Позволяешь себе волочиться за моим омегой?

— Ладно, ты прав: я последняя сволочь и собирался использовать своего истинного омегу для продвижения по карьерной лестнице! — Айран решил больше не спорить и уступить, а Шон замер, кажется, даже дышать перестал от волны боли, которая на него обрушилась с последним предложением альфы. Настолько подло поступок Айрана он не расценивал даже в своих самых сильных кошмарах. Думал, что «музыкант» или подозревал его в сговоре с Гуахолотэ, или, например, боялся за жизни остальных членов своей команды под прикрытием… Шон, когда смог самостоятельно дышать — а это заняло пару таких утомительно долгих секунд — встал, схватил своих родителей за руки и бросился на выход из здания суда. Айран решил дать ему время и потом настоять на важном знаменательном разговоре. Так и будет время к нему подготовиться, и выбрать нужные слова, чтобы Шон наконец-то понял, что его любят, ценят, и ни на грамм в нём не сомневаются. А вот омега решил воспользоваться последней возможностью, чтобы дать дёру из города, и больше никогда не видеть своего истинного бесчестного, гнусного, как ему тогда казалось, альфу. Но, видимо, зря Айран дал ему день отдыха, назавтра Шон вместе с родителями исчез из города в неизвестном направлении. Айран бросился к полковнику, но напоролся на крепкий, как скала в грозовую ночь, отказ: — Айран, оставь Шона в покое! Да-да, я знаю, что он твой истинный омега — на твой взгляд — но он так же наш сотрудник, работавший под прикрытием, рисковавший жизнью, побывавший в плену у мафии, и в тисках смерти в коме. Давай дадим ему время прийти в себя, спокойно подумать, сложить, как говорится два плюс два и прийти к четырем самостоятельно и потихоньку. — Но, полковник, куда он уехал? Шон ещё недостаточно стабилен, не очень хорошо себя чувствует… — лепетал альфа, пытаясь уговорить начальника выдать местонахождение искомого предмета любви и заботы. — Вот поэтому я и отпустил его вместе с родителями. Они взяли академотпуск… — Перестаньте, полковник, они уже давно не студенты… — Хорошо, тогда отпуск по собственному желанию. Или просто попросили взять сразу все свои отгулы, за все годы и все операции, которыми пестрит их жизнь, словно тело гепарда пятнами… Они осознали сколько всего было ими упущено за годы работы на органы, и сейчас собираются провести всё своё свободное время с сыном, — на этом месте полковник махнул перед носом Айрана крепко сжатым кулаком, — а ты им не мешай! Свободен, старший сержант! — Но… — Никаких «но», Айран! Будешь «хорошим мальчиком»: тихо и мирно подождёшь несколько месяцев, и я сам лично устрою вам встречу, — полковник Колфилд вернулся за свой стол, сел и продолжил, — но у тебя будет всего один шанс поговорить с Шоном по душам, убедить его остаться с тобой навсегда — ты ведь именно этого так жаждешь! Так что работай спокойно, а по вечерам готовь «великую речь», можешь репетировать даже перед зеркалом. Упустишь свой шанс, другого не будет! А пока, старший сержант, свободен! Время опять тянулось медленно, Айран уже назавтра твердо решил, что и как именно скажет своему омеге. Проговорил всё перед зеркалом два раза, как посоветовал полковник и приготовился ждать, долго и мучительно тянуть время за хвост, как скользкого мокрого угря из воды. — Айран, — полковник вызвал к себе старшего сержанта, когда тот уже потерял всякую надежду на воссоединение со своим омегой, — завтра в два часа дня в кафе «Козий бисквит». Знаешь, где оно находится? — Да, в центре. — Удачи! Для разнообразия Шон будет там один, без родителей, — улыбнулся полковник и сваха на пол ставки. — Спасибо, я побежал, — Айран рванул к выходу совершенно забыв про субординацию. — Удачи, старший сержант! — улыбнулся Колфилд, предчувствую, что скоро придется выбирать подарок на их свадьбу. * * * — Рот закрыл! Быстро! Говорить