Таймлесс. Pov Гидеон

Я появился у подвала как раз вовремя, потому что медики уже начали выходить оттуда, вооружившись картами переходов Темпла и фонариками. Но «операцию по спасению» тут же свернули в виду отпавшей необходимости. Все специалисты оставили выданный инвентарь на столе и удалились. Видимо ситуация действительно выходила из-под контроля, если дядя не просто решился дать мне пистолет, но и внутренний круг согласился на допуск посторонних людей в секретную алхимическую лабораторию. Несмотря на то, что самым моим большим желанием было прыгнуть обратно в 1912-й и поговорить с Полом, я понимал, что не должен этого делать — не должен «подставлять себя» по его словам. К тому же он сам сказал, что мы разобрались, а для него это уже в прошлом. Очевидно, в следующий раз мне стоило захватить с собой пророчества, из которых Пол поймет, что Гвендолин не должна испытывать чувств ко мне, и поэтому будет жалеть. Сейчас же самым правильным и логичным было подготовиться к балу. Круг не замкнут, эликсира нет, поэтому вряд ли граф будет чинить расправу у всех на виду. Но оставались неизвестный предатель и кровожадный Алестер. Я отправился в документариум, в надежде найти там подсказки. Кто бы сомневался, что никакой информации мне добыть не удалось, так как отчеты за осень 1782-го года были очень расплывчаты, а следующие дни после бала вообще отсутствовали. Однако речь о предателе, которого мы должны были сегодня разоблачить, все-таки шла, хоть он и остался безымянным. Четыре недели спустя в одном из отчётов вскользь говорилось о том, что никто не почтил его, провожая в последний путь, потому что чести он не заслужил, несмотря на занимаемую высокую должность при жизни. После копания в архиве я пошел в фехтовальный зал, где тренировался, припоминая самые неожиданные выпады и уловки, чтобы дать отпор лорду — искуснейшему фехтовальщику из тех, что мне были знакомы. Однако вечером я должен не только противостоять Алестеру, если это понадобится, но и не вызвать подозрений у графа, чтобы он не пытался прочесть мои мысли. А это значило, что мне предстоит играть роль покорного слуги, которого используют для выполнения любых приказов. Слуги, готового собрать кровь для хронографа, сблизиться с Лавинией, влюбить в себя Гвен. Последняя мысль ранила хуже, чем если бы передо мной был самый яростный нападающий, а не манекен. Я выпускал все эмоции, проводя атаки, приводя мысли в хоть какое-то подобие порядка. Спустя пару часов мне это более или менее удалось. Стойка-выпад-удар по левому боку: у Пола есть план. Возвращение на исходную за пару шагов. Позиция-выпад-удар по правому боку: предатель будет изобличен. Пять шагов обратно с увеличением траектории движении по залу. Позиция-батман-удар по левой щеке: я уже побеждал Алестера. Полукруг, охватывающий ползала, позиция-стремительный финт-удар по правой щеке: графу не добраться до Гвендолин, потому что… Большой круг с восстановлением дыхания, в голове ее слова: «Я бы не влюбилась в тебя, если бы ты не лгал мне и не притворялся, что чувствуешь что-то». Только вот я не лгал тогда, а должен делать это сейчас. Позиция-комбинированная атака-укол в сердце: она не узнает о том, что я ее люблю, и поэтому не на что будет отвечать взаимностью. Я отбросил шпагу в отчаянье. Черт возьми, для последнего понадобится вся моя выдержка.

***

Лимузин Ложи вез Фалька, доктора Уайта, мистера Уитмена, Марли и меня по Стрэнду. Я сообщил хранителям адрес Люси и Пола, после чего было решено отправить меня в 1912-й завтра же. Благодаря утреннему разговору я не чувствовал того острого беспокойства, что грызло меня всю неделю. В конце концов, я мог теперь прыгнуть к Полу хоть через год, главное, чтобы для него это было перед 17-м августа. Но неизвестность все равно пугала.  — После нашей поездки в Котсволдз открылись новые подробности, о которых Верховный Магистр должен знать, — Фальк передал мне письмо. — Там же изложены события последних дней с твоими успехами.  — Что в Котсволдзе? — спросил я, убирая конверт в правый внутренний карман сюртука.  — Ничего такого, что тебе сейчас необходимо знать. Лучше поведай, что вчера удалось узнать от Гвендолин насчет сундука? — опередил всех мистер Уитмен. Дядя молча кивнул.  — Ничего такого, — парировал я. — Просто старинный сундук, принадлежащий их семье. Мистер Уитмен прищелкнул языком. В салоне воцарилось молчание. Я барабанил пальцами по колену, думая о том, каким образом и когда поговорить с Гвендолин, чтобы все рассказать. Явно не в Темпле, по коридорам которого может расхаживать предатель, но успеть это сделать нужно до завтра, когда круг замкнется.  — Эй, что это, Гидеон? Кажется, теперь воздушно-капельным путем передается мандраж перед балом, а не простуда? — рассмеялся мистер Уитмен.  — Ракоци будет охранять вас по распоряжению графа, — успокоил меня дядя. Я ничего не ответил, подумав о том, что готов защищать Гвен ото всех, отстреливаясь из пистолета, который лежал в левом кармане. Я усмехнулся от мысли, что стал похож на гангстера, врывающегося на вечеринку с револьвером. Клайд, стоящий до последнего за свою Бонни. Я ни в коем случае не планировал убийства, которых с меня хватит, но ранить кого-нибудь был определенно готов. Я хотел взять с собой шпагу, но когда пришел в мужскую костюмерную, то обнаружил только наряд для сегодняшнего бала, а привычный завал из множества использованных вещей был устранен. Меня ждал темно-зеленый сюртук цвета разбушевавшегося моря, кюлоты и чулки в тон, но отсутствовал пояс для шпаги. И я знал, кто его унес.  — Мадам Россини, где пояс для шпаги? — спросил я вместо приветствия, входя в ателье.  — Он Вам не нужен, — она подняла на меня взгляд, оторвавшись от огромного белоснежного парика, который украшала голубыми лентами. — Лучше скажите, где моя изумрудная брошка? — в ее голосе послышались угрожающие нотки.  — Я потерял ее, — соврал я, не дрогнув.  — Мало того, что вы беспощадно портите огромными прорехами и кровью мои лучшие творения, ввязываясь в какие-то драки, так еще и умудряетесь терять украшения?! — она приближалась ко мне, гневно буравя взглядом.  — Простите, больше такого не повторится, — перешел я на французский, так как знал, что швея начнет отходить быстрее. Ее взгляд немного смягчился, она прекратила наступление, и я продолжил, — но разве вам не доставляет удовольствие шить каждый раз что-нибудь новое?  — И то правда, — она слегка улыбнулась и вернулась к работе над париком. — Какой же вы негодный мальчишка.  — Мне бы хотелось получить пояс для шпаги, — попросил я снова.  — Боже мой, — мадам Россини всплеснула руками, — вы же отправляетесь на бал, а не на взятие Бастилии, маленький революционист!  — Взятие Бастилии будет только через семь лет после бала и в другой стране.  — Вот именно, поэтому пояса вы не получите. А теперь — кыш отсюда, потому что скоро приведут мою лебедушку, — с этими словами она решила выставить меня из ателье. На пороге появились доктор Уайт и Фальк.  — Тебе пора собираться, сейчас придет Гвендолин. Джейкоб проведет осмотр, — сказал дядя.  — Мистер Уитмен сказал, что она была в школе, но удостовериться в состоянии ее здоровья необходимо, — серьезно проговорил доктор. Стало ясно, что Фальк до сих пор не в курсе двойной игры. Что ж, осмотрительность еще никого не подводила.  — Мне нужен пояс для шпаги. Дядя, не мог бы ты употребить свою власть над мадам Россини?  — Гидеон, даже я знаю, что на балах не присутствуют с оружием, — укорил меня Фальк.  — Но Алестер… Я просто хочу подстраховаться.  — С вами все будет в порядке, граф писал, что должна состояться еще одна встреча после бала, поэтому в его интересах обеспечение вашей безопасности. Лучше готовься. И теперь меня выставили окончательно. Машина заехала на школьный двор. Фальк, доктор Уайт и Марли направились к школе в сопровождении охранника, а мы с мистером Уитменом остались в ожидании мистера Джорджа и Гвендолин, которые ехали следом.  — Сегодня важный день, — мистер Уитмен похлопал меня по плечу. В это время в воротах показался лимузин. — Враги графа должны быть повержены, — сказал хранитель и замолчал на секунду, глядя мне прямо в глаза. Я почувствовал, что кровь отхлынула от лица от этих слов. Ведь мы с Гвендолин в какой-то мере тоже были врагами Сен-Жермена. — Враги из Флорентийского альянса, — добавил он, когда перед нами остановился автомобиль. Проклятье, я чуть себя не выдал из-за эмоций. Нужно было максимально собраться и держать себя в руках. Я не успел ничего ответить, как дверца машины открылась, и мы с мистером Уитменом протянули руки, чтобы помочь Гвен выбраться из салона. Как только она встала на ноги, то тут же одернула ладони, будто боясь обжечься. И, как это было каждый раз, я замер, увидев Гвендолин в темно-синем платье с украшенным вышивкой корсетом. И даже парик не портил впечатление, а наоборот, придавал законченность образу. Будто в ней одной был заключен весь мир от голубых звезд среди белых локонов, до райских птиц и цветов на корсете и волнующегося моря на подоле. Черт возьми, мой мир.  — Э-м-м, спасибо, — пробормотала Гвен, нервно поправляя платье. Затем она посмотрела на меня и улыбнулась. — А я-то думала, это только мне придётся выглядеть по-дурацки, — сказала она, останавливая взгляд на парике. Дружеское подтрунивание было только на руку в сложившихся обстоятельствах. И, к счастью, отрезвило меня хотя бы немного.  — По крайней мере, я смог уговорить Джордано не обсыпать меня пудрой и не обклеивать мушками, — я улыбнулся в ответ. Ну, почти уговорил. Я сходил в душ, чтобы освежиться после фехтования, после чего Джордано принялся носиться вокруг меня, норовя помочь с одеждой, с которой я и сам мог прекрасно справиться. После того, как парик был водружен на мою голову, он попросил меня усесться в кресло перед зеркалом, чтобы нанести пудру и мушки. Я вежливо отказался, после чего Джордано стал настаивать. Я ледяным тоном пригрозил, что смою все при первой же возможности, после чего он, наконец, отстал, беспомощно хлопая глазами и ловя ртом воздух от возмущения. Лицо стоявшей передо мной Гвендолин сияло красотой еще больше благодаря стараниям мадам Россини, и я просто не мог удержаться, чтобы не посмотреть на ее губы. «Будь начеку». Кажется, голос Пола поселился в моей голове, и теперь всегда будет одергивать в критических ситуациях. Я поднял глаза и наткнулся на хмурый взгляд Гвен. Второй прокол с моей стороны, а ведь мы до сих пор находились в 2011-м.  — Остальные ждут внизу. Советую поторопиться, прежде чем хлынет поток школьников, — сказал мистер Уитмен и бросил красноречивый взгляд на другую сторону улицы, где как раз остановились две дамочки с собачками и смотрели на нас. Я протянул руку, но в этот момент Гвендолин отвернулась. Наверное, решая, может ли она после вчерашних оскорблений вообще ходить со мной за руку. Я ждал, давая ей возможность определиться.  — Гвендолин, ты о чём замечталась? — я подал руку снова через пару минут. — То есть, я хотел сказать, мисс Грей, какие мысли вас гложут? Не будете ли вы так любезны сопровождать меня на балу в 1782 году?  — Даже не думай. Играть на публику начнём только когда окажемся на месте, — тихо сказала Гвен, чтобы ни мистер Джордж, ни мистер Уитмен, которые шли впереди, нас не услышали. — А до тех пор мне бы хотелось максимально избежать всякого телесного контакта с тобой, если ты, конечно, не против. Кроме того, я нормально тут ориентируюсь, это ведь, всё-таки, моя школа. Моя логика и здравый смысл были только за, но вот «максимально избежать всякого телесного контакта с тобой» все равно отдалось неприятным покалыванием в груди. Я почувствовал невидимую стену между нами, которую с легкостью выстроила Гвендолин. Хранители подготовили легенду, благодаря которой мы представляли самодеятельную студию под руководством мистера Уитмена. В неожиданно пустых школьных коридорах мы лишь один раз натолкнулись на мужчину в клетчатых брюках и футболке, катившего за собой тележку для гольфа. После приветствия стало ясно, что он является директором Сент-Леннокса.  — Для меня, как поклонника искусства, большой честью является приветствовать вас здесь и предоставить школьный актовый зал для репетиций, пока у вас не появится возможность переместиться в ваше репетиционное помещение, — он одарил нас доброжелательной улыбкой. — Какие восхитительные костюмы! — поравнявшись с Гвендолин, мужчина остановился как вкопанный:  — Так-так-так… Где-то я вас уже видел. Кажется, ты одна из тех злобных девчонок с лягушонком, да?  — Да, директор Гиллз, — сказала Гвен, улыбнувшись. У меня не укладывалось в голове, как милая Гвендолин могла быть злобной? Колючей, без сомнения, но вот злобной…  — Что ж, я рад, что ты выбрала столь прекрасное времяпрепровождение. Теперь тебе не будут больше приходить в голову такие глупые идеи, — он одарил всех сияющей улыбкой. — Желаю всем вам успеха, или как там у вас говорят, ни пуха, ни пера, постучим по дереву… — директор явно был в прекрасном расположении духа, он помахал нам ещё раз и исчез за дверью вместе со своей тележкой.  — Одна из злобных девчонок? — спросил я, спускаясь в старинный подвал и бросая на Гвен заинтересованный взгляд. Она подняла шуршащие юбки как можно выше.  — Мы с Лесли, моей подругой, были вынуждены подкинуть мёртвого лягушонка в суп одной нашей однокласснице. А директор Гиллз всё никак не забудет об этой истории.  — Были вынуждены положить лягушонка в суп одноклассницы? — переспросил я. Но это было так похоже на непредсказуемую Гвендолин.  — Да, — ответила она и окинула меня высокомерным взглядом. — Из педагогических соображений иногда приходится идти на такие поступки, которые вызовут отторжение окружающих. «Или восхищение…» — пронеслось в голове. Черт, я был безнадежно влюблен, если мог восхищаться историей, в которую был замешан мертвый лягушонок. В подвале, прямо под стеной со старательно выведенной цитатой Дега «Художник пишет картину с тем же чувством, с каким преступник совершает преступление», вокруг хронографа нас ждали дядя, мистер Марли и доктор Уайт, раскладывающий на столе медицинские инструменты и перевязочные бинты. Пока мистер Джордж что-то шептал Гвен на ухо, возможно, давая наставления на сегодняшний вечер, я, задумавшись над цитатой, понял, что гениальность Сен-Жермена все-таки нельзя было отрицать. Так или иначе, он все красиво провернул: пять веков, лекарство для человечества, тайная ложа с влиятельными людьми, посвященными в работу. И смерть юной девушки. К тому же, он хотел использовать ее дважды: в качестве подсадной утки для Алестера и ради того, чтобы эликсир обрел силу, согласно пророчествам. А если граф не хотел марать руки? Я отмахнулся от вопроса, взяв ненадолго Гвен за руку, за теплую и живую руку, и слегка улыбнулся. Затем Фальк распаковал хронограф и установил такое время нашего прибытия, что мы очутились на балу через несколько часов после начала. На этот раз подвал нам попался на редкость тёмный, поэтому Гвендолин с готовностью приняла мою помощь в виде протянутой руки. Я видел, как от любопытства разгорелись ее глаза, когда мы прошли по коридору вперед, под мерцающее освещение, исходившее от факелов. Одна из дверей оказалась открытой, и Гвен остановилась в изумлении. Кладовая ломилась от изобилия еды, подготовленной для гостей: огромное количество закусок, мясных блюд и сладостей. А я мог думать лишь о ее хрупкой ладони, которую чувствовал в своей руке. Это напомнило мне вечер перед суаре, когда я счастливо улыбался приятному покалыванию. Черт, так должно было быть — рука об руку по жизни, если бы не ген, который свел нас вместе и при этом отнимал ее у меня.  — Гляди, они забыли остудить украшение! — прошептала она, останавливая мои мысли. Я потащил ее дальше.  — Никакое это не украшение! Это настоящий лебедь. Так называемая пища для глаз, — прошептал я в ответ. И в тот же момент вздрогнул, а Гвен испуганно вскрикнула. Потому что прямо за девятиэтажным тортом, украшенным двумя соловьями, от стены отделилась тёмная фигура и, обнажив шпагу, начала беззвучно приближаться к нам. Это был Ракоци со своими лихорадочными черными глазами и невероятно бледной кожей, отчего он напоминал призрака.  — Следуйте за мной, — прошептал он. Я, не сдержавшись, выпалил:  — Неужели вы не должны были взять нас под стражу? Ведь люди Алестера могли караулить нас здесь. Но Ракоци предпочёл не отвечать на вопрос. Не говоря ни слова, он вытащил из держака факел, махнул нам и проскользнул в один из боковых переходов, который вёл к большой лестнице. Сейчас сверху до нас стали доноситься звуки скрипки и шум голосов. В нескольких шагах от лестницы Ракоци велел нам идти одним со словами:  — Я и мои люди, мы будем следить за вами из тени. Затем он исчез в темноте, бесшумно, как леопард.  — Кажется, этого решили не приглашать, — пошутила Гвендолин.  — Конечно, пригласили, как же иначе. Просто ему, наверное, сложно расстаться со шпагой, а в бальном зале оружие запрещено, — я внимательно оглядел Гвен с ног до головы. — У тебя на платье паутины не осталось? Она поглядела на меня с возмущением.  — Нет, но вот в голове у тебя одна сплошная паутина, — сказала она и, протиснувшись мимо меня, осторожно открыла дверь. Дом лорда и леди Пимпелботтом блистал великолепием. Комнаты и коридоры были завешаны тканевыми обоями, лепниной и картинами, а с расписанных фресками потолков свисали хрустальные люстры. Полы покрыты мозаикой и толстыми коврами. Стало очевидно, что время невероятно изменило здание, превратившееся в будущем в школу. Особняк был переполнен, было очень людно и шумно. Музыка, проникавшая из дверей огромного бального зала, звучала громко даже в коридорах. Зал гудел множеством голосов, смехом и музыкой, словно пчелиный улей. Одни из присутствовавших собирались группками по несколько человек, другие танцевали, выстраиваясь в длинные ряды. Наше появление не вызвало большого оживления, потому что новые люди всё продолжали заходить и выходить из зала. Но некоторые из напудренных париков с интересом уставились на нас, и я крепче взял Гвен за руку. Я почувствовал, как участился ее пульс от волнения, а сама она сжалась от пристального внимания обращенных к нам взглядов.  — Ты замечательно выглядишь, — сказал я ободряюще. — Всё идёт отлично. Гвен смущённо кашлянула. Я улыбнулся и прошептал:  — Готова?  — Я готова, если ты готов, — тут же отозвалась она почти привычной фразой. И снова болезненной вспышкой: так могло бы быть всегда, если бы не вся эта история с кругом крови. Пара девушек заметно оживились, когда мы проходили мимо. Они начали о чём-то возбуждённо шептаться, пристально рассматривая нас. В их глазах будто промелькнуло узнавание и понимание. И я начал догадываться, что не только мне в голову пришло сравнение сегодняшнего вечера и суаре. Я быстро увидел, где находился граф Сен-Жермен, и потянул Гвен через зал к узкому балкону, по пути надевая самую непробиваемую маску и приказывая себе сдерживаться. Граф стоял в элегантной позе и беседовал с пёстро одетым секретарём Ложи. Я поклонился, а Гвендолин присела в глубоком реверансе.  — Дети мои, вы прибыли как раз вовремя, — сказал граф и жестом пригласил нас подняться к нему. Гвендолин он милостиво кивнул, а я был принят с распростёртыми объятиями. Он находился в неведении, так и следовало все оставить.  — Каково ваше мнение, Элкотт? Удастся ли вам разглядеть черты моего наследия в этом красивом юноше? Попугайски разодетый секретарь, смеясь, покачал головой. Его тонкое длинное лицо было покрыто слоем пудры, а кроме этого на щеках у него красовались розовые нарисованные румянами круги, из-за которых он походил на циркового клоуна.  — По моему скромному мнению, присутствует некоторое сходство в осанке, — пролебезил он.  — И как только сравнивать столь юное лицо с моим, старческим? Граф искривил губы в улыбке, которая должна была демонстрировать самоиронию.  — Года изменили мои черты до неузнаваемости, иногда я вижу в зеркале совсем другого человека, — он помахал платочком, словно веером. — Кстати, разрешите представить: его превосходительство Альберт Элкотт, первый секретарь ложи в наши дни.  — Мы уже встречались во время различных визитов в Темпл, — сказал я и легко поклонился.  — Ах да, право же, — улыбнулся граф.  — К сожалению, вы пропустили выход герцога и герцогини, — сказал Элкотт. — Причёска Её Светлости вызвала такую зависть. Боюсь, лондонским парикмахерам завтра не спастись от наплыва клиентов.  — Какая прелестная женщина эта герцогиня! Удручает лишь, что ей приходится вмешиваться в мужские дела и политику. Элкотт, не были бы вы так любезны оделить новоприбывших чем-нибудь из напитков? Граф, как всегда, говорил тихо и нежно, но, несмотря на шум, царивший вокруг, каждое слово его было слышно совершенно отчётливо. Я почувствовал, как во мне начинает разворачиваться и медленно подниматься из глубины ненависть и ярость к этому человеку. Если его вообще можно было назвать человеком, после того как он улыбался Гвен, зная, что её ждёт.  — Разумеется! — исполнительностью первый секретарь напоминал мистера Марли. — Желаете белого вина? Я скоро вернусь. Граф подождал, пока Элкотт растворился в толпе, затем сунул руку в карман сюртука и выудил оттуда письмо с сургучовой печатью, которое он тут же передал мне.  — Это послание твоему Магистру. В нём содержатся детали нашей следующей встречи. Я спрятал письмо и передал вместо него графу другой запечатанный конверт.  — Здесь находится доклад о событиях прошедших дней. Вас, вероятно, обрадует новость о том, что кровь Элани Бёргли и леди Тилни уже считана в хронограф, — сказал я с вызовом. Черт, третий промах за вечер. Я глубоко вздохнул, приглушая эмоции. Граф похлопал меня по плечу, ничего не заподозрив.  — Значит, остались лишь Сапфир и Чёрный Турмалин, — он оперся на свою трость, но в этом жесте не было никакой старческой немощи. Наоборот, сейчас Сен-Жермен выглядел полным сил.  — О, если бы он знал, как близки мы к тому, чтобы изменить мир! Кивком он указал в другой конец зала, где стоял лорд Алестер, как и в прошлый раз, обвешанный украшениями с головы до пят. Драгоценные камни на его кольцах сверкали также сильно, как и его взгляд, ледяной, полный ненависти. Это чувствовалось даже на расстоянии.  — Он мечтает сейчас лишь о том, как бы проткнуть нас своей шпагой, — сказал граф, и голос его показался при этом очень довольным. — Сказать по правде, дни напролёт он не думает ни о чём другом. Ему удалось даже тайком пронести шпагу в бальный зал, — он погладил себя по подбородку. — Не сидит, не танцует, лишь стоит неподвижно, словно оловянный солдатик, и ждёт подходящей возможности. Кажется, я был прав насчёт того, что граф не хотел пачкать руки. Скольких зайцев он хотел убить одним выстрелом? Очевидно, кроме Алестера, предателя, Гвендолин, еще и меня, хоть и не знал об этом. Четыре, в итоге. Хитер, как сам дьявол.  — А мне отказали, когда я попросил взять с собой шпагу, — с укором произнёс я.  — Тебе не о чем переживать, мальчик мой, Ракоци и его люди не выпустят Алестера из-под надзора ни на секунду. Предоставим же сегодня нашим храбрым друзьям-куруцам проливать чужую кровь вместо нас. Я внимательно посмотрел на графа. Он спокойно улыбался, уверенный в преданности и силе Ракоци, который сегодня отвечал и за жизнь графа. Стало быть, следующая наша встреча действительно состоится.  — Но ведь не мог же он… — испуганно сказала Гвен. — Прямо у всех на глазах… то есть, я хочу сказать, даже в восемнадцатом веке нельзя же так вот безнаказанно убить человека? — она поперхнулась. — Не хочет же лорд Алестер оказаться из-за нас на виселице, ведь правда? Тёмные глаза графа на несколько секунд спрятались под тяжёлыми ресницами, будто он пытался уловить мысли своего противника.  — Нет, для этого он слишком хитёр, — медленно произнёс граф. — Но ему также известно, что возможностей увидеть вас обоих пред остриём своей шпаги у него не очень уж много. Его не так просто обыграть. Лишь одному-единственному человеку (и только ему!) я открыл точное время вашего возвращения, когда вы останетесь совсем одни, без оружия, в тёмном подвале. Тогда-то мы и увидим, что произойдёт. Как же удачно, что в левом кармане у меня находился Смит-энд-Вессон.  — А-а-а… — протянула Гвендолин. — Но… Граф поднял руку.  — Не стоит волноваться, дети мои. Предатель не знает о том, что каждый ваш шаг охраняют Ракоци и его люди. Алестер мечтает об идеальном убийстве — сразу же после того, как совершится преступление, тела практически растают в воздухе, — он рассмеялся. — Со мной, однако, этот фокус не пройдёт. Что же касается меня, то у него другой план убийства. «Далеко не факт, что растают, » — подумал я. Но граф не был знаком с близнецами-карнеолами и их трудами. Тут вернулся пёстрый первый секретарь с двумя бокалами белого вина. Следом за ним семенил ещё один наш старый знакомый — толстый лорд Бромптон. Он страшно обрадовался, увидев нас вновь, и поцеловал руку Гвендолин гораздо откровеннее, чем полагалось по правилам приличия.  — Ах, вечер спасён, — воскликнул он. — Я несказанно рад! Леди Бромптон и леди Лавиния уже видели вас, но их задержали танцы, — он засмеялся, и его толстый живот задрожал. — Мне поручено пригласить вас танцевать.  — Какая прекрасная мысль, — сказал граф. — Молодые должны танцевать! Помнится, в юности я тоже не упускал ни одной возможности. Я перехватил бокал Гвендолин прежде, чем она успела выпить вино, и передал обратно секретарю. Потому что откровенный канкан (наподобие пения арии из мюзикла) в планы совершенно не вписывался. На предназначенном для танцев пространстве уже выстраивались ряды для следующего менуэта. Леди Бромптон, завидев нас, радостно замахала. Лорд Бромптон растворился в толпе, а я в последнюю секунду успел поставить Гвен в линию дам. Черт, прямо рядом с Лавинией, которая тут же одарила сверкающей улыбкой всех танцующих, и задержала свой взгляд на мне дольше, чем на остальных, сказав при этом: — Как прекрасно вновь видеть вас! Я поклонился и увидел панику в глазах Гвендолин. Сделав шаг в тур-де-мэн, я оказался рядом с ней и с удовольствием заметил, что она помнила менуэт, верно исполняя все движения. Праздничные звуки оркестра наполняли зал до последнего уголка, и голоса вокруг нас постепенно стихли. Я прижал левую руку к бедру, а правую подал Гвен, которая выглядела несколько скованной.  — Этот менуэт Гайдна просто чудесен, не правда ли? — непринуждённым тоном сказал я, желая помочь Гвен расслабиться. — Известно ли тебе, что этот композитор чуть было не стал членом ложи? Это случится примерно через десять лет, во время его путешествия по Англии. Он всерьёз рассматривал тогда возможность остаться в Лондоне на долгий срок.  — Вы только подумайте! — она переместилась вперёд и открыто посмотрела в глаза, прожигая мое самообладание и оставляя на его месте горстку пепла. — До сегодняшнего дня Гайдн казался мне лишь мучителем маленьких детей. Мы переместились из четверки в большой круг, а я наблюдал за Гвен как завороженный. Я знал всю последовательность менуэта настолько хорошо, что мог бы станцевать его с закрытыми глазами, поэтому сейчас не отводил взгляда от нее. Я увидел, как движения Гвенни перестали быть скованными, а глаза начали излучать радость. Вся она словно сияла, сотканная из света недостижимых голубых звезд. Когда круг распался, она перелетела в мои объятия, будто мы танцевали уже тысячный раз в жизни. Будто вся эта история с геном была написана ради нас. Так должно было быть. Так могло бы быть. Я жаждал этого как безумный. Гвендолин широко и доверчиво улыбалась, и, казалось, что мы были здесь одни. Но я не мог позволить угаснуть звезде из-за меня. Она резала своей улыбкой мою душу на мельчайшие кусочки. Я взял протянутую руку Гвен, но вместо того, чтобы