Подводные угли

Ночное время так долго не нравилось Черепу, что он уже полностью забыл, каково это — хорошо высыпаться. Будь то бессонница, которая не дает ему уснуть, кошмары, преследующие его в самых темных глубинах разума только для того, чтобы разбудить, или просто грубое пробуждение из-за Леона! Удар, или падение с кровати из-за того, что он так много шевелится, Череп просто не может спать всю ночь… Затем он упал от изнеможения на пол кухни Хибари Кёи. Только на этот раз он заснул. Это не совсем хорошо. Потому что спать — это кошмары. Открыть глаза, чтобы встретиться лицом к лицу с целой аудиторией людей, освистывающих каскадера, — не самое приятное начало любой ситуации, мечты или чего-то еще. Это немного похоже на то, как будто кто-то только что потянулся к какой-то зияющей ране на его груди, чтобы сжать руками легкие, заставляя дышать, немедленно вызывая слезы на его глазах. Однако Череп не плачет, по крайней мере, не совсем. Слезы горят в глазах, но не падают. Конечно, наблюдать за той единственной жизнью, которую он хотел построить для себя, единственным источником признания, который, как он думал, он заработал, горит на его глазах — это пытка, но это не значит, что он сжигает всё впервые. В этот момент обстановка изменяется, его зрение размывается и меняется. Каким-то образом это умудряется звучать так, будто вдалеке скрипят и ломаются кости, что странно громко отзывается эхом в его голове. Скалл оказывается в спальне, в которой он вырос, когда его зрение наконец немного проясняется. На самом деле, это бесплодное, пустое место никогда не следует называть его комнатой, поскольку в ней не было его следов. На стенах не было ни одного из его любимых плакатов, ни одной из его безделушек, не было никаких признаков того, что он здесь жил, кроме грязного футона. Череп оглядывается, хрустя воспоминаниями о некоторых из самых мрачных времен, которые он когда-либо пережил. На самом деле, если стать активным Облаком в возрасте 4 лет, то у этого больше недостатков, чем преимуществ. Особенно в среде, которая не понимает, как действуют тревожные Облака. В этот момент откуда-то доносится голос, и Череп знает, что это голос его матери. Он по-прежнему звучит скучно и безжизненно. Это все еще наполняет его разум только бесцельным стрессом и гневом. «Красота означает страдание, дорогой». Он никогда этого не хотел. «Посмотри на себя, ты просто великолепен…» Тогда он еще умолял их остановиться. «Твои красивые пурпурные волосы, твои красивые пурпурные глаза…» Они никогда его не видели. Он не хотел, чтобы они смотрели. «Конечно, как я могла забыть твое потрясающее Пламя?» Это было отвратительно. «Это Пламя — самое прекрасное, что ты можешь предложить этому миру». Все еще болит. «Без этого ты был бы бесполезен для нас. Ты понимаешь, мой дорогой?» Он ненавидел это. «А теперь не плачь. Если ты успокоишься, я уверена, ты сможешь контролировать это». Он их ненавидит. «Милый?» Их нужно было сжечь. И, как и было приказано, Пламя Черепа вспыхнуло в ту ночь, когда он впервые разгневался. И оно ревело многие последующие бесчисленные ночи. Но в первый раз оно убило эту женщину. Потому что оно всегда было пламенем, которое разгоралось от его агонии, которое росло под его ненавистью, которое процветало в его самые мрачные моменты. И клан, который он любил и которому был предан, знал это. Они узнали об этом недостатке в своей системе и вместо того, чтобы исправить этот недочёт, попытались использовать его для обучения. Так что эти ублюдки тогда позволили ему встречаться с людьми. Они сознательно позволили ему сблизиться с посторонними. Они позволили ему налаживать отношения через пот, кровь и слезы только для того, чтобы вырвать этих людей, эти прекрасные души, из его жизни, просто чтобы замучить их до смерти. Всё в тщетной надежде, что это разожжет его гнев, и они смогут попытаться