ID работы: 9889062

Таймлесс. Pov Гидеон

Гет
R
Завершён
162
автор
Размер:
485 страниц, 49 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
162 Нравится 280 Отзывы 42 В сборник Скачать

Глава 37

Настройки текста
Примечания:
В напряженной тишине во время осмотра доктором Уайтом тела Гвен и в ожидании его сухих слов «время смерти», я лихорадочно пытался сообразить, почему я из будущего не оказался на балу и не попытался предотвратить случившееся. Очевидно, меня не пустили туда, а я… Наверное, если бы пистолет по-прежнему находился в кармане сюртука, я бы без раздумий приставил его к виску и нажал на курок. Потому что жить с осознанием того, что это я убил Гвендолин, было невыносимым. Даже сейчас, хотя с момента остановки сердца прошло всего… Сколько? Скорее всего, немного, но я уже успел себя почувствовать в реальном аду. Не в том, что только чудился мне всю неделю. Нет, сейчас было намного, намного хуже. И вдруг доктор Уайт облегчённо произнёс: — Это всего лишь лёгкий порез! О Боже, ты меня порядком напугал! — Что? — я шокировано распахнул глаза. — Этого не может быть, она ведь… — «умерла» хотел сказать, но язык просто отказывался поворачиваться. — Шпага едва задела её кожу. Видишь? — доктор Уайт смотрел мне прямо в глаза, приглашая жестом подойти поближе и убедиться в его правоте. — Корсет мадам Россини сослужил девочке немалую службу. Артерия — ох, Гидеон-Гидеон, ну чему, скажи на милость, вас там только учат? На какой-то момент я действительно поверил, — палец доктора прижался к шее Гвен. — Пульс стабильный. — Так с ней всё в порядке. — А что точно произошло? — Как лорд Алестер мог нанести ей такой удар? Голоса мистера Джорджа, Фалька и мистера Уитмена прозвучали одновременно. Я, не веря в реальность происходящего, смотрел на бледное лицо, а Гвен в это время открыла глаза, заглянуть в которые я уже и не надеялся. Пронзительные голубые глаза цвета ясного неба в солнечный день. Наполненные жизнью, любимые до щемящей боли в сердце. Она присела без труда и посмотрела на меня, как ни в чем не бывало. Я опустил взгляд на место ранения. Там действительно был всего лишь легкий порез, красной отметиной пересекавший кожу. Я сглотнул. А еще там была грудь. Обнаженная, округлая, чертовски притягательная грудь. Я в смущении отвел взгляд вновь на лицо Гвен, которая в это время пыталась прикрыть наготу разорванными лоскутами, оставшимися от платья. Доктор Уайт аккуратно оттолкнул ее обратно на стол. — Мне нужно быстро промыть и перевязать эту царапину, — сказал он, — а уж затем я проведу полное обследование. Жалобы есть? Гвендолин отрицательно покачала головой и тут же застонала. А у меня перехватило дыхание от звука ее голоса, который был еще одним подтверждением, что она жива. Мистер Джордж, стоявший у стола, положил руку ей на плечо. — О Боже, Гвендолин. Как же ты всех нас испугала, — он тихо рассмеялся. — Я называю это глубоким обмороком! Когда Гидеон появился здесь с тобой на руках, я, было, даже подумал, что ты действительно можешь… «Умереть». Он хотел сказать это, без сомнения. Мне не показалось, все присутствующие видели безжизненное тело Гвен. Колени подкашивались, потому что количество пережитых за один день эмоций было зашкаливающим. Я отошёл на несколько шагов в сторону и опустился на стул. Сняв парик, провёл руками по волосам и уронил лицо в ладони. — Не понимаю, ничего не понимаю, — пробормотал я в собственные руки. Снова поднял голову и повернулся к Гвен. «Жива, жива, ЖИВА!» — забилось радостно сердце в галопе, а остальное было не важно. Даже то, что мне, судя по всему, пора забирать документы из университета. Я не мог отвести глаз, любуясь Гвендолин. И теперь мне было глубоко плевать, что не могу быть с ней. Просто знать, что она жива, было невероятным счастьем. Гвен попыталась выпрямиться, но доктор Уайт снова прижал ее к столу прежде, чем я успел сказать: «Пожалуйста, лежи». — Может кто-то снимет с неё этот чёртов парик? — грубо сказал доктор. Тут же несколько рук принялись выдёргивать шпильки, а я сидел, не шевелясь, боясь теперь даже притронуться к Гвендолин, чтобы