Внучка вошебника

— Ну, и что ты будешь с тобой делать, а?.. — расстроенно вздохнул пожилой мужчина. В сердцах хлопнул ладонью себя по бедру, движением плеч скидывая на траву со спины большую плетёную корзину. А затем с кряхтением опустился на корточки напротив своей нечаянной собеседницы, приютившейся, как бездомный котёнок, у корней раскидистого клёна. — Не боишься меня, горемыка?..  — Не-а, не боюсь… — отрешенно покивала головой тощая, чумазая девочка лет десяти-двенадцати. После чего внезапно вскинула доверительный взгляд на постороннего человека, словно надеясь отыскать в мужчине то ли поддержку, то ли попросту понимание. — Вы идите, дедушка, не переживайте за меня… А я просто посижу тут, подожду, пока придут волки и… Они плохих детей всегда съедают, чтобы другим неповадно было… Мужчина, повидавший за долгую и, чего таить, далеко не праведную жизнь всякое, а посему считавший себя основательно закостеневшим душой, он все же встрепенулся, неожиданно услыхав такие жестокие слова из уст совсем маленькой девочки. В её-то годы не положено было даже знать о присутствии в мире самой смерти, не то, что говорить такое о себе самой. Да ещё таким пугающе-безразличным тоном. Вздохнув, моложавый старик стянул со своей лысеющей головы широкополую мятую шляпу, здорово потёртую временем и невзгодами. Смахнул рукавом пот со лба и, неспешно поскрёбывая в затылке, поправил растрепавшиеся седые волосы. Очень быстро в глаза ему бросились синевато-багряные ровные полосы на предплечьях девчонки, которые та всячески пыталась скрывать, натягивая пониже драные рукава затёртого платьица.  — И не страшно тебе, недоросли, такое-то говорить?.. Неужто… — мужчина запнулся на полуслове своей наставительной тирады, внезапно осознав, что совершенно не знает, как же с малышкой разговаривать: обращаться к ней, как к ребенку, или же как к взрослой? — Неужто всё так плохо? Потрепанный жизнью маленький человечек вновь вскинул свой взгляд, широко распахивая большущие искренние глазёнки. Очи эти, блиставшие бездонной глубиной лазури летнего неба, казались просто огромными на её худом, усталом личике.  — Худо, дедушка, худо… — ответила девочка, кивнув головой. — Мамка говорит, что в семье все беды из-за меня… Раньше говорила, пока ещё трезвая бывала…  — Так уж прямо и говорила?..  — Думала… — уточнила малышка, говоря с незнакомцем совершенно непринуждённо. — Да я по её глазам всё поняла. Пока старшего брата кобольды в шахте не загрызли, она только смотрела недобро, а теперь… Внезапно девочка робко усмехнулась, и старик поймал себя на том, что хмурится, слыша её грустные речи.  — Да вы не переживайте, дедушка… — на лице собеседницы на мгновение промелькнул намёк на искреннее веселье. — Я же взрослая, я всё понимаю. Счастья на всех не хватает, а тем более на плохих детей…  — А это? — перебив, мужчина со вздохом кивнул на руки девочки. — Это досталось зато, что ты… «плохая»? В бытность свою молодым, неопытным магом, старик, а тогда ещё статный жгучий брюнет, он встревал в любые конфликты власть предержащих землеправителей, убивая любого врага на поле боя ради славы, известности и уважения. Но подобное истязание слабого даже ему претило до глубины души…  — Нет!.. — девочка тем временем едва не воскликнула, хватая себя за бока, чтобы спрятать из виду израненные руки. — Это… это друзья!.. Да!.. Они… они просто боятся и поэтому от страха не хотят играть со мной. Так кто бы проклятия не испугался?.. Девчушка торопливо схватилась ладошкой за подол своего платья и, поморщившись, до половины показала тощую лодыжку, покрытую крупными красными пятнами шелушащейся кожи, обрамлённой чёткими алыми контурами.  — Вот, видите?! Поэтому не подходите, дедушка, иначе и вы тоже!.. Старик поник головой и сокрушённо ей покачал, вздыхая и бормоча под нос:  — Вот же племя невежд, и за что они это дитя так невзлюбили? Подняв взгляд на девочку, мужчина кивком указал на спрятанную под одеждой ногу девочки.  — Да не проклятие это, дурёха, а обычный лишай, неужто никто не сказал? Тут даже волшебного зелья не надобно — за неделю от простой мази всё пройдёт!.. — поучительно произнёс мужчина и внезапно вновь осёкся на полуслове. Захотелось выругаться, но старик сдержался, не желая сквернословить в присутствии маленькой девочки. Запоздало — видать, всё же старость подкрадывается, — до него начало доходить, что он сам себя загнал в тупик. Теперь, заговорив с этим несчастным ребёнком — по собственной инициативе, никто же не заставлял старого дурня! — и просто перекинувшись с ним парой слов, старик понял, что уже не сможет бросить девочку одну на погибель. Конечно, её слова могли показаться всего лишь бессвязным детским лепетом, впустую обиженным, ничего не значащим и бестолковым. Но во взгляде девочки проскальзывало нечто такое, что пожилой маг успел позабыть. Нечто, что он видел в последний раз очень давно. То, что замечал на лицах своих боевых товарищей, с улыбкой осознанно идущих на смерть…  — Совсем ты размяк, Омидар Огненный… Всему миру помочь вознамерился, что ли?.. — мужчина с усмешкой буркнул себе под нос, а затем весело взглянул на девчушку. — Говоришь, что не боишься меня, так может, и имя моё знаешь? Малышка просто кивнула в ответ.  — Вы — дед Оми, лекарства в округе продаёте… Только у вас почти ничего не покупают… Мужчина на миг стушевался, уязвлённый словами ребёнка. Поскрёб с усмешкой лысину.  — Твоя правда: дела идут ни шатко, ни валко… — виновато, словно оправдываясь, пробормотал старик, но затем встрепенулся, вспомнив, что разговаривает с ребёнком. — Ты зубы-то мне не заговаривай!.. Лучше скажи: а хочешь, я тебя вылечу? Девочка расширила глаза от удивления и на миг замолчала.  — Хочу… — робко кивнула она.  — Только для этого придётся пожить у меня дома, понимаешь? — тут же добавил мужчина.  — А зачем? — всё тем же блеклым голосом спросила малышка. Омидар изобразил на лице злодейскую ухмылку:  — Известно зачем: я тебя вылечу, зажарю и съем!.. Девочка вздрогнула и вжалась спиной между корней, заполошно закачав головой:  — Не надо, дедушка!.. Вы хороший, а если… если съедите меня, то все несчастья примете на своё сердце!.. Лучше уж пускай волки!.. Старик с обречённым вздохом покачал головой и спрятал лицо в ладони, пробормотав сквозь пальцы:  — Да не собираюсь я тебя есть, дурёха еловая. Шутка это, шутка!.. А зову я тебя, потому что старый уже и по дому не успеваю. Работница нужна, шустрая и толковая, понимаешь?.. И в туже секунду у мужчины попросту перехватило дыхание от случившегося на его глазах крохотного чуда, поразившего до глубины души. Между корней старого, мрачного клёна словно случился яркий весенний рассвет и личико девочки озарилось лучезарной улыбкой, преисполненной искренней веры и надежды! Но в туже секунду маленький человек, мгновение назад воспрявший духом, тотчас нахмурился, торопливо отводя взгляд в сторону.  — Что не так-то? — опешил мужчина, ошарашенный этой стремительной переменой эмоций.  — Всё хорошо, дедушка Оми, — покачала головой девочка. — Вы идите, а я просто ещё немного тут посижу…  — Как же хорошо, если ты говорила, что худо?..  — Да и мамка искать меня будет… — тем временем бормотала девочка, словно не замечая слов старика. — Нельзя мне никуда… Омидар, до последнего надеявшийся, что рассказ девочки всё же был лишь просто горькой детской обидой на несправедливый мир взрослых, наконец-то пробился не разумом, но сердцем, сквозь слова собеседницы.  — Тебя из деревни выгнали? — тихо спросил он. Девчушка замерла на секунду с открытым ртом, а затем, понимая, что таиться уже нет смысла, просто и коротко кивнула.  — И так побили, что ты теперь ходить не можешь?.. Девочка снова кивнула, без слов задирая подол платья до самых коленок. У Омидара вновь перехватило дыхание, но теперь от яростной злобы, мгновенно захлестнувшей сознание — вспыльчивый характер дал о себе знать и ладони мужчины в то же мгновение окутались потоком раскалённого воздуха, грозя через мгновение вспыхнуть пламенем. Мужчина крепко стиснул пальцы в кулаки, заставляя себя успокоиться, подавить всплеск магии. Подошёл к девочке, опускаясь рядом с ней. Взгляд приковала чудовищно опухшая и неестественно вывернутая левая коленка девчушки.  — Ну-ка, подвигай пальцами… — попросил он у бедняжки, аккуратно и даже невесомо прикасаясь к покалеченной конечности, осматривая её со всех сторон. Девочка тотчас вскинула обе ладони и принялась послушно шевелить пальчиками, поднося их едва ли не к самому носу старика. Мужчина нехотя усмехнулся.  — Да не на руках, а на ноге, глупая… Девочка ойкнула, на мгновение смутившись своей непонятливости, и, нахмурив от усилия бровки, принялась шевелить пальцами раненой ноги. По коленному суставу пришелся какой-то просто чудовищный удар — если судить по огромной, расплывшейся почти на пол ноги гематоме, — и поэтому старик мог только надеяться, что гибкое детское тело смогло отделаться всего лишь вывихом. Однако сделать достоверный вывод в данной обстановке было сложно, поэтому и возможность перелома не исключалась. Начинать же процедуру лечения немедленно, без некоторой предварительной подготовки было нельзя.  — Больно?.. — участливо спросил дед Оми, никогда не заводивший собственных детей и понятия не имевший, что есть отеческая забота. Девочка снова молча кивнула, а затем не сдержалась — две влажные дорожки пробежали вниз по её покрытым грязью щекам. Из глаз малышки покатились слёзы.  — Дедушка, почему она со мной так?.. — горячее шептала девчушка, утирая предательскую влагу с лица и стараясь откровенно не зарыдать. — За что?.. Я же не виновата, что на мне проклятье… Не хотела никому навредить…  — Да не проклята ты… — вздохнул старик, утративший надежду сиюминутно достучаться до её разума. — Я в таких делах понимаю, уж поверь старику. Ты чиста, словно летнее облачко…  — Так за что, дедушка?! — девочка всё же сорвалась и вскрикнула.  — Кабы мне знать… — виновато ответил Омидар. — Тут и себя не всегда понимаешь. А уж чужая душа — и подавно потёмки… Мужчина вскинул ладонь и мягко провёл ей по растрёпанным волосам девочки.  — Но ты больше не бойся. Даю слово, что так с тобой теперь никто не поступит… — шероховатая ладонь пригладила всклокоченные короткие локоны. — Всё, что было с тобой дурного, оно позади осталось, как кошмар. И если вернётся, то только во сне… Уж не мне ли об этом не знать… Не мне ли не знать… Последние слова мужчина произнёс едва слышно, обращаясь скорее к себе, нежели к девочке, после чего добавил громче уже для неё:  — А ты, если больно, то плачь, не стесняйся. Я-то смеяться не буду — не с чего тут хохотать. И никому не расскажу, так что можешь не стесняться… Девочка зашмыгала носом и закачала головой, словно говоря, что ей такого не нужно, но беспричинная доброта постороннего взрослого человека подточила детское сердце и вскоре девчушка уже ревела в голос, размазывая по щекам крупные слёзы. Старик покопался в своей корзине, доставая нехитрую походную снедь и фляжку с водой.  — Ну, будет тебе, будет… — добродушно усмехнулся он. — На вот, лучше подкрепись, а то тощая, словно галка… того и гляди, ветром сдует. Мужчина отчётливо понимал, что краюхой свежего хлеба и парой глотков чистой воды так запросто душевные раны не исцелить, поэтому лишь надеялся, что детский разум хотя бы на время отвлечётся от терзавших его тяжёлых мыслей. Решив взять над ней опекунство, мужчина понял, что боится возможной истерики девочки больше всего. Ногу он ей запросто вылечит, как и любую другую болячку, но как лечить душу?..  — Кстати, галчонок, а тебя как зовут-то? Меня ты знаешь, а я тебя — нет. Как-то это несправедливо, не находишь?.. — усмехнулся мужчина, видя, каким голодным взглядом девочка смотрела на простой кусок хлеба. — Да ешь, ешь. Не стесняйся…  — Фофия… — спустя пару мгновений, набив хлебным мякишем рот, пробормотала девочка. Закашлялась, подавившись, и торопливо припала губами к фляжке с водой, вовремя поднесённой стариковской рукой. Когда же приступ кашля отступил, она заговорила уже внятно.  — София. Так меня зовут. Мужчина усмехнулся в ответ.  — Ну, а я — Омидар Тесел. Хотя ты можешь звать меня дед Оми, договорились? Девчушка, шмыгнув носом, согласно кивнула, после чего внезапно ошарашила вопросом, совершенно незаметно переходя на «ты»:  — Деда, а тебя тоже мамка побила и из дому выгнала? — усердно жуя, пробормотала она. «Какая смышлёная малявка», — усмехнулся в мыслях мужчина, тотчас припомнивший, что минуту назад своим невнятным бормотанием дал девочке неявный намёк.  — Нет, Софья, я сам себя побил…  — Да как же такое возможно? — девочка от удивления даже жевать перестала, поднеся к своему лицу крохотный чумазый кулачок.  — Можно, внучка, можно… — хмыкнул мужчина, не желая уступать ребёнку, и мгновенно перехватывая её панибратское отношение. — Когда сам себя бьёшь, то выходит ещё больнее, потому, как знаешь куда бить…  — А за что деда, ты же хороший?.. — полные непонимания и детской непосредственности глаза уставились на Омидара и тот мгновенно ощутил себя лжецом. София просто видела перед собой старика-добряка, а поэтому даже помыслить не могла об иной ипостаси деда Оми…  — Заслужил я, за дело, за глупость мою… В общем, потом как-нибудь расскажу, — отмахнулся он. — Ладно, ты ешь давай — всё чтоб умяла, до крошки, ясно? А я пойду, выстругаю пару прутьев — ножку твою зафиксировать… * * * Шина, наложенная на повреждённую конечность, со своей задачей справлялась, поэтому Омидар быстро сделал ножом в корзине прорехи, соорудив нечто подобное на заплечную переноску для дров. Небогатую поклажу, взятую из расчета трёх дней пути до своего лесного дома, мужчина ссыпал в расстеленную на траву накидку, свернув и связав из неё подобие тюка. Затем написал на клочке пергамента о том, куда собирался увести Софию, указывая, как добраться до его дома. Всё же, он был чужим для девочки человеком и не имел права сбрасывать со счетов ту возможность, что её родительница осознает свои ошибки. Приколотив к стволу дерева коротким кованным гвоздём эту записку, мужчина усадил девочку в переделанную корзину, укутав её своей сменной рубахой. Вскинул ношу на спину и отправился в лесную обитель, которую возвёл при помощи магии и собственных рук уже почти век назад. * * * Торопливо дошагав до ближайшего ручья, мужчина встал на ночлег загодя, намереваясь как можно скорее заняться покалеченной ногой девочки. Аккуратно опустил на землю корзину с Софией, умиротворённо дремавшей в обнимку с недоеденной краюхой хлеба. Быстро набрал по округе хвороста, сложив из него костерок и воспламенив кучку сухостоя щелчком пальцев. Набрал в ручье воды… Пока в котелке закипало, Омидар собрал трав, растёр их в кашицу в ступке, делая обезболивающее и успокаивающее снадобье. А затем скрепя сердце, бережно растряс за плечо девочку — времени прошло очень много, поэтому следовало поторопиться и заняться её коленкой. * * * Семь лет спустя.  — София! — зычно окликнул через плечо Омидар, словно бы и не постаревший за минувшие годы. — Софья! Да где ж тебя, непоседу, кобольды носят?! Говорил же быть поутру готовой!.. Лучи рассвета, рвавшиеся о верхушки деревьев и озарившие спину старого мага сквозь высокое слюдяное окно, быстро наполняли жизнью просторное помещение рабочего кабинета. Эта огромная комната, уставленная всевозможной алхимической утварью, пузырками с реагентами и разными диковинными приборами, занимала почти три четверти внушительной каменной башни — обители Омидара Огненного, и освещалась по обычаю единственной свечой. Но и это нужно было лишь для удобства Софии. Самому же старику было едино, работать ли днём или ночью — магия даровала многие возможности для увлечённого человека. Вот и ныне, провозившись то у одного стола, то у другого более суток и неотрывно следя за процессом алхимических метаморфоз, седой мужчина нетерпеливо ожидал свою помощницу, что должна была подсобить в финале важного эксперимента по трансмутации материи. Маленькая и нескладная на вид Софья оказалась не просто смышлёной девчушкой — многие дети весьма