⎃ ⎃ ⎃
— Стас! — громкий возглас разносится по ухабистой улице, растворяясь в дребезжании ржавого забора от сильных ударов кулаком. — Шеминов, бля, выходи! Арсений озлобленно пыхтит, пережимая в оскале только раскуренную сигарету, и прячет кулаки в карманах старого тёмно-синего спортивного костюма. Он на взводе и готов вынести калитку с одного пинка, но удивлённо-спокойные друзья за спиной немного отрезвляют его. — Я знаю, что ты здесь, открывай, сука! — повторно рычит мужчина и в довершение всё же пинает несчастный лист металла, оставляя на носке ботинка куски коричневой краски. — Иду, иду, хули так орать, — раздаётся в ответ, и ворота со скрежетом раскрываются, являя четвёрке парней помятого жизнью низкорослого мужика средних лет. На нём какие-то чёрные шорты с белым высыхающим пятном от, кажется, пролитого на себя молока, растянутая майка-алкоголичка, еле скрывающая волосатую грудь, и небритое недовольное лицо. — Чего надо? — «Чего надо?» — звереет Попов, вытаскивая изо рта сигарету и одним привычным движением отдавая её Антону, который тут же суёт её между зубов, затягиваясь. Он хватает недоумевающего мужика за лямки майки и со всей силой его встряхивает. — Тебе, сука, лысину напекло или ты совсем ёбу дал?! Какого хера ты поменял замки на базе и ни слова, блять, мне не сказал?! — Я?! Я вообще-то ещё неделю назад тебе написал, что рента повышается! — Ты, блять, издеваешься?! — Он отпускает одежду Стаса из рук и в одно мгновение хватает того за горло, с грохотом прижимая спиной к забору. — Ты в курсе, ебать, сколько стоит вся моя ферма?! — А ты в курсе, как мне сложно вас, пидорасов, постоянно прикрывать?! — хрипло парирует Стас. — Вы заебали уже своими махинациями нервировать обычных людей! — Ах ты несчастный мой, — почти плюётся ядом Арсений. — Ты вообще понимаешь, что я с тобой сделаю, если хоть один мой самый маленький кустик там пострадает?! Да я тебя… — Завязывай, Арс, — тихо кидает из-за плеча Серый, — время идёт, а нам ещё мацать. — Дай только зубы ему пересчитаю, чтобы… — Арс, — осекает следом Антон, и мужчина с глухим рыком отступает. Парень же, потерев пальцами щетину и перекатив во рту дотлевающую сигарету, вперивает в Стаса не менее злобный взгляд: — Называй цену, Стас. — Я хочу двадцать бесплатных бошек и козу. — Да ты оху… — Какую козу? — удивленно вскидывает брови Поз, перебив Попова. — Мы, кроме индюхи, ничем больше не промышляем. — А я про обычную козу. Живую. Которая «ме» говорит, — поясняет Шеминов, одёргивая майку. — Чё говорит? — не понимает Серёга. — Ты обдолбался, что ли, блять? — Не обдолбался, а решил стать фермером. — Ты ёбу дал, я где тебе сраную козу найду? — снова рычит Арсений, но не успевает сделать и шага, как дорогу ему преграждает Антон, не позволяя наделать глупостей. — Стас, нахуя тебе коза? Ты как её содержать собрался? — А это не твоё собачье дело, раз сказал, значит, надо. Всё. Или коза, или хуй вам, а не ключи от базы. И под всеобщий ахуй Стас резво заскакивает обратно к себе во двор, звучно хлопая калиткой и поднимая над забором руку с выставленным факом. — Пидорас, блять, — подытоживает Попов, сплёвывая себе под ноги. — И чё делать будем? — Я не ебу, где в Воронеже разводят коз. Это надо в область пиздовать и там в деревнях искать, — закусив губу, раздумывает Позов. — Я могу тётке своей в Кантемировку позвонить. — Кантемировка твоя за три версты, за хуй пизды, за письку бобра, через ссаки кота, через семь залуп в гороховый суп, через шестьдесят монашек и двадцать ебанашек, — морщится Шастун, наконец откидывая истлевший бычок Арсовой сигареты. — А тачки подходящей у нас нет. В свою ты скотину не загрузишь. — Есть другой варик, — задумчиво тянет