Помните: что было однажды, может произойти и во второй раз. Александр Дюма, «Граф Монте-Кристо»
Ноябрь.
Яркие огни и мелькающие зеленые точки. У Гермионы раскалывалась голова: давление сжимало в тиски нейроны, словно выжимая разум. Она зажмурилась, когда из горла вырвался стон боли. — Вот и всё, Гермиона, помедленнее, дорогая. Дженкинс, убавь свет. Она узнала голос. Имя пронеслось в голове в поисках чего-то знакомого. Вспышки и яркие лучи света угасали за веками Гермионы, пока она держала их закрытыми. Её пульс стучал где-то за носовыми пазухами, ударяя по глазницам. — Когда будете готовы, — снова сказал знакомый голос, но в этот раз тише, — попробуйте открыть глаза. Гермиона позволила себе расслабиться, чтобы попробовать разомкнуть веки. Они затрепетали, полностью открылись, а потом снова закрылись из-за болезненной агонии. Свет был таким ярким. Было так много зелёного цвета. Такое агрессивное скопление огней в месте, которое предназначалось для исцеления и успокоения. Больница Святого Мунго. Она была здесь. Из глубин её памяти послышалось эхо. Она отозвалась на него, зная, что это за звук, помня его отголоски, но не имея возможности преобразовать это в единую мысль. Она бывала здесь раньше. — Попробуй снова убавить свет, — раздался знакомый голос. Давление в голове стало уменьшаться. Она почувствовала вкус зелья на губах. — Выпейте это, — сказал голос. Святой Мерлин, она ощутила ещё большее облегчение. Её разум начал успокаиваться и, наконец, Гермиона смогла думать, не оборачиваясь на удушающую боль, блокирующую мысли. Постепенно она начала разделять то, что знала, то, что чувствовала, и то, на что у неё хватило сил, чтобы обработать сведения. — Гермиона, мы выводим вас из магической комы. Вы в больнице Святого Мунго и теперь находитесь в полной безопасности. Пожалуйста, попытайтесь сохранять спокойствие. Прошлое и настоящее, воспоминания и реальность столкнулись в её голове. Она слышала это раньше. — Целительница Лука? — сквозь кашель спросила Гермиона. Она прочистила горло и снова заставила себя открыть глаза. Ей удалось подавить желание закрыть их вновь. Она услышала, как целительница тяжело вздохнула. — Дженкинс тоже здесь, — сказала она, указывая на своего ученика, сидящего у двери. Знакомая сцена заставила Гермиону вздрогнуть от внезапного чувства нереальности происходящего. — Мы бы хотели провести начальную диагностику, если вы чувствуете себя достаточно хорошо. Гермиона кивнула, и её охватило незнакомое и неуместное возбуждение. Она смогла бы ответить на эти вопросы правильно. Целительница Лука достала лист пергамента и посмотрела на Гермиону добрым взглядом, прежде чем начала. — Вы знаете своё полное имя? — Гермиона Джин Грейнджер-Малфой. Импульс, раздавшийся в голове Гермионы, переместился в грудь и прогремел под рёбрами, когда целительница записала её ответ на пергаменте. — Вы знаете, какой сейчас год? — Две тысячи седьмой. — А месяц? Это застало Гермиону врасплох. — Октябрь? — задала она себе этот вопрос, убеждая, что, если это было и неверно, ей должно стать об этом известно. Целительница сделала ещё одну пометку. — Кто сейчас министр магии? — Кингсли Шеклболт, — уверено ответила Гермиона, но голова закружилась, а боль стала усиливаться. Она почувствовала, как напрягла брови. Гермиона прищурилась от боли. — И… — целительница Лука замялась, глядя на Гермиону с чувством нежности, необычным для непревзойдённого профессионала. — Вы помните события своей жизни с середины две тысячи первого до конца две тысячи шестого года? Гермиона внезапно почувствовала, что её может вырвать, когда ощущение страха, вины и неудачи охватило её внутренности, стоило бросить взгляд на целительницу Луку и Дженкинса со слезами на глазах. С чувством, что она их подвела. Гермиона покачала головой. Самый сложный ответ в её жизни. Нет. Целительница Лука отложила пергаменты. — Возможно, на данный момент этого достаточно, дорогая. Мы продолжим нашу диагностику после того, как вы немного отдохнёте. Гермиона кивнула. Стреляющая боль за глазами лишила её способности говорить, и она вновь зажмурилась. — У меня есть для вас небольшая доза Сна без сновидений, — сказала целительница, поднося к губам Гермионы ещё один флакон с зельем. К счастью, лесной пожар внутри черепа стал затухать, хотя чувство горя продолжало тлеть.***
В следующий раз, когда Гермиона очнулась, Джинни сидела у её постели. На мгновение Грейнджер качнула головой, словно её опять зажали между прошлым и настоящим, приказывая разобраться в происходящем. К счастью, маленькая подсказка в виде руки Джинни, лежащей на животе, рассказала Гермионе всё, что ей нужно было знать. Настоящее, а не прошлое. Реальность, а не воспоминания. — Как ты себя чувствуешь? — спросила Джинни, внимательно наблюдая за ней. — Поздравляю, — сказала Гермиона, игнорируя вопрос. — Гарри рассказал мне. Джинни взглянула на свой по-прежнему плоский живот, пока большой палец двигался по кругу. Когда она вновь посмотрела на Гермиону, на глазах выступили слёзы. Она ринулась вперёд, обнимая подругу. — Я никогда больше не хочу видеть, как ты просыпаешься в больнице. Ты меня слышишь? — прошептала Джинни, и её тон больше напоминал приказ, чем просьбу. Гермиона позволила себе улыбнуться, укутавшись в чувство спокойствия и безопасности. — Ты только что использовала тон своей мамы? — Если это может уберечь тебя от опасности, то пусть так и будет. — Что произошло? — спросила Гермиона, откашлявшись и всё ещё прогоняя сон из головы. — Где Драко? Джинни поменяла позу. Её облегчение превратилось в напряжение, а радость в нечто пугающее. Она села прямо на стуле, который стоял возле койки Гермионы. В облегчении, которое почувствовала Гермиона, стала разрастаться трещина, фундамент раскололся от множества полых мест, которые всё ещё присутствовали в её голове. — Малфой с Гарри. Они… с Тео. Многое произошло. Теперь, когда ты проснулась, мне следует позвать твоих целителей, — сказала