не навредить. — Осторожно, Марли, — предупредил Фальк. — Подумайте о мадам Россини! — Да, сэр, — промямлил Марли и тут же с испугу чуть не выпустил парик из рук. — Мадам Россини, сэр. На секунду во мне поднялось возмущение из-за того, как вообще сейчас можно было вспоминать мадам Россини, но оно быстро рассеялось. Все присутствующие видели лишь то, что видели: обморок и легкий порез. А в моей голове совершенно не могло соединиться в единую картину увиденное в 1782-м и сейчас. Я вздохнул, пообещав себе, что когда-нибудь, наверное, смогу разобраться в произошедшем, и задумался над вопросом: с чем я перепутал артериальное кровотечение? Я почувствовал руку мистера Уитмена на своем плече, выводящую меня из раздумий. — Что же именно произошло, юноша? Смог ли ты передать графу наше послание? И получил ли ты от него указания для следующей встречи? — Принесите ему виски и оставьте мальчишку на несколько минут в покое, — пробурчал доктор Уайт. — Он никак не может выйти из нервного потрясения. — Да нет, всё уже снова в порядке, — пробормотал я, на всякий случай бросив еще один беглый взгляд в сторону Гвен, вытащил из кармана опечатанное письмо и протянул его Фальку. — Пойдём! — мистер Уитмен поднял меня на ноги и повел в сторону двери. — Наверху в кабинете директора Гиллза есть виски. И кушетка, если тебе вдруг захочется прилечь, — он огляделся. — Фальк, ты нас не проводишь? — Конечно же, — ответил дядя. — Надеюсь, у старины Гиллза хватит виски для всех нас, — он повернулся к остальным. — А вы ни в коем случае не смейте приводить Гвендолин домой в таком вопиюще встревоженном состоянии, вам ясно? Я уже не слышал, что конкретно ответил ему Марли, вновь возвращаясь в уме к событиям в золотистой комнате, после того как увидел, что мои руки по-прежнему окровавлены. В сопровождении Фалька и мистера Уитмена, которые, видимо, боялись оставить меня одного, я зашел в школьный туалет, чтобы умыться. Я плескал на лицо холодной водой, а в это время снова и снова под опущенными веками повторялся страшный момент, будто поставленный на бесконечный повтор, когда Алестер вытаскивает шпагу из тела Гвен, а она оседает на пол. Мне хотелось вновь бежать в подвал, чтобы удостовериться, что она жива, но тут заговорил мистер Уитмен: — Пойдемте уже в кабинет. Кажется, нам есть, что обсудить. — Как вообще Алестер смог к вам подобраться? — начал дядя тут же, пока мы выходили в коридор. — Предателем оказался секретарь Ложи, который, как выяснилось, предложил Ракоци опиум, и мы остались без охраны, — растерянно проговорил я, начиная постепенно приходить в себя. — А как же его люди? — недоуменно спросил Фальк. Я только пожал плечами. — Ты что-то говорил про верхние этажи, как вы там оказались? — спросил мистер Уитмен. Про то, что Гвендолин убегала от меня, вследствие чего все и случилось, говорить сейчас совсем не хотелось. — Мы… Я… — я пытался подобрать слова. — Мы не поняли друг друга и… поссорились. — Ох, уж эта молодость, — вздохнул мистер Уитмен, открывая дверь кабинета. Я присел на диван. Через некоторое время Фальк дал мне стакан с виски. Я ухмыльнулся от того, насколько Рафаэль был щедрее в отношении алкоголя. Хотя я и так был будто пьян из-за пережитого. — Я не буду писать отчет, — сказал я, пока дядя разворачивал письмо от графа. Он посмотрел на меня вопросительно. — Я буду просто не в состоянии изложить это на бумаге. — В самом деле, Фальк, оставь мальчика в покое, — сказал мистер Уитмен. — Только все же как лорд Алестер мог нанести такой удар? — Я не знаю. Правда, — я опустил голову и отрицательно покачал, сжимая стакан в руках. После чего залпом выпил его содержимое. — Так, ладно, — Фальк в молчании дочитал письмо, после чего поставил свой стакан на стол. — Следующая ваша встреча с графом состоится в воскресенье, завтра ты отправишься за кровью Люси и Пола. Поэтому просто поезжай и выспись, — он подошел и похлопал меня по плечу. — И прошу тебя, Гидеон, не шатайся сегодня ночью по улицам, как ты делал это предыдущие два раза после нападений в прошлом. — Откуда… — начал я, но потом догадался, что дядя в