Матвиенко, заискивающе вскидывая густые брови. — Динамо. — Что «динамо»? — не понимает Поз. — Парк такой у нас на правом есть. — И? Матвиенко же поднимает руку и показательно стучит пальцем по виску, призывая начать шевелить извилинами, продолжая намекать: — Вспомните, что у нас на Динамо. — Конюшня казачья стоит, — хмурится Попов, и Серый в ответ, хлопнув в ладоши, почти восклицает «бинго». — В конюшне той, помимо лошадей, есть пара коз. — Откуда такая осведомлённость, дорогой наш ценитель казачества? — скептически вопрошает Позов, с недоверием осматривая кичку друга на его затылке. — Неужто эта пародия на нагайку имеет какой-то скрытый сакральный смысл? — Смысл в том, что даже эта, как ты говоришь, пародия больше, чем твой хер, — огрызается Серёга. — Короче, я просто это знаю. Ясно? — Заебись, значит, займитесь сегодня же этой скотиной. Чем быстрее вы её достанете, тем быстрее мы вернём базу, — кивает Попов, устало потирая ладонью свежую татуировку на шее. — А ты чё, не с нами? — Я занят сегодня, у меня дела, — отрешённо отмахивается Арсений, на что получает недовольный прищур Димки, но объясняться не спешит. — Я тоже не смогу, — пожимает плечами Антон и, перехватывая хмурый взгляд Арсения, спешит пояснить: — У нас с Иркой два года, в ресторан идём. — Понятно, — почти равнодушно кивает Попов. — А ты куда намылился, Арс? Неужто тоже решил пыль с члена смахнуть? — усмехается Серёга, слюнявя возникшую в руках самокрутку. — Слышь, бля, у меня всё с этим нормально, — скалится Арсений. — И не всё вокруг поебушек вертится, у меня абсолютно другие планы. — Это какие? — не унимается друг. И Попов вспыхивает: — Какие надо, блять! Я дохуя занят, ясно? Парни удивлённо таращатся на друга, поражаясь столь резким перепадам настроения, но лезть к нему отчего-то не решаются. Напряжение наконец нарушает Дима, озвучивая самый злободневный вопрос: — Да похуй на ваши планы, как козла-то пиздить будем?⎃ ⎃ ⎃
Плана как такового не было. Поз каким-то чудом нарыл у знакомых фургон, Серый — верёвки для шибари из своей стрипухи, договорились на час ночи у входа в парк, а дальше решили импровизировать. Облачённые в полностью чёрные костюмы «для дела», состоящие из брюк, водолазок, перчаток и балаклав, парни, осторожно озираясь по сторонам, шагают на территорию. Бесшумно передвигаясь между редкими сухими деревьями в абсолютно пустом парке, они медленно, но верно идут к своей цели, мысленно благодаря вселенную за отсутствие запоздалых пьяных компаний на прогнивших лавочках в этой глуши. Серый крепко держит перекинутую через плечо верёвку, пока Позов, закатав балаклаву под нос и обнажив подбородок, зажимает между губ зажжённую бумажку с табаком. — Хули ты куришь? Если там есть охрана, нас быстро заметят, — шикает Серёга, с огоньком зависти глянув на тлеющую самокрутку. — Я слышал, козлы любят табак, может, наоборот, привлечь его сможем, — беззаботно отвечает Дима. — Тебя, кстати, не смущает, что если козы у них сидят в стойлах, то нам придётся в саму конюшню как-то лезть? А там уж наверняка кто-то должен находиться. — Я вообще не ебу всю эту систему коневодства и какого хера там козлы сидят. Я, блять, вообще не понимаю, когда моя жизнь свернула не туда и почему я теперь ебусь тут с тобой посреди ночи вместо того, чтобы принимать на работу какую-нибудь новую запутавшуюся в себе студентку. Дима же тянет губы в ухмылке и протягивает самокрутку другу: — Как будто я мечтал о таком. А знаешь, почему коз держат при лошадях? — Удиви меня, — фыркает Серый, с довольным еблом принимая табак. — Пока я тебя ждал, прочитал, что, по преданиям, козы охраняют конюшни от домовых. — От домовых? Серьёзно? В двадцать, сука, первом веке? — Да