буду я! — лютый, словно мороз на северном полюсе, Шон пришёл на встречу заранее, чтобы морально подготовиться к тяжелому разговору, бокал красного полусухого вина удачно помог ему в этом. — Полковник пообещал мне возвращение к оперативной работе, если я с тобой сегодня здесь встречусь. Я согласился, но не для того, чтобы в тысячный раз выслушивать твоё враньё и отмазки… Я буду сам говорить! Это карма, Айран, я знаю, я посмеялся над любовью Гухолотэ и предал его! Ты — посмеялся над моей и предал меня! Так мне и надо! Принцип бумеранга, моё зло ко мне и вернулось, ещё и в утроённом виде! Так мне и надо! — Шон был серьёзно настроен сказать всё до конца, — Нельзя так со вселенной поступать, нельзя уничтожать истинность! — Вы не были истинными, Шон! Ты сам мне это сказал! Ты служил своей стране, самым трудным образом, рискуя жизнью! — Был шлюхой вселенского размера! — уточнил с сарказмом. — Не шлюхой, а разведчиком! — исправил Айран. На этом месте Шон начал сильно смеяться: — А ты врун и предатель! Используешь людей себе на пользу… Мы сто пудов истинные! — Моя любовь — не предательство и не ложь! — Айран пытался максимально собраться и успеть сказать все свои аргументы, пока омега не сбежал в очередной раз. — Началось всё, я признаю, не очень хорошо. Нас послали выкрасть двойного агента из лап мафии. Но я очень рад, что вызвался на это задание. Иначе как бы мы встретились с тобой? А потом, с первого вздоха, когда я только почуял твой запах — ты тогда подошёл к нашей сцене, аплодируя какому-то номеру — я понял, что ты — мой истинный омега. И тогда же я начал работать под двойным прикрытием: первым против Гуахолотэ и его наркоты, а вторым — против своих же ребят-сослуживцев, скрывая от них мою любовь к тебе. Это было не просто, следить за каждым своим словом и взглядом, врать, скрываться и выкручиваться. Но я не хотел привлекать их внимание к тебе, чтобы не отбили моего любимого омегу. — Что ты несёшь? Ты мне не доверял от слова «совсем»! Ты так и не признался кто ты, плёл что-то об отце военном… — Но это правда, я — потомственный военный, из семьи полицейских. Продолжаю дело отца и деда… Я хотел сказать, кто я на самом деле, но прежде решил, что будет правильным, если и ты признаешь нашу связь. Когда наши запахи соединились, и ты тоже признал во мне истинного альфу, я только и успел сказать, что хочу с тобой поговорить, но в дверь постучали и нам стало не до любых откровений… — Я помню этот момент… — злость Шона сдулась, как воздух из лопнувшего воздушного шарика. — А, отлично, а вот в следующий раз наедине мы встретились только сейчас. Ты поверил всем на свете, но так и не спросил меня! А почему я тогда сразу тебе поверил и рисковал своей жизнью, встречаясь с тобой под носом у Гуахолотэ? Весь мир был против тебя: полковник, разведданные, все связные, оставшиеся в городе, не доверяли тебе… Только я в тебя и верил! И оказался прав! — старший сержант перевел дыхание и продолжил: — Я верил, что мой истинный омега не может быть предателем и трусом, ведь я и сам не такой! Альфа и омега замолчали, вдруг выяснилось, что все остальные посетители кафе молчали и внимательно следили за разборками за их столом. Шон смутился и опустил голову в чашу своих соединённых ладоней на столе. — В нашем мире очень мало настоящего счастья, поэтому нужно бороться за каждую кроху, — альфа уговаривал омегу. — Мы сделаем мир лучше, добрее и счастливее! Я буду любить тебя всегда! Дай мне всего один шанс, и я докажу, что достоин твоего доверия и любви! — Но я, возможно, после того отравления не смогу иметь детей, Айран, — начал Шон с другого края, с волнением ожидая, что ответит альфа на это. — Прекрасно! — альфа осекся, с опозданием понимая, что ляпнул глупость. — Ну то есть, плохо, конечно, но ничего страшного. Захочешь, мы усыновим ребенка или нет, нам