Возьми мои руки, сожми их сильней

Молодой человек, в немного странной для зимы одежде – тонкий кожаный плащ, волочащийся по земле, черные джинсы, массивная обувь с кучей заклепок и тяжелой подошвой. Белая рубашка – единственное, что было на нем белое, черная жилетка и, кажется, пиджак, но этого не было видно за плащом. Весь он был немного не похожим на других прихожан – точнее, он был их диаметральной противоположностью. Его черные волосы длиною почти до талии были распущены и падали на плечи и спину. Взглядом он прожигал всех вокруг, и, казалось – хотя это абсолютно невозможно – что в церковь вошел сам дьявол. Он подошел ко мне почти армейским шагом, в полной тишине, которая воцарилась по его приходу. - Добрый день, святой отец, - тихо, но отчетливо проговорил он, - Могу ли я исповедаться вам в этот прекрасный праздник? Или таким грешникам, как я, запрещено даже преступать порог церкви? - Но вы уже вошли, сын мой, - улыбаясь, отвечаю я, и жестом веду его за собой, - Исповедовались ли вы раньше? - Нет. Это – в первый и последний раз. - Не стоит быть таким категоричным… - сохраняя миролюбивую улыбку на лице, веду его в исповедальню, и сам захожу в кабинку рядом. Усаживаюсь поудобнее, спрашиваю его: - В чем вы хотите исповедаться перед ликом Господа, сын мой? - В жизни, святой отец. Простите, но я займу у вас много времени. Я не знаю всех обрядов, знаю только, что должен поведать все свои грехи. Поэтому история немного затянется. Начну с того, что с рождения я не возжелал женщину. Вам может показаться, что это не грех, а, скорее, наоборот, но это не так. Вместо этого, я страстно желал мужчин. С самого детства любовь к отцу проявлялась сильнее, чем любовь к матери. Я рос вполне нормальным ребенком, не считая того, что во мне проявлялась повышенная жестокость. Это не пресекли в юном возрасте, и сейчас я уже не могу по другому проявлять свои чувства. Моя страсть – причинять другим физическую боль, унижать их и всячески демонстрировать свою власть над ними. Я понимаю, что это грешно и неправильно, но это то, что я уже не могу в себе изменить. Я рос, становился красивым парнем, и девушки липли ко мне, как мухи липнут к дерьму, простите за сквернословие. А я уже тогда тайно трахал своего одноклассника, которому понравилась моя настойчивость. Потом об этом узнали, рассказали родителям, выгнали меня из школы. Мне пришлось перейти в другую, в класс, где парней было еще меньше. За мной бдительно следили, чтобы я ни в коем случае не мог ни с кем уединиться. Проглядели. И в той школе я нашел милого младшеклассника, который тут же влюбился в меня и отдался мне, позволяя делать с ним все, что моей душе будет угодно. Я стал опытнее, и стал лучше скрывать свои похождения. Так я перешел в выпускной класс. К тому моменту я слыл прилежнейшим учеником, наиболее порядочным, спокойным и миролюбивым. За пределами школы, я – демон, под которого хотят лечь все, кому не лень. Я зарабатывал на этом неплохие деньги, святой отец. А потом.… Случилось это. То, что я никогда не смогу себе простить. Это был как раз канун рождества, когда мать решила подготовить все к завтрашнему дню, и, поэтому, долго не ложилась спать. Отец тоже решил помочь ей. Я привык, что, когда я возвращаюсь домой с очередной оргии, а это было мое любимое развлечение в то время, родители уже спят, и мне не нужно рассказывать, как упорно я занимался с репетитором и почему же он задержал меня на лишние пол часа. Я вернулся слегка навеселе, весь в обтягивающей кожаной одежде и вот в этих самых стилах, в которых вы видите меня сейчас, святой отец. В сумке моей позвякивали ошейник, поводок на цепи, наручники, плеть, и прочие игрушки, которые я так люблю. Когда они увидели меня такого… Они неимоверно взбесились. Они решили, что это все та же «психологическая болезнь», которую они думали, что вылечили. Отец забрал у меня сумку, заставил снять всю эту одежду, грозился отстричь волосы. Я пришел в ярость от этого, мы орали друг на друга, пока отец не набрал телефон того самого психолога-психиатра, который беседовал со мной после первого обнаружения проблемы. Он посоветовал моим родителям привезти меня к нему в клинику, чтобы я провел там некоторое время, и, таким образом, избавился бы от своих недостатков. Не знаю, как, но как-то они впихнули меня в машину на заднее сидение и погнали за город, где и располагалась эта клиника. Я продолжал орать и возмущаться. Я рассказал им все, что происходило со мной в тот период, когда они думали, что их сын – воплощение вселенского идеала. Мама заплакала, а отец только увеличил скорость. Это не я был за рулем той фуры, которая ехала по встречной. Это не я врезался в нашу машину на огромной скорости, да так, что она сделала сальто назад в воздухе и упала посреди дороги, как смятая консервная банка. Но только я, я и только я виновен в их смерти. Я отделался переломом руки, нескольких ребер, сотрясением мозга и большой потерей крови. Скорая приехала очень быстро, но родителей не успели спасти. Они умерли, потому что хотели исправить меня. - Святой отец, я хочу покаяться в своей грешной жизни. Я осознаю свои грехи, но мало что я могу изменить. Как я могу покаяться в своих грехах? - Ты уже покаялся в своих грехах, сын мой… - вздохнул я, понимая, что совершенно не знаю, что ему посоветовать. Настолько грешного человека я еще не встречал в своей жизни, - Прочитай Молитву кающегося пред ликом господа нашего. Знаешь ли ты эту молитву, сын мой? - Да, святой отец. Это все? - Ты должен осознать… И принять свой грех. Раз это то, что ты не можешь в себе изменить, то Господь не требует этого от тебя. Значит, ты создан таким по воле Божьей, а это не есть грех. - До свиданья, святой отец. Спасибо вам, - сказал он и вышел из исповедальни. Я тихонько вышел за ним, и стал украдкой смотреть, как он стоит в пустом храме перед алтарем, на коленях, сложив ладони перед лицом и закрыв глаза. Только губы его шевелятся, но я отчетливо слышу его голос. Еще ни разу я не слышал, чтобы молитвы читались так искренне. Особенна эта, которую не каждый может ни выучить, ни воспроизвести верно: - Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих изгладь беззакония мои. Многократно омой меня от беззакония моего, и от греха моего очисти меня, ибо беззакония мои я сознаю, и грех мой всегда предо мною. Тебе, Тебе единому согрешил я и лукавое пред очами Твоими сделал, так что Ты праведен в приговоре Твоем и чист в суде Твоем. Вот, я в беззаконии зачат, и во грехе родила меня мать моя. Вот, Ты возлюбил истину в сердце и внутрь меня явил мне мудрость Твою. Окропи меня иссопом, и буду чист; омой меня, и буду белее снега. Дай мне услышать радость и веселие, и возрадуются кости, Тобою сокрушённые. Отврати лице Твоё от грехов моих и изгладь все беззакония мои. Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и дух правый обнови внутри меня. Не отвергни меня от лица Твоего и Духа Твоего Святого не отними от меня. Возврати мне радость спасения Твоего и Духом владычественным утверди меня. Научу беззаконных путям Твоим, и нечестивые к Тебе обратятся. Избавь меня от кровей, Боже, Боже спасения моего, и язык мой восхвалит правду Твою. Господи! отверзи уста мои, и уста мои возвестят хвалу Твою: ибо жертвы Ты не желаешь, — я дал бы её; к всесожжению не благоволишь. Жертва Богу — дух сокрушённый; сердца сокрушённого и смиренного Ты не презришь, Боже. Облагодетельствуй, Господи, по благоволению Твоему Сион; воздвигни стены Иерусалима: тогда благоугодны будут Тебе жертвы правды, возношение и всесожжение; тогда возложат на алтарь Твой тельцов. Аминь.