хоть в каком. Это всё на уровне менталитета, типа привычки, как ты через порог мне не передаёшь вещи, хотя казалось бы. — Меня бабка в детстве надрочила на это, хотя я, честно, не ебу, что тут такого. — Это потому что раньше под порог трупаки складывали, и типа, чтобы не нарушать их покой, придумали вот эту ебату с приметами. — Ну, знаешь ли, с учётом того, как внезапно пропал мой дед, я бы, блять, вообще не удивился. Дима широко усмехается, несильно толкая ржущего друга плечом, и поднимает взгляд от дороги. — Пришли, — озвучивает общие мысли Серый, вдруг став совершенно серьёзным, уставившись на длинную деревянную покосившуюся постройку, кое-где прошитую железными листами. Приглушённое лошадиное ржание разносится ветром вдоль разбитой дороги со сколотой копытами плиткой, а стойкий запах навоза щекочет ноздри, и табачный дым совсем не перебивает его. — Такое чувство, что тут не было ремонта, — начинает Дима, на минуту показательно задумываясь и поднося палец к подбородку, — ммм… никогда? — Какой ремонт, тут парк сам к хуям сносить надо, а ты про конюшню. — Но они ж типа бабки рубят на соревнованиях, да и детей на площади их кони развлекают. — Ага, и пробухивают всё. Думаешь, откуда я знаю про их коз? — Откуда? — Их атаман у Арсюхи самые свежие бошки стабильно каждый месяц закупает. Причём в нихуевом таком количестве. — Пиздец весело, — фыркает Позов себе под нос, — вот тебе и отважное казачество. — Ладно, — докурив в один затяг остатки сигареты, Серёга откидывает бычок куда-то в сторону и, поправив балаклаву, достает из кармана небольшой баллончик с краской. — Ты видишь камеры? Дима, вслед за другом поправив свою маску, вытаскивает складную подзорную трубу, тут же припадая к ней глазом, чем вызывает громкий смешок Матвиенко: — Ты чё, бля, пират? — Для тебя могу быть кем угодно, а сегодня я без очков, в уёбских линзах не вижу нихуя, поэтому засунь свои шутки себе в жопу и готовься, камера только одна, и она возле входа. Дима уверенно кивает в сторону открытых невысоких ворот, что, видимо, служили больше обозначением главного входа, нежели для огораживания территории. Совсем не задаваясь вопросом, отчего всё нараспашку, Матвиенко хмурится, прикидывая, как лучше проскользнуть к камере незамеченным, а после, недолго думая, уверенной походкой идёт прямо на неё. — Ты хули делаешь? — шикает Поз, не двигаясь с места. — Нас заметят. Серый же на абсолютных похуях, не меняя траектории движения, ступает по затоптанной пыльной тропинке, переходящей в серую узорную плитку на подходе к самой конюшне. Он, поравнявшись с главным входом и задрав голову под козырёк высокого забитого зелёными ставнями окна, слишком громко объявляет: — Это муляж, слепая твоя башня. И это становится его ошибкой. Громкое блеяние, больше похожее на крик, в секунду разрезает давящую тишину ночи. Серый замирает в оцепенении, медленно поворачивая голову вглубь территории, и чуть не роняет челюсть: тряся рогатой башкой, из собачьего вольера на него упрямо выходит белый невысокий козел. Животное грозно роет землю копытом, продолжая утробно мекать, и, прижимая лохматую бороду к широкой шее, выставляет загнутые крупные рога. — Ебутся мишки, — только и успевает обронить Позов, прежде чем сорвавшийся с места Матвиенко, настигнув его в два прыжка, дёргает друга за рукав под громкий топот копыт и утягивает за собой куда-то в дебри парка. — Ты же сказал, они, блять, домовых ебут! — орёт Серёга, на бегу путаясь в ногах и пытаясь размотать с плеча верёвку. — Я тебе зоолог, что ли, нахуй, что прочитал, то и сказал! — не отстаёт Дима, перекрикивая горластого козла. — Может, ты на него похож, я, блять, домовых не видел! — И какой у нас план?! — Сука, кидай мне! Дважды просить не приходится, и Серый, быстро сообразив что да как, кидает один конец верёвки другу, который на нереальном адреналине с первого же раза его хватает. Они, не договариваясь, разбегаются в разные стороны, продолжая сжимать канат и, развернувшись к козлу, уверенно стартуют на него. Козёл, не сбавляя шаг, несётся вслепую по прямой, пока натянутая струной верёвка не оплетает его шею, а парни рывком не тормозят животное.⎃ ⎃ ⎃
