Poseidon

— Мы его найдем. Голос у Зевса строгий, при этом спокойный, но ставит точки над «i». Чонгук, конечно, словам старшего брата не верит; только отчасти, чтобы не разбиться вдребезги от гнева, поселившегося возле сердца. Злость, грусть, отчаяние — терзают чонгуково тело, издевательски оставляя шрамы. Он держит себя в руках, но только из-за Хосока. Из-за него почему? Потому что тот не дает возможность разрушить все, что вокруг существует. Не дает своим присутствием схватиться за трезубец и устроить такой Ад, кои Рим никогда и не видывал. Старший брат старается (впервые в жизни) удержать младшего в руках, боясь, что упустит; не потому что страшно и ему самому, а потому что люди тоже заслуживают спокойной жизни хоть раз в пару лет. — Мне жаль. Чонгук усмехается. Существу, пережившему настоящую трагедию, не нужна ничья жалость. Жалость ценится дешево. Вся жалость мира не стоит и ломаного гроша, а слова Хосока только бьют по паху, пока Чон давится своей болью. Мысли о его Тэхене душат. Чонгук не представляет, как мужу страшно. Не представляет, как тот зовет на помощь, кричит, плачет — от этого у Чона страдальчески пульсирует вена на виске, потому что больно. Посейдон — бесстрашное существо. По крайней мере, так считали и считают многие, кто был с ним знаком или хоть единожды разговаривал; никто и не знал, что самая настоящая посейдонская слабость — его муж. И, наверное, ни один бы злейший враг не прикоснулся к Тэхену, зная, что чонгукова слабость именно он. Хотя бы потому, что знали бы, насколько это опасно — отнимать у Посейдона его любовь. Чонгук думает, что люди — отвратительные существа, которым присущи разврат и взаимовыгода. Чонгук думает, что люди — самые ужасные живые существа из всех, что ему доводилось видеть за столько лет своей жизни. Он видит повсюду мерзость, жизнь вызывает у него горечь и отвращение, но все это лишь отражение болезни, которую он носит в себе из-за потери близкого. Он ненавидит. Каждой клеточкой тела ненавидит. Чонгук внутренне трясется от злости, но, наверное, не может ничего сделать; Чон не верит Хосоку, что тот поможет. Потому что все его прошлые слова противоречат сегодняшним. Нет, Чонгук не ненавидел Зевса. Несмотря на их сложные братские отношения — они держатся вместе спустя трудные периоды и это поразительно для такого Бога, как Посейдон. Потому что, касаясь его характера, это просто невозможно — терпеть чужую лицемерность, такие подлые слова и поступки вроде штурма на чонгуков дворец из-за свадьбы. Хосок не оценил чонгуков выбор, но, Чон думает, что это его вообще не должно касаться. Во-первых, он хоть и брат, но, пожалуй, пусть лучше следит за тем, что у него в отношениях творится; во-вторых, выбор Чона — только его выбор и его никто, даже сам брат, не должен осуждать. Потому что любовь не выбирают по обложке, любовь — она как литр смоли. Чонгук не курит, но легкие давятся этой смолью из-за настолько масштабной любви к Тэхену, что тот готов разрушить ради него целый мир. Максимальная степень свободы бывает лишь у безумцев. Чонгук зависим от тэхеновых поцелуев, объятий и голоса. Тэхен — зависим от него. Чонгук знает, что тот не сможет высвободиться самостоятельно; у людей все продумано, касаясь опытов над новенькими экземплярами, и Чон, если честно, не хочет представлять, что они там удумали. Потому что представление тэхеновых слез и горечи Чонгука только убивает. Морально, физически — плевать. Кого волнуют эти точности, когда так плохо становится? Людская жизнь — сплошное вранье, порнуха и бытовуха. Люди никогда не совершали чего-то по-настоящему из ряда вон. Никогда. И не смогут, потому что все это находится за пределами их зоны комфорта. Они упакованы в нее, как в полипропиленовый мешок. Они куски мяса, зажатые рамками быта и работы. И, к людскому несчастью, мысли Чонгука никто не оспорит, потому что он прав. Без всяких исключений. — Что делать будем? — Юнги подает голос. Впервые, к слову, за этот день. Чонгука бесит этот разговор. Бесит, потому что он не должен обговаривать с кем-то план; он и без них, Зевса и Аида, мог решить все с помощью своих сил. Он не безвольный — он все может сам. Пойти даже на самый