Джинни, кладя руку себе на живот, чтобы успокоиться. Страх вспыхнул в тёмных уголках разума Гермионы. Она протянула руку, ухватившись за запястье подруги. — Сначала Драко, — сказала Гермиона. Джинни замешкалась, и она сжала её руку, чтобы молча сказать «пожалуйста, мне это необходимо», прежде чем та вытащила свою палочку и вызвала патронуса, посылая его найти Драко с простым сообщением «она очнулась». — Я полагаю, хорёк скоро будет здесь, — сказала Джинни с кривой улыбкой. — Его едва удалось вывести из палаты, когда целители сказали ему это сделать, — Джинни подалась ближе, скрывая за натянутой улыбкой своё беспокойство. — Он снова ворвался сюда, когда ты очнулась в первый раз. У Гарри с трудом получилось убедить его, что ещё одно возможное нарушение — не лучшая идея. Гермиона обнаружила, что вжалась головой в подушку и успокоилась, чувствуя, что такое поведение хоть и было нежелательным, но оставалось таким привычным. — Довольно предсказуемо, не так ли? — Я думаю, ты о том, что это надоедает? Мило, что ты считаешь это очаровательным, но я — нет. Тебе не приходилось иметь с ним дело всё это время. Он был… Гермиона кивнула, когда Джинни замолчала. Она могла вообразить, и одна мысль об этом вызвала болезненное ощущение в животе. Тот факт, что её целители провели такую диагностику, как и в январе, наводил её на мысли о памяти. И мысли о том, что Драко думал, что ему придётся пройти через это вновь. У Гермионы перехватило дыхание. — Как много ты помнишь? — начала Джинни одновременно с Гермионой, которая спросила: — Как долго я здесь? Оба вопроса остались без ответа, поскольку звук шагов, несущихся по коридору, привлёк их внимание. Джинни почти рассмеялась. — Это он, — размышляла она, хлопая Гермиону по руке. — Я дам вам побыть вдвоём. Джинни встала, и мгновение спустя дверь в палату распахнулась. Гермиона заметила, что из всего, привлекшего внимание, было лишь то, что его волосы упали ему на лицо из-за того, что он бежал через всю больницу, а теперь стоял в дверях, жадно хватая воздух ртом. Это было отчётливым повторением сцены из их жизни. Но на этот раз никакая охрана не смогла бы его остановить, и, словно осознав этот факт, Драко бросился вперёд, пересекая палату в три шага. Гермиона заметила вспышку рыжих волос, выскользнувших за дверь, когда Драко устроился на краю её кровати. Он наблюдал за ней с такой дрожащей нервозностью, с таким безумным облегчением, что она почти почувствовала, как её собственная кожа загудела от этой энергии. Он колебался, не решаясь взять её за руку. — Твои целители сказали, что ты помнишь год и помнишь их, — сказал Драко. Страх в его голосе был очевиден. Между словами, которые он сказал, висел вопрос, ответ на который был ему необходим: помнишь ли ты меня? В глазах всё поплыло. — Драко, — сказала она, и имя послужило доказательством, которое было ему нужно, чтобы поверить в то, в чём целители уже пытались его убедить. В следующую секунду он взял её за руки, склонил голову к ним, целуя костяшки. Ей не хотелось ничего, кроме как провести пальцами по его растрёпанным волосам, чтобы утешить себя, но у неё не было сил отпрянуть. Гермиона попыталась сглотнуть болезненный ком, застрявший в горле — вкус неудачи, но это оказалось невозможным. — Я до сих пор ничего не помню, — прошептала она, чувствуя сокрушительный вес тех шести лет, о которых она думала. — Я знаю, мне об этом сказали, — сказал Драко, поднимая голову и глядя на неё. Он всё ещё крепко держал её за руки, и она не могла ни в чём его винить. В ней была та часть, которая чувствовала, что она не смогла бы жить без этой связи. — У нас есть теория, — сказал он, сделав паузу и слегка нахмурившись. — Что ж, точнее, у Дженкинса есть, но ему необходимо наше доверие, а меня это не особо волнует… Гермиона недоверчиво рассмеялась, сдерживая слёзы, которые норовили вырваться наружу. — Я люблю тебя, — захлебнулась она, смеясь и всхлипывая. Драко даже глазом не моргнул, а просто придвинулся ближе и потянулся к ней, чтобы прижать её к груди, уткнувшись лицом в изгиб шеи. Он запустил руку ей в волосы, а другой обвил талию, притягивая ещё ближе к себе. Гермиона то смеялась из-за комментария в сторону Дженкинса, то мучительно всхлипывала из-за всего остального. Грудь Драко вибрировала, когда он что-то бормотал ей в шею, и это в основном были неразборчивые слова, которые Гермиона просто принимала в себя. Его голос звучал грубо и почти прерывисто, когда ей наконец удалось разобрать: «… не знаю, если бы снова потерял тебя». Она крепче обняла его. Вернувшись в то место, где всё начиналось в январе, Гермионе стало очевидно, что она никогда больше не сможет его отпустить. С воспоминаниями или без. — Мне так жаль, — сказала она ему. Он ослабил хватку и отстранился ровно настолько, чтобы взглянуть на неё через влажную пелену в его собственных глазах. — Прошу, не извиняйся, — дрожащим голосом сказал он. — Ты жива. И ты помнишь последний год, который мы провели вместе, — Драко коротко вздохнул и улыбнулся ей. — Это значит, что мне не нужно снова убеждать тебя влюбиться в меня. Хотя, для ясности, я бы сделал это вновь. Столько раз, сколько потребовалось бы. Но если ты сможешь, прошу, перестань получать травмы головы. Я буду признателен за это. Гермиона снова рассмеялась, чувствуя себя безопасно и уютно в его объятиях, на его груди. — У Дженкинса есть теория? — спросила она, как только её сердце забилось так, что она вновь могла слышать звук собственных мыслей. Она упустила из виду, что слова Драко о Дженкинсе заставили его застыть, хоть ненадолго, но уловимо, чтобы эта реакция вызвала улыбку. — Судя по тому, что мы извлекли из обломков, — есть, — слово обломки пронзило её. Что было разрушено и насколько сильно? — Это хорошая теория, она многое объясняет и даёт нам какую-то… — он запнулся на последнем слове, как делала Гермиона каждый раз, когда ей приходилось произносить его, — надежду. Настоящую надежду для тебя и потерянного времени. — Как? — выдохнула Гермиона, когда в её груди что-то внезапно сжалось. Драко разгладил то, что было её спутанными волосами — ужасными завитками, образовавшимися от долгого пребывания в кровати, а следом утёр слёзы. Он встал и пересел на стул, на котором сидела Джинни, придвинув его ближе к койке. Драко переплёл их пальцы и наклонился вперёд, прижимая её руку к своим губам. — Прежде чем у меня появится надежда, почему бы тебе не рассказать мне, что случилось с тобой в той комнате, чтобы подтвердить некоторые предположения, которые мы выдвигаем? — он ещё раз поцеловал её пальцы, и она поняла, что это была попытка успокоить Гермиону. Потому что за этим жестом привязанности скрывалось что-то ещё; беспокойство нарисовало глубокие морщины на лбу, заставило выступить вены на шее и скользнуло в его взгляде.***
