Мы жаждем праведного мира! Хотим в покое умереть В разгар зажиточного пира!" Стыдливо начало краснеть Моё лицо от обращений, Что с губ срывались невпопад, Представ тирадой обвинений, Взамен блистательных услад. © Мыслитель.инфо
— Вам должно быть стыдно от вашего бездействия, — поняла Инглэнд, когда посмотрела на картину. Стыдливая лилия алела под светом ламп. Кто ее прислал уже не столь важно. Но ей было что сказать в свою защиту, хотя в оправданиях никто не нуждался — кабинет пуст, только Жак де Моле смотрел неумолимо строго. Однако Летиция не догадывалась, что сказал бы великий магистр Ордена Тамплиеров о реалиях и изменениях: гордился ли их успехами? Или открыл бы старый кодекс, заставив зубрить каждую строчку и рыдать под плетью? Тогда вера значила многое, а теперь… развлечение для новоприбывших, простая дань уважения прошлому — облачение из шерсти, вышивки, ручная робота. Только бы верили — мы тамплиеры. И только потом сотрудники Абстерго, ученые, офисные клерки… Летиция Инглэнд бросила вещи в сумку, неосторожно, грубо. Сегодня необходимо находиться подле Кайласа, ответственность за приказ на ней. Только Бог видел, как ей не хотелось в Тибет, даже слушать о нем. Она дернула плечом, словно сбросив сомнения, выпрямилась, сжав тонкие пальцы на ручках сумки. Багровеющий крест перстня вдохновлял, в этот раз. А новости бывают разными, и она все переживет, со всем смирится. Особенно со смертями членов Священной Девятки: один, два, три. Все эти люди давно погибли за свой фанатизм, за преданность делу, но грозили новые потери. Сразу два человека. И она боялась смерти, безумно, но ради того, чтобы познать смерть, сделать ее более понятной и приземленной, она будет отдавать приказы — будет убивать ненужных людей. Летиция усмехнулась. Самолет через полчаса. Тихо ступая, поднималась по лестнице. Как же прекрасен ночной город. И как ужасен мир за пределами их понимания.***
Дорога выдалась необычайно сложной: Тибет захлестывали ветра, окутывали снежные бури, сама природа выражала протест. В заброшенных углах ветер взвыл с утроенной силой. Мощь заставляла съеживаться, часто моргать и смотреть сквозь режущий мороз и тьму. — Спецтехника на месте, — Соркин неуверенно смотрел на Инглэнд. Та покачала головой, потирая руки и кутаясь в куртку. На вершине холодно и страшно. Слишком легко сорваться вниз. — Врата должны быть открыты. Откройте мне их. По массивным вратам прошелся гул, камень звенел так, словно кто-то стучал в священные огромные колокола. Тревога, — подумала Инглэнд, глядя на спящий Тибет. И спящий ли? Камень крошился невероятно сложно, с сопротивлением и ворчание подобно великану или горному троллю из легенд и сказок. «Время Шамбалы приходит, и много замечательных знаков будет явлено», — монахи повторяли священные слова, стоя у храмов. Молитвы предрекали восход нового божества, и монахов не терзал морозный ветер, задувая под оранжевые одежи, традиции и легенды оживали подобно волшебству, их вера извергалась подобно вулкану и бежала рекой и ручьями по горному хребту. По вершинам зажглись гирлянды гор, шумно летели невидимые птицы — казалось, они видят черные перья — знамения нового мира. Даже запрокинули головы. Все неожиданно прекратилось: затихли ледяные великаны, притаились вместе с ветром, вершины затянуло туманом, погасли огни, всполохи энергии больше не обволакивало земной шар. И оперативники Абстерго двинулись по черным провалам, в глотку скалящейся Шамбалы. Летиция зажмурилась, впившись ногтями в каменную ступу, и закрывала глаза от ветра. Кого же они найдут в вечных коридорах ранее спящего центра? — Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу, — прошептала привычный девиз, хотя в Бога давно не верила. Но кто-то же в него верит? Остались горькие ожидания. И надежды. А кожа покалывала от призрачной боли… Казалось, внутри что-то трескалось и надрывалось, Летиция опустилась на камень, неотрывно глядя на открытые врата, и тяжело дышала. А мелкий снег блестел в свете фонарей… Люди носились по узкому каменному коридору, а Летиция Инглэнд неотрывно смотрела только вперед — ее задача смотреть вперед и наперед, не обращая внимания на помехи. Ожидания были недолгими, если смотреть по засеченному времени на ее часах, но в окружении снега и льда, перед вратами невиданной страны, о которой писали сотни эзотериков и фантастов, длилось целую вечность. Когда показались оперативники с Бергом, она сперва обрадовалась, после побледнела — Юхани не двигался, с двух сторон его тянули другие солдаты, но увидела короткую улыбку Соркина и выдохнула: — Жив значит. — Мы