Inside Beast

Арсений курит. Он не видит в этом действии никакой эстетики, он не считает курение данью моде или причиной кого-то за это чисто по-пацански уважать. Он просто верит надписям на пачках о скорой смерти, и потому… Арсений курит много. У него нет любимой марки сигарет — на что взгляд упал, ту марку и покупает. Главное, чтобы побольше никотина и никаких сладких добавок, что портят истинный горький вкус. Добавки он предпочитает только в траве: смешивает курительные миксы по типу джараша и индусика¹, вымачивает коноплю в pcp², иногда даже не гнушается скрутить солому из опиумного мака. Но курит подобное он исключительно в одиночестве в своей старой родительской двушке. Ему так проще — нет осуждающих взглядов, нет Антона с его извечным «сторчишься — уебу». Он просто экспериментирует, чтобы после продать наркоту подороже. А заодно забить в себе зудящие, непривычные, словно не родные, мысли. Его парни курят только чистый план и только ради расслабона, смеси Арсения даже на пробу забивать отказываются. Антон с Димой — потому что семейные, при девушках и с грузом ответственности за них, а Серёга… А Серёга просто не ловит от этого кайф. Он лучше крэк³ покурит, от которого хотя бы на мир в цвете посмотрит, чем будет кашлять со звоном в висках от мимолетного искусственного счастья. Реализуются они в основном через стрипуху Матвиенко, где и крыша есть, и постоянные клиенты, коим только на руку весь этот кофешоп с качественным, прекрасным ассортиментом. Да и лишние деньги на посредников не надо тратить. Сама же плантация припрятана с особым извращением — в старом гаражном кооперативе на окраине Машмета, в выкупленном (а частично вообще отжатом) ряду из семи боксов общей площадью примерно сорок на тридцать метров. Изнутри все стены обшиты хозблоками, которые сверху обтянуты серой светоотражающей плёнкой для поддержания парникового эффекта круглый год. LED-фитопанели растянуты по всему периметру потолка, по углам всего бокса — вентиляторы для обдува растений, чтобы воздух циркулировал и в гроуруме держались необходимые сорок процентов влажности. Входом в эту цитадель лёгкого веселья служит дверь в самой середине всего ряда гаражей, прорезанная в бледно-розовых воротах бокса с облупившейся цифрой «86» в левом верхнем углу. И во всём зловонном помещении гораздо уютнее, чем внутри самого Попова. Арсений привычно ленивым взглядом скользит по соседним отдельно стоящим ракушкам прямо напротив их базы и думает о том, что давно не видел соседей и, быть может, стоит подсуетиться да обзавестить парочкой таких коробок чисто для склада оборудования. Он курит вторую сигарету и не спешит войти в уже услужливо открытую дверь, потому что в старой Димкиной девятке у входа замечает свою же кепку, нагло свистнутую когда-то Антоном. И ноющая в предвкушении встречи грудь лишь сильнее подтверждает, что Димка приехал не один. Стиснув зубы и перекатив в кармане спортивных синих брюк чужое кольцо, Арсений откидывает недокуренный бычок в сторону и тянет на себя скрипучую дверь. Специфический свет ультрафиолетовых ламп с непривычки режет глаза, мужчина щурится, кидая беглый взгляд на длинные ряды с зелёными посадками, и слева от себя замечает Позова. Тот, наклонившись над небольшой тумбой с весами, увлечённо вписывает что-то в тетрадь для учёта урожая. — Почти шестьсот грамм шишек с куста, — комментирует друг, даже не поднимая головы. — Не обманули нас с этим новым сортом. — Это который этот… бля, — морщится Попов вспоминая дурацкое название. — Грэг фем? — Ага, — довольно отзывается Дима, выпрямляясь и откладывая ручку. — Мы закинули это к остальной