заставить его контролировать эту подавляющую силу. Знакомые, друзья, даже щенок. Никогда не территория, но часто близко к этому определению. Эти люди что-то значили для него, когда для этого Монстра эти прекрасные души были простым оружием, чтобы причинить ему боль. Эти люди все еще что-то значат для него, даже сейчас, после всех этих лет. В конце концов, они были почти территорией. Дом и безопасность. Череп впервые почувствовал себя понятым, просто находясь рядом с ними. Но поскольку он искренне любил этих людей, их убили, чтобы причинить ему боль. И все для того, чтобы его Пламя могло стать чуть более мощным, просто еще более отчаянным, чтобы снова соединиться. И когда они поверили, что наконец сломили его волю… Когда он был в самом низком состоянии, свернувшийся калачиком на том же грязном футоне и рыдал, затаив дыхание в возрасте 13 лет, оплакивая своих близких… Эти отвратительные люди, которым он все еще оставался верен, эти отвратительные монстры, которые хотели, чтобы он был одним из их оружия… Они пытались навязать ему Небесную связь. И это было пределом его терпения. Вернее, конец его терпимости к их чуши. В тот день Череп убил не только впервые, но и самым ужасным образом из всех возможных. Он купался в крови этих безликих существ, принимая их порочность, чтобы заполнить пустоту, оставшуюся после его рассудка. В ту же ночь он покинул клан, чтобы на долгие годы заниматься своим делом. Но это же сон, разве нет? Даже если он создан из смутных, беспорядочных воспоминаний, нет причин реагировать на это. Ведь прошли буквально десятилетия. Он не должен пострадать. Он не должен чувствовать себя задыхающимся, не должен изо всех сил стараться произнести хоть слово, не должен чувствовать себя таким развращенным, бесцельным и маленьким… Но когда Череп возвращается в себя, это именно то, что происходит. Он упал на пол, свернулся клубочком и трясется от каждого вздоха, содрогаясь всем телом. И тогда его зрение опять затуманивается, слезы снова заливают его глаза. На этот раз они действительно падают, ударяясь сначала о татами, затем о деревянный пол сцены, и на короткое время вокруг него разносится свист, прежде чем он снова изменится, и его взор будет заполнен бархатистой красной ковровой дорожкой. Это знакомый ковер, и он делает один большой глубокий вдох, собираясь достаточно, чтобы медленно посмотреть вверх и по сторонам. Ага, это особняк Аркобалено. Место, в котором он оказался в ловушке не более трех дней назад. Его видение места резко обостряется, его Пламя ощетинивается, когда Небесное Пламя проникает в его края. Это… Его почти-Небо. Пламя Луче. Может быть, его огоньки, оставшиеся в его Пламени, размножились достаточно, чтобы взаимодействовать с ним? Это… тянется к нему за вниманием, и разум Черепа становится пустым из-за постоянно нарастающего стресса. Нет-нет-нет-нет-нет. Ему это сейчас не нужно! Что угодно, только не они! Что угодно, только не это- «А что насчет Черепа?» Спокойный голос Фонга с его мягким мелодичным акцентом прорезает туман напряжения в сознании Облака, и Скалл обращает внимание, глядя на полуоткрытую дверь. Это гостиная, неофициальное место для встреч. Как-то… Все это кажется слишком реальным. И Пламя странное, Череп знает это лучше, чем кто-либо. Насколько он понимает, Пламя Луче показывает ему прошлое, или будущее, или что-то в этом роде. Однако он не помнит, чтобы когда-либо слышал этот вопрос… «Что насчет него.» Это голос Лар, грубый, но приятно глубокий. Похоже, ее раздражает этот вопрос, и данное осознание обжигает, как тошнота, которую он испытывает после того, как забыл поесть в течение целого дня. С другой стороны, Фонг звучит нейтрально-задумчиво, и хотя он не успокаивает ожог, он придает всей ситуации немного горьковато-сладкий оттенок. «Нам всем хорошо известно, что он был гражданским лицом. Должны ли мы поддерживать связь