— В комнате был беспорядок, — начала Гермиона. Пульс давления на её суставы заставил продолжить говорить: — Честно, ты, должно быть, недооценил ту степень разрушений, которую мы там устроили. Драко натянуто улыбнулся, ожидая, что она скажет дальше. Его сдержанность заставила её ощутить болезненные импульсы в голове, вызывающие клокотание в черепе. — Я бы потратила несколько часов, просто перебирая всё, что там было. Я искала маховик, который конфисковала у Тео… — он сильнее сжал её руку. Драко кивнул, переводя дыхание. — Я так и думал, — сказал он. И больше ничего. — Повсюду был песок, — продолжила она. — Я пыталась собрать его и удержать. Боже, мне казалось, что я целую вечность пыталась собрать его обратно в стеклянную колбочку, как только нашла маховик, — Драко с восхищением смотрел на неё и кивал. — Было очевидно, что у меня нет инструментов, которые были нужны, чтобы сделать с ним хоть что-то. Так что, когда маховик стал относительно стабильным, я попыталась уйти. Я хотела найти тебя, — настала её очередь крепче сжать его руку. Было безоговорочно важно упомянуть, что она хотела найти его. Он ещё раз поцеловал её пальцы, а на лице смешались веселье и неверие. — Комната не выпускала меня, — сказала она. — Я не повернула его до конца, когда пыталась открыть дверь, но он… завибрировал. Я предполагаю, что переворот смешал материалы и зелья, которые не следовало смешивать, потому что что-то стало пузыриться… Я едва осознала, что начало происходить. Газ повалил так быстро. Гермиона изо всех сил пыталась вспомнить, но эхо ядовитых и отвратительных паров затуманило её разум. Гермиону снова охватил приступ боли. — Было так шумно, — пыталась объяснить она. — Хлопки и взрывы… думаю, я понимала, что я в опасности. И мне казалось, что я начала терять сознание из-за этого газа, поэтому решила схватить коробку с порт-ключами Тео и выбрать один. — Ты великолепна, — сказал Драко. — Где я очутилась? — спросила Гермиона. Она достигла предела своих воспоминаний, когда последнее вспыхнуло яркими огнями и мелькающими зелеными точками. — В спальне Тео, — ответил он. — Тео был там? Драко усмехнулся. — Что ж, есть и хорошие новости, — начал он. — Похоже, Тео наконец понял, что Блейз флиртовал с ним. К сожалению, ты отключилась и рассекла голову об мраморный пол, что, возможно, помешало им. — О Боже, — простонала она, подняв свободную руку и прикрыв рот от шока, смущения и искреннего сожаления. — Это было почти три недели назад. Рассечение головы довольно опасная травма, — продолжил Драко. — Тео доставил тебя сюда, а Блейз отправился осмотреть квартиру. Гарри уже был там, разбирая обломки. У Гермионы подскочило сердце. — Какие обломки? Что именно произошло? — Большая часть квартиры была уничтожена. Изнутри комнаты для гостей прогремел взрыв, уцелела лишь небольшая часть спальни. Наши чары сдерживали взрывную волну, хотя Гарри всё равно пришлось применить экстренный и расширенный Обливиэйт. — Гарри был там? Сразу после того, что произошло? Драко скривился, раздражённо простонав. — Он пытался найти тебя после того, как ушёл с работы, потому что беспокоился. Когда он не нашёл тебя, то решил проверить наши чары, потому что у него было предчувствие, — насмешка в тоне Драко могла бы показаться забавной в другой ситуации. — Предчувствие аврора и всё такое, — продолжил он, махнув рукой, как бы объясняя мотивы Гарри. — Поэтому он знал, что ты аппарировала обратно. Могло показаться, что ты провела там несколько часов, но Гарри аппарировал в квартиру сразу после тебя. И когда он пришёл туда, то квартира уже была охвачена огнём. Гермиона почувствовала, как в уголках глаз закололо из-за слёз. — Мерлин, о чём он, должно быть, подумал… — Блейз прибыл туда сразу после него. Я появился там спустя пару минут. Я только закончил варить зелья, прежде чем смог отправиться за тобой, — Драко сделал паузу, смотря ей в глаза, чтобы дать понять: он всегда будет следовать за ней. — Я аппарировал в нашу гостиную. Прямо в эпицентр пожара, — закончил он. — Поттер буквально спас мою шкуру. Он уже дважды спасал меня из огня. — Я уверена, что это довольно приятно, — поддразнила Гермиона, протянув руку, чтобы коснуться его лица, обводя пальцами несгоревшую плоть и испытывая благодарность Гарри за спасение. Ей казалось, что она снова может заплакать, хотя и не была уверена, хватит ли у неё на это сил. Ей хотелось чувствовать себя счастливой, ощутить облегчение, избавиться от груза вины и перенести его в недосягаемые места в голове, возможно, заполнив те самые полости. Те, где она прятала свой страх, который терзал её сознание. Даже сейчас Гермиона отчётливо его ощущала. Что-то, чего она не знала. Что-то, что ей ещё не сказали. — В чём же тогда заключается теория? — спросила Гермиона, опустив руку, чтобы снова взять его ладонь и прижаться к ней, как делала это раньше. — Я отрабатывала идею о том, что когда мы перевернули комнату, то вернули маховик времени на шесть лет назад, и это оказало влияние на мою травму головы в конце месяца, поэтому это затронуло такой конкретный промежуток времени. Драко откинулся