И вспыхнет пламя. Зима пришла

Очередной день на Драконьем Камне начался всё так же с мрачных туч и жуткой метели, сквозь которую не было видно даже самых ближайших скал. В самом замке тоже заметно похолодало и всем приходилось кутаться в несколько слоёв одежды и пить чай огромное количество раз, чтобы поддержать в себе тепло. Несмотря на хмурость погоды и печальные вести, которые каждый день по крупицам приходили от тех, кто сражался в Харренхолле, в стенах Драконьего Камня царила радость. Молодые девушки толпились возле колыбели и с умилением рассматривали младенца, который за первый месяц своей жизни заметно окреп. Новорождённый Оскар стал настоящим чудом и какой-то диковинкой. Он отличался густой рыжей шевелюрой, которая была далеко не у каждого ребёнка, и с каждым днём волосы приобретали всё более огненный цвет. Глазки из тёмно-синих постепенно светлели и в них уже проглядывалась знакомая зелень. Местный мейстер был очень доволен состояние малыша и говорил, что он вполне соответствует всем доношенным детям. Но, конечно, больше всех была рада Джоанна. Она в прямом смысле практически не отрывалась от кроватки. В те моменты, когда Оскар спал, девушка просто наблюдала и бормотала под нос колыбельные. Когда мальчик плакал, она прижимала его к своей груди и одаривала нежными поцелуями. Одним словом, Джоанна полностью погрузилась в материнство и совсем отстранилась от всех раздражающих её факторов, таких как леди Рослин. Старуха не упустила возможности написать письмо с поздравлением и чётко отметила, что как-то очень рано родился этот ребёнок. Ланнистер только могла предполагать, как это карга так быстро обо всём узнала. — До чего же он милый, — проворковала Лейна и по-доброму улыбнулась. — И правда, настоящая прелесть. Какое счастье для тебя, Джоанна, — вторила Алирия. Если в словах Лейны чувствовалась искренность, то вот Алирия говорила всё словно сквозь зубы. Впрочем, Ланнистер не было дела до зависти этой девчонки. Дело тут было не в новорождённом Оскаре, а скорее в том, какой статус теперь носила Джоанна. Буквально накануне вечером пришло ещё одно письмо, где сообщалось о героической гибели Хостера Талли, что напрямую означало то, что теперь Рональд новый правитель Речных земель. — Материнство украсило тебя, — подметила принцесса, оценивая Ланнистер взглядом. Выглядела Ширея очень измученной. Кто знал, что страшная тошнота всё-таки настигнет её на таком сроке. Баратеон мучилась от слабости с утра до ночи и плохо спала, ела она через силу, а потом эта же еда выходила из неё бурным потоком. Несмотря на это, принцесса старалась всё так же общаться с фрейлинами и другими обитателями замка. Живот её заметно вырос и начал приносить свой дискомфорт. — Скоро и вы познаете эту радость, принцесса, — скромно ответила Джоанна. Она как настоящая львица стояла у изголовья кроватки и внимательно следила за каждой дамой, чтобы там не смела и пальцем тронуть её сына. Мальчик недовольно заворочался и начал кряхтеть, сморщивая своё личико. Джоанна тут же взяла его на руки и стала тихо покачивать, шепча ласковые слова. Остальные девушки в это время расселись на свободные места, а после и сама Ланнистер устроилась в кресле, сильнее прижав сына к груди. — Говорят, что ты отказалась от кормилицы, разумно ли это? — нарушила молчание Эстермонт. Не будь на руках у Джоанны ребёнка, она выцарапала бы глаза этой любопытной леди. Алирия вечно совала свой нос куда не нужно и любила поучать всех вокруг (кроме принцессы, конечно), раздавая глупые советы. Словно Эстермонт прожила уже долгую жизнь и могла поделиться собственным опытом. — Чужая женщина не будет кормить моего сына. Тем более, что