сушке, думаю, через недельку-другую сможем распробовать. — Заебись, — кивает Арсений, кидая рассеянный взгляд вглубь гроурума, следом задавая самый волнующий вопрос: — Ты с Тохой? — С ним, — кивает друг и поправляет на носу очки, внимательно проходясь по пожелтевшей царапине на щетинистой скуле. — Он обижен на тебя, Арс. Не знаю, что у вас там произошло, но… — Я понял, — отрезает Арсений. — Я с ним поговорю. Дима хмурится, но решает не лезть — не маленькие, сами разберутся, и потому только хлопает друга по плечу, проходя мимо, к двери: — Давай, я подожду снаружи. — И покидает помещение, прихватив с собой сброшенную на табурет у входа кожаную куртку. Арсений только отрешённо кивает и, сделав глубокий вдох, наконец решает не затягивать. Он медленно шагает между стройных рядов с посадками, пока крепкие тиски паники сдавливают грудь, а в голове стучит «не проеби». Потому что понимает: одно неловкое движение, и он потеряет Антона навсегда. Он даже не осматривает кусты; вся зелень по бокам, словно шоры, ведёт его исключительно вперёд, пока Попов не упирается в широкую спину друга. Антон, слегка сгорбившись, зарывшись в куст по самые уши, старательно выстригает завядшие листья, что мешают нормальной циркуляции воздуха в глубине растения. Шастун в вопросе по уходу за флорой настоящий мастер, без его чуткого руководства хуй бы вообще хоть что-то получилось и всё повяло бы к чертям собачьим. Он знает прекрасно, что является ценным элементом всей злосчастной цепи этого бизнеса, но оправдать для себя выходку Арсения всё ещё не может, потому, ощущая рядом присутствие друга, упорно делает вид, что не замечает его, даже когда тот достаточно громко откашливается. — Тох, я это, поговорить хотел. Шастун не реагирует, продолжая активно пыхтеть над посадкой, и Арсению кажется, что тот его просто не слышит. Потому он кладет руку на ссутуленное плечо, слегка тянет на себя, сбивая ткань футболки, тем самым случайно оголяя сгиб чужой шеи. И замирает, вперив взгляд в свежий алеющий засос. Вся его дружелюбная, заготовленная заранее речь перечёркивается всплывшей в сознании фразой Антона «мы уедем». Но Арсений лишь хрипит, бездумно цепляясь за надежду: — Я смотрю, ты всё осознал и решил остаться? Антон выпрямляется, непонимающе скользя взглядом по другу, который, так и не отпустив его, начинает крепко стискивать пальцы отчего-то перебинтованной руки. — С чего ты это решил? — Ну, я вижу тебя здесь, — вскидывает брови Арсений, словно Антон спросил очевидную хуйню. Пацан же только ведёт костлявым плечом, скидывая горячую ладонь мужчины, и принимается пояснять простую истину: — И? Я же сказал, что ещё учусь и ближайшие три месяца мне всё ещё надо как-то зарабатывать. И, понимая что ляпнул, быстро прикусывает язык, но поздно. Попов рычит, хватая друга за грудки, и грубо встряхивает, выплёвывая горечь ему в самое лицо: — Чё? Ты сказал полгода, блять! — Курсы на полгода, а осталось три месяца. — Так а хули ты столько молчал?! Антон таращит на мужчину большие зелёные глаза и искренне не понимает его реакции. Арсений его… пугает? — Мы с Ирой не хотели распространяться, чтобы не сглазить, — скороговоркой произносит Шастун шаблонные Иркины фразы, добавляя: — Счастье любит тишину. Огонь мгновенно поджигает горючее, текущее по венам, и пелена ярости застилает синие глаза, являя миру не Арсения, а обезумевшую внутри него тварь. — Да она не сосёт так, чтобы, сука, аж мозги поплыли! — Чё ты сказал?! — Что слышал! Антон в ответ цепляет пальцами спортивную куртку друга и до треска ткани дёргает на себя, моментально заводясь: — Откуда тебе вообще знать, как она сосёт?! — А