В этом мире нет ни счастья, ни несчастья, то и другое постигается лишь в сравнении. Только тот, кто был беспредельно несчастлив, способен испытать беспредельное блаженство. Надо возжаждать смерти, чтобы понять, как хороша жизнь. Вся человеческая мудрость будет заключена в двух словах: Ждать и Надеяться. Александр Дюма, «Граф Монте-Кристо»
Декабрь.
2012
Гермиона обожала Рождество. В частности, она обожала Рождество в Хогсмиде, где всё было покрыто рыхлым снегом, настолько идеальным и белым, что она списывала это на использование волшебства. Не то чтобы она была против. Гермиона наблюдала, как сверкал снег в предрассветном свете уличных фонарей, пока она отдыхала в гостиной — прибранной и незахламлённой после шести месяцев проживания в новом доме. Даже с помощью магии переезд с детьми был гораздо более сложным процессом. Особенно тогда, когда необходимо было переместить огромную книжную коллекцию. Которая, включая её экземпляры и книги Драко, была обширной, даже чересчур. Звук тихих шагов Драко отвлёк Гермиону. Он только что проснулся — с взъерошенными волосами и сонными глазами из-за отцовства. Эта картина часто заставляла Гермиону думать, что двух детей будет вполне достаточно, после того, как они стали свидетелями того хаоса, во что превратился дом Поттеров после рождения Лили. — Мне кажется, что я не просыпалась раньше тебя в течение многих лет, — шёпотом сказала Гермиона, когда он сел рядом с ней на бархатном диване. — На самом деле, мне кажется, что я никогда не вставала раньше, сколько себя помню, — исправилась она. Гермиона отставила чай в сторону и наклонилась, чтобы поцеловать Драко в момент благословенной тишины и спокойствия, который спящие дети подарили им. — Я не мог заставить себя разбудить тебя, когда Кэсси снова начала плакать, — пробормотал он ей в губы сонным голосом. — Я приготовила чай, — сказала Гермиона. Она провела руками по его спутанным волосам, укладывая их, придавая форму, которая напоминала обычный стиль. Такие моменты цепляли её, когда Драко выглядел наиболее человечно, наиболее отвлекающе привлекательно. Он нахмурился. — Я сделаю себе сам, — сказал Драко, вставая. Он оглянулся на неё и заметил, как она, склонив голову, задавала ему немой вопрос. — Есть причина тому, почему я всегда завариваю чай, любовь моя, — Драко чуть склонился, чтобы смягчить словесный удар поцелуем. — Твой просто ужасен. — Мой чай прекрасен на вкус, — настаивала она, не зная, вызван ли огонь в груди чувством веселья или возмущением. — Он даже никак не отличается от того, что ты сделал вчера. На его лице промелькнула знакомая улыбка, которую она раньше не видела. Эта улыбка говорила ей о том, что этот разговор уже имел место между ними раньше. — Что ж, твои рецепторы недостаточно развиты. А мои — да, — он забрал у неё чашку, поцеловав в губы ещё раз. — Я заварю тебе свежий чай. Кто-то из нас должен следовать стандартам. Драко дошёл до кухни, прежде чем светловолосое пятно врезалось в него. — Рождество! Сегодня Рождество! — объявил Скорпиус, подпрыгивая от энтузиазма и энергии, которые могут быть только у ребёнка в рождественское утро. Его крошечные ладошки ухватились за рубашку Драко, умоляя, чтобы его подняли на руки. Гермиона взглянула на часы. Однажды, в далёком будущем, она могла бы представить себе жизнь, в которой Скорпиус спал бы после восхода солнца. Но в разгар шотландской зимы она осознала, что это просто невозможно. Всё ещё держа чай Гермионы, Драко сумел наклониться и поднять Скорпиуса на руки. Он проворчал: — Скорп… приятель, мне кажется, ты уже стал слишком большим для этого. Гермиона наблюдала, как Драко поставил её чашку на стол и обеими руками обхватил сына, который уже успел заскучать и был