на спинку стула, и морщинки в уголках его глаз указали на чувство испытываемой гордости. — Конечно, ты уже поняла большую часть из всего этого, — сказал он, смеясь и глядя на неё с откровенным удивлением и обожанием. — Дженкинсу потребовалась почти неделя, и это было после того, как я просмотрел его первоначальный отчёт для Невыразимцев, и мне пришлось напомнить ему о нашем с тобой последнем разговоре, когда ты ушла в такой спешке. — И ты сказал, что есть надежда? Вернуть мои воспоминания? — пока она ждала ответа, ей стало трудно дышать. — Отдел тайн изучает маховик времени Тео. Он, на удивление, остался… невредимым во время взрыва. Вмешательство Тео расширило диапазон того, на какие промежутки времени он стал действовать, то есть не на часы, а на годы. Я… я видел подробный отчёт, который ты сможешь прочесть, когда будешь готова, но мы уверены, что тебе просто нужно наверстать упущенное. Рука Гермионы стала дрожать от надвигающегося чувства открытия. Она с трудом сдерживала тревогу, растущую в ней. — Что это значит, Драко? — Твой мозг, по сути, совершил путешествие на шесть лет назад, отделяя воспоминания, чтобы создать новые. Но Невыразимцы и Дженкинс уверены… уверены, что прожив следующие шесть лет, когда твой мозг, так сказать, догонит, что это разделение воспоминаний не нужно… — Я вспомню, — воздух, который заколебался от этих слов, едва вырвался из её горла. — Они так думают, — он замолчал. — И я тоже. Я читал отчёт. Это… здравая логика, не связанная с магическими составляющими. Она больше не могла сдерживать слёзы. — Я обожаю логику. Драко засмеялся вместе с ней. — Я знаю, любовь моя. — Итак, — начала она, пытаясь говорить слова, которые хотели задушить её. — Всё, что нужно сделать, — ждать? До января две тысячи тринадцатого года? Драко кивнул. Шесть лет казались теперь целой жизнью. Но в глобальном масштабе это было ничем. — Я смогу, — сказала Гермиона, охваченная возрождением надежды в груди, расцветающей на поле, которое она намеревалась сжечь, не имея других вариантов. Вместо этого там теперь зарождалась жизнь, возможности и надежда. Драко наконец наклонился к ней и поцеловал после того, что, по её мнению, было настоящим олимпийским упражнением в терпении и самоконтроле, предоставляя ей время, давая ответы, в которых она нуждалась больше, чем он. — Где, чёрт возьми, моя лучшая подруга? — раздался требовательный голос. Драко отстранился, нахмурив брови и склонив голову. Гермиона наблюдала, задаваясь вопросом, как выглядело нарушение спокойствия в этой мрачной тишине, последовавшей за криком. — Ты не остановишь меня, Уизлетта. Я использую проклятие на тебе, — снова завизжал голос. Гермиона схватила Драко за руку, чтобы не задрожать от внезапного приступа смеха. Дверь в её палату распахнулась, открывшись перед бледной Пэнси Паркинсон, которая всё равно выглядела безупречно, несмотря на свирепость во взгляде. — Перестаньте обниматься. Сейчас моё время, Драко, — начала Пэнси, сразу войдя в палату и расположившись у подножья кровати. Драко, который держался от Гермионы на расстоянии, позволяющем ему поцеловать её, выполнил приказ и попятился назад, устроившись в кресле у кровати с весёлой ухмылкой на лице. — Конечно же, Паркинсон, проведи время с моей женой. Та лишь фыркнула. — Они сказали, что ты ничего не забыла, — сказала она. — Но для ясности и на всякий случай, я не буду снова ждать шесть чёртовых месяцев. Ты моя лучшая подруга, а я твоя вторая лучшая подруга, если мы не будем включать в этот список Драко и Поттера, чего я и не делаю. Поэтому, ты не имеешь права так исчезать, понятно? — Пэнси закончила, раздражённо и тяжело вздохнув, а затем скрестила руки на груди. Драко не удалось сдержать смех. И даже Гермиона обнаружила, что её лицевые мышцы приподняли уголки губ. Но помимо очевидной абсурдности всего, что касалось Пэнси Паркинсон, в её тираде было нечто искренне обескураживающее, поэтому Гермионе, контролируемой эмоциональными взлётами и падениями, захотелось расплакаться. — Пэнси, — сказала она, — я знаю, что я твоя лучшая подруга. И если мы не включаем Драко и Гарри, или, возможно, Тео тоже… — Пэнси вмешалась, говоря, что те, у кого есть члены, не включаются в список, — то будет справедливо сказать, что ты на самом деле одна из моих лучших подруг. Пэнси выглядела сбитой с толку всего на долю секунды, прежде чем судорожно выдохнула. Затем на её губах расплылась широкая, самодовольная улыбка. — Ох, отлично, — воскликнула она. — Что ж, тогда поправляйся, Грейнджер, — сказала, поворачиваясь, чтобы уйти. Открыв дверь в коридор, Пэнси произнесла: — Уизлетта. Ты знаешь, что мне только что сказала Грейнджер? Драко всё ещё сжимал губы, пытаясь сдержать смех, когда дверь захлопнулась за спектаклем, носящим название «Пэнси Паркинсон». Он приподнял брови, весело глядя на Гермиону. — В будущем ты будешь винить в этом свою травму головы, — предупредил её Драко. Гермиона вздохнула. — Я просто очень милосердна, — она закрыла глаза, расплачиваясь за свои чувства эмоциональным истощением. Даже Пэнси не смогла уничтожить мысль, крутящуюся у неё в голове. Воспоминания. — Ты правда думаешь, я смогу вернуть их? — спросила она, закрыв глаза. — Да, — сказал Драко, и уверенность в его голосе окутала её. Это было утешением, о котором она не подозревала. Было приятно позволить нести ему часть ноши своей надежды, давая ей дозу, когда Гермиона в ней нуждалась. — Когда я смогу уйти отсюда? — спросила она, теряясь во тьме и в сладости от его прикосновения к её руке. — Я узнаю, пока ты будешь спать, — сказал Драко. — Мы остановимся в поместье Ноттов, пока авроры не закончат расследование и не восстановят то, что осталось после квартиры. Даже беспокойство по поводу того, что часть её дома была разрушена, не могло вырвать Гермиону из сна, который поглощал сознание, предлагая взамен облегчение от боли и ярких огней. Она сжала руку Драко, чувствуя, как полые места заполняются надеждой. — Мне