я вполне могу это сделать сама. — Ланнистер вообще мало кому могла доверить Оскара. Лишь паре служанок, что были полностью верны ей уже очень давно. Даже собственной матери она поначалу не могла отдать мальчика хотя бы на пару секунд, но постепенно умерила свою ревность. Младенец на руках заёрзал, будто бы почувствовав раздражение матери, и начал похныкивать, пока вовсе не закричал во весь голос. Три юные дамы тактично ушли, поняв, что, должно быть, малышу пора покушать. Дело это всегда было интимным, тем более для Джоанны. В первые дни ей пришлось так расхрабриться, чтобы выгнать саму принцессу. Конечно, её речь была тактичной, не нарушая этикета. Зато после этого Ширея больше никогда не пыталась наблюдать за кормлением. Видимо, сама ощущала, что скоро настанет и её очередь. Только дверь захлопнулась, как Джоанна сразу освободила грудь от лишней одежды и приложила сына ближе к себе. Довольный Оскар моментально успокоился, получив долгожданное молоко. Девушка легонько поглаживала его по спинке и голове, с любовью наблюдая за младенцем. — Мой лев, мой прекрасный сын, — прошептала Ланнистер. — Кушай, чтобы быть сильным и храбрым. Знай, что я никогда не оставлю тебя. Твоя мама всегда будет рядом. — Как бы она хотела, чтобы мальчик уже всё понимал, но сейчас он лишь смотрел на неё маленькими глазками и громко причмокивал губами. Через какое-то время Оскар заснул и Джоанна осторожно положила его обратно в кроватку, накрыв тёплым одеяльцем. Она переживала за каждую мелочь и изводила слуг своими приказами. То в комнате натопили слишком сильно, то, напротив, было как-то зябко, а это значило, что её малыш мог заболеть. Девушка могла видеть в каждом крике Оскара что-то опасное, поэтому мейстер стал очень частым гостем. Ему кое-как удавалось объяснить молодой матери, что с ребёнком всё хорошо, просто иногда мог болеть живот или ещё какая-то мелкая неприятность, свойственная всем младенцам. Убедившись, что Оскар крепко спит, она позвала двух служанок и приказала им не сводить с ребёнка глаз, а сама решила немного прогуляться и разыскать мать. Кейтилин что-то говорила недавно о том, что хотела бы проводить больше времени с дочерью и внуком, ведь кто знает, как скоро они потом увидятся. Поиски не заняли долгое время. Джоанна столкнулась с матерью в одном из коридоров. Та о чём-то беседовала с местной прислугой и что-то активно объясняла. Завидев дочь, она улыбнулась и отослала остальных девушек прочь. — Я как раз направлялась к тебе. Говорят, что ты уже несколько дней не выходила из своих покоев. Мне стало очень тревожно. — Кейтилин осмотрела дочь как можно незаметнее. С виду с ней всё было в порядке, даже лучше, чем прежде. Джоанна так и светилась от счастья. Теперь вместо привычной дерзости она лишь скромно улыбнулась из-за таких переживаний. — Всё в порядке, мама. Оскар был слегка беспокойным в эти дни. Мейстер сказал, что это всё погода так влияет. — Кейт только ещё шире улыбнулась от такого заботливого голоса дочери. Она и правда стала словно другим человеком. Больше не осталось той язвительной девочки, которая без конца любила попрекать мать. Их прервал подошедший стражник, принёсший письмо. Джоанна сразу приметила печать собственного дома. От отца или от братьев? Обе дамы заметно напряглись и Кейтилин не сразу вскрыла письмо. Должно быть, её терзали какие-то собственные волнения. Сначала дошли вести о смерти мальчишки Хайтауэра, затем о лорде Бенджене, потом о лорде Хостере. В этот замок перестали приходить хорошие новости, оттого и было так тревожно. Леди Ланнистер неуверенно сломала печать и развернула совсем маленький листок. Не успела она прочесть и двух