зачистили территорию, ассасинов не нашли, перевернули пирамиду… как сказал мистер Берг, — отчитались солдаты, и Летиция коротко и благодарно кивнула, пытаясь успокоить дрожь. Все отчеты она, конечно, прочитает, но после, после, как узнает об еще одном человеке. — А… а Саймона Хэтэуэя не было? — ее руки мелко дрожали, а на лице никак не отразился весь ужас сегодняшних потерь. Тамплиеры почти проиграли, отдав мир на растерзание другой религии, другим людям, и в этом был даже больший ужас, чем смерть одного из Девятки. — Шамбала просто огромна. Возможно, он еще где-то там, когда мистер Берг очнется… — Да… нет… скорее уже не придет, — опустила голову Летиция. Жаль. Очень жаль. И резко развернулась, слишком сильно размахивая руками. — Врата нужно закрыть, сделайте все возможное, чтобы люди не узнали, что они открывались. Пусть все остается там, и тела, и души. И тела, и души. Они смогут поставить Хэтэуэю только памятник, который заслужил тамплиер. — Будет сделано, — четко ответил Соркин. Она пошла следом за Бергом и врачами, осторожно ступая по притрушенному снегом каменному коридору, и засунула руки в карманы, чтобы через пару минут обжечь их об жесткую веревку. Идей, что делать с вратами и Шамбалой, не было. Стоило ли ее запечатать навечно? — спрашивала она у себя, и тут же уверенно кивала, возможно, придет время, когда они снова откроют врата, и она не принесет столько бед и несчастий. Чтобы мир восстановился нужно время. И села в вертолет, посматривая на спокойное и бледное лицо Берга. С ним все будет хорошо. А на душе висел камень до тех пор, когда в ночной мгле возле Кайласа, она не увидела расплывчатую золотую фигуру в небе среди миллиарда звезд и не посмотрела вниз: у западного склона сидел человек. Звезды и луна освещали фигуру, усталую и сгорбленную, выдворенную Шамбалой. — Опускайтесь, сейчас же! — твердо приказала она. — Нам нужно вниз. Шамбала принесла не только потери. А и некую ясность в историю Ису и человеческой природы. Если тамплиеры не установят свой идеальный мир, это сделают другие.*** *** ***
Неужели, правда, все закончилось? Саймон закрыл за собой дверь кабинета, с облегчением улыбаясь. Именно сейчас, когда на столе стоял его привычный ноутбук, рядом чистая чашка, а на полках книги с разноцветными корешками и стопка заметок мелким почерком, он чувствовал себя живым. То, как его нашли, стало настоящей неожиданностью и огромной удачей, ведь именно тогда ему показалось, что выжив в Шамбале, он умрет в снегах и льдах Тибета, отдав таки дань Чамунде. Но увидев вереницу вертолетов, и один из них опускался, то не поверил своим глаза. Летиция показалась вместе с оперативниками, и улыбалась, как-то безумно, а после первый раз обняла, что было для него огромнейшим потрясением, и прошептала «Слава Богу». Саймон снова улыбнулся, и подошел к книжным полкам, впихнув между старинными книгами, выкупленных Абстерго на аукционах, дневник Генри Грина. Дневник будет напоминать о Деваше, о Рагху, и Шамбале. Воспоминания стоили дорого, а ведь еще дороже были человеческие жизни. Жители Индии считают, что тело после смерти удерживает душу, но глядя на мертвое лицо друга и его семьи, он прятался в тени и искреннее не понимал, как там могла существовать душа. Пустая и жалкая гниющая оболочка, а его друга уже давно не было. Честно выпросив себе пару дней в Нью-Дели, оплатил похороны, на которые у семьи Деваша не хватало денег, и там же он узнал, что Виктория Бибо сбежала во время очередного погрома, пронесшихся по всем странам и компаниям, которых объединяло одно — передовые технологии. Он узнал, что после смерти индуса, когда проводятся подготовительные процедуры горит лампа, она символизирует огонь, который будет смотреть за душой человека в момент перехода в следующую жизнь. Тело умершего очистили, одели новую одежду, а после украсили цветами и драгоценностями из его лавки, скрупулезно вынеся сокровища, только это следовало сделать раньше, в то время Саймона мутило, глядя как вокруг тел ходят родственники. Затем тело доставили на погребальный костер, всю семью, слез у профессора не было, только тоска и горькая вина. Ритуал кремирования — худшее, что он видел. Главным плакальщиком обычно был старший сын умершего, но у семьи были только две дочки и их тоже пожирал огонь. Плакали все. Потом Саймон наблюдал за обрядом «капал крива», когда плакальщик раскалывает череп покойника бамбуковой палкой, обрядом освобождения. Что происходило дальше, Саймон Хэтэуэй не стал смотреть, последний раз заглянул в лавку, встретил там Самира, и попытался малодушно откупиться деньгами. Самир