ты у неё спроси! — Ты трахал мою Иру?! — Блять, да какая нахуй разница! — воет Арсений, грубо отпихивая от себя друга так, что тот копчиком врезается в сзади стоящий стол. — Это было до тебя! — Какая разница? «Какая нахуй разница?!» — у Шастуна желваки ходуном ходят, и он, кажется, снова готов дать Попову в морду, из последних сил удерживая себя от драки. — Когда ты вообще собирался мне об этом рассказать?! — Да с хуя ли я вообще должен отчитываться, когда и кого трахал?! — А с хуя ли я должен перед тобой отчитываться?! Моя жизнь, моё, блять, будущее! — Потому что мы, ебать, друзья, — почти умоляет Арсений. — Вы — моя семья! Но Антон только горько усмехается, бросая в Попова какую-то тряпку со стола позади себя, принимаясь активно жестикулировать: — Да какая семья, Арс, какая, к чёрту, семья?! Ты ёбаный эгоист, вокруг которого весь мир, сука, должен вертеться! Ты вообще знаешь, что такое семья?! Знаешь, что в семье нужно друг друга поддерживать? Радоваться за других, принимать, блять, их выбор?! Хотя откуда тебе знать что это, если ты никогда никому нахуй не был нужен! И эта правда режет сильнее той, в которой Антон никогда не выберет его. Арсений молча смотрит в самые красивые в его жизни глаза, подёрнутые яркой травянистой поволокой, и слушает треск противно жужжащих над башкой ламп. В голове набатом бьётся «проебал», и, отшвырнув в сторону пойманную серую тряпку, он тихо выдыхает: — Удачи в Москве. Отшатнувшись к стоящей за спиной шкатулке, подхватывает пару крупных камней⁴, после чего быстрым шагом покидает вмиг притихшего друга, даже не заметив, как длинные пальцы, не успев поймать синюю ткань костюма, сжимают растворяющееся в воздухе еле слышное «Арс».

⎃ ⎃ ⎃

Совершенно непримечательная дверь слева от входа в дешёвую парикмахерскую создаёт впечатление, словно таит за своей пожелтевшей — некогда белой — краской складское помещение, но на самом деле… Стрип-клуб всегда был заветной мечтой Матвиенко, и потому, когда подвернулась возможность организовать свой собственный, Серёга бросил на это все свои силы. Он вкладывал каждую копейку, каждую свободную секунду и, естественно, всю свою любовь. Всю свою любовь к молодым, жадным до денег, красивым девушкам. Его клуб занимал всё подвальное помещение многоквартирного дома. Оформленное в стандартных для таких заведений тёмно-красных тонах, оно имело пару приватных комнат, личный кабинет Серого, большую сцену с тремя хромированными шестами и бар с большой неоновой вывеской «Clip». В зале пусто. В столь раннее для тусовок время на весь клуб только менеджер, тихо мяукающая мелодию, вторя какому-то релакс фм, что звучит лишь из одной колонки над стеллажом с разносортным алкоголем. Она сидит за барной стойкой и, опершись на левый локоть, что-то пишет в разложенных на столе бумагах. Арсений совсем тихо крадётся мимо, намереваясь без свидетелей проникнуть в кабинет к другу, когда слышит: «У него собеседование, Арс». — Как ты… — Арсений замирает, удивлённо поднимая брови и смотря в спину даже не повернувшейся к нему девушке. Её светлые крашеные волосы струятся по белому стильному пиджаку, и Арсений хмыкает, как только хитрый взгляд через плечо стреляет в него. — За тобой такой шлейф отчаяния, что до костей пробирает. — Позов сдал? — догадывается Попов, и девушка молча пожимает плечами. — Короче, я к Серому. Приглушённый женский стон эхом разносится по пустому заведению, когда Арс движется дальше к цели. Он снова хмуро оборачивается на Катю, и та лишь машет рукой с зажатой в ней ручкой: — Я же сказала, у него собес. — Да мне похуй. Арсений толкает чёрную глянцевую дверь и, окинув беглым