и так будет хорошо — друг с другом, — Айран чувствовал, что дело сдвинулось с «мёртвой точки» и теперь нужно просто додавить Шона до полного согласия. — У меня было много сексуальных партнёров до тебя, — омега продолжал проверять альфу на прочность, — с Гуахолотэ я тоже спал… — Мне это совершенно не важно! Что, думаешь, я девственник? — спокойно ответил альфа. — Но ты не доволен? — констатировал омега, рассматривая, как Айран напрягся и покраснел. — Я совершенно точно доволен! Доволен, что ты выжил и вышел из комы. Можно нам теперь идти домой? Пока я окончательно не спился на нервной почве, — Айран и не заметил, как прикончил два бокала вина, уговаривая Шона, — сегодня ты переезжаешь ко мне, я больше никогда в жизни не выпущу тебя из поля зрения, — Айран протянул руку через весь стол и накрыл аккуратную ладошку омеги. — Ладно, я дам тебе последний шанс, музыкантишка-«красавчик», — впервые за всё время Шон по-настоящему улыбнулся, — я знаю, как тебя дразнили курсанты в полицейской академии. — Тебе я официально разрешаю называть меня «красавчиком», другим я за такое зубы выбивал, — Айран встал, обошёл стол и обнял своего истинного Шона. — А мне об этом рассказал лично полковник Колфилд. Вроде бы он тогда был вместе со всеми своими зубами… — Шон встал, прямо в кольце рук Айрана, и тоже обнял его в ответ. Прижался холодной щекой к тёплой шее. — Ему тоже можно… Но больше никому и не когда! — альфа «зарычал», шутливо угрожая собеседнику. Эпилог. Через пару лет. — Так как ты тогда вышел из комы, Шон? — супруги выбирали самые сочные розовые персики на базаре, сегодня утром омеге срочно потребовался персик на завтрак. — Я с детства люблю есть яблоки целиком, вместе с косточками. — Я заметил. Экономишь деньги или жалко выбрасывать продукты? — Вовсе нет! Я с детства готовил себя к оперативной работе, мечтая продолжить дело родителей и стать настоящим агентом. — Я не совсем понимаю, как это связано с яблоками и комой? — Не перебивай меня! Дашь договорить, может и поймёшь! Хотя нет, обычно ты очень тупой, — засмеялся омега, а Айран бросил персики и «схватил» омегу за бока, зная, что тот боится щекотки, — в яблочных косточках — одного яблока — содержится суточная норма йода для взрослого человека. А переизбыток йода в организме ведет к привыканию. То есть меня практически невозможно отравить, в моём организме переизбыток йода, который много чего нейтрализует в крови. — Боже, какие глупости! Первый раз такое слышу! Если бы это была правда, то всех спецагентов заставляли бы есть яблочные косточки каждый день на обед… — засмеялся уже альфа. Но тут же заткнулся, потому что Шон вдруг схватился за живот и начал медленно оседать на землю, закатив глаза. Альфа отбросил кулёк с персиками, который обратно взял в руки, чтобы расплатиться, и подхватил Шона, не давая тому упасть: — Что с тобой? Ты нормально себя чувствуешь? Вызвать скорую? Шон обмяк и не двигался, потеряв сознание. * * * — Ну, мистер Карвер, поздравляю вас, вы с супругом скоро станете счастливыми родителями двойни, — произнес врач, выйдя к альфе в больничный коридор через несколько часов после происшествия на базаре. — Но, доктор, нам говорили, что Шон не сможет иметь детей после отравления и комы. Какая-то химия в крови… — Глупости, у истинных пар, когда они вместе, проходят многие заболевания и отклонения. Вот и ваш омега смог зачать. Вы ведь не предохранялись во время последней течки? — Конечно нет, думали, что всё равно не можем иметь детей, — ошеломленный Айран бросился к молодому врачу-бете и обнял того так сильно, что аж кости затрещали, — я так счастлив, доктор, спасибо! — Ой, ну, хватит, пустите меня! Идете и обнимайте своего омегу, — засмущался тот. Айран бросился в палату к Шону и весело произнес с порога: — А я думал, ты отравился своими любимыми яблочными косточками…