Тихие женские стоны ласкают слух, пока острые ноготки со свежим маникюром со жжением проходятся по широким плечам, контрастом ощущений возбуждая молодого парня лишь сильнее. Красивая девушка податливо жмется ближе к вспотевшей груди, прерывисто выдыхая: «Да, Антон». Шастун плавно качает бёдрами, с каждым толчком глубже вбиваясь в упругое тело своей любимой, завершая ярким обоюдным оргазмом прекрасный вечер второй годовщины их отношений. Он падает на подушку рядом с Ирой и, довольно улыбаясь, тянется за приготовленным заранее косяком на тумбочке. Он даже не спешит снять презерватив, пока не ощутит на языке густой смог любимой травы, и только после глубокой сладкой затяжки тянет руки к опадающему члену. — Только в честь праздника я не стану на тебя сегодня орать, — с укором заявляет Кузнецова, протягивая парню пепельницу, — но больше никакого курения в постели. — Ага, — довольно усмехается Шастун, игриво вздёргивая брови, — ты каждый раз так говоришь. — Но сегодня это точно последний раз. — А если ещё один заход? Он откладывает косяк тлеть в пепельницу и тянется к смеющейся девушке, но резко замирает, вслушиваясь в дребезжание мобильного на прикроватной тумбочке. — Не отвечай, — науськивает Ира, оставляя короткие поцелуи на шее и колючём подбородке Шастуна, но тот на автомате тянется к телефону. — Это Арс, — даже не глядя на дисплей заявляет Антон, мгновенно сбивая общий настрой. — Мне надо ответить, вдруг что-то случилось. — У твоего Арса постоянно что-то случается, он же псих. — Так, Ир, не начинай, — устало отмахивается парень, принимая звонок и резко переключаясь на нового собеседника: — Да, Арс, слушаю. — Я возле твоего дома, выходи, — хрипит динамик, и парень закономерно поднимает в удивлении брови. — Что? Нахуя? Ты время видел? — Серый с Позом спёрли козла и ждут нас. Одевайся, у тебя пять минут, — не дожидаясь ответа, Арсений сбрасывает звонок. Тяжело выдохнув, Шастун зажмуривается и, поднявшись с кровати, принимается натягивать на себя штаны. — Я так понимаю, второй заход у тебя будет с Поповым? — Чё ты несёшь? — Я?! Да ты даже в нашу годовщину не можешь сказать ему нет! — У нас бизнес, с ним проблемы возникли. — Твоя наркота не бизнес! — Да, но ты ни в чём себе не отказываешь только благодаря ей! Ира всхлипывает и натягивает одеяло к шее, скрывая обнажённую грудь. Антон же, поджав губы, обходит кровать и, наклонившись, чмокает любимую в лоб, тихо уговаривая: — Я обещаю, что это ненадолго. Я скоро вернусь. — Скорее бы уехать отсюда, чтобы твой Попов перестал стоять между нами. Антон только молча качает головой и, не имея желания продолжать бесполезный разговор, подхватывает с пола сорванную в порыве страсти футболку, а затем, одним движением нырнув в неё, покидает спальню, оставляя девушку тихо глотать слёзы обиды.⎃ ⎃ ⎃