абсурд, потому что любовь к Тэхену того определенно стоит. Чонгук видит, как подавлен Юнги. Он почти уверен, что его ужасное моральное состояние даже не касается Амфитрита, потому что это слишком очевидно для всех тут сидящих. Юнги и сам это понимает, не притворяется, что любит Тэхена больше всех и готов ради него из кожи вон лезть. Потому что тут всем, абсолютно всем, плевать на русалку. Чонгук в комнате дворца с двумя Богами чувствует себя одиноким — от него кусок будто оторвали. Так больно, что неописуемо. Он, Посейдон, не показывает свои настоящие чувства, но все внутри разрывается. Юнги болен совсем другим — вовсе не задачей как спасти Кима из людских лап, а из-за Хосока. Чонгук понимает это сразу, потому что чувствует подобное как никто другой. На небе вчера гром не прекращал греметь до ночи. Боги притворяются, что ничего не произошло, а Чону, если честно, смешно до покалывания — и все-таки у него состояние такое истерическое, так что смешит все вокруг: Зевс, который задумчиво гладит губу большим пальцем, продумывая план, и Аид, который даже не смотрит в его сторону. Чонгуку хотелось захныкать. Не заплакать, а именно захныкать, словно маленькому ребенку. Плачут от горя, а хнычут — от беспомощности; есть в этом частичка правды. Хотя, наверное, он внутренне делает это все вместе, и страдает вдвойне от пущего эффекта нескольких эмоций. — Мне плевать, — Чонгук встает с места. Смиряет двух Богов взглядом, но не полным горечи, а полным равнодушия на их проявление псевдо-обеспокоенности. — Я не собираюсь думать. Я убью каждого до единого, пока мой муж не будет возле меня. Чон уходит под два изумленных взгляда, даже не оборачиваясь. Хосок зол, он знает и ликует, потому что вывести Зевса из себя почти невозможно. Его никто не останавливает и Посейдон знает почему: потому что когда он настроен решительно на него не окажет ни один эффект, ни одна фраза и никакой брат. Никакой друг. Никто. Почему? Потому что, касаясь своей любви, Чонгук разберет город по крошке, но найдет то, что ищет. Он бы, наверное, даже не стал так волноваться за свое величие. Не стал бы, потому что оно не сравнимо с любовью тэхеновых глаз. И если люди забрали у Чонгука его целый мир под именем Амфитрит — он заберет его у них. Только у людей под словом «мир» ассоциируется не какой-то там муж великого Посейдона, а просто жизнь.

🌊

Поднимается шумный ветер. Он приятно треплет чонгуковы волосы, болтая их в воздухе. Рука крепко охватила трезубец. Взгляд чонгуковых глаз настолько пропитан ненавистью и желанием отомстить, что у любого человека вышла бы из тела душа. Чонгук ступает голыми ступнями по поверхности воды. Он не в силах держать себя эти несколько минут, что идет вперед, к берегу, чтобы, наконец, начать то, что планировал с самого начала. Человечество — вирус. Без него будет лучше, без него будет легче. Без этого вируса природа расцветет, без него не будет таких масштабных проблем вроде той, когда забрали его любовь. Он ненавидит человечество с такой силой, что готов натравить на них все прелести грехов; настолько, что желание покарать всех разом только растет с каждой секундой. Чонгук хочет, чтобы люди утопали в Аду и не вылезали из дьявольского котла. Чтобы почувствовали, что творится внутри Чонгука прямо сейчас. Он вовсе не добрый Бог. Люди решили историю божественных существ за них самих и неоднократно об этом пожалеют, когда увидят настоящее лицо Бога морей. Когда увидят, что отнимать чужое — себе дороже и цена этой прелести — целая жизнь. Когда Чонгук подходит к берегу перед ним резко приземляется Зевс — прямо с неба. И он, если честно, ни капли не удивлен. Старший брат всегда остановит его в самую не подходящую минуту. С опозданием, но укажет на недостатки. И Чону надоело слушать эту песню из раза в раз; она настолько надоедлива, что противна. — Следуй голосу ума, а не гнева! Чонгук усмехается. На его лице — злой взгляд и улыбка, и сочетание двух эмоций выглядит зловеще, угрожающе. Так, будто он своим лицом предупреждает, что лучше Хосоку обойти это стороной; не лезть в то, что Чонгук собирается сделать. — Ты смешон, — шепчет Чонгук почти одними губами. — Смешон до