курсе моих прогулок из-за вечного человека в черном, на которого я просто перестал обращать внимание, так как машина Ложи уже практически слилась с окружающим пейзажем. — Отзови уже своих сторожевых псов, — я посмотрел на него исподлобья. — Ты же сам видишь, что опасность нам с Гвендолин грозит только в прошлом. — Но… — хотел возразить дядя. — Отзови, — процедил я. — Найди этим людям более достойное применение. — Не тебе решать, Гидеон… — подал голос мистер Уитмен. — Ладно-ладно, — согласился дядя, перебивая. — Согласен, этот контроль уже не представляется таким необходимым. Иди и отдохни, сынок. Я ехал домой в полубессознательном состоянии, размышляя о том, почудилось мне всё сегодня или нет. Допустим, артериальное кровотечение по цвету схоже с капиллярным, что подтверждается рассечением мягких тканей и небольшим количеством крови, которое констатировал доктор Уайт, а пульсация соответствовала ритму сердца, но… Я прошел в квартиру, продолжая думать. Как-то механически переоделся. Садясь на диван в гостиной, принял тарелку из рук Рафаэля, который, кажется, что-то говорил про Фалька, велевшего меня накормить. Не чувствуя вкуса еды, поужинал, вспоминая капельки пота на безжизненном теле Гвен и синий носогубный треугольник. — Кажется, я схожу с ума, — подал я голос и испуганно посмотрел на Рафаэля. — Выглядишь соответствующе, — поддакнул он. — Как я понимаю, ты вообще не слышал, что я сейчас говорил? — А ты сейчас что-то говорил? — Я спрашивал, как прошел ваш бал, — недоуменно смотрел на меня брат. — Я как раз об этом и думаю. Гвендолин ранили, причем очень серьезно. Ей всадили шпагу вот сюда, — я показал место ранения на себе, — а она жива, — и развел руками. — Я сам видел след: это всего лишь царапина между ребрами. И тут пришла мысль: может, мне все это кажется? Может, я уже валяюсь обколотый транквилизаторами в комнате, обитой матрасами? А Гвендолин мертва... — Разве ты не рад, что с ней все в порядке? — как-то странно протянул Раф. — Так, стоп. Это может быть все бредом моего воспаленного сознания, — я со всей серьезностью посмотрел на брата, давая понять, что мне сейчас не до шуток. — Пожалуйста, скажи что-нибудь, что мой мозг не смог бы сгенерировать, будь ты плодом моего воображения. Рафаэль надолго замолчал, а я уже начал бояться, что реально сошел с ума. — Дельта Ганга имеет форму треугольника и покрывает площадь в сто пять тысяч квадратных километров, — с вопросительными интонациями сказал он. — Дельта Ганга? — переспросил я и, не дожидаясь ответа, сказал: — Да, хорошо. Хорошо. Такое мне в голову точно бы не пришло, — я встал и пошел в душ, надеясь там найти спасение от липких до жути мыслей. Стоя под струями, я провел пальцами по своим ребрам слева, снова пытаясь понять, что было реально, а что нет. Как вдруг, будто по щелчку, все события недели начали выстраиваться в один идеально-ровный пазл. Слова леди Тилни про то, что все будет хорошо; слова Пола про то, что мы выстоим; наконец, пророчества. В одеждах девичьих вновь сила взрастёт И с магией этой Бессмертье найдёт. Я хлопнул себя по лбу. Ну, конечно. Маргарет ведь говорила о том, что вся необходимая мне информация содержится в документах, а я ничего не видел. Будто долбился головой о стену, когда надо было сделать шаг в сторону и просто открыть дверь. В понедельник я думал, что эти две строчки относятся к эликсиру, который должен обрести силу бессмертия для всего человечества через смерть Гвендолин, но они относились к самой Гвен. Это ее магия. Магия ворона, о которой говорила Люси. Я выскочил из душа, фантастически окрыленный своим открытием, с широкой улыбкой от уха до уха. — Рафаэль! Все хорошо, — выкрикнул я, натягивая футболку на ходу и проходя обратно в гостиную. Мне нужно было с кем-то поделиться, пока меня не порвало от радости. Я схватил телефон, чтобы позвонить Гвендолин, но на обратном конце раздался автоматический голос: «Аппарат абонента выключен или…» Я не стал дослушивать, уже убегая к шкафу за джинсами и рубашкой. — Ты куда? — брат стоял в дверном проеме спальни, скрестив руки на груди и наблюдая за