Туссентские каникулы

Никто никогда всерьез не называл Иана «вашей милостью». Случались моменты, когда отец обращался к нему «милсдарь», но это могло означать только одно — какой-то из его коварных планов был раскрыт, и мальчика ждало неминуемое наказание. Но высокий лысый человек в смешных блестящих на солнце темных очках неизменно обращался к Иану именно так — «ваша милость», и разговаривал с ним, как полагается разговаривать с «их милостью». Человека звали Варнава-Базиль, и Иану, когда приходилось обращаться к этому человеку, каждый раз казалось, что он произносит какое-то обидное и не очень смешное прозвище. Ну кого вообще могут звать Варнава-Базиль? И имен-то таких не бывает — по отдельности, не то что вместе! Но человек реагировал на это обращение со всей серьезностью и участливой любезностью — будто ему и впрямь было чрезвычайно интересно, о чем его собирается попросить «их милость» Иан. Варнава-Базиль первым нашел его тайное убежище. С утра до вечера Иан старался вести себя так, как полагается тому, кто попал в сказочный край отважных рыцарей, прекрасных дам и великих подвигов — в мир, сошедший прямиком со страниц одной из больших ярких книг, которые Анаис читала Иану перед сном, когда он был совсем маленьким. В этом мире полагалось веселиться. Исследовать раскинувшиеся вокруг винодельни поля, похожие на палитры не жалеющих краски художников. С разбега нырять в теплую воду ленивой широкой реки, несущей вперед, к горизонту, золотистые солнечные блики. Разувшись, помогать румяным смешливым работницам винодельни давить голыми ногами виноград в больших деревянных кадках — и чтобы он потешно чавкал между пальцами, забрызгивая все вокруг ароматным красным соком. Собирать цветы на широкой поляне за домом, чтобы сплести из них венок и преподнести его госпоже Йеннифер (которая настойчиво просила перестать называть ее «госпожой», но Иан никак не отваживался послушаться), и чтобы ее сиреневые глаза улыбнулись раньше ее губ, а пахнущая чем-то весенним ладонь растрепала сильно отросшие волосы мальчика. Дышать этим медовым воздухом, смаковать каждый день, как спелые, едва не лопающиеся в руках виноградины с большой грозди, радоваться, одним словом. И пока солнце стояло высоко, Иан исправно радовался, играл и исследовал, но стоило дню поклониться к закату, ему неизменно становилось грустно. Видя, как небо за кромкой реки окрашивается торжественным багрянцем, мальчик будто вновь вспоминал — прошел еще один день, а его родители снова не приехали за ним. Каждый вечер, едва начинало темнеть, Иан покорно отправлялся в кровать. Спутником его в страну сновидений неизменно становился Геральт. Как бы мальчик ни любил сказки, которые читала Анаис, или колыбельные, которые пел ему отец, с ведьмаком по части рассказывания историй никто не мог сравниться. Геральт, увлекаясь, не скупился на подробности, от которых кровь стыла в жилах, а иногда так умело играл голосами, изображая участников событий, что Иан едва с кровати не валился от смеха. Сложно было поверить, что в том, кто на вид казался всегда собранным и отстраненным, на деле обнаружится такая бездна добродушного остроумия. Геральт всегда завершал свои истории объявлениями о том, что их ждало завтра, будто всеми силами пытался напомнить Иану, что здесь, в Туссенте, в его доме — всегда весело и интересно. Кому же не понравится ловить рыбу с мостков? Или собирать персики, сидя на плечах у ведьмака, сразу отправляя их с ветки прямо в рот? Или выслеживать павлинов, чтобы попытаться заставить их раскрыть свои яркие шикарные хвосты, прекрасные, как веера придворных дам? И Иану все это нравилось, очень нравилось. Но когда Геральт