готов убежать куда-то в другое место, ворочаясь и извиваясь. Драко опустил его. Как бы он ни жаловался на то, что их четырёхлетний ребёнок уже слишком большой, чтобы его поднимали на руки, Гермиона видела, что Драко стало немного тоскливо. Скорпиус подбежал к ней. — Время для подарков, — объявил он, практически взобравшись ей на колени. Она убрала светлые пряди с его лица. — Тише, милый, твоя сестра ещё спит, — сказала Гермиона, притянув его к себе, чтобы обнять. — Там котёнок? — спросил Скорпиус, изо всех сил пытаясь осмотреться по сторонам. Мальчик просил завести кота с тех пор, как Живоглот умер в прошлом году. — Мы уже обсуждали это, Скорпиус. Мы пока не будем заводить кота, — сказала ему Гермиона. Скорпиус вырвался у неё из рук, надувшись и уставившись на отца, и Гермиона постаралась сдержать смех. — Но я хочу котёнка, — заскулил Скорпиус, когда Драко присоединился к ним на диване со свежезаваренным чаем в руке. Гермиона лишь взглянула в глаза своему мужу, который глубоко вздохнул. — Дядя Тео и дядя Блейз скоро будут здесь, и тогда мы откроем подарки. Они приведут своего кота, чтобы ты мог с ним поиграть, здорово, да? — сказала Гермиона сыну. Скорпиус фыркнул, всё ещё дуясь, но уже от возбуждения, которое он пытался скрыть от родителей. Гермиона сделала глоток свежего чая; на вкус он был точно таким же, как и тот, что она приготовила ранее. Но Гермиона благодарно улыбнулась Драко, и он лишь закатил глаза. — Он лучше, — настаивал он. — Точно такой же, — сказала она, вернув своё внимание к извивающемуся между ними ребёнку. — После того, как мы откроем подарки, мы поедем к твоим бабушке и дедушке на обед, где никто не получит в качестве подарка человеческую челюсть, — она одарила Драко дразнящей улыбкой. — Это было лишь однажды, Грейнджер. И ты даже не помнишь этого. Она засмеялась, потянувшись, чтобы взять ладонь Драко. Скорпиус выскользнул из-под её руки и спрыгнул на пол. Он повернулся, глядя на них с явным высокомерием, в котором была вина Малфоев. — После того, как мы увидимся с бабушкой и дедушкой, мы поедем на деловой ужин с новыми коллегами твоего папы. И ты будешь вести себя наилучшим образом, да, Скорпиус? — Только если получу котёнка, — проворчал мальчик, скрестив руки. Драко фыркнул, протягивая руку, чтобы потрепать волосы, которые Гермиона только что пригладила. — Это не обсуждается, приятель. Скорпиус нахмурился, вступил в короткую битву характеров со своим отцом, а затем сел на пол, где были разбросаны игрушки, на которые он переключил своё внимание. — Во сколько мои родители ждут нас? — спросила Гермиона, пока Скорпиус увлечённо теребил игрушечный снитч. Драко пожал плечами, подавляя зевок. Он вытащил палочку и призвал мобильный телефон, который использовал для связи с её родителями. Драко недолго повозился с ним, прежде чем бросил его на диван. — В одиннадцать, — ответил он, обнимая её за плечи и притягивая к себе. — Знаешь, я нашла свой старый телефон, когда перебирала вещи. Вероятно, это было частью того, как я поддерживала связь с родителями, — сказала она, прижимаясь к нему и наблюдая, как мягкий бладжер отскакивал от затылка Скорпиуса. Она ощутила, как напряжение подкралось к сердцу Драко. — Ты нашла тот телефон? Который был у тебя до несчастного случая? Она кивнула, глядя на него и ища на лице признаки того, что вызывало такую реакцию. — Ты использовала его… с тех пор? — Нет, — ответила Гермиона. — Я даже не заряжала его, кажется, спустя месяц… после того, как вышла из Мунго. А что? Медленно, по его шее пополз румянец. — Ладно, — начал он. — Почему бы мне не переодеть Скорпиуса и включить его? Она вопросительно вскинула брови. Драко поцеловал её в висок. — Я думал, он был уничтожен