их взял так, как хотел есть, и совершенно не понимал, почему иностранец платит. Он выдохнул, приземлившись возле компьютера, вытянул ноги и снял шнурок с флешкой с шеи. ДНК индийца была записана кровью. Побелевшими пальцами он сжал источник информации, и несколько минут смотрел на голубой треугольник на черном фоне и размышлял, нужна ли ему какая-то информация о друге, о чем бы он хотел знать после его смерти. Груз вины это никак не уменьшит. И не оправдает поступки. Он подключил старый Анимус, устройство Брахмана, от индийской компании MysoreTech; он нравился ему своей компактностью, подобно очкам, крепился на голове, и не нужно было залезать в машину. Наконец-то он примерит на себя неудобную обувь Деваша и пройдет короткий путь. И он начал с начала, а не с того отрезка, на который указала Летиция Инглэнд. «Он смотрел на двух девочек, которые крутились вкруг него и возили своими длинными юбками по пыли в его лавке. Деваш всегда желал им только добро и тайно от жены мечтал дать им хорошее образование и выселить за пределы Индии, далеко за ее жаркие границы, туда, где он не захотел рисковать и идти против семьи. Когда пришел старик, Деваш чувствовал волнение и жжение в животе. Если он все правильно сделал, то сегодня, тот отдаст ему очень ценную вещь на хранение. — Девочки, идите домой, Самир, сопроводи их, — улыбаясь, проговорил он, и нетерпеливо вытер влажные волнения руки, выпроводив детей за двери. Ассасин зашел в лавку, детей уже не было, и он убрал детские игрушки на полки, успокаиваясь, мысленно считая до десяти. На восьми ему полегчало, но остальное дурманило голову. Если он поможет им всем, то они заплатят вдвойне? Или заплатит победитель? Он помнил Саймона Хэтэуэя, и ему прислали его фотографию из Делийского университета, уже не молодого человека, вечно занудного и с книгой по истории в руках, а взрослого мужчину с холодным взглядом и влиянием огромной корпорации. Деваш чувствовал зависть, не черную, ему всегда нравилось рвение Хэтэуэя, а еще он знал, что родственники бы обязательно позаботились, что человек науки был на положенном себе месте и работал на благо корпорации. — Сохрани его, — книга, завернутая в палантин, оказалась в его руках. Сердце трепетало от радости. Еще немного и он точно сделает верный шаг, чтобы зажить другой жизнью. — Хорошо, — сглотнул Деваш, и при ассасине спрятал дневник. На чьей стороне он сам, Деваш даже не хотел решать, кто больше заплатит, тот и победит. Пусть это неправильно, зато у его семьи будут деньги. И написал письмо Саймону Хэтэуэю с огромной надеждой, что тот приедет и решить его моральные дилеммы и материальные. Разыграть драму перед ассасином, когда Саймон Хэтэуэй исчез, не стоило труда. Кто-то, да, именно кто-то открыл карты тамплиерам, а ему пришлось рассказать. Но и здесь он был чистым, потому что направил тамплиера наставнику ассасинов в руки, а если тот не захотел убивать, то какие его проблемы. Но когда Девашу стало поистине страшно, и не только за себя, было поздно». Сразу после того, как Деваш написал все, что него требовали из Абстерго, Хэтэуэй стянул очки и втупился в экран, чувствуя, что сердце грозилось вырваться из груди. На смерть друга он не стал смотреть. Саймон дернулся, услышав стук в дверь, и в кабинет вошла Летиция Инглэнд. Она остановилась, окинула его внимательным взглядом, заметив Анимус, и поджала губы. — Все в порядке, мистер Хэтэуэй? — Да, — нервно кивнул Хэтэуэй, потирая подбородок и щеки, и отложил очки в сторону. — С этой историей покончено. — Вы были на похоронах, — качнула головой Летиция и села напротив Саймона, сжимая в руках черную папку. — Я должен был это сделать, — пожал плечами и демонстративно откинулся к спинке стула, неразрывная контакта. — Мой долг перед другом. — До сих пор зовете его другом? — усмехнулась Инглэнд. — Это так, мне все равно жаль, и его, и его семью. Если бы я мог что-то исправить, я бы это сделал. Что вы хотели, мисс Инглэнд? — серьезно проворил Саймон, легонько улыбнувшись, хотя на проявление радости не было никаких причин. — Мы посовещались и решили подарить вам отпуск на неделю на Мальдивы, — она протянула ему билеты с прямым рейсом на самолете Абстерго. — Надеюсь, там вы ничего не найдете сверх тайного и шамбалистого. Саймон усмехнулся. — Я давно хотел попросить разрешение на посещение раскопок на Мальдивах, там нашли мантры, мавзолей и коралловые гробницы XII века… — с энтузиазмом поделился он. — Мисс Инглэнд, вы куда? А билеты?! — впервые в жизни он видел, как схватив его билет, Летиция Инглэнд убегала. И покачал головой, выключив Анимус насовсем.