— Помешал чему-то интересному? — хитро щурится Арсений, рассматривая пацана, тяжело завалившегося в салон новенького вольво. На нём сбитая серая толстовка, потёртые жизнью синие джинсы, пыльные кеды и вкрай заебавшееся небритое жевало. Он широко зевает, не прикрывая рот, и устало машет рукой, но тут же резко замирает, когда осознание происходящего поджигает зелёные глаза неподдельным интересом, и взгляд внимательно скользит по молочной обивке кожаного салона: — Откуда тачка, Попов? — Угнал, — спокойно жмёт плечами мужчина, совершенно будничным тоном продолжая: — Мне надо было быстро домчаться и поэтому вот. Плюс не на автобусе же нам пиздовать к Шеминову. — Арс, блять, хоть бы номера скрутил, нас же поймают — и пизда. — За ночь даже в угон заявить не успеют, — беспечно фыркает Арсений и жмёт кнопку стартера, довольно слушая урчание мотора. Но Антон хмурится и совсем не разделяет восторг мужчины, с нажимом произносит короткое: — Арс. — Да верну я, верну, чё ты пилишь, — закатывает глаза к лохматой чёлке Попов. — Потому что не хочу из-за тебя на нары, — фыркает Антон, — по крайней мере по такому пустяку. Арсений же, не сводя взгляда с дороги, со всей серьёзностью выдыхает: — Я никогда не дам тебя в обиду, ты же знаешь. Антон коротко усмехается, игриво склоняя голову к левому плечу, и кидает хитрый взгляд на друга: — Знаю, но тачку незаметнее надо было брать. — Какая стояла без сигналки, ту и взял, — пожимает плечами мужчина. — Не было времени выбирать. — Без сигналки? Да ладно, — искренне удивляется Антон, неверяще оглядывая тачку и зачем-то кидая взгляд через зеркало на задний ряд кресел, словно ожидая увидеть там какого-нибудь пранкера или, и того хуже, труп. Арсений снова пожимает плечами, не отвечая ничего однозначного, — за свою жизнь он и не такое видел, и не такие тачки угонял. Антон только хмыкает, полностью проникаясь излучаемым Арсом похуизмом, и наконец удобнее устраивается в кресле, принимаясь изучать популярные радиостанции. Но недолгое молчание вновь нарушает Арсений зудящим на языке вопросом: — И всё же. Я помешал? — Переживаешь, что я не успел потрахаться? — усмехается Антон, отодвигая кресло, чтобы было удобнее закинуть длинную ногу на торпеду. Он тянет из кармана помятую пачку сигарет и поджигает одну, даже не предлагая другу — привыкли курить одну на двоих. Он глубоко затягивается, закидывая голову назад и вжимаясь взлохмаченной макушкой в подголовник, сладко выдыхает через распахнутые обветренные губы. Арсений следит за ним почти незаметно, старательно не отрывая взгляд от дороги, но всё же крепко сжимает руль грубыми пальцами, и если бы не тусклый свет фонарей и плотные перчатки, наверняка было бы видно, как побелели костяшки. Антон же совсем не замечает, как между чёрными бровями ложится глубокая морщина, и потому, спокойно покачивая коленом в такт звучащим из колонок битам, протягивает свою сигарету: — Забей, если бы я был занят, то не ответил бы. Арсений с наслаждением заполняет зудящие лёгкие дешёвым табаком и задерживает в себе дым, надеясь, что так быстрее истлеет изнутри сам. Но как только взгляд начинает вести, медленно выдыхает серые клубы, хрипло отвечая бесцветное: — Ясно. — Ты, кстати, почему не сказал, чтобы я приоделся? — совсем не замечает изменений в друге Шастун, акцентируя внимание на стандартном воровском костюме, в который облачён Попов. Пацан осматривает куски побелки на локтях мужчины и слабые затяжки на плечах, коих не видел в последнюю вылазку, и потому делает вполне очевидный вывод: — Ты где был, Арсений? — Тачку угонял, — не смотря на Антона, выдаёт мужчина, возвращая тому сигарету. И, совсем не давая времени на раздумья, ныряет правой рукой в карман чёрных брюк, стараясь увести от себя подозрения. — У меня подарок для тебя. К вашей годовщине. — В смысле? — Антон хмурится, внимательно следя за другом, а тот продолжает удивлять пацана. — В коромысле, руку подставляй. Антон послушно раскрывает свои длинные пальцы, и на широкую ладонь мгновенно приземляется массивный перстень из белого золота. — Это… это что, та печатка, что мы видели в… — Ага, — не даёт