тем, как я застегиваю ремень. — А почему ты дома? Вечер пятницы, жизнь прекрасна, — радостно выпалил я и хотел уже пройти мимо него, но Раф уперся ладонью мне в грудь. — Ты как будто меня только сейчас заметил, — недовольно проговорил он. — Во-первых, ты сам просил доказательств того, что я изменился. А во-вторых, ты сейчас что-то принял, да? — он внимательно смотрел в мои глаза. — Там, в душе. Еще недавно ты был подавлен, а сейчас похоже под кайфом. — Нет, я чист. Можешь проверить. Никаких шприцов, таблеток, порошков и прочего, — все еще улыбаясь, ответил я. — Тогда что? — он задумался. — У меня есть еще один вариант в качестве предположения, но это вряд ли работает настолько хорошо. — Что? — я нахмурился. — Что еще за вариант? Я думал о Гвендолин. — Это я и имел в виду, — изогнул губы в насмешке Рафаэль. — Что? И тут до меня начал доходить смысл его слов. — Черт возьми, Рафаэль! Я думал о ране Гвен. Почему у тебя все сводится к одному? Ты — озабоченный подросток, — упрекнул я его. — Ты сам показывал в область груди и сказал, что видел след собственными глазами, — пожал плечами он. — Через одежду такое не увидишь. — Да нет же, дело совсем в другом. Гвендолин — бессмертна! Рафаэль недоверчиво уставился на меня. — Давай я позвоню все-таки в психушку. — Нет, не надо. Помнишь пророчества? — я подал ему бумаги, которые уже успел сложить и начать заталкивать в карманы. — Все сходится. А сейчас я поеду к ней и все расскажу, потому что это надо было сделать уже давно, — выхватывая листы обратно, добавил я. — Вы помирились? — Не знаю, — я пожал плечами. — Наверное, нет. Это неважно. Правда. Просто она будет жить, — выдохнул я и вышел из комнаты. — Подожди, — попросил Раф, когда я уже обувался. — Я не могу понять. Гвендолин реально бессмертна? Как горец что ли? — Да, тебе не послышалось. А что еще за горец? — Гид, тебе больше нужно жить настоящим, — он ухмыльнулся. — Был такой фильм, где мужик стал бессмертным, пережив быструю насильственную смерть. Его можно было убить, отрубив голову. — Ну, почти, — покачал я головой. — Только вот против Гвен, я надеюсь, ничего не работает, — и улыбнулся. Потянулся привычным движением за кожаной курткой, которая осталась в Темпле, и, махнув рукой, выскочил из квартиры в рубашке. Я ехал в такси к дому на Бурдон-плейс, 81 и думал, как начать разговор. В итоге, пришел к выводу, что Гвен совсем не обязательно знать, как я сходил с ума всю неделю, иначе она не поверит мне, а отреагирует как Рафаэль. Стоило рассказать про пророчества, Алестера и ее бессмертие, а все муки, которые я испытал по собственной глупости, оставить при себе. Возникло чувство дежавю: как я точно также ехал к ней на машине в понедельник, но трусливо сбежал, не найдя, как тогда казалось, слов. Хотя, наверное, Гвен выслушала и простила бы меня, ведь она готова была это сделать во вторник, судя по тому, как ее разозлило предложение остаться друзьями. Я представил, что сказал бы: «Ни за что не догадаешься, кого я встретил сегодня в прошлом». А потом мы бы вместе читали пророчества и пытались придумать, что делать. Но… Но мне нужна была эта неделя. Чтобы разобраться в себе, в своем отношении к окружающим, к маме. Чтобы научиться прощать, сделав самый сложный выбор за всю жизнь, чтобы научиться доверять и не винить всех подряд в том, что сам натворил. А еще я понял, что должен быть в какой-то мере даже благодарен Алестеру, который дал мне понять, насколько дорога жизнь Гвен. И теперь я мог просто радоваться тому, что с ней все в порядке, не разрываемый желанием обладать ей. Я позвонил в дверь дома Монтроузов, а уже после осознал, что Гвендолин может не захотеть со мной говорить. Она давала мне шанс во вторник, который я бездарно профукал, а после не хотела иметь со мной ничего общего. Но Пол был прав, она должна была знать, а снова отступать я был не намерен. Дверь открыла девочка лет девяти с рыжими волосами и приветливо улыбнулась. — Добрый вечер, — вежливо поздоровалась она, а затем с изумлением посмотрела мимо меня на другую сторону улицы. — А где волшебник? — Ты младшая сестра