Тварь

С трудом Тсуна продирал свои глаза. Голова кружилась и болела: вчера он явно перепил. В обнимку с ним лежало чье-то тело — по сложению можно было сказать, что мужское. Он видел лишь красивую шею с кадыком, в которую он, вероятно, ткнулся, пока спал. Чужие руки с силой прижимали его к себе, на шее виднелся багровый засос. Глаза уловили короткие серебрянные волосы — Хаято. То, что они лежали одетыми, успокаивало и давало надежду на то, что бухой Савада ничего вчера не натворил, но засос на шее Гокудеры заставлял сомневаться в этом. В горле першило, очень хотелось пить, и он попытался выбраться из стальной хватки Хранителя. Но его только еще сильнее обхватили и хрипло и сонно выдохнули: «Джудайме». — Хаято, — сипло позвал Савада, начиная трясти Хранителя, — Хаято, проснись. — Джудайме? — зеленые глаза распахнулись. Хаято, прекрасно помнивший вчерашнее, отпустил Саваду и попытался встать, — Простите, Джудайме! — сказал хриплым голосом, а после закашлялся Гокудера. — Воды, — попросил Савада. — Сейчас-сейчас, — Хаято торопливо достал из какого-то пакета бутылку воды и таблетки, а потом торжественно вручил их Саваде, — Вот. Быстро проглотив таблетку, Тсунаеши запил её водой, не замечая того, что Хаято сделал те же махинации. Сразу стало легче, особенно пересохшему горлу. — Что вчера произошло? — вставая с кровати, серьезно спросил он Хранителя. Засос на чужой шее волновал его, как и припухшие губы Хаято. — Ох, ну, вы решили напиться, — неуверенно начал Хаято. В голове почему-то возникло видение, в котором губы Киоко красивым кругом обрамляли чужой член. Савада поморщился. Не видение. Он просто вспомнил причину, из-за которой решил набухаться в хлам. Это было… больно, да, именно так. «Тсунаеши-кун, прости, но я люблю Шин-куна, ты же знаешь.» — так когда-то ответила на его признание Киоко. О, теперь-то Савада видел, как она любит Шин-куна! Пиздец как сильно, если позволяет иметь себя прямо в туалете. Внутри снова клокотала обида, зависть и ярость — дикий коктейль. На языке чувствовался неприятный металлический осадок. Неожиданно в ушах ясно прозвучал собственный голос: «Хаято, а ты сможешь сделать это так же, как она?». Неужели… Тсуна дикими глазами вперился в своего заместителя. Неужели он вчера с Хаято? Как? Как проверить? Как узнать? Хаято отвел взгляд и поджал припухшие губы. Он не мог сказать Джудайме о том, что вчера произошло, но тот, скорее всего, сам догадается или вспомнит. — А дальше что? — постарался как можно спокойнее спросить Тсуна. — Вы напились, — сказал Хаято, зажмурился и замолчал. Прекрасно. Превосходно. Савада присел на кровать, постарался вспомнить. За темно-серой завесой скрывалось что-то важное, он был уверен в этом. Гиперинтуиция была многофункциональной штукой, её надо было, поднапрягшись, подключить в нужное русло. И все должно было встать на свои места.

***

Хаято пододвинулся к Тсуне. Порывисто обнял, будто наручники спали с его запястий в один момент. Поцеловал скулы, губы. — Да. В голове билось: «Я смогу лучше». Тварь внутри ликовала. Покрасневший Гокудера растерянно улыбался. Рукой он провел по паху босса, немного сжал руку, ощупывая через ткань штанов чужое достоинство. Вдохнул и на выдохе опустился на колени возле дивана. Тсунаеши огладил его волосы и сел ближе к краю, прикрывая томные глаза. Ловкие длинные пальцы расстегнули ширинку, стянули трусы, открывая вид на полувозбужденный чужой член. Гокудера не медлил: сдвинул пальцами крайнюю плоть, открывая вид на грибовидную головку, и начал сжатыми в кольцо пальцами плавно водить по члену. Взял в рот одно яичко, облизывая, согревая теплом своего рта, потом другое. Когда Тсуна достаточно возбудился и направил голову Хаято к члену, тот смог в полной мере оценить размер чужого достоинства. Он повиновался: присосался к головке, елозя языком по дырочке уретры, постарался взять глубже, предусмотрительно спрятав зубы. Насаживался ртом еще и еще, не щадя себя, заботясь лишь о комфорте и наслаждении Тсунаеши. Саваде было охрененно. Хоть Гокудера и сосал впервые, но его старательность и рвение окупали неопытность. Когда Хаято достаточно поднаторел дышать только через нос, то постарался взять еще глубже, в самое горло. Было неприятно и больно, но, боже. Это же для Джудайме. Он отсасывает любимому Джудайме. Он может прикасаться к нему руками, языком, губами прямо там, в интимной зоне его тела. Казалось, что пьян был не один лишь Тсуна. Гокудера заглатывал так глубоко, как мог, утыкался носом в поросль чужих волос на лобке. Делал глотательные движения и старался интенсивно двигать головой. Все ради босса, ради этих неприкрытых стонов и собственного счастья. На языке чувствовался привкус безумия и предэякулята. И нет, он не был противным, потому что все, что напрямую касалось Джудайме и было частью его тела или природы, не могло быть противным для Хаято. Совершенно не контролируя себя, Савада натягивал рот Хаято на свой член. У того слюна стекала по подбородку, горели яркие почему-то красные глаза и щеки, а волосы спутались из-за движений руки Тсуны. Тсунаеши смотрел на эту прекрасную картину и думал, что да, Хаято явно сосет куда лучше, с большим старанием и усердием. И рот у него был просто шикарным, и язык, а губы так правильно смотрелись на его члене… Гокудера готов был взять от босса все, что тот даст. Он морально и физически подготовился к тому, что тот вскоре кончит, так что насаживающая его на член рука и слова: «Глотай» лишь подстегнули его рвение сделать это. В итоге он, не имея должного опыта в этом деле, все же подавился, но большую часть терпкого семени проглотил. Тварь внутри была полностью довольна. Он был полностью доволен — кажется, уже стоило принять эту свою часть, которую он подавлял годами, и не отделять её. Вот только так быстро это сделать не получится. Откашлявшись, он выпил первого, что попалось под руку. Стенки горла обжег крепкий алкоголь. Сзади его обхватили, притянули к себе и посадили на колени. Шею опалил поцелуй, больше похожий на укус. Такой по-неправильному счастливый сейчас Хаято развернулся корпусом к боссу и поцеловал того уже по-настоящему. Глубоко, с языком. И это было так хорошо, так прекрасно, что как-то и забывалось то, что Тсунаеши неимоверно пьян и делает это все под веяньем алкоголя. Но в голову стукнуло осознание. Им надо бы сейчас покинуть заведение и пойти в ближайший отель: близилась ночь.