при пожаре, — Драко остановился, барабаня пальцами по ноге, внезапно став серьёзным. — Я научился отправлять сообщения. Я писал тебе… когда мне было тяжело. В самом начале. Это помогало. Я подумал, что ты видела это, но ничего не сказала… или не видела, потому что он был уничтожен, — розовый цвет, подкрадывающийся к его щекам, стал ярче, превратившись в розово-красный оттенок. Когда Драко повёл Скорпиуса обратно в спальню, чтобы переодеть его, Гермиона достала телефон, о существовании которого забыла за долгие годы. И когда она держала в руках старое электронное устройство, заряжаемое от слабого потока электричества — слияния волшебства и маггловских технологий в их доме в Хогсмиде, — Гермиона едва не выронила его, когда сотни сообщений обрушились на неё. Я люблю тебя. Я скучаю по тебе. Я чуть не убил Рона грёбаного Уизли сегодня вечером. Мне нельзя злиться на тебя. Но я злюсь. Я расстроен из-за тебя. Ты меня не выносишь. Мерлин, я скучаю по тебе. Ты выглядишь просто великолепно сегодня. Я просто хочу поцеловать тебя. Я скучаю по тебе. Сегодня ты сделала мне подарок. Я люблю тебя. Я не сдамся. Ты сказала, что я красиво выгляжу. Мне кажется, ты ненавидишь меня. Я не сказал тебе, что мы пытались завести ребёнка. Ты разбиваешь мне сердце. Я знаю. Я излишне драматизирую. Ты в спальне сейчас. Я только что поцеловал тебя. Я почти кончил в штаны. И это стоило бы того. Боже, ты такая красивая. Мы справимся с этим. Я верну тебе воспоминания. Я сделаю это. Я люблю тебя. И так далее, и так далее. Это сжимало, раскалывало и разрывало её сердце. Гермиона не знала, что должна была чувствовать: горе, радость, вину или любовь. Доказательства того, что он прошёл через то же, что и она, только с другой стороны. Гермиона чувствовала, как затряслись её плечи, по щекам потекли слёзы, задрожали ладони, когда она положила телефон. Сильные родные руки обвились вокруг её талии. — Я не хотел, чтобы ты плакала, — сказал он ей на ухо. — Это всё в прошлом, — сказала она, склонившись к нему. — Я люблю тебя, — как бы громко ей не хотелось сказать это, звук собственного голоса утонул в рыданиях. Зелёная вспышка в камине, вспыхнувшем в другой комнате, вкупе с возбуждённым визгом Скорпиуса, положила конец эмоциональной спирали, которая закрутила их. Гермиона повернулась, вытирая слёзы. — Я люблю тебя, — сказала она снова, и это было будто в первый раз. Или в тысячный. Ощущалось одинаково. — Давай, пойди переоденься, а я пока поприветствую Тео, — сказала она, охваченная внезапным чувством новых открытий. В жизни, спланированной до малейших деталей, такие открытия служили для неё утешением. Она обнаружила Тео около двери в спальню Кэсси. — Она здесь? — спросил он, приоткрыв дверь. — Она спит, — воскликнула Гермиона громким шёпотом, перебросив руку через дверной косяк и перегородив ему путь. — Не смей будить моего спящего ребёнка, Тео. Ты с ума сошёл? — Как её крёстный отец, я должен защищать её. И поскольку это её первое Рождество, то я не позволю ей пропустить этот момент. — Ей десять месяцев, Тео. Она не вспомнит о том, разбудили мы её или нет. Мы разбудим её, когда будем открывать подарки, если она… Тео нырнул ей под руку и распахнул дверь, услышав крик Кэсси; живот Гермионы скрутило, а сердце сжалось из-за материнского беспокойства и осознания абсурдности мыслей использования заглушающих чар в отношении собственного ребёнка. Тео, с другой стороны, выглядел довольным, услышав крик Кэсси, что означало — он сможет провести время с ней. Но вряд ли Гермиона могла винить его за энтузиазм. Из тех вещей, что могла вообразить Гермиона, лишь некоторые могли сравниться с картиной, как один из её самых близких друзей любил её дочь. Тео взял Кэсси на