нелепого. Какой из тебя Бог, если ты несешь такую чушь? И он снова выводит Бога небесных сил. Давит на то, на что нельзя. Но, благо, у Хосока терпения хватит хоть на весь Рим. — Я тот Бог, которому верят. Чонгуку еще смешнее: его брат наивен до абсурда. — Действительно думаешь, брат, что они, — Чонгук кивнул подбородком в сторону города. — Верят в тебя? Хосок не отвечает, а Чон продолжает цепляться и дергать за ниточку хосокового терпения. — Для них ты лишь выдумка, которой можно поделиться о своих проблемах. То, как ты думаешь, и делает тебя нелепым Богом, — Чонгук подходит к брату ближе, а его голос становится совсем низким. — Они наивно полагают, что Бог им поможет, но ты ни одного из них так и не спас. И Хосок давится собственным возмущением. Он не хочет верить в то, что младший брат прав. — Это не так. — Тогда оспорь мое мнение, — Чон высокомерно посмотрел напротив, прямо в хосоковы глаза, получая в ответ поразительное молчание. — Не можешь? Это меня не удивляет. А знаешь, почему? Потому что они даже сами не знают, зачем молятся, когда Бог дает им совершенное ничего. Хосок не обидчив, но эти слова определенно толкают его в пропасть. Он не показывает, потому что привык казаться сдержанным. Чонгук знает каждую деталь хосокового характера и зря тот наивно полагал, что сможет остановить его. В этой битве справедливости победил Чонгук. И Чон впервые злорадствует тому, что довел своего старшего брата до такого состояния. Он умело сдерживается, но в шаге от бесконтрольного гнева. Интересно, а он задумывался каково было Чонгуку, когда он услышал о Тэхене из его уст то, что не должен был? Понимает ли он, стоя перед ним, что Чон любит Тэхена так, что не остановится даже после разговора? Не понимает, потому что не ему говорить о любви. Хосок не знает, что это, и оценивать это чувство и поступки — тоже не может. Так что не Хосоку останавливать Чона сейчас. — Уходи, — шепчет Чонгук. Зевс не хочет слышать эту фразу. Он искренне надеется, что младший одумается, что поймет, что есть другой способ спасти его мужа, но самому даже стыдно об этом думать; Посейдон неуравновешен. В таком состоянии он будет проявлять все, что придет в голову, в жизнь. Земля не может жить без людей и истребить их будет ужасной чонгуковой ошибкой. Поэтому Чон старший продолжает стоять на месте ровно, даже не сдвинувшись, смотря прямо в глаза. — А сам-то ты что дал народу, чтобы стыдить меня за это? Чонгук усмехается. Снова. Потому что эта фраза настолько нелепа, что хочется ударить Хосока молнией. — Я не борюсь за общее благословение, — объясняет Чонгук, в предвкушении потирая пальцами трезубец. — Я борюсь за свою любовь. И если ты не уйдешь прямо сейчас — я убью тебя. — Вот как? — Зевс подходит только ближе. — Готов убить брата за какую-то русалку? Чонгук смотрит зловеще, прожигая в хосоковом теле огромную дыру. Его эти слова невероятно злят, потому что Тэхен — не какая-то русалка, а именно его. Хосоку давно нужно было понять, что, затрагивая тему про Тэхена, следует придерживать язык за зубами. Чонгук вспыльчив и запоминает подобное надолго — практически на всю жизнь. — Убил бы ты за Аида? — они с Хосоком стоят друг к другу практически лицом к лицу. Давят друг на друга взглядами и ненавистью. Хосок удивленно вскидывает брови — не ожидает услышать подобное. Чонгук чувствует хосоково напряжение всем своим существом. — Именно. Поэтому, если не уйдешь с пути, я убью тебя и глазом не моргну. Потому что ты сделал бы точно так же. Хосок правда хочет остановить младшего; люди не должны погибнуть от неуравновешенного и туго думающего адекватно Чонгука. Правда не хочет, но Посейдон говорит все, что у старшего Чона на уме. И он не смеет отрицать то, что убил бы младшего за своего Аида — не поверит сам себе. Убил бы весь мир, если бы потребовалось. — Я бы выбрал другой путь. — Не думаю, — Чон хмыкает. — Прекрати вести себя так, будто ты не убивал. Это последняя фраза, которая Хосока действительно добивает. На небе сгущаются темные тучи, море становятся черным от того, что свет солнца исчез. Чонгука такой ответ ни разу не пугает. Он оставляет Хосока наедине с собой, чтобы тот задохнулся в собственной лжи.

