Таймлесс. Pov Гидеон

Звонок будильника бесцеремонно ворвался в мой сон, заставляя открыть глаза и потянуться рукой к прикроватной тумбочке. Я потёр пальцами лоб и глаза в попытке избавиться от странного ощущения разбитости и усталости, и, кажется, дело было не в утре понедельника и состоянии моего организма. Вчера вечером мы снова долго разговаривали с Шарлоттой по телефону. Она переживала по поводу своего первого прыжка, и я успокаивал её как мог. — Гидеон, я волнуюсь. — Шарлотта, не переживай, ты ко всему подготовлена. В любом случае, если ты не будешь в этот момент в Ложе, это произойдёт либо у тебя дома, либо в школе. Ты прекрасно знаешь сама, что в этих местах ты в безопасности. — А если я прыгну из автобуса? — возмущённо спросила Шарлотта. — Ты заранее почувствуешь головокружение и приедешь в Ложу, все будет в порядке. К тому же, обычно первый прыжок длится недолго. — И я в очередной раз рассказал ей свою историю. В этом не было ничего особенного, я просто был в зале дракона в Темпле днём, меня замутило, и вдруг наступила ночь. Я тут же понял, что оказался в прошлом. Конечно, я ведь был готов к этому. К сожалению или к счастью, там никого не оказалось. К сожалению, потому что я не мог узнать какой это год, а мне было ужасно любопытно. К счастью, потому что я упал, когда попал в прошлое, и мне не хотелось, чтобы меня кто-то застукал в этом неловком положении. Да, я давно признался себе в том, что не люблю снисходительных взглядов по отношению к себе, и смирился с этим. Ещё бы, если с рождения с тобой носятся как с писанной торбой, в конце концов сам начинаешь думать о себе также. С детства мне твердили, что я особенный, но я не придавал этому значения. Лишь когда в одиннадцать лет привели к Хранителям, то я сам в этом убедился. Начались усиленные занятия по истории, французскому, немецкому, танцам, фехтованию. Ах да, ещё в программу входили музицирование и этикет. Каждый день после школы я ехал в Темпл на эти занятия. Конечно же, при таком расписании у меня не оставалось свободного времени на общение со сверстниками. Нет, мне даже это нравилось, учёба, новые знания, новые факты, новые умения. Я не чувствовал тогда себя обделенным. Единственное, что меня беспокоило тогда, это отношения с мамой, которых не было. После смерти отца она встретила мужчину, за которого вышла замуж и уехала с ним и моим младшим братом Рафаэлем во Францию. Я обижался на неё, хотя понимал, как ей больно видеть во мне отца, на которого я сильно был похож. Остаться в Лондоне было выше её сил, а я не мог поехать с ними, так как должен был готовиться к путешествиям во времени. Спустя два года после начала моих занятий, мы познакомились с Шарлоттой, моей напарницей по путешествиям во времени. Честно говоря, было приятно, что в моей жизни был человек, с которым можно все обсудить, спокойно поговорить на равных. Без сомнения, члены Ложи заменили мне семью, а магистром был вообще мой дядя Фальк, которого я воспринимал почти как отца. Конечно, хранители заботились обо мне, как могли, но при этом видели во мне часто лишь одиннадцатого путешественника во времени, орудие для исполнения миссии, не замечая моих чувств, эмоций, переживаний. Хотя и Шарлотта не всегда могла меня понять. Если я окунулся в атмосферу некой элиты в одиннадцать, то Шарлотта воспитывалась с рождения как особенная. Её мать была просто помешана на этом. Я был рад, что напарница не придерживалась полностью мнения своей матери Гленды, но иногда, помимо её воли, я видел, как высокормерность прорывалась наружу. Когда она говорила о некоторых членах своей семьи, о одноклассниках. Когда она пыталась быть лучшей, лучшей во всем. Я понимал, что это хорошо для нашей миссии, но очень часто ловил себя на мысли, что меня уязвлял победный взгляд Шарлотты при её победе в поединках по фехтованию или надменность, если вдруг она знала больше меня. Я не был ведущим в этом дуэте, но и равными мы часто тоже не были, а пытались обогнать друг друга. Возможно, познакомься мы позже, я бы увлёкся ей, но я знал её уже больше пяти лет и не мог влюбиться сейчас. Я знал её слишком хорошо. Идеальная осанка, идеальные черты лица, идеальные эмоции. Иногда я гадал, что спрятано за её идеальной улыбкой. Мы слишком долго были соперниками на занятиях, я не мог завоёвывать соперника, я мог лишь бороться с ним. Но два года назад, после первого прыжка, я сразу же был представлен графу Сен-Жермену, основателю Ложи. После моего сообщения о том, что хронограф украден (которое граф на удивление легко воспринял), он дал мне указания относительно моих действий на ближайшие два года, пока Рубин, т.