договорить Арсений, широко улыбаясь, как сытый кот. — Но как… откуда… У Антона без преувеличения выкатываются глаза из орбит, пока он осознаёт стоимость такого подарка. — Тебе понравилось колечко, ну я его и достал, — Арсений чувствует себя по меньшей мере супергероем: в груди ощутимо вспыхивает удовольствие, прокатывая по крепкому телу волну колючих мурашек. Радость Антона стоила его ушибленной от падения из форточки ювелирки спины, ободранной от неудачно снятого с тумбы стекла руки и уж точно стоил почти месячного гемора с подготовкой ограбления. Антон вообще стоит всего. — Ты спёр его? Арс, ты совсем, что ли? — откровенно охуевает пацан, вспоминая магазин, его систему охраны и видеонаблюдения. Вспоминая, кому вообще принадлежит магазин. — Не спёр, а подобрал ему владельца получше, чем ублюдская подставка в магазине, — подмигивает Попов, не давая другу углубиться в размышления, обозначая, что на этом пояснения заканчиваются. Арсений ловит недоверчивый взгляд юноши и спешит перевести разговор в более приятное русло, кивая на драгоценность в жилистых руках: — Нравится? Парень же с детским восторгом внимательно осматривает каждый изгиб орнамента, невесомо касаясь пальцем выгравированной в самой середине буквы А. — Пиздец как. Но, может, себе оставишь? Он и тебе подойдет. — Я не ношу побрякушки, да и для тебя он, говорю же. Я познакомил вас с Ирой, значит, это и мой праздник тоже. — Спасибо, Арс. Антон улыбается во все тридцать два и медленно натягивает перстень на безымянный палец левой руки, пока сердце Арсения жадно колотится о ребра. Попов довольно кивает и возвращает внимание на дорогу, выруливая на территорию частного сектора. Он тушит ближний свет фар, оставляя тусклые противотуманки подсвечивать ямы на дороге, и, совсем не выжимая газ, медленно катит авто по параллельной дому Шеминова улице. Паркуется у заброшенной трансформаторной будки, глушит тачку и тянется к мобильному, чтобы сверить назначенное время. Антон делает последнюю затяжку и, прикусив губу, швыряет бычок в приоткрытое окно. Он не сводит задумчивый взгляд с нового украшения и, пока Арсений читает новое входящее сообщение «мы на месте», наконец решается заговорить о том, что уже давно должен был рассказать: — Арс, пока мы одни, я хотел с тобой поговорить. — Давай после, парни нас ждут. Пацан кивает и следом за другом выходит из машины. Попов по отработанному годами алгоритму стирает отпечатки пальцев Антона, заливает каким-то раствором оба кресла и уводит Шастуна к оговорённому с остатками четверки месту. Матвиенко с Позовым находятся быстро по горько прокуренному воздуху в радиусе километра от себя. Они устало подпирают спинами заднюю дверь серого фургона и тихо перетирают за какую-то бытовую херню. — Где скотина? — в лоб вопрошает Арсений, не успев обменяться рукопожатиями с парнями. Матвиенко же моментально заводится, от возмущения готовясь лопнуть на месте: — А спросить, как мы, как справились, что пережили? Арс, это ёбаный пиздец, я больше нахуй ни ногой в такие авантюры. Антон вскидывает правую бровь, с интересом глядя, как точно в такт дёргающемуся глазу Серёги качается на ветру его гулька на башке. — Ладно, ладно, я понял тебя, не кипятись, — выставляет Попов ладони в примирительном жесте. — Шаст, позови Стаса и покончим с этим. Антон молча кивает и исчезает за поворотом. Позов устало трёт пальцами переносицу, вполуха слушает весь красочный пересказ Серого о состоявшемся пару часов назад приключении и выхватывает из кармана ключи от фургона. Где-то на периферии он слышит брюзжание Шеминова и, не дожидаясь команды Попова, вставляет ключ в проржавевшую замочную скважину, поворачивая его. Вся компания замирает в