руки, убаюкивая и напевая, прежде чем Гермиона переступила порог комнаты. Кэсси продолжала кричать, несмотря на все усилия Тео, когда они вошли в гостиную, где сидел Скорпиус и пытался привлечь внимание кота, который пытался обойти мальчика. — Ему больше понравится, если ты позволишь ему подойти к тебе, — услышала Гермиона голос Блейза, который сидел у камина. Они с Драко купили специальный пуфик, чтобы защитить свой журнальный столик от патологической потребности Забини класть на него ноги. Тео выглядел шокированным от того, что ребёнок на его руках продолжал кричать, потому что он так отчаянно хотел насладиться каждым моментом с Кэсси. Гермиона закатила глаза и призвала бутылочку с кухни. Она передала её Тео. — Скорее всего, Кэсси голодна. Попробуй это. Позади них возник безупречно одетый Драко, будто и не выглядел помято и устало несколько минут назад. — Кэсси проснулась? — спросил он весёлым голосом, садясь на бархатный диван. — И чего это стоило? — отозвалась Гермиона, садясь рядом с ним. — Моя крестница просто идеальна. Мне не нравится, что вы недооцениваете её ранний талант к опере. Гермиона улыбнулась, когда Тео не стал садиться рядом с ними на диван. Вместо этого он устроился в соседнем кресле возле огня. От резкого звука треска все в комнате подпрыгнули, кроме Блейза, который просто моргнул. Скорпиус вздрогнул и втиснулся между родителями, глядя испуганными глазами на домового эльфа, который стоял на их кофейном столике. — Я оставлю это для хозяйки, — объявила эльфийка, кладя на стол тяжёлый пергаментный конверт. Она исчезла с громким треском. Гермиона быстро повернулась к Драко, которого, похоже, начало тошнить. — Это была… — начал Тео. Драко резко кивнул. Он сглотнул, и его кадык медленно опустился, когда он посмотрел на конверт. Скорпиус вскочил с дивана и схватил предмет. Он осмотрел его, читая буквы, которым Гермиона учила его большую часть свободного времени. — Тут твоё имя, — сказал он с гордой улыбкой, передавая письмо Гермионе. Драко побледнел, даже позеленел, наблюдая за тем, как письмо оказалось в руках Гермионы. Она, не теряя времени, открыла его. Между обеспокоенными взрослыми и взволнованным ребёнком у неё не было доступа к такой роскоши, как время. В конверте было письмо и два документа, на которых были проставлены официальные печати банка Гринготтс. Её руки дрожали, когда она пыталась не дать Скорпиусу выхватить пергамент, читая текст. В конце концов Драко снова смог двигаться и оттащил от неё сына. — Это… — у неё сорвался голос. Она почувствовала лёгкую слабость. — Это полное закрытие твоего трастового фонда, — сказала она, взглянув на Драко. — И создание двух новых. Для Скорпиуса и Кассиопеи. — Что там для меня? — спросил Скорпи. — Дай нам минутку, Скорп, — строго сказал Драко. Блейз резко встал. — Скорпиус, давай попробуем найти кота, хорошо? Между нежной любовью Тео, близкой дружбой Драко и безмерной признательностью Гермионы было невозможно определить, кто был более благодарен Блейзу в этот момент. Когда Скорпиуса увели, Драко заговорил: — Мы не можем взять их деньги. Что им нужно? — его слова прозвучали низко и серьёзно, а пространство между ними заполонил страх. — Здесь… нет подписи. Но… — Гермионе пришлось через боль сглотнуть. Она передала письмо Драко. Он быстро просмотрел его. — Они сделали тебя владельцем счетов? — спросил Драко, взглянув на Гермиону. — Они что? — задал вопрос Тео. — Они не могут распоряжаться деньгами, — сказала Гермиона. — И здесь нет никаких условий, — добавил Драко, снова взглянув на текст письма. Это прозвучало как заявление, а не вопрос. Гермиона недоверчиво улыбнулась. — Для наших детей, — выдохнула она, встретив взгляд Драко. Ещё один громкий треск