е. Шарлотта, последняя в круге крови, не начнёт путешествовать во времени. Я должен был заново постараться добыть кровь остальных десяти путешественников, дабы кровь Шарлотты замкнула круг, и наступило благоденствие и мир на всей Земле. Также граф спросил, есть ли что-то между мной и Рубином, и, увидев моё удивление, добавил: — Я вижу, мой дорогой потомок, что ты не обделен красивой внешностью. Не пренебрегай этим. Влюбленную женщину очень легко контролировать, что немаловажно для облегчения исполнения миссии. С тех пор мы с графом не встречались, я взял кровь у шести моих предшественников, оставались леди Тилни, Элани Бергли, Шарлотта и, наконец, Люси с Полом — те самые отступники, укравшие первый хронограф. Но больше меня беспокоил факт, что я должен влюбить в себя Шарлотту, ведь граф будет интересоваться и все поймёт, когда она ему будет представлена. Я тянул до последнего, но за месяц до ее прыжка все же начал действовать. Как же я был удивлён, когда она открылась мне, пошла на встречу, предстала девушкой в моих глазах, а не воином со шпагой. Мы начали созваниваться каждый вечер, сталкивались в бесконечных коридорах Темпла наедине, что привело к поцелую неделю назад. И этот поцелуй расставил все точки над i. Я почувствовал… ничего. Совсем ничего. Нет, мне не было отвратительно, но и приятно мне тоже не было. Я просто ответил на поцелуй, наши губы двигались в такт, мы понимали друг друга, но как друзья, работающие бок о бок много лет вместе. Химии не произошло, по моим ощущениям. Однако, когда поцелуй закончился, я посмотрел на Шарлотту и увидел её сияющие глаза, наполненные любовью. Она смотрела на меня с восхищением, но я не мог ответить тем же. Кажется, девушка этого не замечала. Любовь слепа… Да, я выполнил поручение графа, я влюбил её в себя, но стало ли мне от этого легче? Возможно. После поцелуя Шарлотта окончательно превратилась из гордой своенравной львицы, готовой дать отпор, показать себя, выставить себя в лучшем свете перед всеми, в ручного домашнего котёнка. Она действительно пойдёт за мной куда угодно, её можно будет контролировать. При этом я не хотел такой власти над влюблённой девушкой, я не мог ответить ей тем же, я не чувствовал хоть какой-то искры в себе, хоть и пытался отыскать. Мне было стыдно, что я веду себя неподобающим образом, не как джентльмен, а как жулик, ищущий своей выгоды И я стал избегать Шарлотту в последние дни. Сделать это было нетрудно. Утром у меня были лекции по медицине, вечером я пробирался в подвал на элапсацию, где проводил не менее четырёх часов. Крался как мышка по лабиринтам Ложи, как воришка… Я не знал, что делать с чувствами Шарлотты и успокаивал себя фразой: «Я подумаю над этим завтра». При этом телефонных звонков мне не удавалось избегать, как бы поздно я не возвращался в свою квартиру. Вот и вчера, уже прощаясь, я сказал: — Всё будет хорошо, Шарлотта. Спокойной ночи. — Да, ты прав, пожалуй. Спокойной ночи, Гидеон. Я почувствовал, что она хочет услышать от меня что-то ещё, более личное. Но я не мог ей этого сказать. Ответив: «Пока,» — я закончил разговор. После всех утренних размышлений, я сел на кровати и огляделся вокруг. Моя квартира была неуютной, я не хотел возвращаться сюда каждый вечер с чувством, что это — мой дом. Скорее это было логово волка-одиночки, в котором можно передохнуть, но не более. Ни дома, ни любимой девушки, а семью мне заменила Ложа. Да, неутешительный итог утренних размышлений. С тяжёлыми мыслями я направился в душ, надеясь там смыть их тяжесть.