после того, как все это закончится?» И после минуты оглушительного молчания Фонг уточняет. «Это вопрос этики, не так ли?» Конечно, он это спросит. Этика и мораль всегда в некоторой степени ускользали от Фонга. То же самое и с Реборном, но Реборн более твердо настроен… почти во всем. Фонг любит сначала услышать и рассмотреть мнение каждого, прежде чем принимать собственное решение. Еще на несколько мгновений воцарилось молчание, затем, немного колеблясь, заговорил Коллонелло, вероятно, ждавший, пока Лар первой произнесет свою часть. «Я имею в виду, я хотел бы вернуться к своей прежней жизни, кора. Я определенно хочу оставаться на связи. Но в случае Черепа… это было бы слишком опасно. Я не собираюсь рисковать.». Лар мягко соглашается, и что-то ледяное горит у Облака под животом. Ага. Значит, эти двое не хотят его больше видеть… Это не должно быть сюрпризом, но все равно больно. «Я не настолько заинтересован, чтобы хотеть делать то же самое. Я, вероятно, прерву контакт». Верде звучит откровенно пренебрежительно со своим легким, серьезным голосом, и слова кажутся такими, как будто Череп укусил кислое яблоко. Он хмурится и слегка поджимает губы, почти надувая их. Не интересно? Тогда почему Верде подвергал его бесчисленным экспериментам? Просто помучить его? Как типично. Верде ничем не лучше, чем раньше был Клан, с его неортодоксальными методами… «Моу». Это Маммон, звучит неопределенно нерешительно, его голос граничит с глубоким чувственным женским и более легким, раздражительным мужским. «Лакей все еще должен мне денег». Череп знает, что это ложь. Ему никогда не нравилось быть кому-то обязаным, поэтому, когда это было возможно, он возвращал Маммону всё. Туман всегда это ценил. «Пока он не заплатит весь свой долг, я не прерву контакт». Это значительно смягчает ожог. По крайней мере, один человек хочет поддерживать с ним контакт… Затем внимание Черепа мгновенно привлекает глубокий рокочущий баритонный смешок. Это Реборн. И… Он звучит забавно? «Зачем мне поддерживать контакт с лакеем, хм? Это было бы напрасной тратой моего времени». Остальные мягко ворчат в ответ, но Череп больше не слушает. Потому что что-то в его груди просто треснуло и сморщилось, и он больше ничего не чувствует. Честно говоря, отсутствие эмоциональной реакции огорчает. Поскольку Реборн является неофициальным лидером Аркобалено, даже если сначала Луче, затем Ария, а затем Юни были их Небесами, то в основном Реборн решает что делать, и все остальные как бы следуют за ним. А Реборну на него наплевать. Вероятно, он никогда о нем не волновался. Никто из них этого не делал. Возможно, Маммону эта ситуация не безразлична, но это может быть только потому, что Облако платит ему за проведённое время вместе, когда они все идут поесть. Череп тихо вздыхает, потирает глаза и медленно выпрямляется. Пламя Луче пытается прильнуть к нему с отчаянием, но мягкое прикосновение его щетинистого Пламени Облака — все, что нужно, чтобы погасить ее Пламя. Наблюдать, как его разные жизни рушатся и горят… Это какой-то знак? Ему нужно снова начать новую жизнь? Стоит ли вообще жить дальше.? … Хотя… Кёя был на удивление открыт… Обстановка меняется в последний раз, смутное воспоминание, края его зрения, возможно, размыты будущими возможностями. Его окружает Пламя, цепкое, радостное, но такое доброе. Это красивое место даже выглядит теплым и мягким, наверное, из-за ярких бежевых тонов стен и размытых краев. Темная фигура движется перед ним, излучая сладкое Пламя, видна его спина, когда силуэт передвигает какие-то вещи на кухонном столе. Он напевают слабую мелодию, его голос несколько воздушный, но низкий и почти мелодичный… Приятно. Это хорошо… ~~~ POV Кёя ~~~ Травоядное животное не просыпается. Насколько ему известно, на Черепа ничто не влияет. Сотрясения мозга у него тоже нет. И он явно еще не умер. Но он не просыпается. Прошло 28 