слов, как тут же потеряла равновесие и лишь успела приложить ладонь к стене, чтобы не упасть. Её лицо моментально побледнело, а руки, покрытые еле заметными морщинами, затряслись. Женщина так часто задышала, словно в замке закончился воздух. — Мама? Мама, что такое? Что там? — Джоанна вырвала письмо из рук матери и принялась читать. Она глотнула воздух и горло её тут же обожгло, сердце так гулко забилось и все силы будто бы покинули девушку. Письмо просто упало на холодный пол, но его приземление отдалось гулким ударом в ушах. Джоанна медленно развернулась и пошла вперёд, сама не понимая, как ноги могли двигаться. — Джоанна! Джоанна! — крикнула ей вслед Кейтилин, но девушка даже не обернулась. Она не слышала и не видела ничего перед собой, только серый коридор и собственные ноги, что уже готовы были запутаться в подоле платья. Ланнистер в каком-то бреду добралась до своих покоев, распахнула дверь и оглянулась по сторонам. Все предметы смешались в одну массу. Виски в голове готовы были взорваться, а слёзы, что скапливались в ней всё то время, что она шла, готовы были прорваться наружу. — Все вон! ПОШЛИ ВОН! — прокричала она на бедных служанок. Те в недоумении сделали книксен и побыстрее оставили свою госпожу наедине с ребёнком. Джоанна не знала, куда деть свою боль, куда выместить эту злость вперемешку с отчаянием. Она со всей дури ударила по столовым предметам и сбросила их на пол. Подлетела к кровати, схватилась за подушку и начала беспощадно трясти её, пока та не вывалилась с рук. В ход пошла простынь. Её девушка разорвала на лоскуты и откинула в сторону. И только после выхода гнева на неё обрушилось настоящее горе. Слёзы, такие холодные и солёные, прорвались наружу. Джоанна рухнула на пол и просто начала захлёбываться в своих рыданиях. Это было в стократ хуже смерти, хотя откуда ей знать, что такое смерть. Но складывалось полное ощущение, что она умирает, не может дышать, а сердце ныло и сжималось в груди при каждом крике. Да, Джоанна уже не просто рыдала, а кричала настолько громко, что звонкий голос срывался на хрип. — Джери, мой Джери, — то ли прошептала, то ли прохрипела девушка. Такого просто не могло случиться, это было какой-то плохой шуткой или страшным сном. Джоанну всю разрывало изнутри. Она потеряла не просто брата, она потеряла своё сердце, свою душу, человека, которого любила так сильно, что кружилась голова. Они пришли в этот мир вместе, а теперь Джеральда не стало и сама жизнь словно остановилась. Рыдания девушки не прекращались, а только усиливались. Казалось, что уже должны были закончиться все силы и все слёзы, но они откуда-то брались снова и снова. Из-за истошных криков Джоанны проснулся Оскар, который тоже сразу закатился в плаче. Девушка, не помня себя, не чувствуя собственного тела, поднялась на ватных ногах и смогла вытащить ребёнка из кровати. После чего снова опустилась на пол и прижала мальчика к себе, продолжая плакать в унисон с ним. Ушло что-то намного большее, чем родной человек. Джоанне даже казалось, что она не будет так скорбеть по родителям, когда те уйдут, не будет плакать по Гарольду или Тайвину, она и по Реджи проронила не так много слёз. Но Джери был не таким, как все они. И пусть он отвергал её любовь, пусть обижал словами и действиями, Джоанна не переставала любить и дорожить им. По прошествии нескольких дней боль совсем не утихла. Девушка продолжала периодически плакать, особенно ночами, когда никто не мог её побеспокоить. Словом, она совсем закрылась в своих покоях и не желала никого видеть. Хотя посетить её пытались многие. Милая Лейна очень долго стояла возле двери Джоанны и говорила всякие поддерживающие слова, хоть