выходил из его комнаты, прикрыв за собой дверь, мальчик каждый раз выскальзывал из кровати, пролезал в открытое окно, ловко и осторожно, как смутная тень, спускался по прочным хрустким лозам, увивавшим стену, в сад, и оттуда спешил к своему тайному месту. С небольшого холма, скрытого от окон хозяйского дома ветвями большого дерева с кривым изломанным стволом — будто это был заколдованный рыцарь, павший в схватке с колдуном — открывался прекрасный вид на дорогу из Боклера. И Иан просиживал каждый вечер на этом холме, боясь пропустить момент, когда на это дороге появятся две знакомые фигуры. В своем ожидании он всякий раз пытался придумать, как он поступит, когда отцы приедут. Сразу побежит им навстречу? Если так сделать, папа непременно, заметив его, спрыгнет с лошади, подхватит мальчика на руки и будет кружить, пока едва не свалится с ног. А отец останется в седле и будет, пряча улыбку, недовольно высказываться о том, что еще немного, и Иан бы угодил под копыта коня. Очень глупо так поступать. Но, может быть, будет лучше, заметив их, притаиться, дождаться, пока они доедут до дома, и спросят у хозяев, а где же Иан. И после этого наблюдать, как Геральт, Йеннифер и все, кто есть в доме, сбиваются с ног, разыскивая его. Иан был уверен, что даже знаменитым ведьмачьим чутьем невозможно было выследить его. И когда надежда будет почти утрачена, и отец заявит ведьмаку, что пользы от него, как от дохлого павлина, Иан появится с независимым видом, заявит небрежно «А, это вы? А я вас и не ждал уже…», чтобы немедленно оказаться в крепких папиных объятиях. Каждый раз сценарий их встречи в воображении Иана менялся, он придумывал и разучивал свои слова, тренировал выражение лица, даже проверял, легко ли сбежать с холма и не упасть носом в траву по пути. Но все это оказывалось бессмысленно — родители не возвращались. И как бы Геральт и Йеннифер ни пытались отвлечь мальчика от горькой правды, он все равно видел, как, получая письма, ведьмак мрачнеет, а потом прячет глаза, если Иан попадался ему на пути. Задавать вопросы ведьмаку мальчик не решался — он знал, что получит правдивый ответ, и догадывался, что непременно расплачется. А при Геральте он не плакал, даже когда упал с крутой каменной лестницы во дворе и расквасил себе нос, хотя было ужасно больно. Однажды Иан набрался смелости и, подсев к Йеннифер, которая полулежала на кушетке в резной воздушной беседке над берегом реки и читала книжку в яркой обложке, спросил, глядя на искрящиеся речные волны внизу: — Госпожа Йеннифер, а вы не знаете, где можно найти джинна? Чародейка вздрогнула, отвлеклась от книги и подняла на мальчика удивленный взгляд. — Я много раз просила тебя не называть меня «госпожой», — сказала она, и было понятно, что начать она хотела вовсе не с этого, — джинны — опасные существа, и от контакта сними никогда не выходит ничего хорошего. Уверена, почти все, что ты мог бы загадать у него, я могу сделать безо всей этой канители с точными желаниями и непременными последствиями. — Нет, — вздохнул Иан, опуская глаза, — вы мне не поможете… Йеннифер закрыла книгу, отложила ее в сторону и села, спустив ноги с кушетки, рядом с мальчиком. Не нужно было обладать особенной проницательностью, чтобы понять, что он имеет в виду, и чародейка, помолчав, вздохнула. — Геральт рассказывал тебе, как мы с ним ловили джинна? — спросила она после мучительной паузы, — нам пришлось взобраться на самую высокую гору на Скеллиге, чтобы отыскать корабль чародея, который был его господином. Иан недоверчиво покосился на чародейку. — Корабль на горе? — переспросил он, — что он там делал? Йеннифер многообещающе хмыкнула. — Значит, не