***

На улице пошел снег, медленно опадающий с неба крупными хлопьями. День близился к концу, и мне пора было заканчивать свой божий труд на сегодня. Я всегда ухожу из храма последним, и должен проследить, что все в порядке и в полной безопасности. Когда я закрыл двери храма и отошел на шаг, чтобы взглянуть на маленькое кладбище рядом с нами – там уже никого не хоронят, закончили где-то три года назад. Я увидел того самого молодого человека в черном. Он стоял возле двух могил, и рядом с ними был возложен огромный букет из белых и красных роз. Его уже хорошо припорошило снегом, а он все стоял там и смотрел на каменные плиты, будто бы надеясь, что они заговорят с ним. Я не мог оторвать от него взгляда. Не каждый день увидишь, когда Лев падает на колени. - Вечный покой даруй усопшим, Господи, и да сияет им свет вечный. Да покоятся в мире. Аминь, - сказал он, и развернувшись на каблуках, решил было уходить, как заметил меня, наблюдавшего за ним с восхищением. Ухмыльнувшись, как настоящий демон, он подошел ко мне – а я не мог пошевелиться – наклонился ко мне, и холодные, черные пряди его волос защекотали мне шею: - Святой отец, неужели, вы тоже хотите согрешить? Но, в этом грехе, нам придется исповедываться обоим.