🌊

Чонгуковы ступни опускаются на поверхность берега. Он сначала осматривается. Не задумываясь, трезубец резко ударяется о землю. Да будет бунт, и пусть люди пожалеют о том, что отняли у Посейдона самое ценное. За чонгуковой спиной поднимается длинная волна черного моря. Она не накрывает его, а неподвижно стоит, брызгая каплями по сторонам. Возвышается над ним, достигая высокого роста, и бурно рычит бурлящей водой. Она будто бы тоже готовится к нападению города. — Поплатитесь за то, что совершили, — шепчет Чонгук, прикрывая глаза и направляя воду ладонью вперед. Она опадает на берег с громким хлопком, слегка сотрясая землю под ногами. Море раздвинулось на две стороны, обходя силуэт главного, великого и управляющего стихией, бурно и быстро обрушиваясь на город, снося дома. Из города ничего не слышно, но это только пока что — пока Чонгук не достиг его центра. Он смотрит на в панике бежащих людей, которые не успевают даже захватить вещи. Людей сносит с ног бурно льющаяся вода из всех сторон. Она рычит, с шумом преодолевая препятствия, опрокидывая и их. Деревянные дома крушатся за счет силы давления волн, превращая их в щепки. Дети кричат, плачут, зовя мамочку с папочкой, задыхаясь в потоке воды. Ему, Чонгуку, совсем не жаль. Не жаль ни капли, потому что он ищет свое и сделает все, чтобы достичь этой цели. Люди на его глазах тонут в атакующем их море. Давятся водой, протяжно крича и оглушая, а после забываются где-то в глубине. Чонгуку не жаль. Кто-то пытается удержаться за что-то, наивно полагая пережить бурю. Чону прелестно от силы великого превосходства. Люди такие пугливые, такие хрупкие — вода не затопила и весь город, как они сдались, прощаясь с жизнью. Такие слабаки действительно заслуживают смерти. Людям необходимо, чтобы рядом был кто-то, кто ниже их — чтобы почувствовать свое превосходство. Только в этот раз они приняли свою смерть и проиграли, пав к ногам наилучшего.

🌊

Тэхен задыхается. Он умеет дышать на воздухе, но ему невыносимо трудно: в грудной клетке все распирает, давит, хвост едва двигается и теряет свой естественный голубой оттенок. Он тяжело дышит, жмурит глаза, пытаясь понять, чудится ли ему все это или все-таки судьба сыграла с ним зловещую шутку. Он поскорее хочет отправиться обратно в море к своему любимому мужу, чтобы спрятаться от всего в крепких объятиях, хочет, чтобы все, что творится — прекратилось. Люди — существа, ему кажется, не разумные. Они достали его из воды и даже не додумались устроить туда, где она будет. Поэтому ему невыносимо терпеть жгучий воздух, который разрушает тело по-медленному. Но больше его разрушает то, что, кажется, прошло целых полтора дня и его так никто и не нашел. Он чувствует, что Чонгук это просто так не оставит, и все еще считает его личным героем. Только бы побыстрее его нашли. Только бы побыстрее уплыть отсюда обратно в дворец и целоваться там с Поседойном до покрасневших губ. Тэхен мечтает о воде. Его хвост уже слегка зеленоват, а еще Ким пахнет сыростью и тухлостью — ему самому от себя противно, потому что он портится постепенно и заметно. Он голоден, он истощен и он просто хочет забыться в чонгуковых руках. Он не имеет понятия, что задумали люди. Они были крайне удивлены, по лицам видно было, но Тэхен не понимает людской язык. Тэхен знает только свой, морской, на котором общаются все обитатели моря, и в том числе некоторые Боги. То, что говорили люди — он не знал и даже представлять не хотел, потому что неизвестность его пугает, а в голове картинки слишком страшные. Тэхен лежит в