заставил её подпрыгнуть вновь. Кэсси заплакала, а Тео пытался её успокоить. Эльфийка поставила коробку конфет на стол. — Это для хозяина, — она снова испарилась. Словно учуяв запах конфет, Скорпиус побежал обратно в гостиную. Драко выглядел подавленным, глядя на яблочные ириски, которые обычно, а именно — только по дням рождения, получала Гермиона. Не обращая внимания на тот факт, что конфеты не входили в список блюд для завтрака, Скорпиус начал хватать их. Гермиона упала на колени рядом с ним и потянулась за яблочной ириской. — Я думаю, так как сегодня Рождество, то твой папа не будет против, чтобы поделиться этим с тобой, — сказала она. Её грудь сжалась от сочувствия к мужу, который, казалось, лишился возможности говорить. — Это особые конфеты, Скорпиус, — Гермиона вытащила одну из коробки, распаковала и протянула ему. — Это такие конфеты, которые мать даёт сыну, чтобы сказать, что она его очень сильно любит, — Гермиона замерла. — Даже когда они не согласны друг с другом. Скорпиус сунул конфету в рот и усмехнулся. — Например, когда ты говоришь, что мы не можем завести кота. Она заключила его в объятия, игнорируя чавканье возле уха. Гермиона посмотрела на Драко. — Среди всего прочего, милый.***
— Я думаю, — начала Гермиона, измученная продолжительным праздником и борьбой под названием «отход ко сну», — ты даже немного нравишься Минерве МакГонагалл, — она села на диван рядом с Драко. С раннего утра они почти не были наедине друг с другом. — Она выглядела довольной твоей работой. И даже сказала мне, что не пожалела, что позволила Гарри убедить Совет Попечителей нанять тебя. — Правда? — спросил он. Драко, сосредоточивший всё своё внимание на письмах из Гринготтс, почти не замечал ничего вокруг. В любой другой обстановке он бы потребовал от неё деталей, просил бы больше похвалы, комплиментов, чтобы напитаться уверенностью. — Я использовал зелье, — сказал Драко, повернувшись к ней корпусом. — После того, как уложил Кэсси. Перед ужином. — Ты… что? — спросила Гермиона. Он сжался, мышцы на его лице напряглись, и всё его нутро было на грани бегства или желания спрятаться. — Зелье, — повторил Драко. — Моё зелье. Он осторожно расстегнул запонки на левом рукаве рубашки. Гермиона не могла оторвать взгляд от того, как он изящными пальцами пропускал металлические детали сквозь хлопковые прорези. Даже осознав, что должно было произойти, она поняла, что он не дышал. Драко закатал манжету: один, два, три раза. Наконец-то обнажился бледный, совершенно чистый участок кожи. Гермиона ничего не могла поделать с собой. Она потянулась к нему, коснувшись места, на котором была Тёмная метка. — Она была у тебя половину твоей жизни, — сказала Гермиона, резюмируя очевидное, что почему-то это казалось более важным, чем всё остальное. — Больше нет, потому что её тоже нет, — сказал он. — Каждый последующий день это уже будет не так. Я не… я не хотел переживать о том, что мои ученики могут её увидеть. Пора забыть об этом, — Драко не выглядел спокойным, скорее, потерянным. Гермиона посмотрела на камин, на котором лежали документы. — И сегодня мы получили подарок от твоих родителей, — добавила она. Он кивнул. — Знаешь, ты не позволил ему победить, — сказала Гермиона, продолжая водить рукой по его предплечью. — Я думала, ты имел в виду Волдеморта, когда в первый раз сказал мне, почему ещё не избавился от Метки. Но ты имел в виду его, да? Твоего отца? Очередной кивок, за которым последовал судорожный вздох из глубины груди. — Я не думаю, что речь когда-то шла о поражении или победе над ним, — сказал он, наматывая один из её локонов на палец и наблюдая за ней с тем же обожанием, от которого у неё перехватывало дыхание каждый раз. Даже сейчас, столкнувшись с этим уже тысячи раз. — Просто пытаюсь двигаться дальше. Гермиона отказалась рассматривать новый чистый участок кожи в пользу взгляда в глаза своему мужу. Там она обнаружила новый водоворот, который вращался по орбите, утопая в жидком металле, плавящимся только для неё. — Мы преуспели в этом, — сказала она. — В движении вперёд. Вместе.***