лишь легко коснуться пальцами ее ладони, крепко сжал. Мне нужна была ее улыбка, прикосновения, доверчивый взгляд. Черт возьми, нужна она! Но…  — Гвендолин, я больше никогда никому не позволю себя… — «использовать» хотел сказать я, но в этот момент мою руку перехватила леди Лавиния, а руку Гвен она вложила в ладонь своего партнёра. При этом, смеясь, добавила:  — Мы поменяемся ненадолго, вы ведь не против? Я на мгновенье замешкался, но затем поклонился леди Лавинии, отдавая Гвен на поруки другому танцору. Мне просто нужно было играть роль, так как я был уверен, что граф за нами следит. И, будто прочитав мои мысли, Лавиния с хищной улыбкой на губах спросила:  — Вы мне должны, Генри, помните? — она слегка кивнула в сторону балкона, на котором стоял Сен-Жермен.  — Миледи, вы же сами говорили, что не в ваших правилах бежать к влиятельным покровителям молодых людей? — улыбаясь в ответ, произнес я.  — Все верно, но из каждого правила есть исключения. Особенно сейчас, когда вы с вашей сестрой произвели такой фурор на суаре у леди Бромптон. Теперь полгорода говорит только о вас двоих. Мужчины мечтают если не взять в жены вашу сестру, надеясь на покровительство и финансовый вклад графа, то хотя бы уединиться с ней, а женщины лелеют мысль не просто спеть под ваш аккомпанемент, если вы понимаете, о чем я, — Лавиния повела бровями. И тут я заметил ее слишком фривольный наряд даже для местной моды: зеленое платье с очень глубоким декольте. «Черт возьми, они в своем XVIII веке вообще приличий не знают!» — подумал я. Но внутренний зверь, олицетворяющий ревность, заставлял думать мозг лишь в одном направлении, вспоминая слова Шарлотты: «Просто она в этом вопросе немного неразборчива, особенно когда что-нибудь выпьет». Дыма без огня не бывает, и если Лондон судачит, значит, на то есть основания. А Гвен напилась на суаре, и кто знает, кому и что она там наговорила, если музыкальный дружок Лавинии уже успел в прошлый раз распустить руки. Для Гвендолин это могло быть просто легким ни к чему не обязывающим флиртом, но окружающие могли воспринять все иначе. Из раздумий меня вывел голос Лавинии.  — Вы ушли с суаре даже не попрощавшись, поэтому я просто требую в качестве извинений еще один танец, — она провела рукой по моей скуле, приблизившись. И мне не оставалось ничего, как пообещать ей танец, иначе она вновь могла начать шантажировать меня.  — Смотрю, ваша сестра не теряет времени, — томно проговорила Лавиния при очередном движении. Я посмотрел туда, где должна была танцевать Гвендолин. Не увидев ее, я начал озираться по сторонам.  — Должна одобрить ее выбор. Потанцевать с одним из завидных женихов — Джеймсом Пимпельботтомом — отличная идея, — женщина указала глазами на молодого мужчину в красном сюртуке. Наконец, я и сам заметил Гвендолин, которая с волнением о чем-то говорила, глядя в глаза своего партнера. Я увидел, как она кивнула, пока двигался, сбивая мужской ряд, бросив Лавинию.  — Прошу прощения, — сказал я, легко поклонившись, и отодвинул «завидного жениха» в сторону. — Здесь вкралась какая-то ошибка. Я не услышал ответа мужчины, кипя от ревности и злости, схватил Гвендолин за руку и довольно резко переместил в следующую танцевальную фигуру.  — Ты что, совсем с ума сошла? Что с тобой опять случилось? — набросился с вопросами. Может, она успела уже в 2011-м выпить для храбрости?  — Встретила старого друга, — как ни в чем не бывало ответила Гвен и снова обернулась в сторону красного сюртука. Черт возьми, надо было лучше учить список гостей для суаре. Очевидно, я упустил тот момент, когда их успели представить друг другу. Но самое ужасное, что Гвен даже не представляет чем могут закончиться ее заигрывания.  — Скажи, ты хочешь выделиться любым способом? — прошипел я. — Почему всего три часа ты не можешь просто делать то, что от тебя требуется?  — Глупый вопрос. Конечно же, потому что я женщина, и разум — не моя сильная сторона, — с сарказмом ответила Гвен. — Кроме того, ты первый сбил весь ряд, чтобы потанцевать с Леди Выпадающая Грудь.  — Да, но только потому, что она попро… — начал оправдываться я. Но внезапно понял, что не могу дальше рассказать ей, почему согласился танцевать с Лавинией. Для этой истории понадобилось бы слишком много времени. — Ай, да перестань уже!  — Сам перестань! Мы стреляли друг в друга полными ярости взглядами. Но тут прозвучал последний аккорд скрипки. Гвен присела в реверансе и быстро повернулась, чтобы уйти, прежде, чем я успел бы подать ей руку. Она отошла и вытянула шею, явно высматривая кого-то. А ревность внутри меня начинала набирать обороты. Я крепко схватил ее за локоть и процедил сквозь зубы:  — Немедленно прекрати это! К нам подошла леди Лавиния, шурша своими юбками:  — Вы обещали мне ещё один танец, — капризно сказала она и приторно улыбнулась. За ней, тяжело сопя, сквозь толпу пробирался лорд Бромптон.  — Что ж, довольно! Хватит с меня танцев в этом сезоне, — сказал он, когда подошел. — Кажется, я уже слишком толст, то есть, я хотел сказать, стар для подобного рода развлечений. Кстати о развлечениях, кто-то, кроме меня, обратил внимание на мою дражайшую супругу и этого бойкого контр-адмирала, который, судя по слухам, недавно потерял в бою руку? Так вот, слухи не подтвердились! Я своими глазами видел, как он тянулся к ней обеими ручищами! — он засмеялся, и его многочисленные подбородки опасно заколыхались. Я закатил глаза. Лорд Бромптон считал абсолютно нормальным, что к его жене кто-то тянет руки, и даже не пытался возмущаться, называя это развлечением. Оркестр заиграл снова, и гости снова начали выстраиваться в ряды.  — Ах, прошу вас! Вы ведь не откажете даме, — сказала леди Лавиния, вцепившись в край моего сюртука и подобострастно заглядывая мне в глаза. — Лишь один танец.  — Сожалею, я только что пообещал сестре, что принесу ей чего-нибудь попить, — сказал я, наплевав на шантаж, пожираемый ревностью, и хмуро посмотрел на Гвен. — К тому же, нас ожидает граф. Граф тем временем покинул своё место на балконе, но вовсе не для того, чтобы оглядеться и отдохнуть. Он сверлил нас своим орлиным взглядом, и, казалось, слышал каждое наше слово.  — Для меня было бы большой честью принести вашей дражайшей сестре какой-нибудь напиток, — вмешался лорд Бромптон. — Я смогу за ней поухаживать наилучшим образом.  — Вот видите! — леди Лавиния со смехом потащила меня в ряды танцующих пар.  — Я скоро вернусь, — бросил я, обернувшись к Гвендолин и приказывая взглядом оставаться на месте.  — Генри, вы воспринимаете все слишком близко к сердцу, — сказала Лавиния во время танца, улыбаясь, видимо, уже приклеенной к лицу улыбкой. — Что вы имеете в виду? — произнес я, а сам наблюдал, как лорд Бромптон провел Гвендолин по лестнице на маленькое возвышение, где стоял диван, на котором уже сидели две женщины. Лавиния сжала мою ладонь сильнее, чем требовалось согласно танцу, привлекая внимание. — Вы не дали сестре пообщаться спокойно и пары минут. Джеймс Пимпелботтом все равно уже занят леди Амалией Маунтбаттон. Хотя, если бы малышка Пенелопа могла воспользоваться случаем и остаться с ним наедине, это бы дало ей шанс обжиться так необходимым приданым, получив отступных от его родителей, — дама рассмеялась.  — Наедине? — переспросил я ошарашенно. — Не думаю, что лорд Джеймс что-либо себе позволил, в отличие от того же Флита, однако сам факт, — сыпала признаниями Лавиния. Вдруг боковым зрением я заметил движение фигуры в сине-голубом платье, скрывшейся за дверью зала. Черт возьми, это была Гвендолин, потому что на диване её уже не было. — Простите, миледи, — я сделал краткий поклон и начал пробираться сквозь толпу танцующих. В коридорах освещение было скудным, но тут и там стояли новые и новые гости, затрудняя поиски. Я крутился на месте, гадая, в какую сторону могла пойти Гвендолин. Мне показалось, что в конце коридора я увидел сине-голубое платье, которое скрылось за поворотом, и хотел помчаться следом. Но в рукав мертвой хваткой вцепилась Лавиния, догнавшая меня, не давая ускорить шаг.  — Ах, зачем же вы так быстро бежите? Неужели вы не можете оставить сестру в одиночестве хотя бы на пять минут? — причитала она. — Подумайте о будущем Пенелопы. Замуж без приданого ее никто не возьмет. Мы дошли до поворота, за которым никого не оказалось. Значит, Гвен зашла в одну из комнат. Для чего? Неужели и правда, чтобы уединиться с кем-то?! — Прекратите! — крикнул я на Лавинию, не желая больше слушать ее мерзких разговоров. — На руку и сердце Пенелопы уже есть охотники. Она в ответ начала смеяться, пока я открывал первую попавшуюся дверь, тут же захлопывая её снова, убедившись, что дама, с которой какой-то похотливый мудак мужчина стягивал уже второй чулок, была в желтом платье.  — Генри, вы же не имеете в виду себя? — утирая после смеха слезу, произнесла Лавиния, идя за мной по коридору к следующей двери. — Вы ведь четвертый сын виконта. Максимум, что вам светит с ней — завести бастардов. Подумайте о женщинах, связи с которыми вам могли бы принести только пользу. Я открыл следующую дверь и остановился как вкопанный. Ракоци стоял спиной и прижимал Гвен к письменному столу всем телом, крепко обхватив рукой ее затылок и склонившись над ней будто для поцелуя.  — Руки прочь, Ракоци! — прорычал я.