рассказывал, — заключила она, — ну тогда слушай… И все эти фокусы, конечно, помогали отвлечь Иана, развеселить его ненадолго, но ничто не могло укрыть от него того, что никто не отваживался говорить с ним о его родителях, даже упоминать их имена. И мальчик, повинуясь этому тревожному обету молчания, тоже не задавал лишних вопросов — только каждый вечер выбирался из окна спальни, приходил на свой наблюдательный пункт и ждал. Варнава-Базиль пришел на его холм однажды вечером, когда на Корво-Бьянко окончательно опустилась темнота, и Иан уже начинал подумывать, что пора возвращаться. Дворецкий ходил почти бесшумно, но мальчик все равно расслышал его приближающиеся шаги, скользнул к стволу дерева и быстро вскарабкался по ветвям, скрылся в густых желтоватых листьях. Варнава-Базиль остановился на том месте, где только что сидел Иан, огляделся по сторонам. Маленький эльф пристально наблюдал за ним, прижавшись к ветке и не двигаясь. — Ваша милость, — заговорил дворецкий спокойно и ровно, словно тот, к кому он обращался, стоял прямо перед ним, — становится холодно. Я подумал, вам понадобится покрывало. Только сейчас Иан заметил в руках Варнавы-Базиля увесистую плетеную корзину, накрытую большим клетчатым платком. С такими корзинами работницы винодельни ходили на рынок за мукой, молоком и мясом. Варнава-Базиль не двигался, терпеливо поглядывая по сторонам — даже в кромешной темноте он не снял своих очков, и странно было, что вообще хоть что-то видел, дальше собственного носа. Иан не двигался. Ему действительно было холодно в одной ночной сорочке, но он решил не сдаваться и не выдавать своего укрытия. — Если изволите, — продолжал Варнава-Базиль невозмутимо, — после ужина осталось немного сырных булочек и профитролей с кремом. Мне показалось, вашей милости они пришлись по вкусу. Это был удар ниже пояса, и железная воля Иана почти дрогнула. Он сглотнул слюну — ужин был довольно давно, а булочки к нему и впрямь подавали просто отличные — мягкие и теплые внутри, с хрустящей сырной корочкой снаружи. А профитролей Иану и вовсе разрешили съесть всего две штуки, вопиющая несправедливость… Но он решил быть твердым. Тайное убежище на то и называлось тайным, что о нем никто не должен был знать. Как оказался здесь вездесущий дворецкий, оставалось загадкой. Иан даже мельком подумал, что этот тип — вовсе не обычный человек. Может быть, он — дух этого места, и наблюдает за всем, что здесь происходит? Или коварный демон, питающийся жизнями тех, кто здесь живет? Кто еще станет носить темные очки ночью, как не демон?.. — Вашей милости, может быть, будет интересно, что мастер ведьмак получил сегодня вечером письмо из Вызимы? — осведомился Варнава-Базиль как бы между прочим, выждал секунду и явно засобирался уходить. Иан скатился с ветвей дерева кубарем, встал у него на пути. — Письмо? — переспросил он, — из Вызимы? Стекла очков Варнавы-Базиля многообещающе сверкнули. — Все верно, сударь, — подтвердил он, — письмо с королевскими печатями. — Это, наверно, от Анаис…- прошептал Иан, отвернувшись, потом снова поднял взгляд на дворецкого, — а что в нем было, ты знаешь? — Не желаете перекусить, ваша милость? — вместо ответа осведомился Варнава-Базиль, и Иан, подпрыгивая от нетерпения, ждал, пока дворецкий расстелет на траве покрывало, выставит на него ночное угощение и вытащит из корзины большой шерстяной платок, чтобы укутать мальчика. Наконец, когда все эти ритуалы были соблюдены, а Иан даже успел затолкать в рот одну хрустящую булочку, Варнава-Базиль соизволил заговорить: — Хочу заметить, сударь Иан, — дворецкий сидел рядом с ним, разглядывая звездное небо над головой, — что я не читаю