Гвендолин? — уточнил я, припоминая разговор в экипаже к дому в Белгравии, когда Гвен сказала про свою сестру, что та считает дежурного хранителя волшебником. — Да, я Кэролайн, — она снова улыбнулась и посмотрела на меня. — Ты теперь вместо того волшебника в черном? — девочка не дала мне ответить и тут же продолжила. — Ты мне нравишься больше. — Спасибо. Ты могла бы позвать Гвенни? Передай, что ее ждет Гидеон, — попросил я. Кэролайн развернулась и стала подниматься по лестнице. Уже наверху она переспросила: — Как-как ты сказал? Голлум? Я рассмеялся и не успел ничего сказать, когда девочка скрылась. Оставалось надеяться, что она перепутала меня с Гендальфом, раз речь шла о волшебстве. Или я выглядел настолько сумасшедшим. И вновь назойливая как жужжание надоедливой мухи мысль, что все это мне лишь чудится, а на самом деле я уже несколько часов упакован в смирительную рубашку… Я переминался с ноги на ногу, когда услышал звук быстрых уверенных шагов, а потом увидел Шарлотту наверху лестницы. Она смерила меня презрительным взглядом и холодно бросила: — А, это ты. В ее глазах помимо прочих эмоций можно было разглядеть боль. — Шарлотта, я, пожалуй, должен еще раз извиниться… — Не утруждай себя, — перебила она. — Хоть и не сразу, но я все поняла. Беги уже к своей Гвендолин, — выплюнула она и развернулась на каблуках. В это время показалась Кэролайн. — Ты ведь пришел к Гвенни? Я кивнул. — А я говорила, — и она довольная убежала. Я поднялся в просторный холл и пошел следом за Шарлоттой. — Гвен ни при чем в моем отношении к тебе, — попытался достучаться в который раз до Шарлотты. — Уймись, Гидеон, — буркнула она через плечо, осадив меня также, как я её по телефону в ателье мадам Россини. И этот короткий диалог ничуть не развеял мои сомнения в нереальности вечера. Потому что примерно такой приём я мог с лёгкостью себе представить. — Добрый вечер, — вежливо сказал я, остановившись в дверях столовой, где собралась большая семья, почти полностью состоящая из женщин. — Прошу прощения, я не собирался помешать вашей трапезе. Мне хотелось лишь увидеть Гвендолин. На какой-то момент в комнате повисла полнейшая тишина. Все молчали, а я почувствовал себя диковинной зверушкой в зоопарке, на которую все смотрят с разными эмоциями, но равнодушных не остаётся. Мальчишка рядом с Гвен хихикал, ее мама несколько раз перевела глаза с меня на свою дочь и обратно, леди Ариста одарила своим обычным чопорным взглядом, а мать Шарлотты гневно уставилась. — Вы ничуть не помешали, — доброжелательно сказала старушка с завитыми волосами. — Вот, прошу вас, присаживайтесь рядом со мной. Шарлотта, будь добра, поставь ещё один прибор. Шарлотта проигнорировала просьбу и с каменным лицом проследовала на своё место. — Так мило с вашей стороны, спасибо, но я уже поужинал, — сказал я, опасаясь грома и молний прямо в столовой. Гвендолин встала и сказала: — Я, в общем-то, тоже уже сыта. Вы не возражаете, если я выйду? — она посмотрела сначала на Грейс, а затем на леди Аристу. Обе обменялись странными взглядами и одновременно тяжело вздохнули. Я понял, что после случая с Люси, де Виллеров в этом доме недолюбливают. — Конечно, — затем сказала миссис Шеферд. — А как же шоколадный торт? — спросила Кэролайн. — Мы прибережём кусочек для Гвендолин, — леди Ариста кивнула, после чего Гвен пошла в мою сторону. Это совершенно точно нереально. — Привет, — сказал я и не смог сдержать улыбки. Гвендолин смущённо улыбнулась в ответ. — Привет, Голлум. А моя улыбка стала ещё шире. Ведь если бы все происходило только в моей голове, то согласно моим желаниям, мы бы уже целовались, Гвен была бы моей, а не шутила бы дружески. Кто бы сомневался, что именно эта девушка сможет, наконец, убедить меня в том, что все наяву. Пока мы поднимались в комнату Гвен на четвертом этаже, она рассказывала что-то о картинах и фотографиях на стенах коридоров, а я радостно впитывал звуки ее голоса, напоминавшего журчание чистого ручейка. И был благодарен за все слова про толстяка-прадеда, эрцгерцогиню-не родственницу и даже про Шарлотту с мопсом на фотографии. Потому что на такое