не глупы, — но и поразила Омидара своей неуёмной тягой к науке. Девочка поглощала учение своего «приёмного» деда с такой неистовой, искренней жадностью юного разума, что несказанно умасливала сердце хмурого старика, крайне довольного подобным вниманием к своим знаниям. И уж бесспорно она стала сущим спасением для занятого мужчины, позволив тому сконцентрироваться лишь на самой сути своих экспериментов и оказываясь везде и повсюду, где была нужна помощь её ловких рук. Словно предугадывала мысли наставника, оказываясь там, где была нужнее всего. Правда, этим погожим весенним утром, даже загодя предупреждённая, девчушка отчего-то задерживалась.  — Какая она тебе девчушка, старый ты пень… — буркнул себе под нос мужчина, отвлекаясь на миг и вновь концентрируя равномерный поток магических сил от ладони к сложному устройству из стекла и драгоценных металлов. — Невеста на выданье расцвела, а ты и не заметил, копаясь в своих книгах… Омидар, даже себе стыдившийся признаться, что души не чает в названной внучке, заменившей ему родного ребёнка, по-прежнему видел в девушке всё ту же большеглазую и весёлую девочку, какой она была почти десять лет назад. Но разумом он всё-таки понимал, что София неумолимо росла, неприметно превращаясь из нескладного ребёнка в привлекательную девушку весьма приятной наружности. И всё бы ничего, если бы только это. Но вместе с тем их настигала совсем уж нелепая проблема, отвернуться от которой, тем не менее, не получалось. Растущая девушка неумолимо обзаводилась и всем тем, что есть у всяческой женщины: грудь Софии словно по дням наливалась упругой, литой полнотой, ягодицы округлялись, а бёдра торопливо обгоняли в обхвате узкие плечи девчушки. На старика свалились новые заботы — следовало во что-то одевать внучку. И хотя она сама росла «мальчиковатым» сорванцом, как будто в упор не замечая собственной зреющей женственности, но деду Оми было горько смотреть на то, как Софья тратит впустую свою красоту. Старик, как и всякий родитель, желал ей только лишь блага, но лишённый каких-либо навыков в воспитании отпрысков, робко полагал, что девушка должна выглядеть и вести себя как девушка. Должна, не потому, что обязана, а потому, что такова её природа. В ответ на эти несмелые замечания некогда грозного боевого мага, Софья весело смеялась, говоря, что она всё понимает и ей и так хорошо. Старик же сомневался в том, что внучка отдаёт себе отчёт в сказанном, и неуклонно стоял на своём. После одной из таких бесед они впервые за несколько лет выбрались из лесной обители, отправившись в ближайшее поселение — родную деревню Софии. Мать девушки за минувшие несколько лет даже не попыталась узнать о судьбе дочери, но и подросшая девчонка, на удивление легко примирившаяся с демонами в своём сердце, не вспоминала о ней. Тогда же, Омидар впервые и предложил Софии, если той будет потребно — мало ли по какой причине, — совсем отринуть прошлое, то она может называться его фамилией. Девчушка помолчала, а затем с обычной своей детской непринужденностью ошарашила встречным вопросом о том, не будет ли он, Омидар, против того, если она станет считать его родным дедушкой? Всё-таки зарумянившаяся от смущения, Софья тем не менее откровенно лепетала о том, что ей с каждым днём всё сложнее думать о старике, как о чужом человеке, но если он против, то она всё понимает… Дед Оми же слушал эти речи в пол уха, внезапно почуяв, как в горле неожиданно запершило, а по щекам побежали капельки предательской влаги. Эта маленькая и никому не нужная девочка-подросток окончательно растопила оковы льда на сердце старика, добровольно ушедшего в отшельничество и уже почти сотню лет не жившего, а попросту существовавшего…  — Конечно, внученька… — сглотнув, чтобы избавится от дрожи в голосе ответил мужчина, погладив девочку по голове, и та в ответ обняла старика, довольно зажмурившись.  — Деда… — пробормотала она своё обычное обращение к Омидару, но теперь оно прозвучало совершенно иначе. Обожгло приятным теплом и доверием…