***

Хаято с пьяным Тсуной на буксире зашел в номер отеля. Закрыл дверь и кинул ключи на тумбочку. Поставил возле кровати пакет, взятый в ближней аптеке. Савада прижался к нему, обнял, несчастно простонал: «Спа-ать» и завалил на нерасстеленную постель. Гокудера порыпался, подрыгался немножко, понял бесполезность своих действий и поудобнее устроился, обнимая босса в ответ. В мыслях лениво витало: «Вот бы утро никогда не наступило». По позвоночнику будто бегала стая мурашек. Наступит. А пока что он может безнаказанно вплотную находиться к Тсуне. Трогать его. Возможно, последний раз в жизни.

***

Тсуна не мигая смотрел на него. И Гокудера сразу понял: вспомнил. Что с ним сделает Джудайме? Если выгонит — Хаято умрет. Такие псы, как он, долго не живут после утраты хозяина. Убьет? Что ж, Хаято был бы рад умереть от его руки. Босс молчал, а Хранитель Урагана нервничал. Тсунаеши посмотрел сначала на красивое утонченное лицо, перевел взгляд на, о боже, припухшие розовые губы, вскользь зацепился взглядом за оставленный им самим засос. Закрыл лицо руками. Хаято был дорог ему как друг, но сейчас он вспоминал то подростковое признание в любви. Хоть произошедшее можно назвать виной Тсуны и только его, но… То, как Хаято отозвался, не оттолкнул, как с удовольствием отсасывал ему — все это лучше всяких слов говорило о том, что Хранитель его любит. И Тсунаеши боится даже предположить, сколь долго. Хотя… Он тоже долго, нежно и трепетно любил теперь уже не Сасагаву. Может, это была насмешка судьбы, карма? Когда-то он сказал Гокудере: «Ты… ты же знаешь, что мне нравится Киоко-чан. Прости, но давай будем общаться как и раньше, хорошо?». А потом ему самому ответила Киоко: «Тсунаеши-кун, прости, но я люблю Шин-куна, ты же знаешь.». И вот он смотрит на Хаято, и серая завеса раскрывается, показывая, как тот был вчера счастлив. Но… Тсуна никогда не был геем и не залипал на парней. Внутренний противный голос сообщил, что вообще-то кое-кому он вчера кончил прямо в рот и это было просто охуенно, лучше, чем когда-либо у Савады было. Но Тсуна любил Киоко, это было аксиомой. «Ты любил Киоко или идеальный образ, который наложил на нее?» — опять насмехался внутри голос. «Вчера идеальная и прекрасная, она в туалете отсасывала своему мужу. Такой ли ты видел её в своих мечтах, Тсунаеши?» Вовсе нет. Мысли спутывались, мешались, кружилась и болела гудящая голова. Хаято все так же стоял с опущенной головой и ждал приговора. — Присядь, — похлопал по кровати рукой Тсуна. Когда Хаято осторожно приземлился пятой точкой на кровать, настороженно посмотрел на него, сидящий рядом Тсунаеши лег на бок, кладя свою пушистую макушку на его колени. — Полечи, — прохрипел ткувшийся в чужие колени Савада. Хаято активировал кольцо Солнца и стал аккуратно водить рукой по голове Тсуны. Он нежно улыбнулся. Внутри все сворачивалось в тугой комок из надежды и трепета. Тварь игралась с комком и весело погавкивала. По крайней мере, его не послали, это уже безмерно радовало.