моя голова точно была не способна. Когда мы оказались в комнате, счастливо наблюдая за Гвен, я принялся думать о том, как вообще начать разговор. Прибрав какие-то вещи, и, наконец, остановившись, она повернулась ко мне и выжидающе взглянула. А я продолжал улыбаться тому, что она жива, цела и невредима. — Я хотел сначала позвонить тебе, но телефон был отключен, — сказал я после затянувшегося молчания. — Аккумулятор сел. Я снова замолчал, не находя слов, а Гвен в это время поставила телефон на зарядку. Затем я прислонился спиной к двери, надеясь найти в ней хоть какую-то опору для предстоящего разговора. — Сегодня выдался довольно странный день, тебе не кажется? Гвен кивнула и облокотилась о край письменного стола. — Мне кажется, это был худший день в моей жизни, — сказал я. — Когда ты лежала там на полу… Я не смог продолжить. Голос сорвался от воспоминания, как сердце остановилось в теле, прижатом ко мне. Я отошёл от двери и приблизился к Гвен, чтобы удостоверить снова, что она — не мираж. — Прости, что я… так тебя испугала, — виновато проговорила она. — Но мне казалось, что я действительно умираю. — Мне тоже так показалось, — я вздохнул. В этом была вся Гвендолин. Такая непредсказуемая и удивительная. Только ей могло прийти в голову успокаивать в данный момент меня, виноватого в произошедшем. Я сделал еще один осторожный шаг в ее сторону, боясь, что она исчезнет от моих неправильных действий. — Вообще-то, тебе следовало бы лучше знать, что со мной случилось, — сказала Гвен. — Это ведь ты учишься в медицинском институте. — Да, и именно поэтому мне было ясно, что ты… — я остановился рядом с ней и прикусил нижнюю губу, чтобы не сказать ужасное «умерла». Я медленно поднял правую руку и раздвинул большой и указательный пальцы на несколько сантиметров: — Клинок шпаги вошёл в тебя вот настолько. Маленькая царапина не могла бы так сломить тебя. А тут ты вдруг совершенно побледнела, и по всему телу у тебя выступил холодный пот. Поэтому мне стало ясно, что Алестер, должно быть, попал в большую артерию. У тебя случилось сильное кровоизлияние. — Но ты же видел эту рану своими глазами, она совершенно безобидна, — сказала Гвен, рассматривая мою руку с любопытством, и кашлянула. — Это… наверное… просто последствия сильного потрясения. Ну, знаешь, я вполне могла себе вообразить, что серьёзно ранена, и поэтому я выглядела как будто… Я перебил ее: — Нет, Гвенни, ты ничего не воображала. — Но как же тогда получилось, что на моём теле осталась лишь эта маленькая царапина? — прошептала она. Я принялся расхаживать по комнате из угла в угол, чтобы взять себя в руки. «Черт возьми, пусть вызывает санитаров если что» — решился я. — Я этого тоже сначала не понял, — возбуждённо сказал я. — Я был так… рад, что ты жива, и поэтому убедил сам себя в том, что когда-нибудь смогу найти логичное объяснение этой маленькой ране. Но затем я пошёл в душ, и там вдруг всё понял. — Ах, вот в чём всё дело, — сказала Гвен и опустилась на ковёр. Я продолжал мерять шагами комнату, раздумывая, выпалить открытие сразу или все-таки после подготовки. — Скажи, тебе обязательно бегать туда-сюда, как будто ты дикий зверь? Я из-за этого, признаться, сильно нервничаю. То есть, ещё сильнее, чем всегда, — Гвен прислонилась к кровати и смотрела на меня снизу вверх. Я присел на колени прямо перед ней и положил руку на её плечо. Просто чтобы самому убедиться в том, что передо мной находится тело из плоти и крови. — Знакомо ли тебе чувство, когда, бьешься над головоломкой судоку и вдруг находишь то самое единственное число, с помощью которого все остальные поля решаются как бы сами собой? — спросил я. Гвен, помедлив, кивнула. Я гладил ее по плечу, не в силах убрать руку. Не сейчас, по крайней мере. — Уже несколько дней я размышляю надо многими вещами, но только сегодня вечером я нашёл его… это магическое число, понимаешь? Я снова и снова перечитывал эти записи, пока не выучил их наизусть… — принялся объяснять я. — Какие такие записи? — перебила Гвен, возвращая меня в болезненно-убивающий вечер, когда она ушла, поверив графу. — Записи, которые