придётся извиниться перед Тео за испорченное настроение, — пробормотала она, устало хихикнув. Её руку резко сжало. Она открыла глаза. — Тео не здесь, — напряжённо сказал Драко, и Гермиона увидела, как он сдерживал последующие слова, а в его глазах блестела неуверенность, когда он решал, должен ли озвучивать то, что последовало дальше. Драко нахмурился и провёл рукой по волосам, убирая пряди с лица. — Его арестовали, — наконец сказал он. Голова Гермионы закружилась, а боль широкими шагами вновь проникла внутрь черепа. — Его что? — спросила она, застонав и сев. Ей нужно было ещё одно зелье от боли. Кто знал, что мраморные полы, экспериментальные устройства для перемещения во времени и яркий свет больничных ламп могут вызвать столько боли внутри головы? Драко ответил не сразу, успокаивающе пытаясь уложить Гермиону обратно. Как только ему удалось вернуть её в лежачее положение, он ответил: — Они несколько дней держали и меня, потому что я хранил у себя незаконные устройства для перемещения во времени. Они могли и тебя арестовать. Они выдвигали всевозможные обвинения… я думаю то, что это была ты… что ж, именно ты — причина, почему они пошли на переговоры. Драко глубоко вздохнул, и Гермиона увидела, как им движет неподдельное беспокойство, сожаление, чувство вины, похожее на то, что ощущалось в её собственной груди, будто рёбра могли надломиться и треснуть. — Тео добровольно сдался и сказал, что спрятал это у нас после того, как мы скрыли комнату. Он прикрыл нас обоих. Гермиона сжала пальцами одеяло, скользя подушечками по узору, чтобы хоть чем-то занять руки. — Он в Азкабане? — спросила она. Драко покачал головой. — Его держат в Отделе магического правопорядка. Поттер работает над этим. Я дал ему карт-бланш, чтобы достать свою карточку «Я — Гарри Поттер» столько раз, сколько потребуется, и я больше никогда ему об этом не скажу, — за легкомыслием скрывалось серьёзное беспокойство. Гермиона ещё сильнее сжала одеяло. — Он этого не заслуживает, — шепнула она. Хотелось заплакать, но это никак не удавалось сделать. Гермиону истощила мучительная пустыня из вины и переживаний. — Нет, не заслуживает, — согласился Драко.***
Спустя восемь дней. Целительница Лука выписала Гермиону из больницы Святого Мунго восемь дней назад с подробным, но довольно скромным счётом и новым планом ухода, который сводился к одному — быть терпеливее в течение последующих пяти лет. И все восемь дней Тео сидел в ОМП в ожидании предъявления официальных обвинений. Гарри обеспечил единственный проблеск надежды, сводя всё к административной ответственности, и теперь пытался согласовать с Министерством все вопросы. Главный аврор, безусловно, имел свои привилегии. Это означало, что Тео застрял где-то на третьем этаже над жалким кабинетом Гермионы, где она с трудом могла сосредоточиться на единственном отчёте из всей горы, которую ей необходимо было сделать. Только после очередной опасной травмы для жизни и недельного пребывания в больнице ценность её работы была зачтена. Её босс, очевидно, не любил перебирать бумажки во время отсутствия Гермионы. Она вычитывала, волновалась, исправляла ошибки, начинала переживать ещё больше и отправляла каждый отчёт из своего кабинета с агрессивной скоростью, как только заканчивала его. А потом Гермиона замерла с комом в горле, рассматривая следующий отчёт, выбранный среди массы других. Записи об аресте Тео, которые будут рассмотрены и по которым предъявят официальные обвинения. На столе Гермионы лежало юридическое обоснование для удержания Тео под арестом. На мгновение всё, что Гермиона могла распознать, стала кровь, клокочущая в ушах. Образ Тео, улыбающийся ей с фотографии с его ареста, выглядел небрежно и бескорыстно, раздражающе доброжелательно. Ей хотелось задушить его за то, что он совершенно не позаботился о своём самосохранении. Гермиона смотрела на папку, ожидая, пока Гарри спустится к ней. Она едва дышала, пока читала, и задавалась вопросом о расширении лёгких, которое может проломить рёбра. Владение незаконным маховиком времени, вмешательство в его усовершенствование, и всё это под гнётом того, что он был связан с Пожирателем Смерти. Будто одного этого факта было недостаточно. Гермионе было интересно, так ли выглядели заявки Драко для устройства на работу в Хогвартс — лист с важной информацией, запятнанный его прошлым. Она подскочила, услышав стук в дверь. — Твоя записка показалась мне срочной, — сказал он, входя и закрывая за собой дверь. Если Гермиона думала, что последние восемь дней были тяжёлыми для неё, то они, скорее всего, были кошмарными для Гарри. Он выглядел так, будто вообще не спал: тёмные круги под глазами выдавали это, и их невозможно было скрыть за очками. Его растрёпанные волосы были ещё более лохматыми, торча вверх под невероятным углом, что Гермиона задумалась, расчёсывал ли он их вообще по утрам? Он бросился помогать подруге, помогать другу Драко, несмотря на свои личные сомнения. Потому что это именно то, что скрывалось под карточкой «Я — Гарри Поттер»: непоколебимая преданность и беспрекословные действия. Гермиона не смогла бы полюбить его ещё больше, даже если бы попыталась. Она показала ему отчёт. Он ничего не ответил. Просто взял пергамент, блуждая глазами по тексту. — Да, это протокол об аресте. Что такое, Миона? — Гарри опустился в кресло в углу. — Я уже попробовал всё, что только мог. Я использовал все способы, чтобы отсрочить его перевод в Азкабан, даже несмотря на то, что именно он — причина, почему ты едва не погибла в той комнате. Дважды. — Ты же не можешь всерьёз обвинять его, Гарри, — ответила Гермиона, вставая, чтобы забрать отчёт. — Драко и я разрушили комнату, экспериментируя с магией, и то, что случилось с маховиком, — случайность. — Маховик времени вообще не должен был быть там, — сказал он низким голосом. — Ты хоть понимаешь, сколько бы у тебя было проблем из-за сокрытия? — Наверно, меньше в сравнении с тем, что я ограбила банк с