Второе утро подряд Гермиона встала раньше своего мужа, который настаивал на том, чтобы самостоятельно укладывать Кэсси. Она не стала заморачиваться с чаем, позволив ему потом самому заварить его, если это имело такое значение. Вместо этого она провела время, сидя за кухонным столом и занимаясь чем-то умиротворяющим — составлением списков. — Что это? — спросил Драко, поцеловав её в макушку и небрежно коснувшись пальцем шеи, прежде чем приступил к приготовлению чая. Видимо, правильного чая. — Просто чувствую лёгкую ностальгию, — сказала она. — В основном, в отношении того, что у нас есть, — Гермиона замерла, наблюдая, как он перемещался по кухне, привычно готовя чай, и это было редким моментом, когда она была свидетелем этому. — Потому что в следующем месяце будет шесть лет? — спросил он, замерев и уставившись на неё. Гермиона утвердительно кивнула. — Я просто составляю список людей, которых мы должны поблагодарить за тот первый год. Драко подошёл к ней и встал позади, положив голову ей на плечо и взглянув на имена в её ежедневнике. — Рональд Уизли тоже в твоём списке? — спросил он с явным недоверием и неосознанно сжал её плечо в собственническом жесте. — Мне нужно было увидеть его, чтобы осознать, — просто ответила она. — Тот ужин был кошмаром, но мне нужно было увидеть его снова, чтобы отпустить, — Гермиона прислонилась к груди Драко головой. — Я бы не советовал говорить Тео, что он в списке, — сказал Драко. — Знаю, но разве я могла иначе? Он единственный, кто не обращался со мной, как с хрустальной вазой, в то время как все остальные относились ко мне именно так. — По крайней мере, включение Уизлетты имеет смысл, — размышлял Драко, опустив руку ей на плечо и выводя на коже круги. — Джинни была незаменима, — согласилась Гермиона. — Но знаешь ли ты, что пришло мне в голову в первую очередь? Она упомянула что-то о планировании детей, и я поняла, что мы занимались тем же самым. А потом между нами произошла ссора. Он напрягся, замерев. — Нам нужно было поссориться, — продолжила она. — Я думаю, это всё изменило. Гермиона услышала, как он фыркнул, осознавая, к чему она вела. — Я полагаю, Пэнси заслужила своё место за то, что подняла вопрос о лишении меня наследства? — Именно. А твоя мать здесь из-за конфет, — он сильнее сжал её плечо. — Я почти потеряла надежду, когда ты впервые рассказал мне о них. И они помогли. — Можно добавить к этому списку третьего Уизли, то есть Джорджа, за то, что он использовал эти грёбаные конфетти. Гермиона засмеялась. Она протянула руку, чтобы положить её поверх ладони Драко у себя на плече. — Я думаю, не стоит, — сказала она. — Не говори мне, что наша короткая беседа обо всех игрушках Тео в той комнате для гостей не заставила твой мозг сложить все паззлы воедино. Гермиона задумалась. Это было немного притянуто, но она добавила имя Джорджа в список и следом написала ещё одно. — Блейз, конечно, — сказала она, пошевелив пальцами на левой руке. Её кольцо отражало мягкий свет огня; красивое тёплое свечение, гармонирующее с красным камнем и золотым металлом. — Кто знает, когда бы я спросила об этом без его помощи. Драко отошёл ровно настолько, чтобы взять приготовленный чай и опуститься на стул рядом с ней. Не церемонясь, он придвинулся ближе. Драко прошёлся пальцами по столешнице, остановившись на ежедневнике, который подвинул к себе, а следом