они не были подругами. Не приходила только мать, но по словам прислуги ей совсем стало худо, так что та слегла с горячкой. Благо болезнь быстро отпустила безутешную леди Ланнистер и она всё-таки решила навестить дочь, прекрасно зная, что та страдает вдвойне сильнее. Кейтилин приятно удивилась, когда дочь впустила её. Джоанна расхаживала вдоль окна и укачивала сына, а тот всё никак не мог перестать плакать. Сама девушка явно была уже на пределе, сам вид говорил о том, что она не спала всю ночь, а может быть и больше. Мальчик от таких укачиваний только сильнее и сильнее плакал. — Дай его мне, — попросила Кейтилин, протягивая руки. — Ну же. — Джоанна нехотя передала сына своей матери, но только потому, что сама уже еле стояла на ногах. На удивление мальчик постепенно стал успокаиваться и вскоре совсем затих. — Они очень чувствительные в этом возрасте. Если ты расстроена, то и он будет расстроен. Если тебе плохо и ему будет плохо, — пояснила леди Ланнистер. Кому как ни ей было знать о том, как тесна связь между матерью и ребёнком. Джоанна ничего не сказала, только отвернулась к окну и уставилась в одну точку. Она наблюдала за тем, что происходит на улице и не понимала, день сейчас или ночь, всё смешалось. Оскар окончательно успокоился и Кейтилин уложила его в кроватку, заботливо обложив подушками и накрыв одеялом. Женщина долгое время смотрела на спину дочери и не знала, с чего начать разговор. — Я потеряла уже четверых детей, — с грустью произнесла Кейт, припоминая прошлые потери. Женщина не знала, за что судьба так порой жестока с ней обходилась. Она отбирала самое ценное и оставляла после себя только пустоту. — Я должна сказать, что время лечит. Но если я так сделаю, то солгу. Ничто не лечит, эта боль, она никогда не пройдёт. Её лишь можно притупить, найдя счастье в чём-то другом… или ком-то, — леди Ланнистер покосилась на спящего младенца. Джоанна продолжала молчать. Что ей нужно было сказать? Что ей жаль? Пусть она будет ужасной дочерью снова, но у неё не было никаких слов поддержки, они просто не находились. — Знаю, что наша боль отличается. Я потеряла сына, а ты… любимого, — почти шёпотом добавила Кейт. Джоанна тут же повернулась к ней, в глазах читался вопрос. Леди Ланнистер присела на кровать и сложила руки перед собой. — Когда мы отправили Джери в Старомест, нам казалось с твоим отцом, что это верное решение. Ваши детские фантазии должны были уйти. С ним всё так и случилось, но не с тобой. — Как? — только и прохрипела Джоанна. — Я же ваша мама. Мне видно многое, то, что совсем не очевидно. Я знаю каждую вашу эмоцию, каждый взгляд. Неужели бы я не заметила то, как ты смотрела на него? — Кейтилин печально покачала головой, а затем встала. Это всё, что было в её жизни — дети и любящий муж. То, о чём она всегда и мечтала. Только она никак не думала, что пропустит через себя смерть детей. Она почему-то вспомнила свою мать и смерть Робба. — Ты должна быть сильной. Должна помнить, что теперь ты отвечаешь ещё за одну жизнь. Джери мы уже не вернём, сколько бы слёз не пролили. Но он всегда будет с нами. Его часть всегда будет жить в твоём ребёнке. — Теперь Джоанна ещё сильнее побледнела. Откуда её матери было знать правду? Сердце так неестественно забилось в груди от волнения. — Не волнуйся, никто никогда не узнает об этом, — последнее, что сказала Кейтилин перед тем, как покинуть комнату дочери. В этом и заключалась настоящая сущность матери. Несмотря на все пороки и грехи своей детей, она готова была биться за них до конца. Пусть Боги покарают её после смерти, пусть она будет мучиться в другой жизни, лишь бы в этой все её дети нашли своё место и были счастливы.