертах понял, что Астор из себя представляет… но Рейвенвотчи не для этого спрашивали. — Ну а родители, братья там, сёстры? — решила допытаться Гвендис. Дженеви посмотрела на неё с укоризной. Постаравшись сохранить невозмутимое выражение лица, Астор, тем не менее, не сдержал быстрой, нервной улыбки. — Есть Хандан, мой двоюродный брат. Это он… можно сказать, нашёл меня. Что до родителей и братьев, то они умерли раньше, чем я вернулся домой. — Извини, — Гвендис тихо кашлянула и села ровно, сложив руки на коленях. Астор поймал все три сочувственных взгляда. Упоминать о семейной трагедии он не любил: тут же сыпались соболезнования и неловкие извинения за затронутую тему, а затем окружение погружалось в неловкое молчание, словно кто-то наложил безмолвие на всю комнату. Приходилось спешно исправлять ситуацию и менять тему на более жизнерадостную. Но, вопреки сложившейся привычке, Астор решил пояснить, угадывая неозвученный вопрос: — Конкуренция среди торговых лордов безжалостна. Бретонская семья с таким высоким положением в Рихаде — не слишком приятное зрелище для редгардов, особенно Венценосных. К тому же, с отцом было очень сложно договариваться по целому ряду вопросов. Дядя в этом плане мягче. Но лучше обсудим вот что, — он слегка улыбнулся, пряча холод в голосе и взгляде. — Скажи, Верандис, ты планируешь заявлять о своём… возвращении? Верандис вздохнул. Опущенные уголки губ, морщинка на лбу между тонких бровей, чуть прищуренные грустные глаза — похоже, такой… рассказ о семье его действительно опечалил. Он ответил, обдумывая каждую фразу: — Не в ближайшее время. Моя… наша первоочередная задача: понять, что планируют экзархи Серой Рати, и остановить их. Это требует некоторой… секретности. А если в Хай Роке станет известно о том, что я жив, мне придётся иметь дело с множеством людей и меров, желающих меня увидеть, и как-то объяснять... чудесное воскрешение. — Об этом не беспокойся: после того, как Астор вытащил короля Эмерика с Дальних Берегов, твоё воскрешение воспримут спокойно. В Хай-Роке уже все привыкли к… странным историям, — Гвендис ухмыльнулась, давая понять, что шутит. Астор только покачал головой. — Даже если и так, выход в свет отложу до лучших времён. На это нет ни времени, ни сил, — Верандис прищурился, будто что-то оценивая. Он не выглядел удивлённым новостью об Эмерике, побывавшем на Дальних Берегах, хотя Астор этого ещё не упоминал, — ни, если честно, желания. Кому нужно знать, я сообщу позже. — Разумно. Внимание только повредит, — кивнул Астор. — Тем более, с тобой мы можем застать Раду аль-Сарана врасплох. Насколько я поняла, он собирался сам тебя вернуть, но мы его опередили, — Гвендис довольно ухмыльнулась. — Вот он удивится! Верандис, задумавшись, повертел в руке наполовину опустевший кубок и поджал губы так, что они превратились в тонкую бледную нить. — Моего реликвария у него нет и быть не может, как и моего праха. Каким образом Рада собирался это сделать? Астор переглянулся с Гвендис: быстро, на долю мгновения встретился с ней взглядом. Теоретически, Рада был способен на это — всё благодаря нетипичной для вампиров крепости уз среди Рейвенвотчей: в каждого из своих протеже Верандис вложил часть себя, одарив их особенностями своей кровной линии, хоть и не обращал их сам. Если бы от них удалось эту часть отделить, можно было бы говорить о наличии подходящего реликвария. Это Астор узнал из журналов леди Эссении, и далось это ему с трудом. Записи были очень размытыми… во всех смыслах: помимо того, что формулировки не отличались однозначностью, на страницы попало очень много крови — они с Гвендис застали леди непосредственно за работой, когда она ставила опыты на Адусе. — Это только предположение, вывод из исследований хозяйки крепости Греймур. Мало что удалось разобрать — у нас не было времени на детальное изучение, а большую часть и вовсе пришлось уничтожить, — проговорил Астор. Врать Верандису было неприятно, но “прекрасные” новости о том, что случилось с Адусой и Феннорианом, могли подождать. Он