взглядом кабинет друга, освещёный лишь парой настенных бра, находит его на чёрном кожаном диване в самом углу помещения. Арсений даже бровью не ведёт от раскинувшейся перед ним картины, спокойно закрывая за собой дверь и шагая в самый эпицентр «собеседования». Три девушки, едва ли достигшие двадцати лет, старательно ублажают хрипло постанывающего мужчину. Откинув голову назад, он держит за талию выгибающуюся на его крепком члене брюнетку с взлохмаченным каре. Перед ним, между ног, на коленях сидит вторая девушка с крашеными розовыми волосами, в одних чёрных кружевных трусиках и, периодически вытаскивая плоть из брюнетки, принимается водить по скользкой головке пухлыми губами. Третья, с огненно-рыжими кудряшками, стоит за спинкой дивана и размазывает красную помаду по небритой шее, параллельно водя острым маникюром по широкой мускулистой груди под наполовину расстёгнутой чёрной рубашкой. — Серый, здорово, — подаёт голос Арсений, тяжёлым мешком плюхаясь в директорское кресло, и, уместив локти на дубовом столе, принимается засыпать в джойнт свистнутую с базы ганджу. Девушки же продолжают свою работу и не думают прерываться, лишь окидывают симпатичного гостя заинтересованными хищными взглядами. — Бля, Арс, хули тебе опять надо? Не видишь, я занят. Попов как-то горько хмыкает и, всё так же грузно облокачиваясь о столешницу, поджигает край пергамента, делая глубокую затяжку. — Почирикать хотел. А лучше нажраться. — Твой пиздец не потерпит? — Я не тороплю, заканчивай, — машет рукой Арсений, откидываясь на стуле и лениво наблюдая за красивыми женщинами, при этом перекатывая косяк во рту. — Давно в вуайеристы подался? — доносится недовольный запыхавшийся голос между хлюпающими звуками и мокрыми шлепками. — У меня даже не встал. — Я даже не знаю радоваться ли… ох, блять… — прерывисто стонет Матвиенко, стоит только розововолосой задеть острыми зубками чувствительную кожу уздечки хозяина клуба, однако он старательно продолжает диалог: — Или нет. Арсений молчит, продолжая ощупывать взглядом упругие тела, округлые задницы и большие груди, когда неожиданная мысль «а что если» резко врывается в затуманенное кумаром сознание: — Серый, я тоже девочку хочу. — Ну так выбирай, — на полном серьёзе откликается друг, и Арсений повторно оглядывает девушек, перехватывая многозначительный взгляд рыжей красавицы. Её тёмно-зелёные глаза сверкают похотью, лишь портя такой родной Арсу цвет. — А блондинки у тебя нет? — неожиданно даже для себя выдаёт Попов, ожидая услышать что угодно после недолгого молчания, но никак не это. — Блондинки? — Друг делает паузу, наконец решаясь заговорить напрямую: — Такой высокой, с щетиной и прокуренным голосом? Арсений замирает, пронеся мимо рта джойнт, и переводит взгляд на спину девушки, где, по его рассчётам, находится лицо друга. Тот же быстро хлопает брюнетку по бедру, призывая встать с себя, и она послушно опускается на пол к активно сосущей член девушке. Серёга же, серьёзно взглянув в растерянное лицо Попова, хмурится ещё сильнее. — Арс, что происходит? — Я проебался, Серёг, — хрипит Попов, поднимаясь на ноги. — Куда собрался, блять? — подаётся вперёд мужчина, но женские руки не дают сдвинуться с места и тянут назад к липкой спинке дивана. — Я же сказал уже, — усмехается Арсений, закусывая косяк и поправляя двумя руками сползшие с задницы штаны, — я пришёл поговорить и нажраться. Подумал, потрахаюсь ещё, но, наверное, ты прав, и мне лучше не менять планы. Так что заканчивай, а я посижу на баре. — Только без глупостей, Попов! — кидает в спину уходящему другу Матвиенко, получая в ответ вымученное «куда ещё больше».