Пол получил от лорда Алестера в обмен на генеалогические схемы путешественников во времени. Пол передал их мне в тот самый день, когда у тебя состоялась беседа с графом, — увидев её вопросительное выражение лица, я криво усмехнулся. Спокойно, не надо на нее все вываливать. Только факты. — Я бы с удовольствием рассказал тебе об этом, но ты была слишком занята, ты должна была задать мне все эти странные вопросы и в заключение, страшно обидевшись, убежать прочь. Я не мог побежать следом за тобой, потому что доктор Уайт настоял на том, что мою рану нужно срочно зашить, помнишь? — Да, это было не так уж давно — в понедельник, Гидеон. — И правда. А такое впечатление, будто прошла уже целая вечность, тебе не кажется? Для меня так точно. Будто я прошел все девять кругов ада и чуть не замерз на его дне в ледяном озере, когда думал, что убил тебя. Я взял себя в руки и быстро продолжил: — Как только я освободился, тут же принялся звонить тебе по телефону. Каждые десять минут. Я звонил, чтобы сказать тебе, что я… — «тебя люблю», но вовремя спохватился. Это было не важно сейчас. Я откашлялся и взял Гвен за руку. — Чтобы всё тебе объяснить, но у тебя всё время было занято. — Да, я как раз делилась с Лесли новостью — что ты оказался таким подонком, — сказала Гвен. — Но у нас ещё есть домашний телефон, знаешь? «Подонком» — эхом отозвалось в голове. Я сосредоточился, не собираясь раскисать и возвращаться к бесцельной вечерней прогулке и той отвратительной ночи, когда я мысленно прощался с Гвен. — Пока я набирал твой номер и ждал, когда же ты ответишь, в конце концов, начал читать эти документы. Речь идёт о пророчествах и записях из личного архива графа. Хранителям об этих бумагах ничего не известно. Он сознательно не хотел посвящать в это своих людей. Гвендолин застонала. — Дай-ка угадать. Ещё несколько заумных стихотворений. И ты не понял из них ни слова. Я наклонился вперёд. — Нет, — медленно сказал я. — Совсем наоборот. Смысл довольно прозрачен. Там написано, что кто-то должен умереть, чтобы философский камень мог обрести силу, — я заглянул в голубые глаза, и произнес то, что крошило меня всю неделю: — И этот кто-то — ты. — Ага, — спокойно ответила Гвен. — Тогда получается, что цена, которую надо заплатить — это я. — Я был в полном шоке, когда это прочитал, — кивнул я. — Сначала я вообще не мог в это поверить, но пророчества довольно прозрачны. Рубиновая жизнь сгорает, смерть ворона знаменует конец, двенадцатая звезда гаснет, и так далее и тому подобное, и так без конца. Ещё более точными были записи, которые оставил на полях граф. Как только круг замкнётся и сформируется эликсир жизни, ты должна умереть. Это почти дословное описание. Гвен судорожно сглотнула воздух. — И как же я должна умереть? Это там тоже было указано? Я легонько улыбнулся. — Нет, тут пророчества как всегда расплывчаты, но сам факт подчёркивается снова и снова. Что я, Алмаз, Лев, номер одиннадцать, как-то в этом замешан, — улыбка сошла с моего лица, а в голове вихрем закружились все болезненные воспоминания и чувства прошедших дней. — Там сказано, что ты умрёшь из-за меня. Из-за любви. — О. Эм-м. Но, — Гвен не находила слов, — но это всего лишь строки из какого-то очередного стихотворения. Я покачал головой. — Теперь-то ты понимаешь, Гвенни, что я просто не мог этого допустить? Только поэтому я решился на эту глупую игру и притворился, что солгал тебе, и что чувства мои были лишь подделкой. Если бы я понял все с самого начала, то ни за что не упустил тебя. А теперь… — И чтобы мне в голову не пришла идея умирать из-за любви к тебе, ты на следующий же день позаботился о том, чтобы я тебя возненавидела? Это был действительно очень… как бы это сказать… рыцарский поступок с твоей стороны. «Возненавидела» — отозвалось где-то внутри меня всеми взглядами Гвен, пропитанными отвращением и ненавистью. — Да уж, настоящий рыцарский поступок, — она заправила выбившуюся прядь мне за ухо. Я слабо улыбнулся. — Поверь, это было самое тяжёлое, что мне довелось сделать в жизни. Гвендолин медленно провела рукой по моей щеке. Мне хотелось