ведь только вчера из мёртвых восстал, незачем ещё больше шокировать. Медленно кивнув, Верандис допил кровь, отставил опустевший кубок и окинул взглядом обеденный зал. — Спасибо, Эстель, — служанка с уже перебинтованным запястьем забрала посуду. На чистых повязках выступило небольшое пятнышко крови. Верандис задумчиво провёл пальцем по подбородку, затем взгляд его потеплел. — Астор, раз уж есть свободное время, предлагаю провести его с пользой. Вчера и сегодня вы с Гвендис уже многое рассказали мне из того, что я пропустил, однако хотелось бы услышать подробности. Как я понимаю, во многих значимых событиях ты принимал непосредственное участие? — Расскажу всё, что могу. Астор улыбнулся краем губ. Его радовало, что Верандис выбирал провести время с ним, и скрывать это он не собирался. Конечно, у Верандиса был и практический интерес, потому что только Астор мог поделиться малоизвестными или вовсе неизвестными деталями, но… ему хотелось верить, что, если бы дело было лишь ценной информации, граф вёл бы себя по-другому, не так тепло. — Можно и я послушаю? — Гвендис в очередной раз хрустнула пальцами. — Когда закончу с тем, что ты нам с Дженеви поручил? — Полагаю, да, — ответил Верандис, и Астор согласно кивнул. Не зря же он готовился, верно? — Удобнее всего нам будет в малой гостиной на втором этаже, приходи туда. К слову, Астор, хочешь чаю? Про себя Астор отметил, что Верандис минимум трижды назвал его имя за один разговор, хотя в этом не было необходимости. Может, понравилось, как звучит?.. От чая он хотел отказаться, но Верандис продолжил: — У нашей экономки большой запас хорошего чая. Отказываться было уже невежливо. Заняли они как раз ту малую гостиную, в которую Астор открыл портал из Серого Убежища. При свете дня комната казалась намного уютнее: мягкие кресла, небольшой деревянный стол. На полке над очагом стояли бронзовые фигурки, на этот раз Астор рассмотрел их лучше: король, две волшебницы, хранитель леса, воин, жрица и… кажется, крестьянин с собакой. — Забавную компанию ты здесь собрал, — Астор указал на них кивком головы, и Верандис усмехнулся. — Подарок старого короля Шорнхельма, отца Рансера. Слуги успели растопить камин, Эстель принесла серебряный поднос с небольшим изящным заварником и одной чашкой. Астор расположился в левом кресле, Верандис выбрал правое, поближе к огню и теплу. Несколько мгновений он пристально смотрел на горящие поленья, затем качнул головой. — Гвендис кое-что рассказала о тебе. Говорит, короли всех трёх народов, подписавших Ковенант — твои должники. А ты об этом и не обмолвился. — Не пришлось к слову. К тому же, не хотел хвастаться… раньше времени, скажем так. Но истории действительно интересные. — Не представляю, как история о путешествии на Дальние берега может быть неинтересной, — с иронией заметил Верандис. — Прошу, начни именно с этого. Конечно же, Астор с радостью выполнил его просьбу. Рассказ о попытке Септимы Тарн захватить Бангкорай, в ходе которого она открыла портал на Дальние Берега и осквернила посмертное убежище редгардских героев, вышел весьма содержательным — на то, чтобы справиться с беспорядками в Эверморе, отбить гарнизон Бангкорай, освободить Заставу Халлина, покончить с имперцами в Залах Героев и вернуть короля Эмерика к жизни, понадобилось почти три месяца… умолчал Астор лишь о Хранителе Залов, потому как тот просил никогда не упоминать его ни в письменном, ни в устном виде. Предшествовавшее этому некромантское восстание в Алик'ре заняло гораздо меньше времени… заняло бы ещё меньше, если бы редгарды соизволили сражаться с ожившими мертвецами самостоятельно. Запрет на какое-либо осквернение мёртвых тел — оказывается, сражение с трупами тоже считалось осквернением — едва не погубил Сентинель и всё побережье. Некроманты Иссохшей длани нашли отличный источник доступных для подчинения трупов: все тела, захороненные в пустыне Алик'р, защищены оберегами ансеев, однако те, кто нашёл свою смерть в море, благословения лишены. Полчища мертвецов поднимались с морского