Гарри Поттером, — сказала Гермиона с посылом «сейчас не время швырять мне это в лицо». Гарри вжался в кресло, возможно, довольствуясь моментом, что он находился вдали от собственного офиса и мог немного ослабить поводок напряжения. — Какая ошибка должна быть в отчёте, чтобы его признали недействительным? — спросила Гермиона, снова садясь за свой стол и глядя на него пустыми глазами. Подобным тоном она вполне могла бы спросить о погоде. Гарри моргнул. Снял очки и провёл рукой от висков к подбородку. — Нет ничего, касаемо бюрократии, что могло бы снять с него обвинения. Я уже изучал этот вопрос, — сказал Гарри, закрыв глаза и массируя челюсть. Мысли в голове Гермионы летали внутри с невероятной скоростью, подбрасывая, сортируя и отбрасывая идеи по мере их поступления. — А если не было бы никакого отчёта? Это бы нарушило законность его долгого содержания под стражей, да? — Я сам подал этот отчёт, Миона… ох, — он уловил, к чему она вела, когда Гермиона достала палочку. Она сделала паузу, дав ему возможность выразить своё несогласие. Он смиренно махнул рукой. — Давай. У меня нет идей. У меня отличный послужной список, и я руковожу целым отделом. Один неудачный арест не станет для меня проблемой, — Гарри выглядел почти довольным. Не говоря ни слова, она подожгла пергамент, наблюдая, как бумага стала обугливаться, сморщиваться, превращаясь в пепел на столе. Гарри встал. — Хорошо, что Министерство не перешло на электронные документы. Это бы усложнило задачу. — Спасибо, Гарри, — сказала Гермиона, вставая, чтобы обнять его. — Ты замечательный друг. — Он был готов отправиться в Азкабан ради тебя, — сказал он в ответ, но в его словах была нотка недоверия. — Да. — И ты только что нарушила закон. — Ты в этом помог, — добавила она. Гарри покачал головой, но на его губах появилась лёгкая улыбка. — Ну, я собираюсь подставить себя под удар, — сказал он. — Возможно, его освободят сегодня. Гермиона протянула руку. — Я… Гарри. На самом деле, спасибо. Я знаю, что ты не должен был делать это для Тео. Так что… просто спасибо. За то, что сделал это для меня и для Драко. Он скромно кивнул в стиле Гарри. — Только убедись, что до Нотта дойдёт, что если он когда-нибудь прикоснётся к маховику времени, я собственноручно отправлю его в Азкабан.***
Гермиона рухнула на то, что, вероятнее всего, было старинным диваном в Нотт-Мэнор, и схватила Драко за руку, как только перешагнула через камин. — Ты слышал что-нибудь от Гарри? — спросила она голосом чуть выше шёпота, когда Драко прижал её спиной к своей груди, уткнувшись носом в шею и обдавая дыханием кожу. — Пока ничего, — ответил он. Драко поднял руку, чтобы перекинуть её волосы, обнажая шею. Гермиона позволила себе закрыть глаза, отдаваясь чему-то, что не было вездесущим беспокойством о Тео. И судя по тому, как руки Драко прокладывали себе путь по её коже настойчивыми движениями, он, вероятно, ощущал то же самое и искал утешения. Она выгнулась к нему, когда его рука лишила её возможности дышать, стоило ему скользнуть под подол юбки. Эти восемь дней после её выписки из Больницы Святого Мунго прошли как в тумане, состоящем из страха за Тео и любви к Драко. Шлюзы, барьеры и туннели в её голове казались такими бессмысленными, когда она, наконец, перестала стараться понять их и просто согласилась с тем, что некоторые вещи в её жизни могли быть рефлексами. И каждый рефлекс в теле гудел и вибрировал от прикосновений Драко. Гермиона чувствовала себя в невесомости, не исчерпав всех своих усилий: попыток проанализировать каждое чувство к Драко, попыток разгадать тайны потери своей памяти, попыток спасти всё то, что было в поле досягаемости. Чуть больше пяти лет и возможность вспомнить? Это не было длинным сроком, когда руки Драко были крепко прижаты к её бёдрам, или когда губы нежно касались линии на шее между горлом и ключицей, или когда обещания об их союзе могли заполнить пустые промежутки в её памяти вновь. И если январь две тысячи тринадцатого наступит и ничего из того, на что она надеялась, не произойдёт, Гермиона не будет выяснять дальше. Так что сейчас проведённого времени с ним будет достаточно. — Боже, в моём собственном чёртовом доме, — раздался голос Тео — потрясённый, удивлённый и отчётливо прозвучавший в той же комнате. Гермиона вскочила с дивана, где блуждающие руки Драко смяли её одежду и оставили растрёпанной. Она накинулась на Тео, обхватив его руками со всей силой, которую только могла собрать. Он выглядел поражённым, не зная, куда деть руки. Всё его тело напряглось, но она не отступила. Спустя несколько мгновений позади них возник Драко, хлопнув Тео по плечу, в то время как Гермиона отказалась ослабить хватку, давясь слезами. — Могу я провести минутку с Грейнджер? — спросил Тео. Гермиона наконец разорвала объятия, как раз чтобы увидеть, как Драко кивнул и исчез в лабиринте из коридоров Нотт-Мэнора. Тео немедленно отошёл от неё и начал расхаживать. Она ещё даже не успела рассмотреть его как следует. Но теперь, видя, как он ходил взад-вперёд в помятой одежде, бледный и на ощупь казавшийся слишком худым, её сердце сжалось. Знакомое ощущение, будто рёбра могут треснуть, вкрутилось ей в позвоночник, угрожая увеличить масштаб катастрофы. Тео остановился и повернулся к ней, а затем все его манеры исчезли. Он отвернулся и снова начал ходить, останавливаясь возле кресла. Тео ударил рукой спинке, избегая зрительного контакта. Гермиона попыталась сделать шаг к нему, но он отступил, начав паниковать. Тео провёл двумя руками по коротко стриженным волосам и издал звук, словно пытался сдержать кашель в груди. Вся его нервозность вырвалась наружу, когда он наконец повернулся и посмотрел на неё в третий раз. — Я так чертовски сожалею, Грейнджер, — сказал он, и его голос сорвался на гласных в её фамилии. Тео наклонился вперёд, прислоняясь к креслу. — Ты могла погибнуть, — прохрипел он. — Я мог убить тебя, — в нём не было той крутой уверенности и собранности, что