умолять ее остановиться, потому что мое сердце разваливалось от бешеного ритма, вызванного ее прикосновениями, и от осознания, что я сам все испортил, не сумев получше воспользоваться мозгами. Но я просто не мог отказаться от ощущения ее прохладных пальцев на моей коже. — Давай останемся друзьями — это был поистине гениальный выпад, — пробормотала Гвен. — Я возненавидела тебя в ту же секунду. Снова это «возненавидела». Я застонал. — Но я-то этого не хотел, я действительно хотел, чтобы мы были друзьями, — сказал я и взял хрупкую руку в свою, крепко сжав. — Если бы я знал, что эта фраза тебя так сильно разозлит… Гвен наклонилась ещё ближе и обхватила мою голову ладонями. — Ну да, возможно, на будущее это станет тебе хорошим уроком — такую фразу никогда, никогда, никогда не говорят тому, кого ты поцеловал. Я испугался что она сейчас хочет мне отплатить, снова преподать этот жестокий урок, а потом как ни в чем не бывало сказать: «Просто захотелось поцеловаться». Тогда бы я умер прямо на месте, не успев высказать важное, или, поправ гордость, рассказал бы ей все, что я испытал, и умолял бы прекратить меня мучить. — Погоди, Гвен, это не всё, я должен тебе ещё кое-что рассказать… — начал я, но она прикоснулась своими губами к моим. Я ответил на поцелуй сначала осторожно и нежно, не доверяя собственным ощущениям. Но даже если это была всего лишь расплата, я не мог отстраниться, не желал. А потом Гвен обвила руку вокруг моей шеи и прижалась ко мне. Моя? — недоверчивые удары сердца с замиранием. Моя. — невероятное облегчение. МОЯ! — чистая эйфория. Я снова оказался дураком, неправильно все восприняв. Я начал целовать Гвен страстно и жадно. За все наши пропущенные поцелуи, за дни в одиночестве. За мгновения, когда отчаянно и безуспешно пытался быть никем для неё. Я запустил левую руку в её волосы, не разрывая, а наоборот, углубляя поцелуй, а правой провёл по шее и начал постепенно опускаться вниз. Мне хотелось быть ближе, кожа к коже. ГорячЕе, теснее, ощущать любимое тело как свое. Казалось, наши желания совпадали. Я расстегнул верхнюю пуговицу на блузке, касаясь нежной кожи, которая словно обжигала пальцы. Уже почти ничего не соображая, почувствовал, как Гвен отстранилась. Я, было, подумал, что испортил момент своим напором, но в ту же секунду Гвенни посмотрела на телефон и произнесла: — Лесли. Только сейчас за шумом бешено несущейся по венам крови я услышал, что звонит телефон. — Её звонок я пропустить не могу. Я должна ответить, пусть даже на секундочку, иначе она будет волноваться, — оправдывалась Гвен. Я улыбнулся. — Не бойся, я не собираюсь растворяться перед тобой в воздухе. — Лесли? Можно я перезвоню тебе чуточку попозже? И спасибо за новый рингтон — очень смешной. Я не отрывал взгляда от лица Гвен, то и дело возвращаясь к манящим губам. — А, вот как, отлично, — сказала она и поглядела на меня. — Мы обязательно это потом… После её взгляда я уже хотел прервать разговор, потому что мне было катастрофически мало одного поцелуя после долгой разлуки. — Правда? Я… — послышались встревоженные нотки. Кажется, Лесли говорила о чем-то важном. — Где ты? — с удивлением спросила Гвен, и в этот момент дверь в комнату распахнулась. Кэролайн радостно крикнула: — Шоколадный торт прибыл! — а затем, повернувшись в коридор к целой делегации родственников, она добавила: — Вот видите, вовсе они не тискаются! Я прикусил щеку изнутри, чтобы не рассмеяться от неловкости момента, и опустил глаза. _______________________________________ Это уже клиника, но у меня есть музыка. Если вдруг (ну вдруг?) Вам будет скучно в ожидании следующей главы, послушайте песню Элвиса, но не оригинал. Chris Isaak «Can't help falling in love». Лестницы, комната Гвен… Вот примерный перевод: Мудрецы говорят: спешат лишь дураки Но я не могу не любить тебя. Если я останусь, Будет ли это грехом? Ведь я не могу не любить тебя. Как река непременно впадает в море, Любимая, некоторым вещам Суждено быть… Возьми мою руку, возьми и всю мою жизнь, Потому что я не могу не любить тебя.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.