ожидании, пока дверца со скрипом отворяется и в полумраке фургона начинает различаться парнокопытный силуэт. У животного связаны ноги на манер коновязи для пастьбы, но он ничуть не огорчён этим: стоит, что-то самозабвенно нажёвывая и оттого громко чавкая, совсем не прерываясь на меканье. — Это козёл, — делает логичное умозаключение Стас, осматривая направленные в стороны плоские рога между подрагивающими острыми ушками, и внезапно повышает голос: — Какого члена, блять, это козёл?! Парни синхронно переводят охуевающий взгляд на мужика в драной фуфайке. — Того, которого ты просил, — хмурится Антон. — Я, блять, козу просил, а не козла! — А какая нахуй разница? — выплёвывает Серёга, готовый начинать драку с Шеминовым, воспринимая его доёбы уже как личное оскорбление. А заказчик, кажется, готов пиздиться в ответ: — Я как нахуй доить его буду? Мне сперму его продавать или что? Серёга уже заносит ногу, чтобы шагнуть в сторону Стаса, но тут же его прерывает неожиданный смешок Арса. Тот внезапно осознаёт всю абсурдность ситуации, зачем-то представляет, как жирные пальцы, что в жизни не знали слова мыло, прикасаются к животу животного и не нащупывают вымя. Он начинает как-то дико хихикать с этого шаржа в голове, на что вся компания недоверчиво оборачивается на главаря. — Хули ты ржёшь, блять? Я сказал: или коза и ключи от базы, или катись ты… Но договорить Стас не успевает. Блеснувшее лезвие перочинного ножа, что пару часов назад перерезало провода сигнализации и снимало стекло с тумбы ювелирного магазина, сейчас оказывается приставленным к сонной артерии обосравшегося мужика. Он тяжело сглатывает и замирает в абсолютной панике, когда Арсений хрипло начинает: — Значит так, сука. Уточнений что, куда, почему и зачем тебе нужна скотина не было. Предпочтения по половой принадлежности я также не слышал. А вы, парни? — Нет, — отмирает первым Дима, пока остальные тупо хлопают глазами, не понимая, что опять происходит с Арсом. — Нет, — повторяет Попов, не отступая ни на шаг. — Мои парни угробили ночь на то, чтобы выполнить хотелку, которую я согласился принять чисто по старой дружбе. Поэтому, если ты не хочешь эту дружбу проебать, сейчас же даёшь мне ключи от моего склада и забираешь то, что дают. И мне срать, будешь ты козлу дрочить или сваришь его на обед, но я свою часть сделки выполнил. Тебе всё ясно, блять?! Он давит ножом на чужую шею, но не слышит сдавленный писк, пока знакомая рука с изящным перстнем не опускается на его зажатый кулак. — Арс, не надо, — тихо просит Антон, и это, как всегда, работает. Арсений опускает нож и, кивнув другу, отступает. Шеминов дрожащими руками достаёт из внутреннего кармана своей огромной фуфайки связку ключей и кидает её Шастуну. Позов, поймав кивок Антона, заскакивает в фургон и хватает животное за висящую на шее шибари-веревку. Козел фыркает, но послушно передвигает всё ещё спутанные ноги, спрыгивая на землю. — Чё у него во рту? — хмурится Шеминов, забирая канат из рук Позова, вглядывается в жёлто-серые зубы козла и различает в смердящем запахе из его рта знакомый аромат. — Табак, — пожимает плечами Дима, и Стас округляет глаза. — В смысле? — Нам надо было его чем-то занять, чтобы он не пытался нас уебать. Серый, конечно, предложил хлороформом его бахнуть, но я решил, что тебе он нужен живым. Шеминов снова в бешенстве кидает взгляд на Попова, но резко прикусывает язык, понимая, что у «сумасшедшего» до сих пор в кармане нож, а садиться на перо сегодня в его планы совершенно не входило. — Хуй с вами, пидорасами, — кряхтит мужик, дёргая импровизированные поводья и утаскивая за собой жующую скотину в ночную тишину, негромко под нос проклиная их и их семьи минимум до