Гермиона видела до его ареста. — Я не виню тебя, Тео, — сказала она ему, пытаясь произнести это мягко, но с той уверенностью, с которой могла прошить эти слова. — А должна. Ты, блять, должна, — он снова не смотрел на неё. Гермиона вошла в поле его зрения, заставляя взглянуть на себя. — Это не обсуждается, Тео. Ни Драко, ни я ничего не имеем против. То, что ты был готов сделать ради нас… — настала очередь Гермионы глотать слова. — Нет, нет. Ты не должна быть расстроена. Это я должен, — сетовал Тео, и его паника начала утихать под знакомым дразнящим тоном. — Как мне убедить тебя, что мы не держим зла? Тео, казалось, какое-то время обдумывал её вопрос, прежде чем его пробило на смех. — Можете назвать первенца в мою честь. Тео подошёл к креслу, на которое опирался, и упал в него с той же любовью, с которой Гермиона делала то же самое последний год. Она подошла к дивану рядом и села, поджав под себя ноги. Тео всё ещё выглядел так, будто сильный порыв ветра может снести его, но она заметила усилие, которое он предпринял, чтобы не допустить этого. — Теодор — это название какого-то созвездия, которого я не знаю? — спросила Гермиона, пытаясь поймать настроение, чтобы с лёгкостью начать подшучивать. — Думаете о детских именах, да? Гермиона пожала плечами, осознавая последствия того, в чём она не могла признаться. — Что ж, если мы планируем разрушить подавляющее большинство вековых традиций семьи Драко, то, полагаю, привычка давать странные имена — не худший вариант для продолжения. С учётом всех обстоятельств это даже довольно щадяще. — Драко — дурацкое имя, и тебе об этом известно, — сказал Тео. Гермиона бросила в него подушку, но не смогла сдержать улыбку, чувствуя, что Тео снова вернулся. Он задумался и воскликнул: — Я бы хотел занять место крёстного отца. — Тебе придётся подождать рождения второго ребёнка. Гарри пожертвовал собой, чтобы спасти многих из нас, — сказала Гермиона, улыбаясь. — Для гриффиндорца ты слишком жестоко ведёшь сделки, — произнёс Тео. — А ты удивительно храбрый, умный и преданный для слизеринца, — ответила Гермиона, уклонившись от его поддразнивания и сказав нечто более искреннее. Тео, казалось, обдумывал её внезапный комплимент, упираясь подбородком в руку. — Хочешь узнать секрет, Грейнджер? Гермиона улыбнулась. — Конечно. — Единственная причина, по которой я попал в Слизерин, заключалась в том, что я умолял распределить меня туда. Я практически кричал об этом Шляпе, — он замолчал, окунувшись в воспоминание. — Отец никогда бы не простил меня, если бы я попал куда-то в другое место. — Куда тебя хотели распределить? — спросила она, размышляя о её собственном распределении и возможном попадании в Когтевран. — Подобная конфиденциальная информация — это инструмент торга, Грейнджер. Я не раздаю её бесплатно. Знаешь, я совсем не подхожу для этого дома. Гермиона внезапно протянула ему руку, взяв его ладонь. — Я рада, что знакома с тобой, Тео, — сказала она, чувствуя себя очень эмоционально. Он сжал её руку. — Я рад, что тоже знаком с тобой, Грейнджер. Я бы даже хотел предложить вам с Драко остаться здесь навсегда, потому что вы мне очень нравитесь, ребята. Гермиона засмеялась. — Наша квартира почти полностью восстановлена, так что считай, что тебе повезло, что ты больше не будешь натыкаться на нас. Кроме того, ты же просто хочешь оставить Живоглота себе. — Виновен, — признал Тео. — Но, прошу, не сдавай меня за похищение кота. Одного заключения было более чем достаточно. Гермиона расхохоталась, а затем начала плакать. — Слишком рано? — спросил Тео.***
— Поттер правда не сказал тебе, почему он хотел присутствовать здесь? — спросил Драко, когда Гермиона аппарировала на тротуар возле их квартиры. — Не смогла и слова из него вытащить, — призналась она, когда Драко открыл дверь. Гермиона боролась с чувством страха, которого не испытывала до момента прибытия в их квартал. Она не видела ущерба, который был нанесён, но слышала достаточно. Службы реставрации устранят все проблемы и сделают помещение пригодным для проживания. Но их вещи, воспоминания, которые она бережно хранила в квартире на протяжении десяти месяцев, исчезли, за исключением некоторых частей их спальни, куда не дошла взрывная волна. На их этаже Гермиона заметила Гарри и Джинни, ожидающих их возле входа в квартиру. Она поприветствовала друзей объятием. Драко крепко пожал руку Гарри и, к большому удивлению Гермионы, поцеловал Джинни в щёку. — Что? Без оскорблений? — спросила она, широко раскрыв глаза, ожидая колкостей об острых чертах лица или рыжих волосах. Гарри рассмеялся. — Они не делают этого, пока Джин беременна. Очевидно, Драко против оскорбления беременных женщин. Взгляд Гермионы переместился с Драко на Джинни, а потом обратно. Мужчина просто пожал плечами. — У меня есть целых девять месяцев придумать новый материал, — сказал он, небрежно сунув руки в карманы и быстро подмигнув Джинни, которая только закатила глаза. Гарри, очевидно, не обладал терпением, чтобы наблюдать за этими ритуалами, поэтому просто выудил ключи из кармана. — У нас есть подарок для вас. Добро пожаловать домой, — сказал он, и ухмылка стала расти вместе с озорным блеском в его глазах. — Когда ты, чёрт возьми, нашёл на это время, Гарри? — спросила Гермиона, когда он вставил ключ в замок. Гарри провернул ручку и остановился, приоткрыв дверь ровно настолько, чтобы повысить градус трепетного предвкушения в коридоре. — Я руковожу целым отделом в Министерстве, и через несколько месяцев нас с Джинни снова лишат сна. Мне кажется, я больше никогда не высплюсь, поэтому это было лишь практикой. И с этими словами он отворил дверь. Драко вошёл первым, разинув рот. Гермиона проследовала за ним, повторяя жест. — Это… — начала она. Джинни хихикнула из коридора. Гарри тоже рассмеялся. — Это диван, — сказал друг между приступами смеха. — Старинная реликвия Гермионы из поместья Малфоев. Насколько Гермиона могла разглядеть, вся их квартира была