дна и не встречали никакого сопротивления… пока Астор не нашёл способ остановить ритуал. К тому же, он спас и единственного сына короля Фахара’джада, Азу, за что удостоился воистину королевских почестей. Верандис внимательно слушал, иногда спрашивая и уточняя некоторые мелочи. На его бледном лице часто мелькало удивление, но ни разу Астор не заметил недоверия. Это… радовало. Большинство, услышав даже малую часть его приключений, считали, что он сильно преувеличивал. На деле же — чаще преуменьшал. Ещё чаще Астор не делился вовсе: кроме семьи и близких друзей, о том, чем он занимался, знали лишь несколько человек. Теперь знал и Верандис. — Что до Орсиниума и орочьего короля, то история эта настолько… неоднозначна, что её пытались засекретить. Но туда было замешано слишком много посторонних, — Астор поморщился, вспомнив писклявую босмерку, всюду совавшую свой маленький любопытный нос. — Как ты знаешь, Орсиниум начал строить Курог вместе со своей амбициозной матушкой. Он смог заручиться поддержкой части ротгарских вождей и назвал себя королём Ротгара, но некоторые, включая вождя крепости Фарун, Базрага, были недовольны его самокоронацией. Поэтому Курог решил собрать их вместе и убить, устранив всех возможных соперников… вернее, его матушка так решила. Но самое интересное вовсе не этот очаровательный заговор. В новом Орсиниуме орки начали поклоняться Тринимаку, за короткое образовался даже культ радикально настроенных почитателей. Естественно, это не понравилось поклонникам Малаката, таким же радикально настроенным, потому начались беспорядки. Культисты настроились на полноценную войну — и у них, как ни странно, нашлись огромные средства на вооружение и обеспечение солдат. Угадай, кто спонсировал оба культа? Верандис повёл бровью. — Король Курог… Но зачем? — Матушка короля Курога, — уточнил Астор, ухмыльнувшись. Вспомнил, как орочий король в бою до последнего держался за мамину юбку… крайне отвратное зрелище. — Об этом можно только догадываться. Скорее всего, после обретения почти абсолютной власти она планировала прекратить финансирование и призвать культистов к порядку, создав впечатление, что король быстро и успешно расправился с угрозой. Неплохой план, но она совершила огромную ошибку — недооценила меня. Нападение на посла дружественного королевства после всего, что я для этого орочьего кодла сделал, не делает ей чести. Пришлось импровизировать… Эмерик послал меня туда разобраться с беспорядками в регионе, и, раз уж оказалось, что источник беспорядка — правитель Орсиниума, я убил его и выбрал нового. Более смирного. К тому моменту я заручился поддержкой большинства вождей орочьих крепостей, даже тех, что не жаловали чужаков, и посадил на трон подходящего кандидата путём голосования — естественно, все голоса были за Базрага. Больше Эмерик мне дипломатических миссий не доверял. — Естественно. Поддержка местных вождей, устранение законного правителя, избрание кандидата, выгодного тебе... достаточно тревожный рисунок. На это Астор громко и коротко рассмеялся. — Что ещё более интересно, этот инцидент не помешал Фахара’джаду обратиться ко мне с просьбой урегулировать обстановку в Краглорне. Это, видишь ли, основной маршрут, по которому армии Ковенанта маршируют в Сиродиил и обратно. История “звездопада” в Краглорне была общеизвестна — до сих пор, спустя шесть лет, туда стекались учёные, исследователи и авантюристы, изучавшие магические аномалии и, особенно, Магический Шрам. А вот удивительные детали знали лишь члены ордена Звездочётов и несколько Неустрашимых. Среди тех самых нерассказанных деталей был и путешественник во времени, и огромная армия йокуданских воинов из праха и песка, и фанатики, готовые разрушить мир, чтобы установить свою видимость порядка… и Небожители, природу которых до конца не изучили даже Первомаги. — То есть, сошедшие на Нирн созвездия-хранители действительно были… небесными созданиями? — Понимаю твоё сомнение. Сам сначала думал, что Небожители — это группа очень могущественных колдунов с