седьмого колена. — И чё это было? — наконец отмирает Матвиенко, глядя в синие глаза, когда стук копыт прерывается громким треском калитки Шеминова. — Ты совсем ёбу дал, Попов? — Он меня взбесил, это раз, а два… короче, парни, сегодня был длинный день, и пора его заканчивать, — мужчина устало трёт ладонью шею, только от прикосновения грубой ткани к ещё чувствительной после недавней татуировки коже вспоминая, что до сих пор не снял перчатки. — Главное, что ключи у нас, и мы можем вернуться к делу. — Хуй с тобой, золотая рыбка, — отмахивается Позов и захлопывает дверь фургона. — Я домой, вы со мной? — Да, — хором отвечают Серый с Поповым, когда… — Арс, может, покурим? Арсений напрягается, но согласно кивает, на что Антон тут же бросает парням: — Дайте нам пять минут. Серёга машет рукой на манер «хуй с вами», не имея сил говорить что-то против, и заваливается в салон фургона вслед за Позовым. Антон равняется с озадаченным другом и протягивает ему зажжённую сигарету. — Извини, если напугал тебя. — Арсений затягивается, зажимая сигу большим и указательным пальцами правой руки. — Он мне правда остопиздел уже. — Да поебать, — отмахивается Шастун и перехватывает тёплый взгляд Попова. Прохладный ночной ветер забирается под толстовку, пощипывая тонкую кожу на животе, тусклый свет моргающего в пяти шагах от них фонаря почти равносилен перебивающемуся в волнении сердечному ритму, и потому Антон решает не тянуть, твёрдо проговаривая: — У нас с Ирой есть новость. Сердце мужчины пропускает удар, и грубые пальцы с узором чернил едва не роняют сигарету. Прочищая горло, Попов хрипло выдавливает из себя: — Беременна? — Нет. Не беременна. — Антон облизывает пересохшие губы, но у Арсения уже уезжает почва из-под ног. — Мы решили уехать, Арс. — Куда? — Я поступил в аграрку на курсы по менеджменту. На полгода, вечернее отделение. Получу корочку, опыт в магазине у меня есть. Поедем в Москву, начнём новую жизнь, поженимся, может… — сбивчиво тараторит парень, забывая текст, что уже не раз продумывал от и до. — Семью хочу, Арс, такую, которой у меня никогда не было. А Арсений вообще уже перестаёт дышать. — В смысле ты, блять, решил уехать? — А почему нет? Что мне здесь делать? Отчаяние резким толчком бьёт в широкую грудь, приводя в движение механизмы ядерной агрессии: — Ты, блять, совсем ёбнулся, Шастун? А как же мы, наше дело? Ты соображаешь вообще?! Антон хмурится, совсем не ожидая подобной реакции, но Арс не даёт вставить и слова, принимаясь размахивать рукой с тлеющей сигаретой: — Кому ты там нужен? Кто тебе вообще сказал, что какая-то бумажка засранного вуза внезапно откроет для тебя дорогу в Москву? Окстись, Шаст, для этого надо жопу рвать лет пять, а не слушать эту пизду. — Чё ты сказал? Антон резко подаётся вперёд и хватает мужчину за грудки, стискивая ткань до треска: — Не смей оскорблять мою девушку, ты меня слышишь?! Я не посмотрю, что мы друзья. — Ты уже, блять, не смотришь, что мы друзья! Ты нас предаёшь! — Да чё ты несёшь, Попов, я с твоей травкой и твоими заскоками уже заебался! Права Ира, что ты эгоистичный козел. — Сказала шкура, которой от тебя нужны только деньги. Резкий удар — кожу на скуле распарывает заострённый край новенькой печатки. Арсений отшатывается, пока Антон, сплюнув горькую слюну под ноги друга, скручивает с пальца перстень и кидает куда-то в лужу. — Пошёл ты нахуй, Попов. После чего быстро запрыгивает в салон фургона и громко хлопает дверью. Пара секунд — и шуршание шин подтверждает то, что Арсений конкретно так проебался. Громкий полубезумный рык срывается с губ, а крепко стиснутый кулак летит в обвалившийся кирпич рядом стоящего дома. Единственный фонарь на улице гаснет окончательно.