⎃ ⎃ ⎃

У Арса не остаётся сил, чтобы хотя бы просто попытаться проанализировать брошенные Матвиенко слова — уже похуй на всё, только бы забыться и откатить в мозгу пару дней, а желательно и лет. Чтобы вот снова было семнадцать и идеально чистое тело без чернил, чтобы никаких коварных женщин-татуировщиц, которые в цунами своих целей сносят целые города, не оставляя даже руин. А ещё лучше, чтобы снова было тридцать, неприметный магазинчик семян на углу оказался закрыт на технический перерыв, и никаких новых необычных знакомств не произошло бы в один злополучный день. Но история не знает сослагательного наклонения. А Арсений не знает, почему до сих пор не шагнул с Вогрэса⁵. Серёга заходит за барную стойку примерно минут через пятнадцать, ровно в тот момент, когда Попов, сгорбившись, упорно наполняет рядом стоящую пепельницу окурками, планируя изучить границы её вместимости. Менеджер молча наполняет его рюмку не самой дешёвой водкой, не смея тревожить мужчину вопросами, на которые, кажется, сама давно знает ответы, и потому просто ждёт, когда Арсений сам наконец начнёт говорить. Директор клуба окидывает компашку хмурым взглядом и, почесав помятую женщинами бороду, протягивает Кате какие-то очередные бумажки. — Чё он? — кивает Серый девушке, указывая на Арсения. — Совсем плохой? — Просил Балтийский чай⁶, — машет рукой Катя, опуская взгляд на документы, тогда как чёрные брови босса стремительно взлетают на лоб, — но я дала чистую водку, и, кажется, он даже не заметил. — Понял, — снова болванчиком отбивает Матвиенко, внимательным взглядом проходясь по серому, осунувшемуся еблету, спускаясь ниже, на руки, и замечая грязный бинт с алыми потёками в районе костяшек. Кате же лишних комментариев не нужно, чтобы понять, какая головомойка светит Попову от друга, а потому она спешит ретироваться и сбросить груз ответственности за свалившегося на её голову пьяницу, сообщая директору: — Я пойду тогда оформлю новых танцовщиц, покажу им тут всё и временно закрою нас. До вечера. — Да, спасибо, — благодарно отзывается Серый, добавляя: — Не говори пока что Диме об, — фривольно тыкает пальцем в дымящее за стойкой тело, — этом. — Окей, — девушка пожимает плечами, мол, да я и не собиралась, и, выйдя из-за бара, снова оборачивается к боссу: — Зови меня, если нужна будет помощь. Серёга только неоднозначно дёргает рукой, словно поторапливая излишне сентиментальную подругу, и, подхватив для себя рюмку, шустро льет в неё водку и томатный сок, планируя тем самым и поддержать Попова, и постараться сохранить рассудок. — Ну и почему мой лучший друг решил свести счёты с жизнью прямо, — он поднимает руку, вглядываясь в стрелки наручных часов, — в два часа дня? — От кокоса ещё никто не умирал, — фыркает Арсений, закидывая в себя стопку, даже не поморщившись. — Тем более я уже такое пил и не понимаю этих ваших запретов, словно я не свой. — Да не в этом дело, — раздражается Серый. — Просто, блять, ты ж не остановишься в таком состоянии на одной смеси. — В каком «таком»? — Уебанском, — коротко и ясно. Но Арсений не в состоянии оценить подкол, а потому практически соглашается с выводом друга: — А что толку, что я жив? — совсем тихо куда-то под нос роняет Арсений, делая глубокую затяжку. — Всё равно нахуй не нужен. Серёга замирает, наконец осознавая пиздец мирового масштаба, и решает копать глубже: — Это кто тебе сказал? — Тоха, — на