хозяйских писем. Иначе плохой из меня был бы слуга, правда? Иан разочарованно вздохнул — его заманили в ловушку простой обманкой, как щуку, которую ловили на блестящую монетку. — Но я почти уверен, что новости из Вызимы пришли хорошие, — закончил свою мысль Варнава-Базиль после долгой театральной паузы. Иан недоверчиво покосился на него. — С чего ты взял? — спросил он осторожно. Верить этому человеку — а главное, в то, что он говорил, было сложно, но у Иана не оставалось другого выбора. — Мастер Геральт не скомкал и не сжег его, как обычно, — ответил дворецкий, — значит, содержание его не расстроило. Иан сомневался, может ли хоть что-то расстроить ведьмака, но объяснениям дворецкого кивнул, не желая больше развивать тему — лишние подробности, если хорошенько о них подумать, могли разбить только что зародившуюся надежду. Он вцепился в еще одну булочку и на этот раз ел ее неторопливо, продолжая смотреть на дорогу. Варнава-Базиль сидел молча и не шевелясь. В полях вокруг холма надрывно стрекотали цикады. Где-то в отдалении раздался призывный резкий возглас павлина, и какая-то другая ночная птица ответила ему странным глухим стрекотом. — На болотах за стенами Вызимы, водятся гагары, — вдруг заговорил Иан, — папа мне рассказывал, и вроде как, даже их видел. А я — только слышал. Они смеются и кричат, совсем как люди. Очень странно… Варнава-Базиль опустил на него взгляд сквозь дымчатые стекла очков. — Ваш отец из Вызимы, сударь? — спросил он учтиво, с вежливым сдержанным интересом. — Мой папа — да. Он регент королевы Анаис. — ответил мальчик. Он говорил с кем-то о своих родителях в первый раз с тех пор, как прибыл в Туссент, и слова, копившиеся в нем несколько недель к ряду, теперь, казалось, бесконтрольно рвутся наружу. — а отец — эльф. Я слышал, про него говорили, что раньше его имя знали все от моря до Синих гор. Но я не очень в это верю, в Вызиме о нем мало кто говорил. — У вас двое отцов, ваша милость? — осведомился Варнава-Базиль — вроде бы искренне удивленный, — как необычно, — и Иан, который ничего странного в этом не находил, снисходительно улыбнулся. — У меня есть мама, — сообщил он дворецкому так, словно посвящал его в страшный секрет, — но она оставила меня моему отцу, и они с папой воспитывают меня. Так уж вышло. Мальчик пожал плечами, а Варнава-Базиль, немного помолчав, кивнул, словно решил, что такое объяснение его полностью устраивает. — Не будет ли ваша милость любезна рассказать мне еще что-нибудь о них? — попросил дворецкий. Иан с сомнением посмотрел на него сквозь все густеющую мглу. — Тебе и правда интересно, Варнава-Базиль? — переспросил он, и сразу же, пока тот не успел сказать, что пошутил или передумал, кивнул, — ну ладно, слушай. Расскажу тебе, как мы ходили на болота, и отец убил чудовище! С тех пор Варнава-Базиль приходил к нему почти каждый вечер. Они с Ианом сидели на покрывале под огромным темно-синим небом, и мальчик рассказывал истории о себе и своих родителях. Дворецкий никогда его не перебивал, даже когда истории были откровенно скучными — о весенних балах, где Иана хотели заставить танцевать с какой-то глупой болтливой девчонкой. Или о том, что однажды он наблюдал, как родители целый час сидели молча на скамье во внутреннем дворцовом саду, думая, что их никто не видит — отец читал какую-то унылую книгу совсем без картинок, а папа, хмурясь, перебирал стопку смятых бумаг. Они соприкасались тогда только плечами, но отчего-то Иан ощутил себя в тот момент ужасно неловко — и рассказал об этом Варнаве-Базилю. Тот понимающе кивнул и лишних вопросов задавать не стал. Дни теперь проходили для Иана гораздо веселей, чем раньше. О том, что за