часов. Кёя выспался, пошел в школу, закончил патрулирование и уже вернулся домой. Уже почти 3 часа ночи, а травоядное животное все еще лежало на диване, именно там, где Кёя оставил его позавчера. На этом этапе любой может немного обеспокоиться. Что он должен с этим делать? Он, конечно, попытался разбудить каскадера, но ничего не вышло. Встряхивание не имело никакого эффекта, будильник Кёи не помог, также как и вылитая чашка ледяной воды Черепу на лицо или хлопанье его по щеке. … зачем Кёя даже привел его домой? Конечно, этот человек не мог быть его давно потерянным братом. Череп — одно из самых явных травоядных, которых Кёя встречал на сегодняшний день. Тревожный. Трусливый. Слабый. И, судя по тому, что Кёя вспоминает из историй, которые рассказывали его отец и весь клан, его брат якобы был совсем не трусливым или слабым. Его брат, как говорили, был храбрым, могущественным и достаточно упрямым, чтобы дать клану, который в то время насчитывал до 5000 членов по всему миру, достаточно головной боли только в его раннем детстве, чтобы его запомнили и о нем говорили на десятилетия впереди. В заключение, исходя из того, что Кёя знает о каскадере и того, как он слышал, как люди сплетничают о его брате в прошлом, Череп просто не может быть тем, кем он себя называет. Потому что для самого трусливого, самого слабого Аркобалено нет смысла каким-то образом заработать титул синигами среди клана, особенно когда остальная часть Аркобалено не проявляет к нему даже элементарного уважения. Сказать, что Кёя хочет объяснения, было бы преуменьшением века. Но Череп не проснулся. Так что Кёя не может просить его объяснений. А сейчас 3 часа ночи, Кёя действительно должен спать сам. Но есть чем заняться. В основном бумажная работа. Какие-то маршруты патрулирования, какие-то финансовые документы, несколько файлов с заданиями, которые он должен просмотреть… Кёя как раз собирается покинуть травоядное, чтобы заняться работой, когда, наконец, каскадер шевелится, резко выпрямляясь с дрожащим, икающим вздохом. Он смотрит на Кёю широко раскрытыми глазами. Они оба на мгновение замирают, прежде чем Кёя вспоминает манеры. «Доброе утро.» Череп снова плюхается на диван, закрывая лицо и издавая какой-то травоядный звук. Это немедленно действует на нервы Кёе. Это жалко. Но… Это также звучит как разочарование, гнев и печаль, объединенные в один звук, выброшенный в мир. Что-то… Что-то… Эмоции в нем не дают Кёе выбросить травоядного прямо в этот момент. А потом Череп уже говорит, мягкий, извиняющийся и… Скорее не характерный, учитывая все обстоятельства. Он не похож на того высокомерного, неистового человека, который когда-то напал на школу Кёи… На самом деле, он звучит так, будто его отягощают поражение и сама смерть, особенно когда он хнычет, как пинаемый щенок. «Извини, извини, я просто… извини, я…» Кёя никогда не знает, что делать с плачущими людьми, на самом деле это не его область знаний, чтобы кого-то утешать, но это явно проблема, которую нужно решить. «Перестань уже плакать». Череп делает несколько глубоких, судорожных вдохов, стараясь приглушить рыдания, насколько это возможно. «Я просто… Прости, хорошо…? Мне нужно, чтобы ты понял это…» — тяжкие вздохи, которые он делает после этого, звучат, как будто годы горя наконец прозвучали, и Кёя не знает, почему он сочувствует каскадеру в настоящее время. Затем Кёя отмахивается от всех эмоций, хватаясь за себя. «Прежде всего, я знаю, что означают шрамы на твоих запястьях. Однако я отказываюсь в это верить. Докажи свою личность». Скалл делает глубокий вдох, выдыхает все это, затем поджимает губы, пытаясь теперь говорить ровно. «… Я сделал тебе фиолетового плюшевого кролика, когда тебе было, примерно два года. Ты не мог представить себе, что он твой, поэтому ты пытался вернуть его мне несколько раз. Ты был очаровательным ребенком. А я… Мне чертовски