выдохе горечь чужого имени оседает на корне языка, забивая собой и ядрёный табак, и порошок свежего гаша, и даже вкус приторной водки, сбивая ритм бесполезной мышцы в крепкой груди. Глаза сереют под цвет свинцового дыма на губах. Матвиенко сдерживает себя из последних сил, чтобы не взять друга за грудки и хорошенько так не потрясти, взывая к его здравомыслию. — Так, Арс, давай начнём с того, что это наверняка он с горяча. Вы же, блять, почти братья, Арс, да он за твоим одобрением бегает больше, чем за Иркой! Арсений тихо кривит губы в усмешке, пустым расфокусированным взглядом скользя по мутной алкогольной глади в высокой рюмке. — После того, что я сам ему наговорил, лучше умереть, чем смотреть ему в глаза. Если я ещё и увижу их теперь. — Не понял. — Я рассказал ему, Серёг, — снова затягивается Попов остатками сигареты. — Ляпнул, что пизду его трахал, — и с силой вдавливает бычок в пепельницу, — ну, до него. — Ой, блять, Арс, и чё? Было и было, — разве что не бьётся головой о столешницу Матвиенко, находя ситуацию более чем абсурдной. — Я вон Катьку по пьяни засосал, но Диман же меня не отпиздил. — Зато Катя отпиздила. И Матвиенко не может не усмехнуться: — Ну это да. Он не успевает развить свою мысль, потому как дрогнувшая перебинтованная рука поднимает пустую рюмку и трясёт ею перед лицом хозяина клуба, а сам Попов вновь заводит свою песню: — Короче, блять, дай мне снега. От Балтийского чая я не подохну, но, может, хоть день этот забуду нахуй. — В жопу иди с такими просьбами, — Серый с громким стуком бьёт по столешнице рукой, снова заводясь от столь ебанутой просьбы. — Ты можешь мне нормально, блять, рассказать, что у тебя происходит? Почему ты на Стаса с ножом лезешь? Шаста доводишь до драки? А теперь вообще решил по наркоте пробежаться? У тебя от одиночества птичка в форточку съебалась или чё блять? — Ага, блять, дрозд. — Чё? — хмурится Серый, даже сбиваясь с запала. — Какой нахуй дрозд? — Ну не кукушка же, — поднимает бровь Арсений, удивленно глядя на друга. А тот только качает головой: — И то правда. Кукушкой в твоей башке уже давно не пахнет. — Ну спасибо. — На вопросы, блять, отвечай, а не съезжай с темы. Арсений вместо этого закатывает глаза и лезет в смятую пачку Винстона на столе, лишний раз убеждаясь, что сигареты закончились, и оттого недовольно морщится, решая в момент взятой паузы не собрать мысли в кучу, а залить в себя очередные пятьдесят грамм. — Блять, Серёг, да я не ебу, что со мной, веришь? — наконец сдаётся мужчина. — Меня иногда перекрывает так, что, блять, надо что-то сделать прям сейчас и любыми методами. Я сам нихуя не понимаю и остановиться не могу. Наверное, на адреналин подсел, хуй его знает. — Ладно, — кивает Серый, удовлетворённый хоть каким-то ответом. — А с Шастом у вас чё? Помимо того, что ты разбил его розовые очки о его потрясающей Ирке? Арсений снова тухнет на глазах, вымученно, совсем не к месту улыбаясь: — Он решил уехать. — И чё? Куда? — В Москву. В универ поступил даже, чтобы не хуем с горы туда припереться. Серый же всё ещё не догоняет: — Почему именно в Москву? — Жизнь заново начать. На Ирке жениться, работу нормальную найти. — Так и чё? — прощупывает почву Серёга, принимая позицию Шаста. — Хорошая же мечта. Все бы хотели новую жизнь, разве нет? Но он уже сковырнул гнойник, нарывающий в самом солнечном сплетении, и Арсений скалится раненым зверем: — Ты