непомерными амбициями и фантазией. Но после Цитадели Хель-Ра и Этерианского архива увидел, что это как минимум не смертные и точно не даэдра, — Астор отчётливо хмыкнул. — Насколько я могу понять, они — материализовавшиеся представления смертных о созвездиях. Змей — прожорливый злодей, разрушитель мира. Воин — храбрый защитник, предводитель, но слишком прямолинейный, потому попался в ловушку Змея. Маг — мудрая и могущественная колдунья, решившая разделиться на несколько частей, чтобы сбежать от него, и едва не потерявшая себя. И Вор — хитрая, изворотливая обманщица, что укрылась от Змея под личиной смертной и ударила исподтишка. — И каким образом Чешуйчатому двору удалось призвать столь могущественных сущностей? — Немного древней недийской магии, очень много нирнкрукса, волевое усилие нескольких сотен культистов, умноженное на разрушительную силу Змея — и созвездия падают на Нирн. Маг даже посох потеряла, и до сих пор не забрала. Детальных записей или схем ритуалов я так и не обнаружил, а змеепоклонники оказались не слишком разговорчивыми, к добру или к худу… зато Железные орки достаточно быстро выдали всё, что знали про нирнкрукс, — Астор не стал уточнять,что сдались они только после трехчасовой бойни, устроенной им в Долине Шрамов. Другие доводы они, на свою беду, игнорировали. Что взять с орков? — Интересно, — Верандис откинулся на спинку кресла. Он собрал длинные волосы, стянув их на затылке и открыв свою чу́дную изящную шею, расчерченную голубоватыми линиями артерий. — Куда делся культ после? — После смерти регента Кассипии и заключения Змея в его апекс-камень, большая часть попросту разбежалась. В Краглорне, со всей этой мешаниной событий, очень легко затеряться и бежать на все четыре стороны. Самые фанатичные заняли руины Скайрича, но вскоре их уничтожили объединённые силы Гильдии бойцов и Неустрашимых, — закончив говорить, Астор потянулся к чашке. Верандис не ошибся: чай и правда оказался вкусным. Конечно, он не сравнится ни ароматом, ни бодрящими свойствами с рихадским имбирным кофе, который Астор предпочитал больше других напитков, но лёгкий горьковатый вкус трав тоже был… неплох. В хорошей компании всё кажется немного лучше, чем есть на самом деле. Позднее к ним присоединилась Гвендис. Она, устроившись на полу, выглядела непривычно расслабленной, довольной жизнью и помолодевшей. На вид ей нельзя дать больше двадцати, но жёсткое выражение глаз и лица прибавляло возраста. Теперь, в тёплом свете камина, этот эффект пропал. Верандис же, почти неподвижный, мраморно-бледный, выглядел, как древнее каменное изваяние. Он задумался о чём-то малоприятном, потому и был так тих… и Астор, конечно же, постарался вновь привлечь его внимание. Наготове у него были истории из категории “настолько абсурдно, что лучше представить это байкой”: вечеринка некроманта-любителя, где все гости были немного мертвы и очень неразговорчивы; нурнрутовое вино, которое не дает себя выпить, опьяняя любого, кто притронется к бутылке; нордка, разыскивающая в Южном Эльсвейре летающих китов… На рассказе об орке, дважды превращённом в мартышку каджиткой-баандари, Верандис начал смеяться в голос, и — боги, — какой же чудесный это был смех: хриплый, с придыханием, переливающийся чистым весельем. Верандису к лицу и широкая улыбка, обнажившая острые клыки, и лучики морщин в уголках светящихся глаз… в тот момент Астор немного слишком внимательно на него смотрел и вовсе не жалел, что граф это заметил. Вечером, когда над руинами Крестшейда и замком Рейвенвотч сгустились плотные, чернильно-чёрные сумерки, какие бывали лишь в Ривенспайре, Каллин сообщил, что Гвендис прислали письмо. Она встрепенулась, мгновенно поднявшись на ноги и забрав у слуги записку, свёрнутую в тугую трубку. Верандис с интересом подался вперёд, подперев подбородок пальцами. Астор вытянул ноги и скрестил их, повёл плечами, глубже устраивалась в кресле. Быстро прочитав содержимое, Гвендис подняла глаза и радостно сообщила: — Это Адуса. Она планирует вернуться через десять дней.