жаль, что я не взял тебя с собой тогда, когда уезжал. Я просто… — Скалл снова заливается слезами, но Кёя тактично игнорирует это. Кёя вместо этого работает над признанием того факта, что это травоядное животное на самом деле его брат. Это… на удивление легко. Все действительно просто. Ни один из Туманов, которые Клан мог когда-либо нанять, не узнает о том, как он несколько раз пытался вернуть мягкую игрушку, так что этот человек должен быть его братом. Этот факт, однако, поднимает в целом другую проблему, и Кёю это немного раздражает. «Эй, слушай.» Это занимает какое-то время, но затем Череп успокаивается, недоуменно нахмурив брови, и смотрит на Кёю своими налитыми кровью глазами. И Кёя находит момент, чтобы тихо признаться себе, что вина на вкус так же горька, как поражение, если не более отвратительна. Получив полное внимание травоядного — своего брата, Кёя встает и опускает голову перед мужчиной. Это не знак подчинения, а признание того, что было сделано. Кёя следит за тем, чтобы он говорил спокойно и четко. «Прошу прощения за месяцы мучений, которые я тебе до сих пор доставил. Если бы я знал, что ты не безликая часть травоядной толпы, я бы не сделал этого. Мне очень жаль». Это не очень помогает погасить вину, но гордость Кёи в любом случае не позволила бы ему отклонить такое важное событие. Кроме того, это просто нужно было сказать. Когда Кёя снова поднимает взгляд, Череп явно теряет дар речи, еле дышит, с широко открытыми глазами и застывает на месте. Требуется несколько долгих, неловких моментов, и Кёя именно так наклоняет голову, чтобы старшее Облако вышел из шока. «Э-э-это -… Спасибо.?» Кёя мягко моргает, не совсем понимая, что это значит. «Так ты принимаешь мои извинения?» Затем Скалл правильно садится на кушетку, кладет руки на колени и глубоко вздыхает, глядя в землю, по-прежнему широко раскрытыми глазами. «Я… Да? Я… Спасибо, что вообще извинился…?» Затем он поднимает руки и снова закрывает лицо, тихо бормоча себе под нос. «Черт возьми, я ничего такого не ожидал…» Кёя пожимает плечами от странной реакции, вместо этого думая. «Кстати, ты спал больше суток. Хочешь раннего завтрака?» Череп снова опустил руки и уставился на него своими большими пурпурными глазами. Он звучит недоверчиво. «Извините-что?! А-а-да… Я бы… Вот так. Подожди… Который час… 3 часа ночи?!» Кёя съеживается от громкости. «Да. Так что заткнись. Остальные спят». Череп замолкает на полсекунды, затем его брови снова морщатся. «Остальные?» Кёя просто закатывает глаза. «Мои подчиненные. Члены Дисциплинарного комитета. По сути, они живут здесь. Если они снова не испортили график, то их должно быть четверо, ночующих здесь сегодня вечером». Череп по-прежнему выглядит недоверчивым, но его плечи медленно расслабляются. «И ты просто… В порядке с этим?» Кёя медленно моргает. «Мне нравится, когда они находятся там, где я могу быть уверен, что они не убивают себя, пытаясь отомстить за мою честь или что-то еще идиотское. И вокруг более чем достаточно комнат для гостей. Тебя тоже приглашаю остаться». Череп быстро моргает. «Остаться здесь? . Зачем мне…» Потом его глаза потускнели, а уголки его губ опускались. «Мне… Мне больше некуда идти, да…» Кёя почти вздыхает, но вместо этого он зевает, и вежливо прикрывает рот. «Я так и думал. Можешь остаться. Однако нам нужно дать тебе новую личность. Я отказываюсь называть своего Ониичана по имени Череп. Это смешно». При этом каскадер дуется, и вдруг все становится менее неловко. «Эй, я сам выбрал это имя…» Кёя невольно ухмыльнулся. «Если ты действительно хочешь сохранить его, я просто назову тебя Токоцу». Теперь Череп взволнован и барахтается. «Эй, ты не можешь просто выбрать мое следующее имя…» По общему признанию, вся ситуация настолько беззаботна, что Кёя не может сдержать тихий смешок, который легко соскальзывает с губ. Кажется, между ними все может быть хорошо…