же, сука, и так знаешь ответ на вопрос, так хули ты мне это всё говоришь? Думаешь, не знаю? Думаешь, счастья ему не желаю? Да я бы, блять, квартиру свою продал, только бы его устроить и в хоромы нормальные, и на работу, но только чтобы здесь, чтобы я мог хоть как-то приглядывать за ним, — и после тирады резко замолкает, пока в безжизненных глазах не зажигается надежда. — Бля, а может, так и сделать? — Арс, ты себя слышишь? — откровенно хуеет Серёга. — А жить ты где будешь? — Здесь? — продолжает цепляться за идею Попов. — На базе ещё могу. А чё, там тепло и вода есть. — Попов, ты ёбу дал? — мужчина пытается вернуть Арса на землю, подбирая более реальные варианты для спасения пизданутого друга. — Может, тебе мальчика какого подогнать? Трахнешь да успокоишься. — Блять, да причём тут это? — взвывает мужчина. — Думаешь, я не пробовал такое? Трахал, блять, и девочек, и мальчиков, да только они не он. Да и не хочу я трахать Шаста. Нет, хочу конечно, но, сука, его счастье мне важнее всего. Мне достаточно знать, что он рядом как друг и всё. А скоро и этого не будет. — Скоро? Ему учиться ещё сколько… — Три месяца, — обрывает Арсений и ловит охуевший взгляд карих глаз, хозяин которых наконец начал осознавать масштабы пиздеца. — Чё блять?! — Именно. Он не рассказывал, что учится уже дохуя времени, и вот теперь решил сказать. И я, блять, не знаю, чё мне делать. Ты не представляешь даже, как меня выворачивает от этого всего. И Серый наконец замолкает, только протягивает руку через стол и сжимает чужое плечо в такой бесполезной попытке поддержать. Он обновляет рюмки и после тихого «будем», зачем-то решает спросить: — Как ты вообще в него въебаться умудрился? — А я ебу? — морщится Арсений, понимая, что окутывающее сознание опьянение нихуя не сглаживает углы его боли. Зато неплохо развязывает язык. — Я уже думал, у меня это такое отцовское, что ли… Ну типа, у меня же не было никогда, о ком нужно заботиться, и я каким-то хуем вот выбрал его, но нихуя. Вряд ли отцы дрочат на жопы своих сыновей. — Ну хуй знает, — задумчиво пожимает плечами Серёга, — мой дрочил. — Бля-я-ять, — тянет Арсений, зажмуривая глаза. — Вот нахуя ты это сказал? — Ну ты же спросил. — Это был риторический вопрос! — Да похуй, — усмехается Матвиенко, радуясь, что хоть немного расшевелил тело перед собой. — Что делать-то будешь? Сразу говорю, идея с продажей хаты полное дерьмо. — Хуй знает. Я уже вообще думал к мозгоправу сходить. — Серёга удивляется, кажется, в сотый раз за вечер, пока Попов снова достает из себя всё наболевшее: — Я слышал, типа они лечат, ну, от пидорства. Только не ебу, как и куда надо идти. — Знаешь чё, — вдруг без единой насмешки отзывается Матвиенко, — если тебе это поможет, есть у меня клиент постоянный, психов всяких лечит. Наши икебаны, кстати, часто покупает. Так вот, могу телефончик подогнать. Он не заявит на тебя, если вдруг расскажешь ему про «дела». Ему это невыгодно будет, поэтому… — Я согласен, — уверенно перебивает Арсений. Серёга одобрительно кивает и только думает наклониться к ящикам справа от себя, как вздрагивает от резкого оклика своего менеджера. — Сергей Борисович! — разве что не на бегу начинает Катя. — К вам посетитель. — Скажи, что я занят, — отмахивается босс, снова протягивая руку к резной ручке, — пусть приходит позже. Катя же, не меняя траектории, подходит ближе и, перегибаясь через барную