расположил ровно между ними. Затем, будто это было совершенно нормальным способом сидеть с кем-то, Драко наклонился, чтобы подцепить её ноги под коленями, и скрутил их так, что теперь её голени лежали на его собственных бёдрах, заставив Гермиону сесть боком. Она хлопнула его по рукам, которые стали подниматься вверх от колена до бедра, сминая фланелевые пижамные штаны. — Ты невыносим, — засмеялась она. — Я не закончила со своим списком. Он драматически вздохнул, и в качестве компромисса убрал одну руку с бедра, оставив другую на месте, массируя её ногу сквозь ткань. — Абраксас Малфой, — заявил Драко. — Абраксас Малфой? — повторила Гермиона. — Твой дедушка? — Именно. Если мы выражаем благодарность, основываясь на чём угодно, то, думаю, нам нужно отдать должное моему дедушке за то, что он приобрёл наш любимый предмет мебели. Она знала, что это было шуткой, но абсурдное логическое заблуждение стало трудно игнорировать. Вместо этого Гермиона просто улыбнулась. — Абраксас получает своё место в списке, — согласилась она с ним, добавив имя. — И Гарри получает своё. Драко застонал из-за добродушного соперничества, которое уже давно закончилось. — Нам правда это нужно? — пожаловался он, играя свою роль. Гермиона наклонилась, чтобы поцеловать его. — Конечно, — сказала она, отстраняясь, но всё ещё ощущая мягкость его губ. Тепло, где лежала его рука, стало расти. — Он спас твою жизнь. — Едва ли. — Почти наверняка. И он защищал Тео. — Технически. Гермиона больше не могла выносить жар на ноге. Она вытянула ноги перед собой, игнорируя жалкий звук разочарования, который издал Драко, стоило ей сдвинуться и сесть ему на колени. Разочарованные звуки мигом стихли. Он обвил руками её талию, нежно поцеловав в ключицу. Драко освободил одну руку, чтобы схватить ежедневник и зажать его между ними. — Знаешь, кого нет в этом списке? — спросил он. — Тебя и меня. Я думаю, мы заслужили благодарность. Она уже забыла о списке имён, вместо этого отдавая предпочтение его губам и челюсти — точной линии, делавшей его лицо таким красивым. — Я ничего не сделала, — пробормотала Гермиона ему в кожу. Драко отпрянул от неё. — Ты, видимо, шутишь. Ты выжила. Ты дала мне шанс, поэтому позволь проявить немного уважения, — его рука, которой он обвивал её талию, напряглась. — И ещё есть два прекрасных ребёнка, которых ты мне подарила. — Думаю, ты заслужил похвалу, что тоже подарил их мне, — прошептала она, держась руками за лицо Драко и наблюдая за возмущением, смакуя его желание защитить её даже от собственного преуменьшения. Гермиона поцеловала его, заметив, как ежедневник упал на пол, когда рука мужа запуталась в её волосах. — Ты переживаешь по поводу следующего месяца? — спросил Драко, глотая воздух, который был между ними, и хватая её нижнюю губу, прежде чем она смогла ответить. — Да, — выдохнула Гермиона. — Нет. Не знаю. А ты? Он снова прижался к ней губами, проникая языком внутрь, и это было на вкус как слабая надежда. — Думаю, тоже, — признался Драко, когда Гермиона вдохнула, чувствуя, что между ними уже не хватало кислорода. — Если воспоминания вернутся, то я должна сказать, что мне нравится идея узнать, что такое влюбиться в тебя дважды, — произнесла Гермиона, двигая бёдрами и потираясь об него, пробуя на вкус его стон. В её венах бушевал огонь, пламя облизывало нервы, и в адском пекле горела ошибочная мысль, которая могла отвлечь её от вкуса его губ и ощущения пальцев, скользящих по коже. — И если воспоминания не вернутся, — сказал Драко, целуя кожу около уха и следом касаясь языком шеи, — я наконец-то куплю тебе этот Омут. Гермиона засмеялась, любя его и то, что они вместе пережили. Желая вернуть воспоминания, но больше ни в чём не нуждаясь.