какой-то комнатушке, осматривается и не находит ничего полезного. Он не понимает даже что за предметы его окружают. Как ими пользоваться — тем более. Люди, на самом деле, гениальные создатели, но очень подлые. Ким делает этот вывод уже второй раз. Он не старается кричать и привлекать к себе внимание, хотя, если честно, безумно хочется заорать — да так, чтобы призвать не только мужа, но и целый подводный мир. Тэхен чувствует, как слабеет. У него есть пару часов на то, чтобы не потерять сознание. Всего пару часов. Ему нужна хоть капля воды, чтобы в груди так не жгло; чтобы не высохнуть, как рыба на суше. Тэхен видит какую-то форму и тянется к ней рукой. Берет ковш, сжимая руками с обеих сторон, опасаясь. Болтает, не понимая, что это такое. В какое-то время Тэ просто двигал ее в руках, видя, что внутри формы — спасительная вода. Он так и не понял, что это, но половину воды вылил на себя, а остальное — выпил с жадными глотками. Капли воды медленно скользят по оголенной груди, очерчивая бусинки сосков, падая на хвост. Киму лучше, но этой воды не хватит даже на пару часов. Может, это и есть его бремя — умереть вот так? Тэхен оглядывается, рассматривая комнату полностью. В ней горит яркий свет, и он ужасно режет глаза. Ему действительно легче благодаря маленькому количеству воды, и в глазах больше не темнеет, но желание вернуться домой осталось неизменным и осело горечью возле сердца. В комнате, где до этого стояла гробовая тишина, послышался треск. Тэхен напрягся, рассматривая четыре стены, пытаясь найти предмет звука. На окне появилось пару трещин. Амфитрит удивленно охнул, когда за окном серость окрасилась голубизной. Давление воды настолько было тяжелым, что окно под напором треснуло, рассыпавшись на пол мелкими осколками. У русалки только успела отвиснуть челюсть, как забежал пират в комнату и в панике начал хватать тэхенову ледяную руку, пытаясь забрать его с собой — ведь нельзя упускать такой экземпляр. Тэхен жалобно отвечает ударами мелких кулаков, надеясь, что человек прекратит свои попытки, но тот значительно сильнее. Комната медленно, но верно заполняется водой. И Амфитрит знает, что если пират прямо сейчас отсюда не уйдет — утопится к чертям собачьим, но, кажется, того это мало волновало, потому что он продолжал тащить русалку за собой. Ким сопротивляется, нанося жесткий удар хвостом прямо по человеческому лицу, и тот отшатывается, скорчив лицо в боли. Море зовет Тэхена, зовет разъяренный морской Бог. И он тянется, тянется, но из последних сил. Бурная вода заполнила все пространство. Тэхен делает оживленный вдох, чувствуя, как вода расползается по всему телу, снова принимая его в свои сети. Краем уха улавливает человеческий протяжный крик и громкое бульканье. Пират достает ладонями до потолка, тщетно впиваясь в него ногтями, задыхаясь от порции воды в легких. Тэхен знал, что Чонгук его не оставит, и доказательство этого приятно его радует. Он выбирается из комнаты через разбитое окно, виляя плавником. Выплывает на поверхность и взглядом оценивает ситуацию: почти весь город затоплен, цунами бушует и добирается до гор. Деревянные доски, поломанные и цельные, плывут по поверхности воды; весь мусор и уже мёртвые люди плетутся за ним словно за веревочку. Цунами черное, пугающее, но Тэхен любуется на то, что создал Чонгук. Никакие украденные украшения не докажут любовь; не докажут даже слова. То, какой бунт устроил ради него Чон — потрясающее явление. В этот день Тэхен полюбил его еще больше, хотя уже некуда. Амфитрит заполнен своим Посейдоном до краев.