пустой, и лишь в центре стоял диван, который каким-то образом остался стоять там же и источал запах гари. Джинни тихо застонала на заднем плане. — Думаю, я ещё отчётливо чувствую запах похмелья, с которым проснулась однажды на этой штуке. Гермиона уже думала расспросить её об этом; ей определённо понадобится больше разъяснений по поводу того, какая история стоит за этим всем. Рот Драко всё ещё был широко разинут. — Нам сказали, что большая часть нашей собственности была уничтожена взрывом или огнём, — ответила Гермиона. Для использования заклинания восстановления потребовалась бы значительная часть исходного материала. — Я провёл много времени, наблюдая за первоначальным расследованием после несчастного случая. Мне удалось найти кусок каркаса, и я решил, что смогу восстановить его, — Гермиона ошеломлённо уставилась на Гарри. Она не могла понять, осознавал ли он, насколько это было грандиозной задачей. Но Гарри сказал это так, словно это было пустяком. — Но, — начал Малфой сквозь шок, — почему он красный? Гарри согнулся пополам в очередном приступе смеха. Джинни ухватилась за его плечо и тоже расхохоталась. Даже Гермиона изо всех сил пыталась сдержаться. — Это, — сказал Гарри, — один из лучших бархатов, который смог купить Блейз Забини у тех людей, что импортируют его из Италии. На самом деле, он очень хотел помочь вам. К сожалению, оригинальная ткань была уничтожена, и у меня не было другого выбора, как заменить её. Драко вынул палочку, но Гермиона рванула вперёд, пока смех щекотал её горло. Она встала между ним и диваном, проведя руками по его левой руке: от бицепса к предплечью, от запястья к пальцам, хватая его палочку и убирая в карман. — Насколько я понимаю, этот предмет мебели принадлежит мне, — сказала Гермиона, широко улыбаясь. — И не думаю, что я назвала бы его красным. Это, скорее, благородный бордовый, — она повернулась к Гарри и Джинни, которые едва сдерживали улыбки, обмениваясь поздравительными взглядами. — Мне нравится, спасибо, — поблагодарила она их. — А Малфой, похоже, хочет меня проклясть, поэтому мы пойдём, — с лёгкой ухмылкой ответил Гарри, обнимая Джинни за плечи. Гермиона переплела пальцы с Драко, останавливая любое заклинание для изменения цвета, которое он мог применить в отношении их гриффиндорского дивана. Взгляд Драко переместился с мебели, облетел пустую комнату и остановился на Гарри и Джинни. Прежде чем он заговорил, его пальцы сжали ладонь Гермионы. — Спасибо, Поттер, — сказал Драко. — За это. За Тео. За то, что вытащил меня отсюда во время пожара. Тебе раздражающе хорошо подходит звание спасителя. Гарри кивнул. — Рад помочь, Малфой. Он одарил Гермиону ещё одной улыбкой, прежде чем бросил ключ, и Драко легко поймал его правой рукой. Когда Гермиона вновь подняла глаза, Гарри и Джинни закрыли за собой дверь, и слабый хлопок известил об их аппарации. Гермиона повернулась к Драко, обнимая его за талию. — Все мои книги, — прошептала она ему в рубашку, воспользовавшись моментом тишины, чтобы оплакать пустоту в их квартире. Он засмеялся ей в макушку. — Я знаю, — сказал Драко почти так же разочарованно. — Мои тоже. Твой экземпляр Графа Монте-Кристо уцелел. Он лежал у меня на тумбочке возле кровати. Эта была крошечная вещь, которая казалась огромной. Или, возможно, огромная вещь, которая казалась крошечной. Но в любом случае Гермиона обняла его крепче, благодаря за то, что в её жизни осталось ещё несколько таких ценных деталей. — И просто подумай обо всём, что у нас сейчас есть, — продолжил Драко, скользя руками вниз и вверх по её спине. — Всё это пустое пространство, и мы можем заполнить его всем, чем захотим. — Как воспоминаниями, — выдохнула Гермиона. — И детьми. — Только тогда, когда будешь готова, — сказал Драко, поцеловав её в макушку. — Моя тумбочка тоже уцелела? — спросила она, глядя на него. Он моргнул, обеспокоенный её вопросом. — Да. — Тогда мой ежедневник всё ещё там, — сказала она, чувствуя, как её мужество пошатнулось. Гермиона уронила голову ему на грудь. Его руки замерли на её спине. — Если ты оставила его там, то, полагаю, что да, это так, — его заявление звучало как задача, которую он пытался разгадать в своей голове. — У меня было кое-что запланировано на эту неделю, — сказала Гермиона. — А? — спросил Драко, осторожно выводя единственный слог. Гермиона призвала небольшую книжку в кожаном переплёте. Она отпрянула от Драко, чтобы дойти до страниц нужной недели — страниц, на которые наткнулась всего за несколько дней до того, как взорвала собственную квартиру. Потому что, даже глубоко погрязнув в их разногласиях по поводу её памяти, она была готова идти вместе с ним дальше, планируя будущее. Гермиона открыла книгу и протянула ему. Красными чернилами, её собственной рукой было написано и подчёркнуто единственное слово: секс. — Ты запланировала секс? — спросил Драко, и те самые осторожность и сдержанность перекочевали в надежду, едва не заставив Гермиону рассмеяться. Она не ответила. А просто посмотрела на него, изогнув бровь во властном жесте. — Ты уверена? — поинтересовался он, немного поколебавшись. — Да, — сказала она, перекладывая руки с его талии на шею, требуя поцелуя. Он подчинился, прежде чем легко оторвал её от земли и отнёс к недавно отреставрированному бархатному бордовому дивану. Гермиона не смогла удержаться от хихиканья, когда он уронил её на него, опускаясь сверху и целуя в подбородок. — Что? Здесь? — спросила она, разрываясь между очередным приступом смеха и желанием сорвать с него одежду. — А ты видишь другую мебель? — знакомо ухмыльнувшись, спросил Драко. Она рассмеялась, наслаждаясь лёгкостью этого момента, забыв о том, что она утратила память, и думая лишь о будущем. Однажды на итальянском винограднике после прикосновения к ней зажглось то, что казалось звездой, наполняющей её сердце и циркулирующей желание по венам, и Гермиона подумала о том, чтобы создать новое созвездие. В этот день, в этом месте они сделали это.