стойку, шепчет одно имя, от которого серьёзного армянина коротит, совсем как школьника: — Арина Макарова. Матвиенко залпом опрокидывает в себя рюмку и протягивает Кате ладонь, чтобы следующим жестом девушка опустила на неё две подушечки мятной жвачки. Попова при этом совсем не смущает столь резкое изменение в поведении друга, спасибо сорока градусам в крови, и оттого он с ленцой следит за развернувшимся действом, за тем, как, поправляя измятую девушками рубашку, Серёга задает странный вопрос друзьям: — Как я выгляжу? — Явно получше меня, — хмыкает Арсений, отрешённо осматривая попытки Серого скрыть следы недавних потрахушек. Катя даже поднимает с бара какой-то зеркальный поднос, чтобы Матвиенко мог, глядя в него, стереть помаду с шеи и перезавязать сбившийся хвост. — Если ты хочешь, чтобы я уебал, отдай мне вон ту бутылку и телефон своего психа, — наконец догадывается Попов, решая поторговаться с другом, который, по его соображениям, ради какой-то очередной дамы согласится на всё. — Хер тебе, пьянь, хватит с тебя бухла на сегодня, а телефон… — Серёга кидает взгляд на Катю и в спешке накидывает ей поручений: — Катюш, найди, пожалуйста, у меня в записной книжке номер Воли и дай его Арсу. И проследи, чтобы он не обчистил наш бар. Мы с Ариной будем у меня. — Стручок сотрёшь столько трахаться, — язвит Арсений, возмущённый статусом пьяни. Но Серёга уже не сдерживает улыбки: — А ты не завидуй. И с Ариной я не трахаюсь. К сожалению. Она наш партнёр. — Да мне похуй. — И слава богу. Всё, я пошёл, пожелайте мне удачи. — Удачи, — хором без энтузиазма тянут друзья, и Сергей разве что не вприпрыжку исчезает в полумраке заведения. — А если я выкуплю ту бутылку? — вдруг нарушает тишину Арсений, с надеждой вглядываясь в лицо девушки. — Я тебе отдам её за так, — неожиданно выдыхает Катя, строго поднимая указательный палец прямо перед вздёрнутым носом, — но только под обещание, что ты, взяв её, сразу пойдёшь домой и откроешь её дома. Арсений в ахуе даже забывает о своём похеренном настроении, воодушевляясь позволенной шалостью, но всё же решает уточнить: — С каких пор ты не слушаешься Серого? — Я просто знаю, что, если не дам тебе наш проверенный алкоголь, ты купишь какое-нибудь дешёвое дерьмо, и чёрт знает чем это закончится. — Ты святая женщина. Девушка улыбается и, присев, исчезает под баром, выискивая что-то в ящиках, к которым ранее тянулся её босс. Вытянув небольшой блокнот, она подхватывает телефон Арса и, разблокировав его, заносит в список контактов «Павел Алексеевич Воля». У Арсения же не хватает трезвости, чтобы задаться вопросом откуда Катя может знать его пароль, и потому он даже не акцентирует на этом внимание, выливая в рюмку последние капли из прозрачной бутылки. — Антон бы этого не одобрил, — в яблочко попадает подруга, кажется и не пытаясь быть тактичной. Но Арсению так похуй, что он, криво усмехнувшись, поднимает перед Катей рюмку: — Чего именно? Того, что я долбоёб, который проебал всё? Проебал его? — Арсений. Мужчина глотает водку и, с глухим стуком опустив рюмку, поднимается на негнущихся ногах, не желая больше ни с кем сегодня говорить и размениваться на любезности. — Давай бутылку, я пойду. Катя поджимает губы и, послушно протянув запотевший алкоголь Попову, решает напомнить ему главное: — Знай, что, если не поможет Воля, у тебя всё ещё есть мы. Но Арсению искренне похуй. У Арсения нет Антона.