письмо получил Геральт, мальчик так и не спросил, но теперь, собираясь на вечернюю вылазку, старательно выбирал, о чем расскажет дворецкому сегодня — так, чтобы история была и увлекательной, и не очень длинной, хотя дворецкий никогда не проявлял нетерпения, когда слушал его. Даже напротив — иногда задавал вопросы, прося подробностей. — …вот так и вышло, что я оказался здесь, а они — остались там, — со вздохом завершил Иан очередной рассказ. Солнце совсем недавно скрылось за горизонтом, и ароматные сумерки были прозрачными и светлыми, как яблочный сок. С тех пор, как начались их вечерние посиделки, прошла уже целая неделя, и мальчик начал подозревать, что Варнава-Базиль обманул его. Не было никакого письма, никаких хороших новостей — почему бы иначе Геральту не рассказать ему о них? Что в этом такого — ведьмак ведь знал, точно знал, как мальчик ждет приезда родителей. — Это очень печально, — согласился Варнава-Базиль, качнув головой — выражение глаз за стеклами его очков было не разобрать, но Иан, решивший вдруг вывести собеседника на чистую воду, подобрался, гордо вскинул голову и расправил плечи — он много раз видел, как отец так делает, если собирается поставить кого-нибудь на место. — Конечно, печально, — подтвердил он, — но еще печальней, Варнава-Базиль, что ты обманул меня. Признайся, ведь не было никакого письма, правда? Ты просто хотел втереться ко мне в доверие и вызнать все о моих родителях. Не отпирайся! Варнава-Базиль и не думал отпираться — он повернулся к мальчику и смотрел на него спокойно и прямо, даже как будто слегка улыбаясь. — Кто ты? — спросил Иан, чувствуя, как его молчание, лишь сильнее разжигает в нем обиду и непрошеную злость, — шпион? — Какой же из меня шпион, ваша милость, — Варнава-Базиль покачал головой, не переставая улыбаться, — я просто подумал, что вам приятно будет кому-то рассказать о том, что вас тревожит. Я ведь потомственный дворецкий и могу угадывать потребности хозяев. А еще — вы очень интересно рассказываете, мне было приятно вас слушать. — Значит…- Иан быстро-быстро заморгал, боясь, что вот-вот из глаз его хлынут позорные злые слезы, — значит, и правда не было никакого письма? Ты все придумал, чтобы меня выманить, так? — Варнава-Базиль отвернулся от него и ничего не отвечал, — Так?! — почти выкрикнул мальчик. — Прошу прощения, ваша милость, — заметил дворецкий привычным своим размеренно-учтивым тоном, — мы могли бы продолжить этот разговор позднее. Сейчас, боюсь, у вас найдутся дела поважнее. Мальчик, чувствуя, как подобравшиеся к глазам слезы, становится все сложнее сдерживать, раздраженно, ничего не понимая, повернулся туда, куда указал Варнава-Базиль. По широкой дороге, поднимая низкие клубы легкой пыли, бок о бок, ехали двое всадников — оба в плащах, но только у одного на голову был надет капюшон. Из-за сгущающихся сумерек разглядеть их лица мальчик сперва не мог, и на секунду подумал даже, что это все — иллюзия, злой обман, морок, наложенный сидевшим рядом с ним демоном. Он несколько раз моргнул, потер глаза, размазывая все же пролившиеся слезы. Потом вновь посмотрел на дорогу — всадники никуда не исчезли, но один из них, тряхнув головой, скинул капюшон за спину. Иан подскочил на месте, едва не споткнулся, но Варнава-Базиль поддержал его, не давая упасть. — Осторожней, — предупредил он, — смотрите под ноги. Но Иан уже не слышал его, стремительно сбегая с холма. Один из всадников остановился первым, легко спешился и, присев, раскрыл объятия несущемуся им навстречу мальчику. — Чуть под копыта не угодил, — недовольно сообщил второй, но было слышно, как дрогнул его чуть насмешливый голос, — очень глупо так поступать.